Читать книгу Невозможная девушка - Лидия Канг - Страница 6

На следующее утро Лия разбудила ее в десятом часу. Кора со стоном перевернулась на другой бок – ее сон рассеялся, но кое-что никак не выходило из головы.

Зеленый язык.

Она вздрогнула и приоткрыла один глаз. Лия, чисто умытая и румяная, с чепцом на голове, внесла в комнату корзину с хворостом. Она вымела из камина пепел и подбросила новые ветки на тлеющие угли.

– Я еще сплю, – сказала Кора и нарочито громко застонала. Если долго и громко стонать, Лия приготовит ей яйца всмятку.

– Если бы спала, не разговаривала бы.

– Верно.

– Ну и спи себе дальше, булочки с изюмом уже остывают.

Надо же, ни капли сочувствия!

– Но, Лия…

– Не знаю никаких «но».

Лия наклонилась за грязной одеждой, валявшейся возле кровати. Она высоко подняла брови.

– Опять руки себе разбила? Подралась, поди, с кем-нибудь? Ах, Кора, что бы сказали матушка с тетушкой?

Кора взглянула на свою правую руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь и побаливали.

– Ничего страшного. Нужно помазать мазью, и все пройдет.

– А если фингал заработаешь? Какая же леди с синяками на лице?

– Подумаешь! Тогда я несколько недель подряд буду Джейкобом. Ему свирепый вид даже к лицу.

– Пускай сюда приходят, уж я им устрою газовую атаку! – Лия помахала рукой у ягодиц. – Как раз от вчерашнего портера живот пучит.

Кора рассмеялась и резво вскочила на ноги. Через несколько минут она спустилась вниз в батистовом платье розового и зеленого цветов, затянутая в корсет. Юбка с турнюром подчеркивала ее тонкую талию. На голове был ее любимый парик. Выбившиеся из-под него на лбу и висках завитки настоящих волос придавали ей естественный вид. Несмотря на то что ее видели только Лия и Александр, было важно учесть все детали, которые делали ее Корой. Она взяла себе за правило никогда не смешивать два своих образа.

Кора вошла в гостиную, где уже был накрыт стол к завтраку. Яйца всмятку! Нет, Лия все-таки просто прелесть! За столом сидел Александр. Он никак не поприветствовал ее, уткнувшись в свежий номер «Курьер энд энквайер». Когда Кора была маленькой, он всегда встречал ее объятиями, а иногда даже поцелуем. Сейчас же он вел себя сухо и формально. Ей так не хватало тех старых времен.

Александр был высоким мужчиной приятной наружности. Ему было уже под сорок, на голове у него виднелось много седых волос. Он еще не растолстел и не обрюзг, как многие в его возрасте, – наоборот, выглядел очень подтянуто, как бродвейские денди. В отличие от этих щеголеватых прожигателей жизни, одет он был скромно. Он знал, что красота – это вовсе не шелка и жемчуг. Но что Коре нравилось в нем больше всего – так это его руки. Это были руки скульптора: с длинными тонкими пальцами, сильные и нежные одновременно.

– Как идут дела на работе, Александр? Что с восковыми фигурами? – небрежно поинтересовалась Кора, разливая чай.

– Все отлично плавится, тянется и иногда ломается.

Александр убрал с носа очки.

– Бог мой, Кора! Ты вся в синяках. Видела бы тебя Шарлотта.

Кора положила себе на тарелку булочку и сделала глоток чая. Каждый раз, когда Лия или Александр упрекали ее за образ жизни, неизбежно всплывало имя Шарлотты. Действительно, что бы она сказала? Расстроилась бы? Поддержала бы ее? Кора надеялась, что на небесах ее мать и тетя не занимались обсуждением ее выбора, хотя бы потому, что она сделала его под влиянием их жизни. Это Шарлотта первой придумала, как зарабатывать неплохие деньги на кладбищах. Она сообщала резуррекционистам ценные сведения. Пользуясь полученным ей великосветским воспитанием, она вполне чувствовала себя в своей тарелке на кладбищах для богачей – никто даже и не сомневался, что она приходится родственницей кому-нибудь из покойных. Шарлотта способствовала тому, чтобы могилы богачей постигла та же участь, как и могилы простых людей.

