Читать книгу Я приду, когда будет хорошая погода - Ли Доу - Страница 11

В переулке рынка Хечхона вывеска рыбного ресторана была самой большой и яркой. С наступлением темноты большинство лавок закрывалось, и только водоотталкивающая ткань, накрывающая столы, время от времени хлопала на ветру.

Встреча выпускников старшей школы Хечхона в ресторане на шесть или семь столиков была в самом разгаре. Большие порции сашими были размещены на каждом столе среди тарелок с гарниром, и по мере того, как разговоры становились громче, росло количество бутылок пива и соджу.

Прошло много времени с тех пор, как Хэвон пила крепкое соджу из Канвондо, и, чтобы не слишком пьянеть, она съела керанччим[11]. Хотя шумные встречи одноклассников были ей непривычны, она была рада видеть лица людей, с которыми долгое время не пересекалась.

– Кто-нибудь еще должен прийти?

– Лим Ынсопа еще нет, – ответил кто-то.

Хэвон хотела уточнить почему, но за центральным столом заговорил Чану:

– Ынсоп сказал, что закроет книжный магазин и придет.

Рядом с Чану сидела Боён в полупальто, но Хэвон почти не обращала на нее внимания. Она не думала намеренно избегать ее, но как-то и не было причин для разговора.

– У него книжный магазин? Похоже, он решил здесь остаться.

– Лим Ынсопа же нет в нашем выпускном альбоме. Разве он не заканчивал на год позже?

– Так и было. Он же почти не ходил в школу.

Вмешиваясь в разговор, Чану хитро произнес:

– Ну, раз мы заговорили о прошлом, то давайте хотя бы выпьем.

Хэвон почувствовала себя странно, увидев, как одноклассники улыбаются, разговаривая об Ынсопе.

– Вот как? Почему же я не знала…

– Тебя тогда не очень интересовали люди вокруг, – сказала с улыбкой рано вышедшая замуж за своего коллегу одноклассница, держа на руках свою маленькую дочь и вытирая ей нос салфеткой.

Кажется, она услышала реплику Хэвон. Мин Джиён – она вспомнила ее имя.

– Да?

– Да. Раньше было такое впечатление.

Ее слова не звучали как упрек, и Хэвон подумала, что, возможно, так и было. Ей казалось, что она обращает внимание на других людей, но при этом она все же заботилась больше о своих проблемах.

Хэвон отставила стакан. Боён смотрела прямо на нее. По выражению лица одноклассницы можно было понять, что она хочет много чего сказать, но тут в ресторан вошел Ынсоп.

– Что ж, теперь, когда все пришли, снова нальем по стакану.

Принеся еще напитки, официант поставил новые закуски и забрал грязную посуду. Кто-то нашел пульт, уменьшил громкость новостного канала с настенного телевизора до нуля и постучал палочками по бутылке[12], привлекая внимание.

– Минуту внимания! Были мнения, что двадцать третью встречу выпускников нужно организовать должным образом. Поэтому сегодня мы должны избрать президента, вице-президента и секретаря.

– Нам обязательно это делать? Можно же просто встречаться, – заговорила девушка с противоположной стороны.

– Еще нам нужно что-то придумать, чтобы на случай разных семейных событий мы могли быстро друг с другом связаться и, может, даже отправить венок при случае, не так ли?

– Потому что нам уже тридцатник? Нет уж, спасибо.

Сразу начались дебаты, кто – за, кто – нет, и разразился смех. Прийти к какому-то решению долго не удавалось. Одна сторона пыталась создать что-то вроде комитета, другая же не проявляла к этому особого интереса.

Двухлетняя девочка, сидевшая на коленях у матери, продолжала трогать Хэвон за руку, поэтому Джиён приходилось поправлять детские ладошки дочурки.

– Почему она продолжает прикасаться к тебе?

– Должно быть, хочет рассмотреть рисунок.

Когда Хэвон закатала рукав, за который хваталась девочка, на ее запястье обнаружилась татуировка. Это был геометрический узор, словно нарисованный аквагримом. Одноклассник, сидевший напротив, поднял голову:

– Ух ты, у Хэвон красивая татуировка. Я тоже хочу себе набить, но боюсь боли.

– Хэвон сделала татуировку?

Интерес стал распространяться, как рябь на воде, и она высоко подняла руку, чтобы как следует показать узор.

– Это настоящая татуировка или хна?

– Хотелось бы сказать, что настоящая, но это не так. Тату на одну ночь акриловыми красками. Иногда в зависимости от настроения я что-то рисую.

Несмотря на разочарование от того, что татуировка оказалась ненастоящей, все дружно засмеялись. Рисунок представлял собой острый наконечник стрелы, пересекающий водоворот. В тот день ей хотелось быть немного воинственной. Ынсоп, сидевший у входа, показал ей большой палец.

Девочка рядом с ней снова дернула ее за рукав.

– Ой, извини. Мы тебе не мешаем? – спросила мать девчушки.

– Все нормально.

– Я всегда волнуюсь, когда беру с собой ребенка.

