Читать книгу Кот, который читал справа налево (сборник) - Лилиан Джексон Браун - Страница 3

Джим Квиллер, чье имя настораживало наборщиков и корректоров в течение двух десятилетий, явился к главному редактору газеты «Дневной прибой» на пятнадцать минут раньше назначенного ему времени.

В приемной он взял верстку очередного номера и просмотрел первую полосу. Он прочитал прогноз погоды (теплой не по сезону), узнал тираж газеты (427 463), а также издательский девиз: «С прибоем к прибылям!»

Он прочитал передовицу о судебном разбирательстве по делу об убийстве и заметку о предвыборном марафоне, в которой он обнаружил две типографские ошибки. Из следующей заметки он узнал, что попытка Музея искусств получить заем в миллион долларов не увенчалась успехом, но детали он пропустил. Он не стал читать сообщение о котенке, попавшем в дренажную трубу, зато прочел кое-что другое: Полицейский Набс Гуд убит в перестрелке. Расследование Стриппера Фейда зашло в тупик.

Через застекленную дверь до Квиллера доносились знакомые звуки – треск пишущих машинок, веселый щебет телетайпов, перезвон телефонов. От всего этого его пышные с проседью усы стали топорщиться, и он пригладил их костяшками пальцев. В отделе городских новостей царила суматоха.

Он заметил, что хотя звуки и были обычными, но обстановка казалась какой-то странной. Жалюзи опущены. Столы чистые, без пятен и царапин. Скомканная копировальная бумага и изрезанные газеты, которым следовало бы валяться на полу, сложены в проволочную корзину для мусора. Пока он обескураженно созерцал все это, незнакомый звук достиг его ушей, звук, который не вписывался в шум любой городской комнаты. Он заметил мальчика-переписчика, который затачивал желтые карандаши при помощи какой-то небольшой воющей штуковины. Квиллер в изумлении уставился на нее. Электрическая точилка карандашей! Он никогда не мог даже подумать, что дойдет до такого! Это напомнило ему о том, как долго он был не у дел. Другой мальчик, в теннисных туфлях, вылетел из отдела городских новостей и сказал:

– Мистер Квиллер? Вы можете войти…

Квиллер последовал за ним в отдельную комнатку, где молодой главный редактор, улыбаясь, приветствовал его искренним рукопожатием:

– Итак, вы Джим Квиллер! Я много слышал о вас.

Квиллер поинтересовался:

– Как много и что именно?

Его карьера до «Прибоя» была полна причудливых и неожиданных поворотов: обзор спортивных новостей, полицейская хроника, военный корреспондент, победитель конкурса «Журналистский трофей», автор книги на тему городских преступлений. Потом были эпизодические работы для небольших газетенок, а затем долгий период безработицы или работы, недостойной даже упоминания.

Главный редактор сказал:

– Я помню, как прекрасно вы проявили себя во время конкурса «Журналистский трофей». В то время я был еще неопытным репортером и большим вашим поклонником.

По возрасту и манере поведения редактора Квиллер узнал в нем представителя нового поколения репортеров – людей, которые слишком хорошо знают, чего хотят, и к изданию газеты относятся скорее как к точной науке, а не как к творчеству. Квиллер же привык работать с редакторами другого типа – допотопными крестоносцами.

– Имея за плечами такое богатое прошлое, – сказал редактор, – вы, возможно, будете разочарованы, ведь место в нашем отделе – это все, что мы можем сейчас предложить. Соглашайтесь, а там, может, подвернется что-нибудь получше.

– Значит, я могу поработать здесь, пока не подвернется что-нибудь получше? – спросил Квиллер, глядя собеседнику прямо в глаза. У Квиллера уже был унизительный опыт подобного рода. Сейчас задача заключалась в том, чтобы найти верный тон и расположить к себе редактора.

– Само собой разумеется. Как у вас дела?

– Пока все хорошо. Самое главное для меня – вернуться в газету. Я часто злоупотреблял хорошим отношением к себе, пока не поумнел. Вот почему я хотел прийти сюда. Незнакомый город, полная жизни газета – новый стимул. Я думаю, что справлюсь.