– Я думаю, – задумчиво сказала Кора, – что она мной гордилась бы.

– Сомневаюсь, – холодно парировал Александр, складывая газету.

– Ну и зря.

Вошла Лия, вытерла руки о передник и уселась напротив Коры.

– Как ты разговариваешь с дядей, Кора? О манерах совсем забыла.

Манеры. Одного этого слова было достаточно, чтобы та самая Кора, которая по ночам выкапывала трупы, раздавала тумаки мужчинам и утягивала себе марлей грудь, сразу же замолкала. Александр не был ей родным дядей, но она считала его таковым. Он был рядом с ней, когда она в детстве свалилась с дерева и сломала себе руку. Когда она заболела корью и едва не умерла, он приносил ей лекарства и чуть было не высадил дверь аптеки в полночь. Кора практически заменила им с Шарлоттой их умершего ребенка, но было очевидно, что они так до конца и не оправились от этого удара. С появлением на свет Коры они стали жить скорее как брат и сестра, чем как семейная пара.

Будучи скульптором, Александр сотрудничал с медиками. Он создавал восковые фигуры в анатомических подробностях, которые использовались студентами для изучения строения человеческого тела. Его мастерство позволяло добиться результата, при котором отлитые из воска бифуркация общей сонной артерии и сухожилия кисти руки были неотличимы от настоящих. Кора знала, что ему больше нравилось работать с мрамором и глиной, однако за восковые фигуры платили больше, и он мог оплачивать счета. Сам он сравнивал себя с поэтом, вынужденным, чтобы прокормиться, выпускать бульварные газетенки.

Восковые фигуры были востребованы. Профессора анатомии Медицинского колледжа высоко ценили Александра, и появившиеся анатомические музеи готовы были с руками оторвать его работы: восковые копии сердец и легких, туловища в разрезе с детально воссозданными внутренними органами и кровеносными сосудами. Все люди внутри одинаковы, – бывало, говорил Александр. – Могила уравнивает всех. Шарлотта пыталась добиться всеобщего равенства – хотя бы после смерти.

– Кора, – строго начал он.

– Да? – Она подняла глаза и улыбнулась. – Я тебя слушаю.

– Твоя тетя… Ты слишком увлеклась. Эта работа была временным решением. Сейчас я неплохо зарабатываю и вполне могу обеспечивать вас с Лией всем необходимым. Ты можешь в любой момент бросить работу.

Кора закусила губу. Лия молча ела свою булку с изюмом.

– Нет, не могу, – сказала Кора. – Я не хочу от тебя зависеть. Я благодарна тебе за беспокойство, но что если ты решишь жениться или заболеешь? Нет, я никак не могу отказаться от этой работы.

– То, чем ты занимаешься, очень опасно. И это может плохо закончиться. Если ты непременно хочешь работать, найди себе другое занятие.

– И какое же? – возразила Кора. – Пришивать воротники? Заниматься рукоделием? Работать по четырнадцать часов в день и окончательно посадить себе зрение за пятьдесят центов в неделю? Устроиться к кому-нибудь служанкой за мизерную плату? А Лию я на что буду кормить? А может быть, мне к мадам Эмерó пойти? После вечерних спектаклей там всегда толпы клиентов.

Александр поднял глаза к потолку.

– Я все понял.

– Удачно выйти замуж я не могу: все ищут девушек из хорошей семьи. Каттеры думают, что я давно умерла. Они ни цента не дали тете с тех пор, как она вернулась в город. И я сомневаюсь, что весточка от меня их сильно обрадует.

Кора и не собиралась проводить остаток своих дней в роскошном особняке. Шарлотта рассказывала ей, что женщинам в роду Каттеров – а Кора, как бы то ни было, принадлежала к их числу – никогда не нравилось сидеть в золотой клетке. Бабушка Коры со стороны матери вышла замуж за богатого наследника семьи Каттер и писала сентиментальные романы. А ее прабабка ушла от мужа, чтобы заниматься балетом. Одним словом, по женской линии Каттерам никогда не сиделось на месте. И Кора не стала бы нарушать эту традицию.

