Читать книгу Vox Humana. Собрание стихотворений - Лидия Аверьянова - Страница 30

Ах, нет пути, мне нет пути назад!

Нестройное меня сжигает пламя:

Душа моя – как Соловьиный Сад —

Российскими звенит колоколами.

Едва струится полночь над водой

И гулкий мост свои качает звенья…

Когда б я стать могла чужой судьбой,

Одним неотвратимым совпаденьем! —

Рука к руке. Сарказма нежный лед…

Старинный недруг, нет, Вы не поймете:

У нас, под спудом память бережет

Неву, и ночь, и сердце на отлете.

Алый вечер, влажный ветер.

Он коснулся дней моих —

И с двойной судьбой на свете

Мне расти – и трогать стих:

Знаю, если луч заката

Тонкий путь мой пресечет —

Вот, замкнулась я от брата

В тихий дом и нежный лед;

Если ветер – божий странник —

Сдует радость с губ долой —

Это сердце будишь к ранней

Ты, недобрый княжич мой!

Я не запомню лик такой

На складнях дедовских молелен

– Как мне отпущенный, двойной

Колчан ресниц твоих смертелен.

Червленых дней не расплести.

Плывет туман, как жемчуг зыбкий

– Какие замкнуты пути

Одной дугой твоей улыбки.

Но – ветер из далеких стран —

Я вновь стою в плаще разлуки…

– Каких неизлечимых ран

Не уврачуют эти руки.

Знаешь, в дни, когда я от бессилья

Становлюсь, вот так, сама собой —

Простирают огненные крылья

Ангелы к душе моей слепой.

Ах, я в брод прошла такие реки,

Я прочла, мой друг, так много книг,

Что у лучших опустились веки

И заплакал сам Архистратиг.

Только это сердце принимая,

Ни большой, ни мудрой не зови:

Я такая женщина простая,

Нищая в моей к тебе любви.

Вот, я здесь, в моем плаще разлуки;

Всем ветрам не удержать меня —

Но твои пылающие руки

Мне страшнее моря и огня.

Эта боль в подкошенных коленях —

Снится мне с годами всё сильней:

Головой на каменных ступенях

Я лежу у милых мне дверей.

У тебя глаза – теплеющие страны.

Крылья времени у твоего плеча.

В памяти медовым говором Тосканы

Флорентийская шуршит парча.

Ах, во флорентийских хрониках любили

Так, как мне тебя не полюбить, Андрей:

Наши дни – как связка флорентийских лилий —

Только тень других, высоких дней.

Но под русскими снегами бьется сердце,

Кровь бежит венчальною струей.

О, Флоренция, Флоренция, Фьоренца,

Вот, смотри, ты назван именем ее.

И больших пространств едва тугое пенье

Катится, как в темном кубке жемчуга:

Флорентийской жизни древнее теченье

Входит в северные берега.

Я сказочно богата ожиданьем.

Живу – и дней крылатых не считаю.

За долгий путь вознаградит свиданьем

Старинный недруг – или друг – не знаю.

В полотнах времени идет навстречу

Тот, кто навек назначен мне судьбою. —

О, кто б Ты ни был – знай, Ты мной отмечен:

Благословенье Божье над Тобою.

Взгляни в лицо мое – Твое отныне,

В мои глаза, опущенные строго:

К Тебе, к Тебе ведет меня и стынет

Тропой цветочной райская дорога.

Нет, клекот дней не чувствовать острее.

Но жить стремглав, бездумно налегке —

Не камнем медленным на этой шее,

Но четками на дрогнувшей руке.

И двигаться, шурша, нежнее дыма,

Как Ариаднина струиться нить —

Чтоб было Вам, мой друг, неповторимо

Легко держать и легче уронить:

Ведь с тонкой тенью моего заката

Пути скрестились Ваши и мои —

И сердце Корсунов в гербе крылато

Двойной стрелою смерти и любви.

