Читать книгу Дом шалунов - Лидия Чарская, Лидия Алексеевна Чарская - Страница 13
Глава IX
Печальные мысли Миколки
ОглавлениеСтадо, тихо позвякивая колокольчиками и пощипывая травку, мирно паслось на опушке леса. Любимая Миколкина овца, Белянка, гуляла тут же, с наслаждением лакомясь сочной травой. Миколка сразу понял, что никакого волка и не было и что злые, бессердечные мальчишки хотели только хорошенько его напугать. Чёрные глазёнки Миколки снова загорелись. Он сжал в кулаки свои маленькие, сильные загорелые руки и погрозил ими в ту сторону, где ещё пестрели на лугу цветные рубашонки его постоянных врагов – мальчишек.
Потом он быстро подошёл к Белянке, доверчиво потянувшейся к нему навстречу своей милой, тупой овечьей мордочкой с добрыми, глупыми глазами, и произнёс ласково, заглянув в эти глаза и обняв Белянку:
– Беляночка моя!.. Добренькая… И вы все овечки да барашки мои милые! Одни вы у меня. Как есть одни вы да Кудлашка! Добрые вы мои, одни вы меня не обижаете, голубчики! Спасибо вам, родненькие… Ввек вас не забудет Миколка, право слово, не забудет никогда!
И мальчик прижал голову овцы к своему сильно бьющемуся сердцу…
Белянка доверчиво тёрлась о его грудь и руки и тихо, жалобно тянула своё неизменное: «Бэ! Бэ-бэ-бэ!» Она точно хотела сказать этим: «Не горюй, не тоскуй, маленький Миколка! Я с тобой, твой друг и приятель. Белянка с тобой».
И мальчику показалось, что он понял блеяние своей любимицы. Он крепко сжал кудрявую шею овцы и, закрыв глаза, опустился на траву рядом с ней. В тот же миг что-то неожиданно защекотало голую пятку Миколки, что-то шершавое и влажное прикоснулось к ней. Мальчик испуганно открыл глаза, оглянулся и вдруг тихо, радостно рассмеялся:
– Ты, Кудлашка? Ох и напугала же ты меня!
Чёрная, кудлатая, вполне оправдывающая своё прозвище собака с ласковым визгом отскочила от его ноги, около которой прилегла было тихохонько, и быстрым прыжком очутилась у груди своего друга.
Миколка ласкал Кудлашку, обнимал Белянку и чувствовал себя почти счастливым в эту минуту. Потом он прилёг на мягкий мох, вскинул чёрные глаза к небу и стал думать: «Почему они не любят меня? За что обижают постоянно? Что я им сделал такого, что они дразнятся каженный день да прибить норовят? Неужто всем чужакам так горько на свете живётся?»
Миколка был «чужак», то есть чужой мальчик, из другой деревни. Своя – Миколкина – деревня лежала за добрый десяток вёрст от этой… Здесь, в этой деревне, Миколка всего полтора года. Как это случилось, что он очутился здесь, Миколка помнит отлично. Помнит он своё детство, которое мирно и беззаботно протекало в той, своей, деревне. Помнит и невесёлое, но ласковое, морщинистое лицо «мамки»… Мамка его любила крепко… Никогда не била… Кормила пирогами с маком по воскресеньям, покупала медовых пряников в базарные дни… Мамка была добрая. И Миколка её тоже любил. Он горько плакал, когда она умерла. Мамку схоронили, поставили крест на её могилке, на погосте… Тятька, и без того сердитый и суровый, сделался ещё сердитее со дня мамкиных похорон, стал крепко скучать по мамке, стал пить водку с горя, а под пьяную руку бил Миколку… Вскоре и тятька помер, свезли и его на кладбище и схоронили подле жены.
Теперь круглым сиротой остался Миколка. Один на свете… Собрались мужики со всей деревни и решили так: кормить Миколку даром нельзя, у самих ребят куча. Надо отдать Миколку в соседнюю деревню в пастушки – овец пасти. Там требуется такой пастух. В соседней деревне живёт к тому же одиноким бобылём отставной солдат Михей. У него изба большая. Больно велика для одного, Михей может взять к себе и Миколку заместо сына. Кормить же Миколку будет деревня – за то, что он станет пасти овец.