– Шарлотта сказала бы тебе то же самое. – Александр потянулся к ее руке. – Я же вижу, что эта работа не приносит тебе удовольствия.

– Неправда. – Кора смущенно отдернула руку. Несмотря на то что она считала его своим дядей, он все-таки оставался неженатым мужчиной. Конечно же, у нее не было предрассудков на этот счет, но мало ли что могло взбрести в голову остальным. – Работа мне нравится. Это в каком-то смысле служение человечеству. Я помогаю врачам лучше разобраться в загадках человеческого тела. Чем лучше они их изучат, тем меньше людей будет страдать от болезней.

– А с Джейкобом что? – встряла в разговор Лия. Она перестала собирать с платья крошки, и это не предвещало ничего хорошего.

– А что с ним?

– Может быть, пора уже забыть о нем? – подхватил Александр. – Возможно, когда-нибудь тебе захочется создать семью?

– Это исключено. Я без него не могу.

Кора не упомянула об этом, но хотя они с Джейкобом по определению не могли одновременно находиться в одном и том же месте, их друг без друга не существовало. Она практически все детство провела в его шкуре. Только когда ей исполнилось четырнадцать и стало тяжело скрывать, что она девочка, Шарлотта перевезла Кору на Манхэттен и начала учить ее вести себя как молодая леди. Тогда Коре было непросто свыкнуться с мыслью, что Джейкоба больше нет, – это было похоже на попытки убедить себя, что отныне ей придется жить без руки или без ноги. И первое, что она сделала, когда начала работать, было возвращение к прежней жизни в образе брата-близнеца. Кора дотронулась до синяков на руке – это были его синяки, их общие.

Лия и Александр не сводили с нее глаз. Кора широко улыбнулась.

– Джейкоб принес нам больше дохода, чем я смогла бы одна. Только благодаря ему мы можем позволить себе жить на Ирвинг-плейс. Это же очевидно. Поэтому я не собираюсь с ним прощаться. Он помогает мне чувствовать себя в безопасности.

Кора приложила руку к своему второму сердцу.

– Наверняка все уже об этом забыли, – проговорила Лия. – Лет-то немало прошло. – От волнения у нее зачесался нос.

– Ах если бы! – вздохнул Александр. – Доктор Грайер о ней людям все уши прожужжал. До самой смерти всем рассказывал о девочке, у которой два сердца.

– Вот видишь, – поддакнула Кора.

Лия вполголоса выругалась. Александр посмотрел на нее так строго, что ей пришлось встать и выйти из комнаты.

Кора сменила тему:

– Недавно открылся Большой анатомический музей. Я там была два раза, но мне так и не удалось побеседовать с его куратором.

– Не нравится мне, куда ты клонишь. – Александр снова уткнулся в газету.

– У меня есть к нему разговор.

– И что ты предлагаешь?

– Ты же с ним знаком. Тебе не раз приходилось бывать в музее.

– Кора, я скорее вымажусь навозом с ног до головы, чем соглашусь тебя ему представить. Фредерик Дункан обращается с женщинами хуже, чем с собаками. А их он режет живьем. Это ужасный человек.

«А по-моему, так лучше Дункан, чем Флинт, – подумала Кора. – Кто угодно, только бы не он». Она спрятала ободранную руку за спиной.

– Пожалуйста, Александр. В музее проводятся обучающие лекции по анатомии. Дункан наверняка желает обойти своих конкурентов. И для этого ему нужно постоянно обновлять материал. Я буду осторожна. До сих пор мне всегда это удавалось. Сегодня после обеда музей открыт. Проводишь меня?

Вошла Лия – она, конечно же, подслушивала за дверью.

– Нож не забудь. А лучше два. Про этого Дункана разные слухи ходят. Люди говорят, тот еще мерзавец.

Кора изящно встала из-за стола. Ее платье идеально подчеркивало фигуру: пышные складки на бедрах, тугой корсет, легкая полупрозрачная пелерина на плечах, слегка прикрывавшая грудь.

– Думаю, он не оставит меня без внимания. Но ты права, Лия.