Крылом любви приподнята над всеми…

Мой ломкий жребий нежен и жесток. —

Глубокой ночью ропщущее время

Глухим прибоем плещется у ног.

В плаще времен мне стройной снится тенью.

Как кипарисы, молодость твоя.

К твоим губам, к узлу сердцебиенья,

Цветком надломленным склоняюсь я.

И жутких глаз я больше не раскрою,

Но ковриком душа простерта ниц —

И смерть едва заметною ладьею

Плывет по краю сомкнутых ресниц.

Орлиный клекот, ветер непокоя,

Сжигая дней легчайшие листы,

В высокой муке, под моей рукою,

О, сердце Корсунов, как бьешься ты!

О, в складках всё одной мечты.

В тисках холодного веселья.

Мне снится, снится, друг, как ты —

Ее целуешь ожерелье.

И, руки спрятав за спиной,

Чтоб не схватить ножа тупого, —

Я, в оскорбленье ей одной,

С трудом придумываю слово.

.. И, верно, голос твой ослаб:

Ее руки рукой касаться…

С улыбкой спит она. Когда б

Она могла не просыпаться!

И часто так, в тугом плену,

Хмельным качаемая зельем,

Я вдруг ей горло затяну

Ей возвращенным ожерельем.

И я справляю свое Рождество:

Стою, смотри, у окна твоего.

И вижу ограду, каток, кусты

И всё, что обычно здесь видишь ты.

Не ты со мной, но большие слова,

Вот, имя твое приходит сперва,

Ложится на сердце крылами букв,

Сухая ладонь приглушает стук.

В круженьи, в тревоге, в плену таком,

Зачем я вошла в этот серый дом.

Мой стройный, высокий, хороший весь,

Андрей, я не знаю, зачем я здесь.

Вздымается жизнь за твоим окном —

И слезы весь мир рисуют пятном,

И ветер – сквозь жуткий нездешний свет —

Качает деревья, которых нет.

А я не та. Опять мой голос ломкий

Над степью лег, под купол синевы. —

Да, туже всех ремень моей котомки

Рукой своею затянули Вы.

Еще я – факел на ветру разлуки,

И я горю, чуть вспомню милый дом,

Когда мой стих я Вам роняла в руки,

Обожжена строфическим крылом.

Развеян теплый пепел вспоминанья.

Спокойной будь. Ты вновь обречена

Уйти. В тебе, как в опустелом зданье,

Нет больше жизни. Только тишина.

Я помню, девочкой, случайно

С судьбою вымысел сплетя,

В полях, под снегом, с болью тайной

Андреев-крест искала я.

Ни волк, ни зверь иной не тронет

Меня, царевну – и домой

Цветок несла я меж ладоней,

Как сердце, данное судьбой.

И вот – Тебя зовут Андреем.

Над нами высятся года.

При встрече – нет, мы не краснеем

И улыбаемся всегда.

Но если, друг, неясны дали,

Твой жребий темен и жесток —

Мне будет крест твоих печалей

Как легкий некогда цветок.

Как дней пустые жемчуга

На теплый пепел сновиденья —

Спадет на наши берега

Вода глубокого забвенья.

Они кричат, слова мои.

Всё ищут выхода и входа

Румяно прожитые дни.

Тревогой скошенные годы.

Как больно мне не быть твоей.

Как мысль терзается сухая.

Квадратный жемчуг наших дней

В последний раз перебирая.

Смотри, как дом распахнут твой —

И снова, дрогнув от бессилья,

Мой голос над твоей душой

Простер надломленные крылья.

Дано мне сердце – сокол меж сердцами —

А мне ему не перебить крыла.

А мне таких – как солнце, как стрела! —

Не удержать бескрылыми руками.

Дай мне взглянуть в лицо твое. Над нами

Редчайший север – небо из стекла;

Его лучи я тихо отвела:

Италии твоей шуршит мне пламя.

