Читать книгу Что будет дальше - Lidia Step - Страница 4

Когда наступает день, меняющий важную суть во взгляде человека, и мы характеризуем его как «тяжелый»? Когда жизнь кажется гораздо сложнее, чем ты думал? И когда наступает та секунда, после которой мир никогда не станет прежним? Не знаю, как у остальных, но я знала, когда это случилось со мной. Тогда мне было только девятнадцать лет.

Моя работа казалась мне местом беспросветного угнетения. Люди, которые там работали, словно на подбор обладали самыми отрицательными качествами: алчность, лицемерие, двуличие, бессердечность. Были хорошие люди, но я видела, как их с каждым днем все больше сдавливает мир, в котором они пытаются кончиком пальца тянуться к остатку света, к его мизерной щёлочке. Я видела, как с каждым днем потухают их глаза и появляются измученные мешки под глазами, пропадает интерес к жизни, и им уже больше мешает жить эта щёлочка света, чем помогает. Я видела, как они приходят на работу из последних сил, а дома еще семья и дети. Я смотрела и знала, что это не та жизнь, которой я хочу жить.

Каждый делает свой выбор, но иногда это не так просто, как кажется. Сначала ты пытаешься изменить что-то и веришь в лучшее до тех пор, пока окружающая удрученность не начинает менять тебя. По началу все кажется просто – я получил работу, буду пока искать более подходящий вариант, а потом уволюсь. Но подходящий вариант так и не находится. И каждый день превращается в серую бесконечную рутину.

Я ходила на завод, когда мне давали задание написать интервью для мотивирующей корпоративной газеты. И завод – это отдельный мир, похожий на Тартар. Невыносимый шум всевозможных машин, фрезеров, сварок, и стук молотков. Из железных ржавых печей выходит жгучий огонь, люди с измученными лицами выполняют отработанные до автоматизма действия. Их взгляд пуст и безразличен, и кажется, что вся жизнь свелась к тому, чтобы достать обожженный кусок металла, постучать по нему инструментом и отправить его на обработку. На доске висят никому неинтересные планы по выходу годного и уменьшению брака, а люди больше похожи на роботов, которые ровно в двенадцать часов оставляют работу и идут обедать в столовую. Может быть, булочка с маком – единственная отрада в этом мучительном месте, где деньги достаются адским физическим трудом.

Я задавала для газеты простые вопросы по типу «Чем вы занимаетесь в свободное время?» или «Что является вашей главной целью в жизни?». Ответы были почти одинаковые – менялись только люди: «Моя главная цель в жизни – закрыть эту нескончаемую ипотеку», «В свободное время я смотрю дома телевизор», «Смысл моей жизни– дети, пусть у них никогда не будет такой жизни». Все это было похоже больше на страшный сон, чем на жизнь.

К счастью, на завод я приходила очень редко, чему была несказанно рада. Я писала статьи, заметки и публикации для интернет-пространства и печатных изданий предприятия. У меня была творческая работа, но иногда я ненавидела даже просто дышать воздухом, который был в помещении. Буквально, это было так, без преувеличений. Прямо по линии, где находилось главное здание – проходила теплотрасса среди безлюдного пустыря, поэтому, когда я открывала окно – я сразу оказывалась у бабушки в деревне, внутри деревянного уличного туалета с большой дыркой в полу. Иногда в помещении становилось очень жарко, но и дышать токсинами было просто невыносимо.

Я раскладывала новый номер газеты, которую практически никто не читал. Один раз я увидела её в сортире, вместо туалетной бумаги. Мне не было обидно, я понимала, что людям нужно было повышение зарплат, а не фотография уставшего лица, с никому неинтересными заслугами, на плохопропечатаном листке бумаги. Но все равно, руководство видело в газете большой смысл, поэтому ее выпускали каждый месяц. Когда для газеты придумывали название, объявили конкурс за вознаграждение. Победитель – тот, кто придумает лучшее название. Я в нем победила. И я же теперь занимаюсь газетой. Похоже, это интересно только мне, и только я знаю, о чем в ней пишут, точнее, о чем в ней пишу я. Мне официально при всем коллективе вручили подарок – тысячу рублей в книжный магазин- щедрость сияла в глазах генерального руководителя. Я купила книгу, на которую мне пришлось добавить примерно столько же, сколько я выиграла. Это моя любимая книга «Унесенные ветром», я носила ее, чтобы почитать на обеде. Я всегда читала в обед. Меня даже стали называть «девушка, которая читает в обед». Разношу по кабинетам новый выпуск газеты, как подбегает секретарь, почти задыхаясь произносит:

–Агата, где тебя носит? Срочно зайди к Неждановой, она в ярости!