Лия и Александр без слов остались стоять в гостиной, а Кора, давясь от смеха, вприпрыжку взбежала вверх по лестнице, чтобы дополнить свой туалет парочкой остро заточенных аксессуаров. Встречи с Флинтом сегодня не предвиделось, и это ее радовало. День будет посвящен поиску новых контактов, которые в будущем могут обернуться новыми заказами. И это радовало ее еще больше.

В центр города от Юнион-сквер они поехали на омнибусе. Повозка, запряженная четырьмя лошадьми, была почти до отказа забита пассажирами. На боку омнибуса красовалась яркая надпись «Томас Джефферсон». Водитель встречал каждого нового пассажира криком: «Пошевеливайся! Чего встал? Не загораживай проход!» На всем острове водители омнибуса славились своей язвительностью. Кора и Александр заплатили за проезд и протиснулись назад, к обтянутым красным бархатом сиденьям. Они давно утратили следы былой роскоши, успев послужить уже не одной тысяче людей.

– Когда-нибудь изобретут поезд, который будет ездить над землей, по мосту, через весь остров, – сказал Александр. – Я слышал, о нем уже говорят. Надземная железная дорога. Возможно, и под землей скоро будут ходить поезда.

– Какая нелепица, – отозвалась Кора, зажатая между Александром и одной полной дамой. Как только лошади остановились на углу Энтони-стрит и Бродвея, она первая вскочила с места.

Под руку с Александром они прошли по улице, обходя кучи конского навоза по обеим ее сторонам. Крики водителей омнибусов, стук сотен конских копыт по мостовой и грохот колес действовали на них почти успокаивающе. Эти звуки были пульсом города, его музыкой, обрушивающейся на вновь прибывших ньюйоркцев с первых же минут в порту.

Александр безучастно смотрел прямо перед собой. С тех пор как умерла Шарлотта, он практически никогда не улыбался. Иногда Коре казалось, что все те знаки внимания, которые он ей оказывал: брал за руку или спрашивал о здоровье, – были ничем иным, как долгом, отдаваемым им Шарлотте. Но Кора была благодарна ему и за это. Она ужасно скучала по тому веселому дядюшке, которым он некогда был. Тогда, в ее детстве, он мастерил ей солнечные часы из бумаги и рисовал чернилами рожицы на пальцах, устраивая настоящий кукольный театр холодными зимними вечерами.

Справа от них, за изящными железными воротами, располагалась нью-йоркская больница, а слева – красивое здание Бродвейского театра с развевающимся на крыше флагом. На следующей улице, между галантерейной лавкой и аптекой, виднелся Большой анатомический музей. Снаружи стояли рекламные щиты, и несчастного вида мальчишка с двумя зазывными плакатами прогуливался по тротуару. У входа в музей столпился народ.

На спине у мальчика Кора прочла следующее:

ЗАРОЖДЕНИЕ и РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ:

УРОДСТВА и ОТКЛОНЕНИЯ!

ЛЮБОПЫТНЫЕ ФАКТЫ!

СВЕТИЛА МЕДИЦИНСКОЙ НАУКИ

РАБОТАЮТ ДЛЯ ВАС!

ЦЕНА ЗА БИЛЕТ ВСЕГО 20 ЦЕНТОВ.

«Всего двадцать центов? – пронеслось в голове у Коры. – Неужели и я буду стоить так дешево?» Но она сразу же прогнала эту мысль, стараясь не обращать внимания на слова «отклонения» и «уродства», как будто они не имели к ней никакого отношения.

– Думаю, они хотят переманить к себе посетителей музея Барнума. Там вход стоит на пять центов дороже, – заметила Кора вслух.

– У Барнума есть на что посмотреть. Бородатые женщины, неестественно толстые дети и говорящая машина Фабера. Он серьезный конкурент.

Неподалеку из-за здания городской ратуши выглядывал Американский музей Барнума. На его крыше пестрели флаги разных стран, а между окнами были развешаны рекламные плакаты с изображением причудливых животных. Возле входа стояла кукольных размеров карета генерала Том-Тама – карлика ростом чуть более двух футов.

Кора хотела достать из ридикюля монеты, но Александр жестом остановил ее.

– Деньги не нужны. У меня здесь собственная студия.

Кора удивленно посмотрела на него.

– Вот как? Я думала, твоя студия на Генри-стрит.

