Читать книгу Дом моей матери - Лил Миллер - Страница 2

Дом Натали Монне. 11 октября. 1816 год.

Натали взволнованно держала запечатанный пакет, читая имя отправителя. Ей становилось не по себе от удивления. Руки тряслись, сердце начало биться чаще. Закрыв дверь за почтальоном, она направилась к окну, поближе к свету. На улице Лондона была ясная погода, лучи солнца пробивались в окно, освещая комнату. Сжимая крепко в руках посылку, она смотрела на неё, ни разу не моргнув с того момента, как взяла в руки. Натали села в кресло, собравшись духом и распечатав пакет, достала из него толстую книгу которая была обернута в бумагу. Она раскрыла её на первой странице. В центре листа была надпись: «Дневник Мэтта Монне». Положив ладонь на надпись, она закрыла глаза, будто пыталась впитать в себя всё то, что мог чувствовать тот, кто это писал. Приготовившись к худшему, она перелистнула страницу и погрузилась в чтение.

Дневник Мэтта Монне. 16 апреля. 1817 год.

Дорогая Натали, любимая, родная. Ты знаешь, что просто так я не сел бы писать тебе это всё. Я так устал и так потерян. Для меня это единственная надежда на связь с тобою. Надежда на то, что ты получишь письмо поймёшь, что я не оставил тебя одну с нашим малышом. Я бы не поступил так никогда. Поверь мне, любимая, вы для меня всё!

Писать о том, что со мною происходит, труднее, нежели чем думать об этом. Но, наверно, это так и есть. Надеюсь, что смогу передать хоть немного из того, что я пережил.

Натали, дорогая, скорее всего, если этот дневник дошел до тебя, и ты читаешь эти строки, меня уже нет в живых.

Дом Натали Монне. 11 октября. 1816 год.

Натали закрыла книгу и, широко раскрыв глаза, уставилась вперёд, не понимая, что за игру ведёт с ней супруг. Пролистав, она увидела, что каждая строчка написана его рукой и по дням расставлены даты. Остановившись на последней дате – 22 мая 1817 год – она вновь закрыла книгу. Положив её на стол, Натали подошла к окну и стала смотреть вдаль на трубы завода, выпускающие дым. Она прислушалась к шорохам в доме и убедилась, что всё тихо. Пытавшись прийти в себя она вновь села за чтение.

Дневник Мэтта Монне. 16 апреля. 1817 год.

Продолжение.

Я чувствую, что мне осталось не долго. Извини меня, но я уже сам не могу терпеть происходящее. Прости меня за всё! Да, я должен просить у тебя прощения за всё, что сделал тебе плохого, если такое было, за слова и за то, что я вселял в тебя надежду на светлое будущее своей болтовней. Прости меня, любимая! Прости, что оставил вас с сыном одних.

Поверив своим снам, я покинул вас, за что и поплатился. Почему же ты не остановила меня? Нет, я не смею винить тебя в этом! Если бы ты хоть раз сказала, что ты против этой поездки, я бы наверняка остался. Но ты всегда относилась ко всему с пониманием, хотела, чтобы у нас всегда было всё хорошо. Мои нервные срывы и бессонница, конечно же, мешали нашим отношениям. Пониманая всё это, ты отпустила меня.

Помнишь мой первый сон? Он был самым ярким и добрым. Мама стояла на лужайке у дома и звала меня к себе. Меня не было рядом, когда она умерла. Как же было тяжело осознавать, что я не смог попрощаться с тем, кто был так дорог, хотя я и держал на неё обиды в то время. Но сейчас понимаю, насколько это было глупо! Конечно же, ты помнишь как сильно я себя винил в этом, как я не мог решиться посетить её могилу и побывать в доме моего детства. Я не смог приехать даже на её похороны. Какой же я сын после этого! И совсем не странно, что она звала меня во снах, странно было то, что продолжалось это полгода. Каждую ночь, напоминая о себе.

Эти сны пропитали меня всего, каждую клетку моего тела, поглотили разум. Я запутался, где сон, а где реальность. Перестал обращать внимание на всё. Грубил и орал на тебя. О боже, прости меня!