– Безусловно! – отозвался редактор. – И вот какую работу я имел в виду. Нам необходим сотрудник, пишущий об искусстве.

– Статьи об искусстве! – Квиллер вздрогнул и мысленно представил себе заголовок: Ветеран-криминалист на вернисаже.

– Вы смыслите что-нибудь в искусстве?

Квиллер честно ответил:

– Я не отличу Венеру Милосскую от статуи Свободы.

– Это как раз то, что нам нужно. Чем меньше вы знаете, тем более свежей и оригинальной будет ваша точка зрения. В нашем городе искусство сейчас переживает подъем, и нам необходимо освещать как можно больше событий. Наш критик пишет заметки об искусстве дважды в неделю, но нам нужен еще один опытный корреспондент, который бы выискивал различные истории о самих художниках. Тут материала хоть пруд пруди. В наши дни, как вы, возможно, знаете, художников развелось больше, чем кошек и собак.

Квиллер разгладил усы костяшками пальцев.

Редактор благодушно продолжал:

– Темы для заметок выбирайте по собственному усмотрению, а полученные материалы будете отдавать ответственному секретарю. Мы хотим, чтобы вы окунулись в жизнь художников, чаще встречались с ними, заводили полезные для газеты знакомства.

Квиллер мысленно представил очередной заголовок: Журналист среди богемы. Но ему нужна была работа. Нужда боролась с совестью.

– Ну, – сказал он, – я не знаю.

– Это приятная, чистая, знакомая вам работа. Вы будете для разнообразия встречаться с приличными людьми. Вы, должно быть, уже пресыщены общением с бродягами и нищими.

Вздрагивающие усы Квиллера как бы говорили: «Какого-черта-нужна-такая-приятная-чистая-привычная-работа?» Однако их владелец сохранял дипломатическое спокойствие.

Тут редактор взглянул на часы и встал:

– Почему бы вам не подняться наверх и не обсудить все это с Арчи Райкером?

– Арчи Райкер? Что он здесь делает?

– Он ответственный секретарь. Вы знаете его?

– Много лет назад мы вместе работали в Чикаго.

– Отлично! Он разъяснит вам все подробности. Ну, я надеюсь, вы решитесь работать в нашей газете.

На прощание редактор протянул руку и поощрительно улыбнулся.

Квиллер опять прошел через отдел городских новостей – мимо рядов белых рубашек, голов, склоненных в задумчивости над пишущими машинками, мимо неизменной девушки-секретарши. Она была единственным человеком, бросившим на него любопытствующий взгляд, и Квиллер сразу продемонстрировал свои полные шесть футов два дюйма, втянул в живот лишние десять фунтов, которые давили на пряжку ремня, и провел рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок. Он гордился своими волосами – на три черных приходился только один седой, как и в усах.

Он нашел Арчи Райкера восседающим в комнате, заставленной письменными столами, пишущими машинками и телефонами, – все окрашено в цвет зеленого горошка.

– Забавно, не правда ли? – извиняющимся тоном произнес Арчи. – Считается, что этот цвет благотворно влияет на глаза. Сейчас все очень изнежены. Что касается меня, то я этих штучек не люблю.

Отдел публицистики был выделен из отдела городских новостей без всякой необходимости. Спокойствие и безмятежность стояли в воздухе подобно туману. Все сидящие в отделе казались лет на десять старше, чем сотрудники из отдела городских новостей, да и сам Арчи пополнел и полысел со времени их последней встречи.

– Джим, я очень рад тебя видеть, – сказал он. – Что, наборщики все еще перевирают твою фамилию?

– Да, никак не усвоят, что я не Киллер, а Квиллер – добрая шотландская фамилия.

– Я смотрю, ты до сих пор не избавился от своих пышных усов?

– Это моя единственная память о войне. – Квиллер аккуратно пригладил их рукой.

– А как твоя жена, Джим?

– Ты имеешь в виду мою бывшую жену?

– О, я не знал, извини.

– Ладно, не будем об этом… Так что это за работу вы мне предлагаете?

