Читать книгу Я и Сицилия - Лика Постоленко - Страница 4

Она пахнет морем! С первых вдохов понимаешь, что никогда раньше не слышал подобный запах. Это потому, что каждое море пахнет уникально. Если вы, как и я, прибыли сюда из индустриально-задымленного мегаполиса, вам с первых же глотков сладко-соленого сицилийского ветра захочется пить его запоем. А потом, как ни странно, вам захочется спать. Переизбыток кислорода сделает свое дело, и в первые пару дней, вы будете ощущать легкую сонливость днем, а по ночам спать, как младенец.

Нас встречает тихая улица, стайка детей с велосипедами вдоль дороги, по обе стороны которой, высокие заборы, скрывшие добротные дома местных жителей. Выгружаемся. Под скрип массивных ворот, навстречу бежит маленький терьер, дает себя погладить, и, задрав хвост, семенит вперед, провожая к большому двухэтажному дому. Мы идем сквозь широкий двор, уставленный огромными горшками с цветущими деревьями. Справа под пальмами полукругом стоят изящные столики для отдыха, слева ждет лета еще пустой ярко-голубой бассейн. Со стороны террасы слышится приятный запах выпечки. Даже жаль, что я здесь только проездом.

По цветному мозаичному полу мы топаем в просторный холл.

— Я сделаю тебе скидку за комнату и трансфер, — Филиппо со знанием дела усаживается в кресло на рецепции.

— Спасибо, а почему? — прищуриваюсь я.

— Мне нравится Украина и твой город. Может, когда-нибудь я буду в Днепре, и ты угостишь меня кофе.

Подозрительно рассматриваю хозяина — это у них культура гостеприимства такая, или он между делом решил склеить туристку? Или мне повезло и передо мной просто хороший человек? Бывает всякое…

— Ого, ты выглядишь гораздо моложе, — комментирует Филиппо подробности моего паспорта.

— Ага, я давно большая девочка, — довольно улыбаюсь я.

— Но, я больше, мне сорок пять, — объявляет добродушный хозяин, и по-детски радуется удивлению на моем лице.

Возраст… Порой любопытно, кто первым заговорит — человек о возрасте, или возраст о человеке. Лично я люблю свой возраст. Я всегда его любила. И он всегда отвечал мне взаимностью.

Любая дорога утомляет. В уюте большой двуспальной кровати мое тело ищет отдыха, но глаза, не желая закрываться, хотят новых впечатлений, изучают фото скалистого побережья в массивной рамке над столом, теплые оттенки высокого потолка и плавные изгибы тяжелых штор на окнах. Изысканность, даже в мелочах. Как никому, итальянцам без труда удается гармонично сочетать яркие краски с нежными оттенками, простые, четкие формы с изысканной, театральной подачей.

Будничный продукт цивилизации не дает расслабиться, wi-fi шлет сообщения колокольным звоном: «Дочь, почему ты мне не сказала, что едешь в отпуск?», «Мамуль, как ты добралась?», «Подруга, надеюсь, Сицилия встретила достойно?», «Александра Андреевна, мне нужно срочно с Вами поговорить…» От Сергея ничего. Прислушиваюсь к себе — у меня тоже ничего. Не откликается. Только банальный вопрос из старой песенки: «Почему умирает любовь?» снова всплывает в памяти.

Вопрос простой и абсолютно риторический, поскольку ответ на это «почему» никому, собственно, и не нужен. Какой смысл искать причины, если это конец? Пытаться воскресить то, что умерло? Или причины смерти любви стоит выяснить, чтобы в дальнейшем учесть их для сохранения любви будущей? Если у кого-то это сработало, жму руку. А мне такое видится бессмысленным перетаскиванием старых пятен на чистый лист — никогда содержание новой страницы не станет лучше от прошлогодних клякс.

