Читать книгу Счастливчик (сборник) - Лидия Чарская, Лидия Алексеевна Чарская - Страница 11

Шум, гвалт, крик, суета…

В первую минуту Счастливчик совсем глохнет от этого шума. Глаза его плохо различают, что происходит вокруг… Он только что вошел сюда с классным наставником, переданный ему с рук на руки monsieur Диро. Сам monsieur Диро уехал домой, обещав снова вернуться к двум часам, к концу уроков, а классный наставник повел Счастливчика в класс.

В классе точно нашествие неприятеля – такая возня и суматоха. Классный наставник, худенький, тщедушный, болезненного вида, еще молодой человек с сердитыми глазами, кричит с порога:

– Сейчас молчать! Если не замолчите, буду записывать!

Шум несколько стихает. Но возня продолжается. Мальчики прыгают по скамейкам, наскоро роются в ранцах, вынимают книги, кладут их на учебные столы…

Этих учебных столов в классе очень много. Называются они партами. Кроме парт Счастливчик замечает посреди класса большую кафедру для учителя, черные доски, на которых пишутся мелом уроки и задачи, глобус в углу, на стенах карты, пол, залитый чернилами, и электрические лампочки с матовыми колпаками, спускающиеся с потолка. В углу висит образ Николая Чудотворца. В другом углу, около большой изразцовой печки, стоит ящик для мусора. В третьем углу – шкаф со стеклянными дверцами и зеленой занавеской, так что не видно, что спрятано в нем.

Счастливчик охватывает всю обстановку класса одним взглядом. Потом глаза его разбегаются… Мальчики, мальчики и мальчики! О, сколько их здесь, в классе!

– Слушай, Раев, – говорит классный наставник Счастливчик у, – у тебя невозможные волосы. Завтра же изволь наголо обстричь эти вихры.

И он презрительно окидывает недовольным взглядом чудесные длинные белокурые локоны Счастливчика.

«Раев!», «Изволь завтра же!», «Вихры!» – какие новые необычные слова для Киры! Никто еще, никто в жизни не говорил с ним так холодно и строго!

Большие черные глаза Счастливчика поднимаются изумленно на классного наставника, но он уже далеко, его нет в классе. Только из-за двери доносится его надтреснутый, раздражительный голос:

– Через десять минут молитва, – обращается он к мальчикам, – извольте одни стать в пары и идти в зал. Мне надо видеть инспектора.

В минуту Счастливчик окружен тесным кольцом черных курток и любопытных лиц его новых приятелей.

– Вот так новичок! – звучит задорный голос над самым ухом Счастливчика. – Ждали мальчика, а он, нате-ка, девчонка!

– Не девчонка, а овца! Овца… Бэ-бэ-бэ-бэ!

– Просто лохмач какой-то!

– Овчарка!

– У моей сестры точно такая кукла! Нечесаная!

– Здравствуй, Перепетуя Акакиевна! Длинноволосая девица!

Голоса звенели весело, выкрикивали звонко.

Кольцо мальчиков сжималось все теснее и теснее вокруг онемевшего, оторопевшего Счастливчика. Изумленный, растерянный, но не испуганный нимало, Счастливчик только окидывал окружающих его мальчиков своими огромными черными глазенками, точно спрашивая, что им всем надо от него.

Мальчики не унимались. То здесь, то там слышались восклицания:

– Клоп какой-то!

– Лилипут! Карлик!

– Блоха!

– Козявка!

– Братцы, да это тот самый, что так смешно у Арифметики экзаменовался!

– Ей-ей, он самый!

– Как тебя зовут? Эй, ты, Лилипутик!

Кира поднял голову на спрашивавшего. Перед ним стоял мальчик, высокий, тонкий, с маленькими мышиными глазками, бегающими вправо и влево. Около него теснились другие мальчишки: черненькие, беленькие, рыженькие, большие и маленькие, но все до единого, по-видимом у, крупнее, старше и сильнее его, Киры.

Высокий мальчик сразу не понравился Кире: глаза бегают, губы тонкие, злые, в лице задор.

– Ты Москву видал? – спрашивает он.

И не успевает Кира ответить, как обе руки мальчика тянутся к белокурой головенке, крепко охватывают ее около ушей, и Счастливчик в одну секунду поднимается в воздух.

Ему очень больно. Сильные руки мальчика охватывают его так неприятно прямо за уши. И шее больно. Словом, положение далеко не из приятных.

– Вот тебе Москва! Вот тебе Москва, златоглавая Москва! – кричит Кире резко в самое лицо высокий мальчик.

– Оставь сейчас же новенького в покое! – раздается в тот же миг звонкий, сильный голос, и из-за спин товарищей выскакивает плечистый, рослый крепыш с румянцем во всю щеку и с широким, открытым лицом. – Слушай, Подгурин, если ты тронешь еще раз малыша, я тебе так залимоню!

И тут краснощекий порывисто схватывает за ухо высокого мучителя Киры и, раскачивая его, приговаривает:

– А вот тебе в задаток пока. Не тронь в другой раз новичка, не тронь, не тронь!

– Отстань, мужик! – извиваясь как угорь, кричит в бешенстве Подгурин. – Помидор Иванович, отвяжись!

Краснощекий смеется:

– Ага, не нравится! Будешь знать, как маленьких мучить. Вот я тебя!..

– Помидор Иванович, что ты за овцу заступаешься? Ради девчонки ка кой-то лохматой товарищей обижаешь! – раздается чей-то тоненький голос.

Одновременно с этим Кира громко вскрикнул. Кто-то больно и сильно ущипнул его за руку.

Слезы мгновенно застлали большие черные глаза Киры.

«За что? За что они мучат меня?» – вихрем пронеслось в его головке, и ему нестерпимо захотелось домой, назад, к бабушке, Ляле, няне, туда, где все так любят, нежат и ласкают его, Киру.

Краснощекий Помидор Иванович заметил слезы.

– Пожалуйста, не реви, малыш, – произнес он дружески, хлопнув по плечу Киру.

И, повернувшись с живостью к товарищам, он поднял кулак, внушительно потряс им в воздухе и крикнул:

– Кто из вас посмеет тронуть малыша, тому я такой фонарь поставлю, что на всю гимназию светло станет! И это так же верно, как то, что зовут меня Иван Курнышов!