Поднимаюсь на этаж выше, и пытаюсь предположить, что меня может ждать. Вчера отдала на согласование статью о тяжелой работе на заводе, с мечтами, целями и надеждами работников цеха и отдела подкраски, но о ней мне не стоит переживать – я хорошо поработала над детализацией. Я показала их своей подруге на работе. Она была вдвое старше, да и в целом, я была самой молодой во всей компании. Катя оценила мою работу и сказала, что её восхищает моя поразительная способность проникаться чужими жизнями. Слово – мой конёк, я стараюсь им владеть в полной мере, не зря же я закончила курсы по письменной и устной речи. Я подошла к кабинету «406» с надписью «Нежданова Н.Д», не стучусь в дверь, а сразу открываю ее. По правилам рабочего этикета, на работе не нужно стучать перед входом в кабинет.

– Здравствуйте, вы меня звали?

– Что это за хрень?

– Извините?

– Извиняю. Что это за хрень? Это можно только в помойку выкинуть. – Нежданова тычет острым красным ногтем на мою статью.

– Я не вижу, о какой херне идет речь, я вижу только свою работу. – я пытаюсь быть спокойной. У этой тётки явно проблемы с мужиками.

– Нет, это полная хрень! – ярость во плоти смяла бумагу с моим текстом и выбросила его в мусорку.

– Ты для чего здесь работаешь, я понять не могу? Чтобы писать, как людям плохо и тяжело? Где Юрий Борисович? Какие-то дебильные две строчки и фотография размером с копейку. Он – человек, который все это основал! Юрий Борисович – человек с большой буквы. А ты пишешь про какого-то сварщика, тетку с покраски и ещё хрен знает вообще кого. Мы за что твои курсы оплатили? Чтобы ты писала эту чушь?

– Я не собираюсь обсуждать с вами свою работу в таком тоне. Мы вернемся к этому диалогу только после того, как вы придете в себя. – я направляюсь к двери, как на весь этаж раздается пронзительное:

– Стоять! Стоять, я сказала. – я непоколебимо медленно разворачиваюсь лицом.

– Ты ничего не перепутала? Ты забыла благодаря кому ты вообще здесь работаешь, и кто тебя сюда устроил? – мое терпение кончилось.

– Я не вмешиваюсь в чужую личную жизнь.

– Еще раз?

– Я сказала, я не вмешиваюсь в чужую личную жизнь, но полагаю я стою здесь, потому что вас трахает генеральный директор, иначе ни вас, ни тем более меня, здесь бы не было. – скажите спасибо, что я не написала об этом в первом же заголовке, хотя это было бы трудно назвать новостью для всех.

– Ты совсем страх потеряла?! Как ты смеешь мне это говорить?

– Всего доброго. – я снова направляюсь к выходу.

– Встань на место, твою же мать! И закрой эту грёбаную дверь.

– Ты кажется, не понимаешь, где твое место, я постараюсь тебе напомнить. Ты здесь только благодаря тому, что я устроила тебя на должность, для которой ты, как я вижу, совершенно не подходишь. Благодаря мне у тебя есть заработок и место в одном из самом крупном предприятии страны! И ты должна делать то, что я тебе говорю, а не умничать с видом надменной идиотки, вставляя глупые размышления о большой жизни – не доросла ещё.  А я – правая рука человека, который стоит во главе всего этого, чувствуешь разницу?

– Чувствую только, что дерьмом воняет.

– Что ты сказала?

– Я говорю, дерьмом воняет, закройте окно, дышать невозможно.

– Ты думаешь, я тут шуточки шучу? Ты попала в большой бизнес, научись уже держать свой язык при себе. То, что ты принесла мне на стол – не годится даже для подтирания в туалете. Читаю: «Почему, чем больше завод – тем меньше зарплата?». Тогда у меня вопрос «Почему, чем больше башка – тем меньше мозгов?». – да, у меня объёмные волосы с рождения. – Как это вообще понимать? Твоя задача – делать то, что тебе говорят, а не строить из себя никчемного правдоруба. Скажи спасибо директору, который вообще платит тебе бабки. У него одни только ботинки стоят больше, чем ты вообще можешь представить.