– Для тебя – пустяковое дело. Ты успеешь сделать воскресную заметку, если начнешь работать сегодня.

– Я еще не решил, что берусь.

– Ты согласишься, – сказал Арчи. – Эта работа как раз для тебя.

– Ты имеешь в виду то, что обо мне говорят в последнее время?

– А ты не будь слишком разборчивым. Плюнь на все и спокойно работай.

Квиллер тщательно приглаживал усы.

– Я могу попытаться. Нужно оформиться официально?

– Как хочешь.

– Будут какие-нибудь указания?

– Да. – Арчи Райкер достал лист розовой бумаги из хитроумного скоросшивателя. – Что тебе сказал босс?

– Ничего не сказал, – ответил Квиллер. – Кроме того, что он хочет иметь материал о художниках – материал, вызывающий у читателей интерес.

– Да, он прислал предложение-напоминание о том, чтобы мы собрали материал об одном парне, Кэле Галопее.

– Ну и что?

– Босс обычно использует цветовой код. Голубая бумага обозначает, что информация предназначается для личного пользования. Желтая – случайные, эпизодические советы. А эта, розовая, означает: работай, парень, работай, и побыстрее.

– И что такого срочного с этим Кэлом Галопеем?

– Ситуация складывается таким образом, что тебе лучше не знать подоплеку. Просто сходи к этому Галопею с холодной головой, познакомься лично и напиши что-нибудь интересное. Ты же знаешь все эти штуки, не мне тебя учить.

– Где я могу его найти?

– Наверное, нужно позвонить ему в офис. Он коммерческий художник, возглавляет весьма преуспевающее агентство, но в свободное время пишет маслом детские портреты, которые пользуются большим успехом. Ребятишки с кучерявыми головками и розовыми щечками выглядят так, словно их вот-вот хватит удар, но люди, кажется, покупают эти картинки. Слушай, ты не хочешь пообедать? Мы могли бы сходить в пресс-клуб.

Усы Квиллера вздрогнули от волнения. Когда-то пресс-клубы были его жизнью, любовью, увлечением, домом, вдохновением.

Пресс-клуб находился на другой стороне улицы, напротив нового главного управления полиции, в прокопченной кирпичной крепости с решетчатыми окнами, крепости, которая когда-то была тюрьмой. Каменные ступени, изрядно стертые от времени, хранили следы февральской, не по сезону, оттепели. В холле вся мебель и деревянные панели, покрытые толстым слоем пыли, тускло отливали красным.

– Мы можем поесть в баре, – сказал Арчи, – или подняться в столовую. Там у них даже скатерти есть.

– Давай поедим здесь, внизу, – ответил Квиллер В баре было сумрачно и шумно. Но здесь велись очень важные, часто весьма откровенные разговоры. Квиллер хорошо знал, что именно в такой атмосфере зарождаются слухи, закручиваются целые сюжеты. Любые вопросы решались здесь за кружкой пива и гамбургером.

Они нашли два свободных места за стойкой бара и были встречены барменом в красном жилете и с заговорщической улыбкой на лице, которая говорила о том, что ее владелец обладает какой-то секретной информацией. Квиллер вспомнил, что самые большие гонорары он получил за истории, услышанные именно от барменов.

– Шотландское виски с содовой, – заказал Арчи.

Квиллер попросил:

– Двойной томатный сок со льдом.

– Том-том со льдом, – сказал бармен. – Если хотите, добавлю перчику, чтобы было покрепче. А может быть, лимона?

– Нет, спасибо.

– Я всегда делаю такой коктейль для моего друга мэра, когда он к нам заходит. – Улыбка бармена теперь была покровительственной.

– Нет, спасибо.

Рот бармена скривился в недовольной гримасе, и Арчи сказал ему:

– Это Джим Квиллер, наш новый сотрудник. Он еще не понял, что ты большой мастер. Джим, это Бруно. Он умеет делать поистине изысканные напитки.

Позади Квиллера раздался скрипучий голос:

– А я предпочитаю поменьше изысканности и побольше ликера. Эй, Бруно, сделай-ка мне мартини и выбрось свой мусор. Никаких оливок, долек лимона, анчоусов или маринованных томатов.