Она умерла пять лет назад. Я не навещал её, когда она была жива, не слушал тебя, когда ты убеждала, что она там одна, и ей хочется видеть нас. Я боялся её, я не знал, о чём мне с ней говорить. Долгое время придумывал диалоги, которые мы с ней могли бы вести вечерами, но они заканчивались очень быстро. Не знаю, что меня с ней связывало, какие силы, и отчего я не находил для неё слов. Ведь она всегда была для меня самым светлым человеком, не считая вас с сыном. Вероятно, я и поплатился за это, за то, что слишком мало уделял ей времени.

Как же я рад, что теперь могу хотя бы писать. Скитания по дому угнетали меня. В доме тяжело спать, еда каждый день одна и та же. Теперь хоть это станет моим занятием, смогу рассказать тебе в подробностях обо всём, если успею. Надеюсь, моих сил мне хватит до конца.

Сегодня в доме светло, а бывают дни, когда тьма поглощает всё вокруг, и я не могу зажечь ни одной свечи. В такие дни я не могу писать, а они бывают часто. По моим подсчетам они бывают каждые десять, пятнадцать дней. Но пока у меня есть время, и я могу писать. Сейчас, конечно же, тебе ничего не понятно, но прошу тебя: читай, не останавливайся, я всё расскажу тебе. Всё, что видел и вижу. Всё, что слышу и ощущаю. Будь готова ужаснуться и поверить. Всё, что я напишу здесь, чистая правда! Тебе придётся поверить в это! Надеюсь, я успею рассказать обо всём.

Начну с того, как я приехал сюда туманным вечером 9 октября. Добирался до места, как и предполагалось, ровно три дня. В дороге всё было хорошо, никаких происшествий, лошади были резвые, и мы ехали довольно быстро. Со мной была молодая семейная пара, они выглядели очень счастливыми и всю дорогу рассказывали мне о себе. А я им рассказывал о тебе и нашем сыне. Хвастался, какие чудесные ты готовишь штрудели.

Боже! На этом я сегодня закончу, но надеюсь, что скоро сяду писать.

Дневник Мэтта Монне. 20 апреля. 1817 год.

Не мог писать эти дни. Дом поглотила тьма. Это ужасно! Прошло столько времени, а я так и не могу привыкнуть к этому всему. О боже! Тьма… Она наступает неожиданно: вначале звуки, скрежет, будто что-то или кто-то рыщет в стенах, а потом тьма. Возможно, это не было бы настолько тяжело, если бы не тишина, которая тоже поглощает всё вокруг. Становится так тихо, что я начинаю слышать как течёт в венах кровь. И это длится уже несколько дней… Тьма и тишина, тьма и тишина. Невыносимо! Не знаю, насколько меня ещё хватит.

Не буду отвлекаться именно на это, может быть, позже, когда это вновь произойдёт, я напишу побольше о том, что охватывает моё сердце в этот момент. Я понимаю, что тебе, вероятно, непонятно, что происходит со мной, но я хочу верить в то, что ты продолжаешь читать. Прошу тебя, не останавливайся. Меня греет мысль о том, что ты будешь держать в руках эту рукопись. Поэтому я пишу так, будто говорю с тобой.

Я начну с самого начала, думаю, сегодня меня больше ничего не отвлечёт. Мне пришлось расписать самому календарь и отмечать на нём дни. По моим подсчетам сегодня 20 апреля. С момента, когда мы виделись в последний раз, прошло уже полгода. Как же это долго!

9 октября я слез с повозки и, попрощавшись со своими попутчиками, решил пройти по знакомым мне тропинкам к дому матери. Мне не хотелось сразу же оказаться там, хотелось пройти, вспомнить детство, как всё было раньше. Я нашёл пруд, в котором резвился почти что голышом, когда мне было шесть лет. Прошёл поле, на котором мы с друзьями ловили бабочек, и дерево, на котором отец вешал для меня качели. Ты должна это помнить, я подробно описывал тебе эти места, хотя ты так и не смога побывать тут. Ничего не изменилось, всё так же, как и в моих воспоминаниях. Чистое небо, сочная трава и манящий сладкий запах липы. Ты же знаешь, как выглядит липа. Она так красива! Её цветки и этот запах просто пьянят.