Но этот вопрос мои клиенты задают чаще всего. Звучит вопрос всегда по-разному: «Он меня бросил…», «Она мне изменила…», «Мы больше не спим вместе…», «Я хочу, чтобы он…», «А почему она…». Эмоциональные откровения в красках описывают жизненные проблемы, но большая их часть не связана со «смертью» любви. Яркость эмоций, переживания, желание докопаться до сути и найти возможность все изменить — говорит о том, что любовь «заболела». Да, такое бывает. Любовь зачастую хрупка и болезненна, но если это любовь, то она может быть живучей, как кошка, с ее девятью жизнями.

Мертвецы не болеют, и, если любовь больна, значит жива. Выяснив это, мы с клиентом отправляемся искать причины и лекарства. Вернее, клиент отправляется на поиски, а я иду рядом и веду его за руку в то место, где спрятаны ответы на все его вопросы — в его душе. Человек может найти их только там, внутри себя, потому что нет никакого другого места, где живет любовь.

Тех же, кто приходит с реально ушедшей, умершей любовью, отличает печальное внешнее спокойствие. Они не эмоционируют, не суетятся, не стремятся что-то изменить. Они только отчаянно хотят избавиться от боли, причиняемой глубокой внутренней пустотой, словно туман, застилающей в их душах свежевыжженные поля несбывшихся надежд и прошлых радостей. И я помогаю им пережить потерю, то тягостное время, когда логичный разум уже понимает, что на пепелище, рано или поздно снова заколосятся травы и цветы, но трепетная душа еще печалится и боится затеряться в потемках вязкой пустоты, в глухом и хриплом: «Больше ничего нет…».

— Ты голодная? — кричит Филиппо из коридора, — Я позвоню в ресторан моего друга, тебя там вкусно накормят, я отвезу!

Вот, как чувствовал.

Благодарно выкрикиваю согласие сквозь закрытую дверь номера, и позволяю всему, что со мной происходит, просто происходить.

Сицилийские апельсины ярче, сочнее и кислее обычных. А сицилийские апельсины, приправленные оливковым маслом, перцем и чесноком — это нечто. Сейчас это мой гарнир к роскошным средиземноморским креветкам, запеченным на гриле. Все картинно выложено на тарелке, и подано под приглушенные звуки итальянской музыки, лично большим и важным шеф-поваром. Лысый, с пиратской бородкой, необычный и изысканный, под стать своему ресторану, он по-дружески обменялся с Филиппо несколькими фразами, подарил мне лучезарную улыбку во время рукопожатия, и величаво удалился.

— Александра, я хочу попросить тебя об услуге, — Филиппо активно накручивает на вилку свои зеленые спагетти, — по возвращении в Украину, передать от меня немного наличных денег для Анны.

Я с трудом отрываю взгляд от живописного блюда в моей тарелке, и вопросительно смотрю на итальянца.

— Мы больше не вместе, но ребенок скоро родится и ей нужно хорошо питаться, — печально и с нежностью поясняет он, взволнованно расправляя рукой складку на клетчатой скатерти.

— Буду рада тебе помочь, — легко соглашаюсь я.

Мне нравится, как он заботится и как говорит об этой женщине. И даже, когда он не говорит о ней, он с трепетом о ней думает.

— Анна жила здесь со мной, и я был счастлив. Когда узнал, что стану папой, честно говоря, растерялся. Для меня это что-то новое. И возраст уже такой, знаешь, эгоистичный, все в жизни сложилось, успокоилось, больших перемен не хочется.

— Ты сказал ей об этом? — интересуюсь я.

— Нет, — трясет головой Филиппо, — Я долго думал, но потом понял, что хочу этого малыша. И чтобы он был похож на меня, и был веселый, как Анна. Я сказал, что люблю их обоих.

— Что же произошло? — спросила я, удовлетворенно отставляя в сторону опустошенную тарелку.