Последний раз она была там у него в гостях более года назад.

– Ее я использую для работы с мрамором и глиной или для скульптур, которые отправляю в Филадельфию, – с грустной улыбкой пояснил Александр. – Но заказов немного. Сейчас у богачей вошли в моду картины маслом. А восковые скульптуры почти все покупает Дункан, вот он и настоял, чтобы я перенес свою студию поближе. Так ему удобнее меня контролировать. Мне не хочется это признавать, но он, скорее всего, будет заинтересован и в твоем предложении. Он постоянно охотится за новыми необычными экспонатами.

– А я – за новыми покупателями.

Она запнулась, вспомнив о Теодоре Флинте. Его поведение прошлой ночью явно давало понять, что он хочет быть не просто покупателем – он намерен стать ее главным конкурентом. И все же она почувствовала странное смущение при мысли рассказать о нем Александру.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он, дотронувшись до ее руки.

– Вполне. Я просто не люблю длинные очереди. Давай поскорее войдем.

Александр пробормотал что-то продавцу билетов, тот узнал его и в знак приветствия приподнял шляпу. Внутри здания находились две длинные галереи. Рекламные вывески над ними гласили: «Человеческий организм» и «Здоровье и болезни». Лестница вела на второй этаж, где размещалась выставка всевозможных птиц и животных. Среди ее экспонатов были чучела дикобразов и отрубленные медвежьи лапы, акульи челюсти и бесконечный ряд бутылочек с формалином, в которых плавали сморщенные трупики грызунов. Заспиртованные двухголовые змеи с разинутой пастью косо смотрели на посетителей из стеклянных банок.

– Нам сюда, – сказал Александр, ведя ее за собой по длинному коридору галереи.

– Мы идем в твою студию? – спросила Кора.

– Нет, я пытаюсь найти… А, вот же он.

Вдалеке стоял хорошо одетый господин. На нем были сюртук с шелковой вышивкой, панталоны в узкую полоску с нашитыми на них золотыми пуговицами и черный цилиндр. В руке он держал трость с золотым набалдашником. Из кармана жилета свисала толстая цепочка от часов. Сам он был невысокого роста, среднего телосложения, с ухоженными бакенбардами. Возраст его было сложно определить – его лицо было гладким, как будто бы он, как многие женщины, делал себе на ночь примочки из козьего молока. Но глаза на этом моложавом лице были определенно старше, и это производило странное впечатление.

«Это его Лия имела в виду, когда посоветовала мне взять с собой два ножа? Что за ерунда. Джейкобу хватило бы одного удара, чтобы разделаться с ним».

Между Корой и куратором музея стояла группа из трех человек. Доктор Тилтон и доктор Гуссенс вели оживленный спор с дамой небольшого роста, одетой в черное шерстяное платье в пол. Темные волосы дамы были разделены пробором и закрывали уши. Заметив Кору, мужчины бросили ей отчаянные взгляды, в которых читалась мольба о том, чтобы она прервала наконец их затянувшуюся беседу. Оба доктора не раз помогали ей найти тела с аномалиями, которые она потом продавала Медицинскому колледжу.

Кора шепнула Александру пару слов и высвободила руку. Едва она приблизилась, как дама в черном начала прощаться.

– Желаю вам обоим хорошего дня.

В ее речи явно слышался британский акцент.

Обернувшись к Коре, она смерила ее взглядом. Ее темные глаза сверкнули, как будто бы одного взгляда ей было достаточно, чтобы составить о девушке свое впечатление. Хорошее оно или плохое, осталось неясным. Кора заметила, что ее левый глаз не двигался. Он был стеклянный.

– А это кто? – спросила дама.

Какая грубость! Их еще даже не представили друг другу. От неожиданности Кора не сразу нашлась что ответить. Доктор Тилтон бросился спасать положение.

– До свидания, мисс Блэквелл! Будем рады видеть вас снова.

– Доктор Блэквелл, – поправила его дама.

– Да, простите. Доктор Блэквелл, нам было очень приятно с вами познакомиться.

– Я тоже весьма этому рада. Думаю, мне стоит заглянуть в диспансер на Томпкинс-сквер. Возможно, там найдется что-нибудь для меня.