Джиён улыбнулась, словно извиняясь. Она поправила спутанные волосы дочери и прицепила ей заколку в виде помидорки.

Принесли кастрюли с горячим меунтаном[13]. Пустые бутылки из-под алкоголя выстроились рядами. Хоть и было много несогласных, но каким-то образом все же создали комитет. Как и ожидалось, Ли Чану стал председателем.

Хэвон хотела встать, но она сидела в углу. Сиденья были тесными, а пальто и пуховики были сложены рядом с подушками, так что сидящим в ряд одноклассникам пришлось бы согнуться, чтобы она могла выйти.

За столиком, где собрались наиболее общительные, в какой-то момент стали играть в «проверку фактов», раскрывая секреты друг друга.

– Итак, когда тебя поймали с готовыми ответами на промежуточных экзаменах, ты убеждал всех, что это не так. Теперь давайте будем очень честными. Так было ли это списыванием или нет?

– Просите меня ответить? Мои оценки постоянно менялись. И не копайтесь в этом спустя столько времени после окончания университета.

– Вау, ты слышал, что говорит этот придурок? Это реально было.

Вдруг девушка, сидевшая посередине, похлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание, и весело закричала:

– Итак, поднимите руку, кто сделал пластическую операцию.

Затем она сама подняла правую руку.

– Двойные веки считаются[14]?

– Что это за пластическая операция на двойное веко? Любой, кто сделал хотя бы две, поднимайте руку!

Девушка подняла вторую руку и крикнула «ура», вызвав много смеха.

– Почему никто не поднимает?

– Никто не делал. Только ты. Ты что, самоубийца?

– Не может быть! Я вижу по некоторым лицам, – она весело хихикнула, указывая на всех вокруг.

Хэвон рассмеялась и снова посмотрела на часы. Как бы незаметно уйти?..

Внезапно ее глаза встретились со взглядом Чану. Как президент, он выпил все рюмки, предложенные одноклассниками, и в его веселых глазах светилась игривость, что придавало ему зловещий вид. Чану указал на нее и громко сказал:

– Мок Хэвон пытается сбежать. Попалась.

– Я? Чем докажешь?

– Просто посмотрел на тебя и понял.

Он усмехнулся и добавил, но на этот раз с серьезным лицом:

– Хэвон не тот человек, который приходит на встречу каждый год. Я не знаю, когда этот день снова наступит. Самое печальное в мире – это игнорирование чувств, верно? Просто послушай один раз.

– О чем ты говоришь? Скажи так, чтобы было понятно, – упрекнул кто-то рядом.

Чану сначала указал на Ынсопа.

– На этот раз, наш Ынсоп, давай проверим факты… Был один человек, который тебе нравился, когда ты учился в школе. Сейчас этот человек здесь.

Послышались удивленные возгласы:

– У тебя была такая тайна?

– Почему ты спрашиваешь о таком, это подло!

Чану махнул рукой, прося тишины.

– Помолчите. Я должен узнать это сегодня. Иначе, думаю, умру. Кто это был, Лим Ынсоп? Кто тебе нравился?

Все взгляды обратились на Ынсопа. Он почему-то улыбался, скрестив ноги, и выглядел немного смущенным. Он, кажется, не слишком много выпил и был, как обычно, в своем голубом свитере.

– Хочешь штрафную?

Когда Ынсоп попытался выпить, Чану закричал «заберите!», и сидевший рядом молниеносно выхватил стакан и выпил вместо Ынсопа. Кто-то выдохнул и засмеялся.

– Слышал же, иначе Чану может умереть. А может, и пусть?

Парень почесал затылок и спокойно заговорил, словно ничего особенного в этом не было:

– Что ж… Это была Мок Хэвон.

На мгновение все замерло, а потом словно по щелчку послышались взрывы смеха и аплодисментов. А Хэвон была сбита с толку. Что только что произошло? Она не верила своим ушам, а Чану с облегчением улыбнулся.

– А сейчас?

Ынсоп ответил:

– Да брось. Первая любовь – дело прошлое.

– Они очень давно не виделись. Должен был остыть.

Кто-то вздохнул, а кто-то вмешался:

– Тише. Давайте теперь послушаем человека, которому признались.

Все внимание сосредоточилось на ней. Как выйти из этой ситуации? Как реагировать – сделать вид, что ничего не слышала, потому что была пьяна, или вдруг нахмуриться… Наконец Хэвон ответила как бы в шутку:

– Десять лет прошло, раньше нужно было признаваться.

Был ли это приемлемый ответ? К счастью, тему разговора сменили. Она не знала, какое выражение лица было у Ынсопа, потому что не смотрела него, но Хэвон чувствовала себя сбитой с толку. Кажется, что после получения признания в любви собеседник сразу повернется. У него не будет времени ни на трепет, ни на понимание того, что произошло.

Когда в глазах Хэвон отразился упрек, Чану сложил руки вместе, словно требуя внимания, склонил голову и широко улыбнулся. Все никак не уймется. Покачав головой, она схватила стакан и залпом выпила его.