— Мы даже не ссорились. Анна вдруг стала грустной, редко выходила из дома, и однажды сказала, что хочет вернуться в Украину. Я подумал — просто скучает, а она собрала свои вещи и улетела. До сих пор не могу понять почему.

Он действительно не понимает, я вижу это в его темно-сливовых глазах. Он злится, чувствует себя брошенным и не понимает.

— Александра, я уже тоже, как ты выражаешься, большой мальчик, но женщины для меня, по-прежнему загадка. Вот, ты? Ты красивая, можно сказать очень. Нет, правда, — Филиппо жестом останавливает мой протестующий смех, — не смейся, здесь женщина с белой кожей, стройной фигурой и такими рыжими как у тебя волосами — большая редкость. Это красиво. И очень необычно, что такая женщина, как ты, путешествует в одиночестве. Почему?

Увы, для моей страны — это тоже необычно. Как, наверное, для любой другой. Так повелось, что путешествующий в одиночку мужчина — это нормально и всем понятно. А вот женщина без сопровождения — это странно. И даже подозрительно для большинства обывателей. Словно, в отличие от мужчины, женщина сама по себе неполноценна, а женская состоятельность и нормальность обнуляется, если с ней рядом не присутствует кто-то еще.

Официант снова разлил в бокалы желто-хрустальное Пино Гриджо. От сверкания многообещающей жидкости сразу захотелось стряхнуть феминистические мысли про горькую несправедливость со своей рыжей, слегка опьяневшей головы. На самом деле, получив жизнь в подарок, глупо критиковать устройство мира — «будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях». Да, и кто сказал, что быть другой — необычной и странной — это плохо?

— Ты приехала сюда, чтобы найти итальянского бойфренда? — простодушно выдает Филиппо очередной личный вопрос.

Я снова смеюсь. Это правда, весело. Лучшим ответом могло бы стать — «да». А, что? Ребенок выращен, карьера построена, отношения разрушены. Самое время, отправиться в Италию, найти себе горячее сицилийское счастье в лице влюбленного аборигена и жить с ним долго и счастливо. Но легких путей мы не ищем, и мой ответ на вопрос Филиппо: зачем отправляться одной так далеко, где меня никто не знает, где все отличается от привычно ограниченного жизненного пространства, в рамки которого я сама себя давно загнала, где многое непонятно и впервые, где я могу общаться, а могу нет, могу быть такой, как захочу, делать, что хочу, говорить, что хочу, а не то, что от меня ждут другие, и иметь время только для себя… Такой ответ мне в одно слово не вместить.

— Нет, Филиппо, я приехала сюда отдохнуть. И успокоиться. У меня в последнее время было много стрессов и на работе, и дома, поэтому хочется просто побыть одной.

По выражению лица Филиппо вижу, что он не очень-то понимает, о чем я ему толкую, да и вряд ли особо углубляется.

— Но у тебя есть бойфренд? — не унимается он.

— У меня был бойфренд, — отвечаю я.

— Вот! Мы в этом оба похожи — у нас обоих бывшие, — победно заключает Филиппо, — я тоже безуспешно пытаюсь успокоиться с того времени, как Анна ушла от меня.

— Но ты пытался ее остановить?

— Конечно! Я говорил, что хочу быть только с ней, — грустно говорит итальянец.

— А она?

— Она сказала, что любит меня, но решила, что будет жить у матери. Думаю, ей просто надоел мой дом, мой маленький город, — с болью рассказывает он, уставившись в глубину своей кофейной чашки.

Печально. Филиппо по уши увяз в своих эмоциях, и не видит никакого выхода из сложившейся ситуации. А я, слушая его историю со стороны, уже ясно для себя представляю, каким простым могло бы быть решение проблемы. Но, я в отпуске. Я молча сижу напротив и ем свой десерт.

— Сейчас я скучаю, — продолжает Филиппо, — и она скучает. Я каждый день пишу: «Приезжай ко мне!», а она в ответ только шлет мне фотографии. Эту сегодня прислала.