Как будет трудно жить мне без тебя.

Одна любовь ладьей сонета правит.

Ровнее стих. Не узнаю себя:

С какой зарей мой сон меня оставит?

Уходит всё. И всё возвращено.

Не страсть стареет – доброе вино.

День раскрывался, как белый подснежник.

Солнце стояло за облачной дверкой —

В Троицын день, благовонный и нежный,

В Троицын день я вошла в эту церковь.

Я – с нерушимой твоей колыбелью,

С темным крылом моего лихолетья…

Воздух струился над плоской купелью

Греческим медом и греческой медью.

В рай позолоченный, к тесной иконе

С веткой березы, прозрачной и узкой:

Здесь обо всем, что к земле меня клонит,

Матери Божьей я всплачусь Корсунской…

В вихре знамен, в молодом большетравьи

Я пронесу через годы тугие

Дрогнувший дар твоего православья,

Выпуклый клекот твоей Византии.

Нет, он другой; не выше и не лучше —

Его собой ты не напомнишь мне.

А я – ну, что ж: на всем твоем огне

Не таю я. Моя дорога круче.

Другим путем – путями всех излучин

Растет любовь, пришедшая извне:

Ей арфой быть в хрустальной тишине.

… И так, как ты, никто меня не мучил.

Каких камней не бросишь ты в меня?

Оставь, хоть в шутку, сердце не разбитым.

Редеет сумрак. Жизнь идет, звеня.

Скажи, что с кубком делать мне испитым?

Улыбки нет. Успокоенья нет.

Нет и другого. Есть – еще сонет!

Я знаю дом: и я когда-то

Жила в такой же тишине.

Лучи такого же заката

Зарю играли на стене.

Мы ценим, первенцы последних.

Воспоминанья хрупкий морг —

И геральдические бредни.

И геральдический восторг.

В другой эпохе безмятежно

Застыли стрелки на часах —

А на столе, как вечер нежном,

Развернут Готский Альманах.

Ты бьешь крылами непокоя,

В роду последнее звено —

И мне горит твое большое,

Чуть розоватое окно.

В ветвях чужих генеалогий,

До света легкий тратя свет,

Ищи исход своей тревоге —

Исхода нет. Покоя нет.

Года разрушат всё, что хрупко —

И нам останется одно:

Из геральдического кубка

Тянуть старинное вино.

Ах, в каких видала сновиденьях

Не тебя, мой княжич – твоего

Двойника ли, ангела – в смятеньи

Разве сердце скажет мне, кого.

Есть во мне стихов тугие струны

И дуга большого мастерства.

Как мне быть, когда таким бездумным

Одиночеством горят слова.

Редкий день пройдет без песнопенья,

Словно церковь, стала я душой.

Увидать в каких бы сновиденьях

Не тебя, не друга – жребий мой.

О, милая любовь моя.

О, сердце, полное смятенья! —

Как неразрывен круг огня —

Тех дней пылающие звенья.

Склоняясь к твоему плечу

Как некогда ко сну и смерти —

В какие бездны я лечу

Какие звезды путь мой чертят?

Я сердцем брошена в снега.

Как Кая ищущая Герда, —

И слов большие жемчуга

Дрожат меж створками конверта:

Растает льдинкой эта ложь.

Придет Она – ты, в злом весельи,

Ей шею трижды обовьешь

Мной сотворенным ожерельем.

Авиньонское мое плененье.

Нет путей к семи холмам покоя.

Дни мои – они лишь отраженье

Рима, затененного Тобою.

Ель качнула треугольный терем.

Италийский воздух, умиранье…

Как живые мысли мы умеем

Отравлять водой воспоминанья!

Редок, счастье, твой некрупный жемчуг.

Снежной пряжей тихо тает – наше.

У меня, во сне, всё губы шепчут:

«Наклонить Тебя – и пить, как чашу»…