Той же ночью

На прикроватной тумбочке рядом с кроватью, где спала тетя, Хэвон поставила термос и чашку с кёльмёнджа-ча[15]. Каштан, который дремал, лежа на животе, украдкой посмотрел на нее и почему-то пошел следом.

– Ты умеешь подниматься по лестнице? Я думала, ты живешь только внизу, ты же тяжелый.

Каштан проследовал в комнату Хэвон на втором этаже, обнюхал все закоулки и тихо сел у ножек стула.

На столе лежал рисунок, нанесенный акриловыми красками. Благодаря дорогому сорту бумаги работать кистью было одно удовольствие. На нем были изображены поля и яркая лунная ночь. Через раздвижную дверь черепичного дома с вывеской книжного магазина падал желтый свет. Снег устилал каждый сантиметр крыши, а ночной ветер колыхал тонкие листья ивы у входа. Скутер словно задремал, прислонившись к стене, а две сороки на крыше смотрели на луну.

На самом деле ивы у магазина не было, но Хэвон рисовала, немного фантазируя. Она хотела изобразить на новогодней открытке зиму и весну рядом, раскрасив снег на крыше в белый цвет, а листья ивы в голубой. Рисунок на ее запястье, который она нанесла днем, исчез, и теперь на нем были изображены два листа ивы. Ей нравилось ощущать связь с тем, что изображено на картине.

«Ва-ак».

Странный звук эхом разнесся по ночному небу. Хэвон остановила кисть. Каштан нервно поднял голову и навострил уши.

«Ва-ак».

Услышав это во второй раз, Каштан залаял и быстро сбежал вниз по лестнице.

– Спокойно! Иди сюда. Тебе нельзя выходить.

Хэвон поспешно последовала за ним, уняв пса, который стукнулся мордой о запертую входную дверь, и вышла наружу.

С огорода донесся какой-то шорох. Было непохоже, что это человек. Тихо встав в тень уличного фонаря, она стала наблюдать. Лось, выкапывавший несобранный замерзший урожай, поднял голову. Человек и зверь молча смотрели друг на друга. Время как будто остановилось…

Затаив дыхание, она смотрела, как лось снова опустил голову и начал находить и поедать замерзшие овощи. На тропе, ведущей к горе, послышался звук шагов. Хрустнула сухая ветка.

– Хэвон, что ты там делаешь?

Лось взревел, и она коротко вскрикнула от неожиданности. Животное в одно мгновение убежало в сторону горы, и от всего произошедшего осталось лишь мимолетное чувство.

Шаги принадлежали Ынсопу.

– Ой, как ты меня напугал, – она приложила руку к груди.

– Я сам испугался.

Ынсоп оглянулся на то место, где исчез дикий зверь. Тропа, конец которой терялся во тьме, была черной как смоль.

– Это лось.

– Лось?

– Да. Зимой в горах им нечего есть, поэтому они спускаются в деревню.

Он выключил фонарик, который держал в руках, и сунул его в карман куртки. Хэвон наконец глубоко вздохнула и расслабилась. Оказывается, большое животное, похожее на оленя, пришло сюда в поисках еды.

– И это он так ревел? Такой неприятный звук.

Ынсоп улыбнулся:

– «Ва-ак», такой?

– Да.

– Да, так ревет лось. И не подумаешь, правда?

Хэвон перестала улыбаться. От него исходила холодная и одинокая аура, словно он ходил в горы ночью.

– Что ты делал ночью в горах?

– Последний автобус уже ушел, пришлось прогуляться.

– Из центра города досюда?

– Всего час по горной дороге.

Для него это было обычным явлением. Гора позади была ему знакома, как второй дом, и по ночам, когда он не мог уснуть, он часто совершал долгую прогулку с фонариком. За время, что он шел, алкоголь, выпитый на встрече выпускников, выветрился. Немного помедлив, парень сказал:

– Надеюсь, ты не обиделась за то, что произошло на встрече.

Хэвон покачала головой:

– Нет, ни капельки.

– Пока шел, подумал, что можно было просто придумать имя.

Ночной ветер был холодным, и Хэвон запахнула кардиган. Взгляд Ынсопа остановился на ее запястье.

– Рисунок уже другой.

– Да. Я нарисовала новый, он мне нравится.

– Можно посмотреть?

Хэвон кивнула и протянула левую руку. Ынсоп взял ее за запястье и осторожно повернул так, чтобы на него падал свет уличного фонаря. Она почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже и неосознанно опустила взгляд. Ынсоп смотрел на нарисованные листья.

– Это ивовый лист.

Казалось, что где-то на глубине его души тускло загорелись огни маяка. Этот свет появился в его глазах, но быстро скрылся.

Ынсоп был озадачен, когда понял, что его сердцебиение участилось. В этот момент парень понял, что это было все то же давнее чувство, которое он помнил, как шутку, написанную в блоге. Он думал, что оно осталось, как блеклый эпизод, потому что исчезло некоторое время назад. Повторится ли эта зима снова? Сердце Ынсопа начало сильно биться.