Я шёл и вспоминал тебя. Мне кажется, что тебе понравилось бы тут. Я хотел бы привести тебе веточку цветущей липы. Ведь в Лондоне такого нет, вечно грязные улочки и смог не дают нам по-настоящему ощутить природу. А тут всё иначе. Должен сказать, что и мне сейчас приходится вспоминать об этом. Ты вскоре поймёшь почему.

Медленно, но верно я приближался к дому, он был таким же белоснежным, как и десять лет назад, когда я был тут в последний раз. Будто ничего и не изменилось. Когда я смотрел на окна второго этажа, на окно комнаты моей матери, мне казалось, что она вот- вот сдвинет штору и появится там. Так же неизменно у дома стоял колодец. Ещё мой дед его вырыл и сложил каждый камень. Вода в колодце была всегда чистая и свежая. Я склонял над ним голову и угукал, словно сова. И в ответ доносилось:

– Угу-у-у.

Отражение всегда рябило и я никогда не мог разглядеть себя там, в глубине колодца. И сейчас я склонился и угукнул, но в ответ не услышал ничего. Из этого колодца, видимо, вместе со мной упорхнул десять лет назад его житель.

Почтовый ящик слегка покосился, но стоял неизменно на своём месте. Открыв его, я нашел там письмо, что показалось мне странным. Не торопясь удовлетворить своё любопытство, я решил посмотреть его содержимое в доме. Знаешь, к двери подошёл именно тот ключ, над которым ты постоянно смеялась, тот корявый невзрачный ключ. Она так и не поменяла замок. Она его не поменяла, она знала, что я когда-нибудь вернусь! Знала и ждала!

В доме до меня кто-то явно был: в нём было слишком чисто. Хотя и говорили, что он заброшен, но я чувствовал, что кто-то за ним присматривает. Кто-то в нём, возможно, жил. Камин был тёплый, чашки на столе стояли чистые. Всё так, как когда-то, когда была жива мама, когда я приходил домой один, а она была ещё на работе в полях. Я входил в дом, в его светлые коридоры и проходил по запаху на кухню, на которой меня всегда ждало что-то вкусное. Иногда за столом сидел отец.

Закат своими золотистыми томными лучами освещал комнату, создавая на полу его тень. Мы сидели с ним за столом: он на одном краю, я на другом. Он притворялся, что не видит меня, меня это задевало. Я громко топал по полу, кашлял и бил чашкой об стол. Он всё же начинал говорить со мной:

– Знаешь, когда я был маленький, мы с отцом ужинали в горах. Не хочешь ли ты прогуляться со мною?

Мой ответ был всегда:

– Конечно, хочу!

Мы набирали полную корзину еды и уходили с ним гулять. Это были чудесные времена. Времена, когда всё было идеальным. Я был ребенком, и у меня была семья, и нам втроём было очень хорошо вместе. В такие моменты мне хотелось, чтобы это длилось вечно. Как и в нашей семье, нас трое. Натали, так же, как в моём детстве! Нас трое! Как же я хочу увидеть нашего сына и прогуляться с ним в горах!

Но не об этом. Войдя в дом, я ощутил чьё-то присутствие. Бросив саквояж на пол, я окликнул:

– Кто здесь?

В ответ – тишина. Я прошёлся по всем комнатам, но никого так и не встретил. Это показалось мне очень странным. Кто же был до меня здесь? Я направился на второй этаж в свою комнату, в ту, в которой были розовые стены. Помнишь, я рассказывал тебе? Мама думала, что будет девочка и покрасила стены в нежно-розовый цвет, правда со временем стены выцвели, и цвет стал белым. Но когда я вошёл в комнату, не поверил своим глазам: этот цвет был свежим и это был именно тот нежный розовый!