Так и порешили.
Миколка поселился у Михея в избе, стал пасти баранов и овечек. Михей был злой мужик и под горячую руку частенько колотил Миколку за всякий пустяк. Ребятишки не любили Миколку. Они чувствовали, что он был какой-то особенный, гордый, серьёзный, не лгал никогда, не бранился – не им чета. Миколка тоже не любил ребятишек. Любил он только своё стадо, Кудлашку мохнатую, любил поднебесную высь голубую, лесную чащу любил… Радостно и любо ему было лежать так одному на зелёном мху, на мягкой мураве [8]. Колокольчики овец звучат так серебристо и красиво… В лесу мёдом пахнет, диким левкоем, смолой… Птицы поют… Приветливо, звонко…
Под этот звон, под это пение чудится странное что-то Миколке… Всегда одно и то же чудится, постоянно всё одна и та же картина представляется ему: будто лежит он в белой мягкой постельке, будто пуховые перинки под ним, а голубое стёганое одеяльце его накрывает… И откуда взялись только перинка эта и это одеяльце? Где он, деревенский парнишка, мог видеть всё это?.. Но не только перинка да одеяльце чудились Миколке. Словно в облаке, тихо, неслышно приближается к нему женщина, молодая, прекрасная, с тёмными ласковыми глазами, с руками мягкими и нежными, гораздо более нежными, нежели шерсть на спине его Белянки. Женщина эта склоняется над ним, гладит его волосы своими нежными руками, целует его глаза, щёки и тихо поёт…
И голос у неё нежный, нежный… «Должно быть, у ангелов Божьих на небе бывают такие голоса!» – думается Миколке, и сладко-сладко становится у него на душе… Сердечко мальчика так и замирает в груди… И любит он бесконечно и голос этот сладкий и нежный, и руки эти мягкие, и печальные кроткие глаза, с такой любовью и лаской устремлённые на него, Миколку.
Кто эта женщина, которую он часто видит, точно во сне, Миколка не знает, но он чувствует какую-то особенную радость, когда она является в его мечтах. Иногда ему кажется, что он когда-то, давно-давно, бывал с ней постоянно и что она всё время ласкала, лелеяла его и пела ему ту же сладкую песню… И сейчас он слышит эту песню, нежную и чудную, как дыхание ветерка:
Утро синеет лучистое
В пышном уборе своём,
Солнце встаёт золотистое
Там, за зелёным холмом.
Небо безбрежное, ясное
Светится там высоко,
Но и во время ненастное
В сердце светло и легко!
Ты моё солнышко жаркое,
Ты мой серебряный луч,
Утро весеннее яркое,
Ясное утро без туч!
Мальчик мой, крошка прелестная,
О, как люблю тебя я!
Пташка моя поднебесная.
Радость, утеха моя!..
И видит Миколка, точно во сне, как печальные глаза сияют, как белые мягкие руки нежно касаются его, Миколки…
– Милый мой, хороший мой, родной мой мальчик! – шепчет белая женщина, лаская золотистые волосы маленького пастушонка.
И сердце мальчика наполняется сладкой тоской, глаза невольно закрываются… Тихий сон сковывает его тело, с головы до ног…
– Бэ-бэ-бэ! – громким, отчаянным блеянием пронеслось по лесу. – Бэ-бэ-бэ!
– Гав-гав! – оглушительным лаем залилась Кудлашка.
– Что это? – Миколка в ужасе открыл глаза… Сердце так и упало… Холодный пот разом проступил на лбу. – Господи помилуй!
Огромный волк стоял, оскалив зубы, в каких-нибудь десяти шагах от него, как бы выжидая чего-то. И вдруг, в один прыжок, с горящими хищным огнём глазами, бросился на ближайшую овцу… Новое отчаянное блеяние пронеслось по лесу, и страшный хищник, повалив свою жертву, вцепился в неё острыми, оскаленными зубами…
8
Мурава́ – густая луговая трава.