Улыбающаяся беременная женщина с телефонного экрана нежно демонстрирует большой круглый животик. Женщина, из бесперспективного, рабочего городка Восточной Европы, отказавшаяся от жизни с успешным и привлекательным отцом своего ребенка, в одной из красивейших стран мира.

Раннее утро пахнет сдобой. Щурясь от яркого света, я шлепаю в тапочках прямиком на залитую солнцем террасу позавтракать в окружении зеленых пальм и полюбоваться бездонным небом.

Свежие фрукты, джем, сыры, ветчина — Филиппо хлебосольный хозяин, не считая ни калорий, ни минут, мы с милым терьером наслаждаемся едой и погодой.

Похоже в доме туристка я одна. И на рецепции было пусто, и на террасе сейчас никого. Преимущество последних дней межсезонья: уже тепло, но путешественников еще не много, нет чемоданной суеты, шумных соседей. Только неспешное течение местной будничной жизни вокруг. Слышно, как за забором изредка жужжат мотоциклы и машины, вот хрипло открываются ворота, и во двор заезжает небольшой старенький грузовик с двумя крепкими рабочими. Они на итальянском выкрикивают что-то друг другу, и, вооружившись инструментом, спрыгивают в пустой бассейн. Подготовка к лету идет своим чередом.

— Бонжорно! — приветствует меня Филиппо, энергично пересекая широкий солнечный двор, — Как тебе завтрак?

В черных джинсах и ярко-синей футболке он выглядит спортивно, и в то же время по-деловому.

— Великолепно! — благодарно кричу ему в ответ.

— Кушай побольше, а то ты слишком тонкая, — весело кричит он мне.

Смотрю на сегодняшнего Филиппо — серьезный, подтянутый, полный энергии, ловко распоряжается на личных владениях с правом опытного хозяина. Думаю, он будет хорошим отцом своему малышу.

А моя душа расправляет крылья навстречу морю и маленький феат уже ждет за воротами, чтобы отвезти на станцию.

— Позвони, перед возвращением, я заберу тебя с вокзала если будет нужно, — весело улыбается Филиппо, глядя, как я самозабвенно тискаю сытое брюшко маленького терьера на прощание.

— Оккей, в ночь перед отлетом я снова здесь, — протягиваю ему руку.

Он горячо трясет ее, секунду молчит, и все же решается:

— Александра, объясни мне, пожалуйста, как психолог, почему Анна не хочет быть со мной? — наконец-то выдает он давно приготовленный вопрос.

Снова всматриваюсь в сливовые глаза итальянца. Я уверена, Анна хочет быть с ним. Но животик рос, а виза заканчивалась. Ей становилось все тяжелее поспевать за активным образом жизни любимого, встречать любопытные взгляды соседей, продавцов местных лавок, присматривающихся к ее тяжелеющей фигурке, выдерживать мамины звонки, с постоянным: «Что ты себе думаешь?». Это было совсем не то, о чем могла мечтать молодая славянская женщина — беременная иностранка, поселившаяся в доме своего бойфренда. А говорить прямо о своих мечтах и потребностях славянская культура нашим женщинам не рекомендует. «Сам поймет, если любит», — спасибо мамам за иллюзии.

— Как психолог, Филиппо, я бы заставила тебя работать и копаться в себе до тех пор, пока бы ты сам не нашел ответ. И взяла бы за это кучу денег, — весело заявляю я новому другу.

Филиппо передергивает плечами, и снова становится похожим на себя вчерашнего — трогательного и растерянного.

— Но, я скажу тебе не как психолог, а как женщина, — продолжаю я серьезно, — это свободной барышне нужен хороший друг и любовник. А беременной женщине нужен муж.

Мой итальянский друг, глядя на меня, часто захлопал глазами.

— Филиппо, не зови Анну жить с тобой — она не приедет. Позови ее замуж. И она согласится.