– Да пусть он ходит хоть в хрустальных башмачках, мне это неинтересно. Я думаю, это он должен сказать мне спасибо, хотя бы за то, что я даю людям почувствовать значимость их труда и пишу о том, что имеет реальный смысл, иначе эту газету не читала бы даже я.

– Вы можете спросить мнение незаинтересованного лица, – и еще пусть скажет спасибо, что за эти копейки я вообще прихожу на эту работу.

– Да что ты говоришь! Я так и сделала, представляешь! Екатерина подтвердила мои слова, поэтому твоя статья в помойке. – сучка. У меня больше нет подруги.

– В таком случае пусть Екатерина и напишет лучше, а я не хочу больше здесь работать. Я считаю то, что я сделала – это работа, которая стоит больше любых ботинок. Люди – главная ценность компании, и речь идёт не про одного человека. Раз вы не видите этого – я закончу этот бессмысленный диалог. – на этот раз я выхожу из кабинета, и вижу, как пол офиса стоит у двери. Они подслушивали, и не ожидали такого резкого поворота событий. Я пробегаю мимо и не реагирую ни на чьи слова. Мне не нужна ничья поддержка.

– Че встали? Пошли все работать быстро, у вас есть ровно три секунды! – доносится до меня голос Неждановой, пока я спускаюсь по лестнице на свой этаж. Я забегаю в туалет и закрываю защелку. И в эту же секунду слезы льются рекой из моих шокированных орбит. Мне очень обидно, и я чувствую себя униженной. Она не имела никакого права так со мной обращаться. Я держу слезы до последнего, и не показываю их людям. Но настолько опухшие глаза скрыть было уже невозможно, прошло где-то минут пятнадцать.

Я возвращаюсь в свой кабинет и собираю все вещи.

– Агата, я.. не хотела, чтобы..

– Закрой дверь.

– Послушай, я..

– Кать, ты дура? Что я сказала непонятного? – на работе не бывает дружбы. Всех интересует только собственный зад.

Через три минуты я выхожу из кабинета, и очень надеюсь не встретить никого на своём пути. Не удалось. Несколько моих коллег уже обсуждают произошедшее.

– Агата! Ну это фурор! Вот это ты дала жару этой овце, так и надо. Она умеет только хорошо работать тазом, а ты умеешь хорошенько поработать головой.

– Нет, я умею и то и другое. – придурки. Проваливали бы лучше работать. Уверена, что ей в лицо они скажут совсем иные вещи.. Никому нельзя доверять. Дерзко не поддерживаю беседу и выхожу из здания, после чего проверяю в телефоне расписание автобусов. У меня есть 20 минут. Иду, не спеша на остановку, и думаю, как все могло так на меня разом свалиться. Оборачиваюсь на здание с прозрачными панорамными окнами, и один вид почти вызывает у меня рвотный рефлекс. Я уверена, что сегодняшняя сенсация – горячий пирожок для всех в этом офисе, в таких местах такое любят перетирать до дыр: в туалете, в зоне для курения, у кофемашины, на стойке у секретаря, по телефону, в постели..

Пошел дождь, но я даже не тороплюсь добежать до остановки. Я не думаю даже о том, что моя тушь превратилась в черные подтеки под глазами, то ли от дождя, то ли от слез. Это состояние стало для меня чем-то вроде нормы, я забыла, когда последний раз была просто спокойна. Эти две недели были моим выживанием. Нет ничего хуже разбитого сердца – это самая опасная болезнь. Если вовремя не оправиться, то вся жизнь может пойти под откос. Я до последнего не верила, что наша история может так закончиться, и совершенно наивно полагала, что мы со всем справимся, что он со всем справиться.

Внутри начинает жечь, когда подъезжает мой автобус. На улице так темно от туч, у меня создаётся впечатление, что сейчас не меньше девяти часов вечера, либо это просто мое обостренное восприятие. Я зашла в автобус, оплатила проезд и заметила, как буквально каждый человек смотрит на меня. Они, наверное, думают «У нее произошло что-то ужасное».