Квиллер обернулся и увидел сигару, которая казалась непропорционально большой по отношению к худощавому молодому человеку, курившему ее. Из нагрудного кармана выглядывала черная лента, очевидно от фотоэкспонометра. Молодой человек был шумный, самоуверенный и явно нравился сам себе. Понравился он и Квиллеру.

– Этого клоуна, – сказал Арчи, – зовут Одд Банзен. Он из фотолаборатории. Одд, это Джим Квиллер, мой старый друг. Мы надеемся, он станет нашим новым сотрудником.

Фотограф проворно протянул руку:

– Рад с вами познакомиться, Джим. Вы любите сигары?

– Я предпочитаю трубку, но все равно спасибо.

Одд с интересом изучал роскошные усы Квиллера:

– Этот кустарник и в кулаке не поместится. А вы не боитесь лесного пожара?

Арчи сказал Квиллеру:

– Ту черную ленту, которая торчит из кармана мистера Банзена, мы используем, чтобы сечь его. И все же он полезный человек. У него больше информации, чем в любом архиве. Может быть, он расскажет тебе что-нибудь о Кэле Галопее.

– Конечно, – сказал фотограф. – Что вы желаете узнать? У него восхитительная жена: ее размеры тридцать четыре – двадцать два – тридцать два.

– Кто он вообще, этот Галопей? – спросил Квиллер.

Одд Банзен быстро взглянул на дым от сигары:

– Коммерческий художник. Руководит большим рекламным агентством. Он сто́ит несколько миллионов. Живет на Холмах Потерянного озера. Прекрасный дом, большая студия, в которой он рисует, два плавательных бассейна. Два, вы понимаете? Когда ему недостает воды, один из них он, наверное, наполняет коньяком.

– Какая у него семья?

– Двое или трое детей. Роскошная жена. Галопей владеет островом в Карибском море, ранчо в Орегоне и двумя-тремя заводами. Имея деньги, можно купить все. И он вовсе не скуп при всем своем богатстве. Он хороший парень.

– А что за картины он пишет?

– Классные! Что надо! – сказал Одд. – У меня у самого есть одна его работа, висит в гостиной. После того как я сфотографировал жену Галопея на последнем благотворительном балу, он подарил мне картину. Парочка ребятишек с кудрявыми головками. Ну а сейчас я должен поесть. В час дня мне нужно быть на собрании правления.

Арчи допил виски и сказал Квиллеру:

– Поговори с Галопеем и выясни насчет возможности немного пофотографировать, а затем мы пошлем Банзена. Он наш лучший сотрудник. Может, ему удастся сделать несколько цветных снимков.

– Та розовая карточка давит на тебя, не так ли? – сказал Квиллер. – Какая связь между этим Галопеем и «Дневным прибоем»?

– Я еще не все выпил, – ответил Арчи. – Хочешь еще томатного сока?

Квиллер пропустил вопрос мимо ушей.

– Арчи, ответь мне прямо только на один вопрос. Почему эту работу предложили мне? Из всех сотрудников – именно мне?

– Потому что во всех газетах такие порядки. Спортивного обозревателя назначают театральным критиком, а журналиста, пишущего на религиозную тему, посылают в ночной клуб. Ты знаешь все это не хуже меня.

Квиллер кивнул и печально пригладил усы. Затем сказал:

– А что с тем критиком по искусству, который уже работает на вас? Если я возьмусь за эту работу, мне придется с ним сотрудничать? Или, может быть, с ней?

– Это парень, – ответил Арчи. – Он пишет критические обзоры, ты же будешь заниматься прямыми репортажами и собирать материал для статей из жизни художников. У вас не будет никаких причин для конфликтов.

– Он работает в нашем отделе?

– Нет, он никогда не приходит в офис. Свои заметки он пишет дома, наговаривает на диктофон и отправляет пленку сюда с посыльным два раза в неделю. А нам приходится его муру расшифровывать. Он толстый, неприятный человек.

– Почему он держится особняком? Что, не любит цвет зеленого горошка?

