Читать книгу И зверя нет страшней, чем человек - Лидия Платова - Страница 3

Огромные железные ворота женской колонии номер один открылись.

– Широкова, на выход! – скомандовали в спину.

Сделав неуверенный шаг вперед, я остановилась.

– Давай, давай. Не задерживай, – уже мягче добавила надзирательница, сопровождавшая до выхода. – И не возвращайся сюда больше!

– Да уж, – хмыкнула я, и натянула капюшон куртки поглубже на голову.

Ворота, гулко стукнувшись, закрылись за спиной. Свобода.

Оглядевшись, я втянула носом прохладный октябрьский воздух так сильно, насколько хватило легких. Осужденных, конечно, выводили на прогулку регулярно, но воздух за воротами тюрьмы был свежее, слаще и пах по-особенному. Закинув рюкзак с нехитрым скарбом на плечо, я двинулась в сторону дороги. Дойду до автобусной остановки, доберусь до ближайшего города, оттуда и до родного города N можно добраться. Нужно будет найти телефон и позвонить матери, предупредить о приезде.

Сколько слез было пролито ею в зале суда! Каждое заседание мама билась в истерике, умоляла отпустить меня и уверяла всех в моей невиновности. Но когда суд вынес обвинительный приговор, посчитав мою вину полностью доказанной и определив срок наказания в восемь лет лишения свободы, маму словно подменили. Она сидела каменным истуканом, цвет ее лица становился то белый, то серый. Когда на моих руках застегивали наручники, я звала ее, плакала, умоляла присмотреть за Светочкой, но мама даже не поворачивала головы. Лишь когда меня повели к выходу из зала суда, она бросилась ко мне. Вокруг словно свет загорелся. Я, как могла, направилась телом навстречу. Знала, что приставы не позволят обняться, но очень хотелось почувствовать ее тепло хоть на секундочку. Мой порыв мама прервала резко и грубо, влепив пощечину. Я отпрянула назад, удивленно вытаращившись.

– Светочку? – прошипела она, – я-то присмотрю, а ты о ней забудь! Ребенку не нужна мать уголовница!

Окинув меня презрительным взглядом, она развернулась и вышла из зала суда. Я смотрела вслед и не могла поверить, что эта ледяная женщина только пару дней назад яростно бросалась на мою защиту.

– Еще помиритесь, – тихо сказал пристав, взяв меня под локоть, – отойдет, мать все-таки. Пройдемте.

Опустив голову, чтобы не было видно слез, я молча проследовала за ними. Весь путь до машины мы шли в тишине, а когда меня усаживали в автозак, пристав посмотрел на меня и полушепотом произнес:

– Вы все сделали правильно.

Я кивнула.

За время отсидки мать ни разу не приехала и не отвечала на звонки. Лишь однажды, спустя год, мне передали конверт без обратного адреса. Внутри лежала фотография дочери. Света стояла с большим букетом хризантем на фоне вывески «В добрый путь, первоклассник!».

Моя милая, улыбчивая девочка совсем выросла, а мамы нет рядом. В такой важный день я не смогла проводить ее во взрослую жизнь. Утирая слезы, я гладила пальцем фотокарточку и повторяла, как мантру:

– Все будет хорошо. Все наладится. Все обязательно наладится!

Сунув руку во внутренний карман куртки, я вытащила заветное фото. Казалось, вся моя жизнь была полностью посвящена этой фотографии, на ней теплится душа моего ребенка. Единственное, что поддерживало во мне жизнь и давало силы.

Изображение потускло от времени, фото немного истрепалось от постоянной носки в кармане, но это – самое дорогое, что у меня было.

– Скоро увидимся, – шепнула я и аккуратно убрала фото в карман.

Старый, грязно-желтый ПАЗик остановился передо мной и открыл скрипящую дверь. Из урчащего нутра пахнуло затхлостью и бензином.

– Тьфу, гроб на колесах, – встав на первую ступеньку, подумала я.

Потертые сидения с потрескавшимся дерматиновым покрытием выглядели так неопрятно, что садиться не хотелось. Сколько ехать до города я не знала, плюхнулась на первое попавшееся сидение, поставив рюкзак на соседнее. Никаких табличек с указанием стоимости проезда не было, поэтому я приготовила пятидесятирублевую купюру и, натянув воротник водолазки на нос, откинулась в кресле.

Кондуктор не спешила с обилечиванием, я была единственным пассажиром. Она стояла возле водителя, живо о чем-то с ним беседуя. О чем, я слышать не могла из-за шума и лязга разваливающегося автобуса, но по выразительным взглядам, бросаемым в мою сторону, догадывалась, что речь обо мне. Кондуктор быстро говорила, эмоционально размахивая руками и периодически поднимая указательный палец вверх. Водитель, поглядывая на меня в зеркало заднего вида, согласно кивал.

– Рада, что своим появлением скрасила ваш скучный рабочий день, подумалось мне. Что ж, привыкай, Широкова. Клеймо зечки всегда будет идти рука об руку с косыми взглядами и осуждением.

Плюнув на парочку сплетников, я натянула капюшон поглубже на лицо и отвернулась к окну. У меня целая куча своих проблем, которые нужно решать.

Во-первых, нужно найти телефон, позвонить матери, предупредить о приезде, купить билет до N…

После этих размышлений мой живот заурчал, давая понять, что в списке важных дел явно не хватает обеда.

Когда в далеке начали появляться первые высотки, кондуктор оторвалась от разговора, и направилась ко мне.

– Здравствуйте, – как можно вежливее поздоровалась я, – скажите пожалуйста, сколько стоит проезд?

– Тридцать два рубля, – Кондуктор смерила меня презрительным взглядом.

– Один, пожалуйста, – я протянула ей купюру, изобразив на лице самую приветливую улыбку.

Никак не отреагировав, она взяла купюру в руки.

– Вижу, что один, не слепая. Помельче нет? У меня сдачи не будет.

Я отрицательно мотнула головой.

– У меня сдачи нет, – повторила она почти по слогам и уставилась на меня.

– Давайте тогда без сдачи, – согласилась я, все понимая.

Понимая, что в их глазах я даже не человек, а грязь. Понимая, что она меня презирает только за то, что я сидела. Считает меня ничтожеством. Да и плевать. Ее мнение меня мало волнует.

Оторвав билет, она бросила мне его на раскрытую ладонь и, развернувшись, торопливым шагом направилась к водителю, где уже через минуту снова что-то бурно обсуждая, кривляясь в улыбке.

Автобус остановился напротив старого, видавшего виды, кирпичного здания с выцветшей и покосившейся надписью «Копылино».

Закинув рюкзак на плечо, я встала у задних дверей, ожидая, что их откроют. Но водитель открыл только передние, наблюдая с кондукторшей на мою реакцию. Ладно, я не гордая. Проходя мимо них, буркнула «спасибо», особо ни к кому не обращаясь.

– Зечка, – бросил водитель и сплюнул в открытое водительское окно.

На секунду я замерла. Наглый боров откровенно меня провоцировал.

Развернувшись, я посмотрела на него – отвратительная ухмылка расплылась по его сальной роже.

– Да пошли вы, – сказала я, и улыбнувшись во весь рот, спрыгнула со ступенек автобуса.

Самый важный урок, который я вынесла за последние восемь лет – не вестись на провокации.