Сажусь на кожаное коричневое сиденье и смотрю в окно. Я выучила уже каждый дом, каждый закоулок этого маленького города. Пытаюсь вспомнить, видела ли вообще в этом заброшенном частном секторе людей, в миг дома показались мне безлюдно одинокими. Как бы я хотела сейчас увидеть его. Как он бежит по тротуару, чтобы обнять и сказать «я рядом, все хорошо, они получат по заслугам!». Рассматриваю лица прохожих, но его среди них нет. И не будет. Из моих глаз снова потекли слезы.

Расставание – это всегда потеря. Я потеряла не только человека, которого безмерно любила, не только надежду на наше определенное совместное будущее, не только возможность существования в пределах одной реальности под названием «отношения», я потеряла гораздо больше – себя. Мне казалось, что моё имя не идет отдельно от его имени. Мой консервативный склад ума не мог смириться с тем, что не вся любовь – это навсегда. Я всегда хотела, чтобы в моей жизни был один мужчина, с которым я буду строить свою семью, с которым у нас появятся дети, и на улице возле нашего дома будут расти розы. Как же все это оказалось глупо!

«Агата, я хотел бы передать тебе это письмо прямо в руки, но смотреть тебе в глаза я не смогу. Всё, что есть в моей жизни – все благодаря тебе. Я жалею за все свои действия, но.. по-другому я не смог. В самые трудные моменты я готов быть рядом и подставить плечо во всем. Я не буду говорить тебе те три слова, чтобы дальше тебя обижать. Ты – лучшее сокровище, которое я отыскивал, прости меня.»

Эти слова были прочитаны несчётное количеством раз, что каждое слово я помню наизусть. Я анализировала каждую букву, каждую запятую этого письма, пыталась распознать, что означала дрогнувшая рука на месте «те три слова», но из раза в раз я только захлебывалась в собственных страданиях. Как. Он. Мог. Так. Поступить.

Сложно сказать конкретно, из-за чего мне было так плохо, но я и не пыталась этого сделать. Я не смогла какое-то время выходить на работу, вместо этого, я лежала и почти не двигалась, только одеяло на месте грудной клетки едва заметно поднималось вверх и вниз. Ночи превратились в самое жуткое испытание. Окружающая меня тишина с небывалой силой давила мне на перепонки, и стоило мне только закрыть глаза – я видела сон, в котором он снова рядом.  Все, на что мне хватало сил – это изредка подойти к окну, желая увидеть, как он идет ко мне с большим букетом цветов, или проверить экран телефона, чтобы То-Самое-Имя прислало сообщение «выйди, я тебя жду, прости меня за все». Но этого не происходило. Он часто так делал раньше, но видимо его терпение закончилось, либо больше не видит в этом смысла. Минуты казались часами, а дни неделями.

Один раз он приехал ко мне, когда я отчаянно сделала вывод, что я не смогу встать между ним его семьей, и нам пора закончить наши отношения. Он приехал ко мне и ждал возле двери в подъезде. Тогда он и пообещал, что все решит, и никто никогда не встанет, между нами. Я понимала, что это игры с огнем, но, клянусь, я видела слезы из его глаз в тот день впервые в жизни. Я обнимала его так крепко, и боялась признать, что меньше всего на Свете мне хотелось бы потерять его. Уже тогда я понимала, что делаю то, о чем в будущем могу сильно пожалеть, но ни что не сравнится с силой, которая побуждается любовью, и я искренне верила, что у нас все получится – чувства взяли абсолютный верх над разумом – и это был мой осознанный шаг. Если бы жизнь можно было представить игрой, то я поставила на кон всё. Карты не сошлись, и я проиграла.

Я выхожу из автобуса, и мне так хочется уже оказаться дома. Я не хочу смотреть в глаза людям, которые идут мне навстречу. Я ненавижу их за то, что их душа не убита горем. Я почти бегу домой, зная, что там мама, у нее руки имеют лечебный эффект, и это то, что должны прописывать в больницах.

Открываю дверь и вижу.. маму, сидящую на полу у сломанного табурета. Она.. плачет?

– Мама! Что случилось? – я подбегаю и прижимаю мамины руки.

– Не молчи, что случилось? – у меня разрываются остатки живого сердца.

– Твоя мать опять устроила истерику! Все не так ей в нашей жизни! Смотри-ка ты! Я стараюсь сделать все возможное, но вместо поддержки слышу только одни упреки, какие мы нищие и бедные. Мне это все уже вот тут вот!