– Спроси что-нибудь попроще. Такова его договоренность с центральным офисом. У него заключен совершенно особый контракт с «Прибоем».

– А что это вообще за парень?

– Одиночка. Очень самоуверенный тип. С ним трудно ужиться.

– Прекрасно. Сколько ему лет?

– Он среднего возраста. Можешь себе представить, любой компании он предпочитает общество своего кота. Множество людей полагает, что все его заметки пишет именно кот, – может быть, они и правы.

– А статьи он пишет хорошие?

– Он так думает. – Арчи заерзал на стуле. – Ходят слухи, что «Прибой» хорошо застраховал этого парня.

– Чем так ценен критик по искусству?

– У него, несомненно, есть черточка, которую так ценят газеты, – любовь к полемике. Его рубрика собирает сотни писем в неделю, не сотни – тысячи!

– Какого типа письма?

– Бывают сердитые, бывают сахарные, бывают истеричные. Одни читатели его терпеть не могут, другие считают величайшим знатоком искусства, и они постоянно бранятся друг с другом. Он умудряется держать в напряжении весь город. Знаешь, что показали последние исследования? Его рубрика по искусству привлекает больше читателей, чем отдел спортивных новостей! Мы оба знаем, что это ненормально.

– В вашем городе, должно быть, полно поклонников искусства, – заметил Квиллер.

– Тебе вовсе не обязательно разбираться в искусстве и любить его. Тут достаточно любить запах крови.

– Из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор?

– А кто его знает!

– Я могу понять, когда спорят из-за спорта или политики, однако искусство это всего лишь искусство, разве не так?

– Я тоже так раньше думал, – ответил Арчи. – Когда я только пришел в газету, то наивно полагал, что искусство представляет определенную ценность – для красивых людей с красивыми мыслями. Что и говорить, я быстро расстался с этой иллюзией! Искусство стало массовым. В этом городе оно стало самым блестящим капризом и прихотью после карточной игры, и любой может поиграть в него. Сейчас наши сограждане покупают картины вместо бассейнов.

Квиллер помешивал лед в стакане с томатным соком и размышлял о подоплеке дела, которое ему поручила газета.

– Кстати, как зовут того критика? – спросил Квиллер.

– Джордж Бонефилд Маунтклеменс Третий.

– Повтори еще разок, пожалуйста!

– Д. Б. М. Третий.

– Невероятно! Он всегда ставит под статьями все три своих имени?

– Все три имени, все восемь слогов, все двадцать шесть букв плюс номер! Дважды в неделю мы пытаемся втиснуть его имя в столбец стандартной ширины, и это никогда у нас не получается! И он не разрешает никаких аббревиатур, ни дефисов, ни сокращений.

Квиллер кинул на Арчи быстрый взгляд:

– Ты не очень его жалуешь, а?

Арчи пожал плечами:

– Я могу обращать на него внимание, могу и не замечать. На самом деле я никогда не видел этого парня. Я видел только художников, которые приходили к нам в отдел, сгорая от желания дать ему в зубы.

– Д. Б. М. Третий! – Квиллер в изумлении покачал головой.

– Даже одно его имя порой приводит в бешенство некоторых наших читателей, – сказал Арчи. – Они хотели бы знать, кто он такой.

– Продолжай, продолжай, мне начинает нравиться моя будущая работа. Шеф сказал, что это будет прекрасная, чистая работа, и я начал уже было опасаться, что мне придется работать в компании с кучей святых.

– Не позволяй ему надуть тебя. Все художники в этом городе ненавидят друг друга, все поклонники искусства разделились на два лагеря. Кроме того, все здесь играют грубо. Это очень похоже на футбол, только больше грязи. Ругань, нападки из-за угла, двойная игра. – Арчи спустился с табурета. – Ладно, давай-ка отведаем сандвич с говядиной и кукурузой.

Кровь нескольких поколений шотландских гвардейцев, которая текла в жилах Квиллера, начала понемногу закипать. Его усы почти улыбались.

– Хорошо, я берусь, – сказал он. – Я берусь за эту работу.