Она подобрала юбки и удалилась.

– Прекрасная мисс Ли! – Доктор Тилтон был, несомненно, в более благодушном расположении к ней, чем доктор Блэквелл. Он наклонился и поцеловал Коре руку. – Как вы поживаете?

– Неплохо. Ищу новые заказы.

Кора сладко улыбнулась. Оба доктора стояли перед ней гордо выпятив грудь, как два диких селезня.

– Боже, доктор Тилтон, правильно ли я поняла эту даму: она врач?

– Я вынужден это признать.

– Это так необычно. Неужели это правда?

– Да, это так. Она недавно окончила Женевский медицинский колледж. Не понимаю, почему они принимают женщин. Сейчас она ищет работу в Нью-Йорке. Просто поразительно!

По тому, какое у него было выражение лица, доктор Тилтон вряд ли употребил это слово в его положительном значении.

– Как чувствуют себя ваши пациенты? – осведомилась Кора.

Она собирала сведения о пациентах работающих с ней докторов и вела их список в тетради, спрятанной в ее комнате. Кроме нее об этом списке было известно только Лие.

– Ничего нового, – ответил доктор Тилтон, но доктор Гуссенс многозначительно приподнял брови.

– Кое-какие новости все же имеются, мисс Ли. Помните ли вы мисс Руби Беннингфилд?

– Разумеется – девушка с хвостом.

Да, она действительно родилась с хвостом – длиной примерно четыре дюйма. В нем не было костей, он не был покрыт шерстью – просто мягкий кожаный отросток. О нем знали только ее родители и доктор Тилтон. Родители девушки опасались подвергать свою дочь операции в таком юном возрасте, но сама она хотела избавиться от него до того, как ей исполнится семнадцать и ее выведут в свет. К тому же Кора и не рассчитывала в ближайшее время увидеть Руби на кладбище: если не принимать во внимание хвост, девушка была абсолютно здорова. Сгубить ее мог разве что несчастный случай.

– Как она? – спросила Кора.

– Ее больше нет.

Кора ахнула от неожиданности.

– Что вы хотите этим сказать? В каком смысле – «нет»?

– Вышла в магазин за шелком и больше не вернулась. Ее компаньонка утверждает, что они вместе садились в экипаж. Она только на минуту отвернулась, и девушка куда-то исчезла.

– Очень странно. В полицию уже сообщили?

– Конечно, но вы же знаете, как работает наша полиция. Ее до сих пор не нашли. Родители подозревают, что ее убили.

Доктор Гуссенс на мгновение замолчал и задумался.

– Возможно, вам будут интересны новости о другой любопытной пациентке: женщине с опухолью в горле.

– А, Ида Диффорд?

Кора ее помнила. У бедняжки с кашлем выходили… волосы, как бы дико это ни звучало. Trichoptysis. Доктор Гуссенс утверждал, что у нее в горле растут зубы. Кора уже слышала о такой болезни – редкая опухоль легких в виде волос и зубов.

– Опухоль продолжает расти. Мы планируем в ближайшее время прооперировать пациентку.

– Благодарю вас за информацию. Держите меня в курсе дела.

– Непременно, мисс Ли, – пообещал доктор Гуссенс.

Доктор Тилтон с поклоном добавил:

– Пора бы людям наконец понять, что процесс обучения молодых медиков необходимо сделать более открытым и доступным. Студенты не должны тратить время, которое они могут посвятить учебе, на выкапывание трупов. Не к лицу джентльменам охотиться за мертвецами.

Конечно, ведь этим занималась Кора.

Она бросила взгляд на куратора, который собирался уйти в компании какого-то господина, и сделала жест Александру. Тот был рад распрощаться с группой посетителей, обсуждавших восковую скульптуру ноги, которую он изваял для музея.

Вежливо раскланявшись с докторами, они быстро направились к куратору, стоявшему в углу зала, рядом с восковыми копиями внутренних органов – коричневатой печенью и пурпурной селезенкой. Как только они подошли к нему, человек, с которым он разговаривал, повернулся, чтобы уйти. При виде него сердце Коры громко стукнуло и едва не остановилось.

Это был Теодор Флинт.