– Папа, что ты говоришь? Успокойся. – мама плачет навзрыд, закрывая лицо руками. И я не знаю, что мне делать. Я прижимаю мамины руки к грудной клетке, пытаясь успокоить её, как вижу..

– Он тебя ударил?

– Это вышло случайно. Мы немного поссорились. Сегодня последний день, когда мы должны заплатить аренду за квартиру, но денег у нас нет. Я высказала ему о том, что невозможно так больше жить. Он начал выпивать одну за одной, и потерял контроль от злости. Он собирался уйти, но пока я пыталась его остановить, он толкнул меня, и я упала на этот табурет. – меня разрывает ярость, я вскакиваю с места и бегу из кухни в комнату нашей старой однушки.

– Как ты смеешь себя так вести? До чего ты докатился? Я ненавижу тебя, ненавижу за это! Собирай свои гребаные вещи и проваливай отсюда! Ты больше никогда не вернешься на порог этого дома! Ты такой же, как и все остальные мужчины. Ненавижу тебя!!! – и в эту же секунду я падаю на пол, не сразу осознавая, что произошло. Мою щёку начинает сильно жечь, и я понимаю, что папа впервые в жизни ударил меня по лицу, и кажется.. у меня закончились силы. Я остаюсь лежать на полу.

«Родная, поднимайся. Я рядом, любимая. Теперь все будет хорошо.» Я слышу его голос, он снова рядом, какое это счастье! Я чувствую его прикосновения, мне так хорошо. Мне нужно узнать, почему он не приехал раньше. Я очень хочу его увидеть, но не могу открыть глаза. У него такой приятный голос, такой родной. Я до изнеможения хочу видеть его глаза, чувствовать его руки, прижаться к его груди и вдохнуть любимый запах. Сейчас он возьмет меня на руки и спасёт.

«Агата, проснись!». Я открываю глаза и вижу мамино лицо над собой. Я уже лежу на кровати, на улице стемнело, где-то часов десять вечера? Я оглядываюсь по сторонам, вокруг идеальный порядок или.. просто все наши вещи сложены в сумки.

– Нам нужно ехать, милая. Нам нужно покинуть квартиру до утра. Пока ты спала, я собрала вещи.

– Где папа?

– Он ушёл. Ты же прогнала его, забыла? Все будет хорошо, мы справимся. – моя мама- самая сильная женщина из всех, кого я знаю, но сейчас ее голос дрожал. Мы не можем уехать из квартиры.. где мы будем жить? Вспоминаю инцидент, который произошел сегодня днём, но кажется, что с того момента прошло дня три.

– Приложи лед к щеке. Алло? Привет, Анюта. – маме позвонила моя тетя, то есть мамина сестра. Я слышу, как они разговаривают по телефону и договариваются, как скоро мы будем у них дома. Но я не хочу жить у тёти. Сажусь поудобнее на кровати, прикладываю лед к щеке и перебираю все возможные варианты. Мне нужно как-то решить этот вопрос, мне нужно найти деньги. Даже самый дорогой мужчина в моей жизни предал меня и бросил. Беру в руки телефон и вижу много уведомлений с рабочей почты – удаляю и даже не смотрю на их содержание.

«В самые трудные моменты я готов быть рядом и подставить плечо во всем.» Открываю «контакты» и ищу нужный номер. Делаю глубокий вдох прежде, чем позвонить. Гудки. Какие громкие и длинные гудки!

– Алло?

– Привет, ты.. спишь? – мне не хватает воздуха, чтобы говорить без пауз.

– Да, что случилось, Агата, почему ты так поздно звонишь?

– Сколько.. сейчас времени?

– Два часа ночи. Что случилось, твой голос меня пугает? – я совсем потеряла ориентацию во времени.

– Ты мне нужен. Ты можешь приехать?

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Агата, я..

– Прошу тебя, ты мне очень нужен. – я начинаю плакать от того, что я чувствую себя беспомощной. И прошу помощь у человека, который причинил мне самую большую боль.

– Конечно, я буду через.. 30 минут. – Это цифра кажется мне вечностью даже на слух. Он живет в другом городе.. и я понимаю, что ему небыстро добраться, но все же. Сказал бы он, минуты три – было бы куда лучше, чем тридцать.

– У тебя есть деньги?

– Да, сколько нужно?

– 25 тысяч.

– Выезжаю. – кладу трубку. И что будет дальше?