Читать книгу В плену у прошлого - Лилия Фандеева - Страница 4

Первоначально здание строилось и предназначалось под психиатрическую лечебницу. Живописное место, чуть в стороне от жилого массива и автомобильных дорог, окруженное ленточным бором. В девяносто пятом году строительство заморозили, а потом и вовсе бросили. Капитальная трехэтажная коробка лет пять стояла «ничейная». В двухтысячном «добрый дядя» выкупил землю и недострой, и строительство возобновилось. В свое время, этого дядю спас от неминуемой смерти молодой хирург, вынув из него ни одну пулю. Дядя, отсидев определенный срок в местах не столь отдаленных, вышел на свободу и решил отблагодарить спасителя, исполнив его мечту. Здание подверглось реконструкции по новому проекту, согласно всем законам и правилам, и через три года на месте никому не нужной стройки, выросла частная клиника. К этому времени вокруг нее выросли, ровными рядами, как грибы после дождя, частные дома, появились дороги и социальные объекты. Нетронутым остался только ленточный бор. К разговору между доктором и благодетелем, который состоялся в самом начале, уже не возвращались.

– Я хирург, – говорил доктор. – Где Вы видели клинику с таким направлением? Многопрофильное же учреждение требует большого штата. Это пустая затея, Петр Афанасьевич.

– Ты Михайлович не прав во всем. У нас народ не перестанет получать травмы, женщины будут рожать детей и бич нашей жизни остеохондроз ни куда не денется. Вот тебе и выход. Откроешь три отделения: к хирургии добавишь травматологию, нейрохирургию, гинекологию, диагностику и лабораторию. У тебя будет хорошее оборудование. Начнешь прогорать, передашь уже свою головную боль местной администрации. Я проблем в этом не вижу. Ищи и подбирай себе штат. «Молодой хирург», которому исполнилось уже сорок с лишним лет, начал подбирать для своего детища штат. Хорошая реклама, внимание, доброжелательность персонала «работало» на имидж клиники. Начали с диагностики. Цены были не выше цен на платные услуги в государственных больницах и других клиниках, а вот атмосфера располагала и к ним люди шли. Светлое трехэтажное здание, где на первом этаже одно крыло занимало диагностическое отделение и лаборатория, в другом кабинеты физиолечения и оборудование для реабилитации. Пристройка с гардеробом, холлом, буфетом и стойкой дежурной, дальше приемное отделение с лифтом наверх и кабинет главного врача с приемной, администрация. Второй этаж делила между собой хирургия-травматология и нейрохирургия. Разделяли их операционные блоки и небольшое реанимационное отделение. Третий этаж занимали отделение гинекологии и реабилитации. Палаты были одноместные и двухместные. Кухня и прачечная находились в отдельно стоящих зданиях. Двор клиники был не большим, но ухоженным, имел два выхода на параллельные улицы и находился под охраной. Клиника работала уже семь лет. Она могла бы сравниться по качеству лечения, восстановления и наличию оборудования со столичной клиникой, но ее масштабы были меньше и скромнее. Квалифицированные врачи специалисты привыкли к жесткой дисциплине, и текучести кадров здесь не было. Главный врач клиники, был ни кто иной, как тесть Морозова. И он порекомендовал своих сокурсников, которые проработали уже по семь лет в разных больницах города. В две тысячи третьем году, в клинике одновременно оказались Морозов, Воронцов, Шилин, Косинов и Стрельникова. Позже им самим пришлось набирать персонал для своих отделений. Вот в такой клинике предлагалось Марине Егоровне Дунаевой пройти интернатуру.

Следующий день для Марины начался с приказа, а чуть позже с беседы с наставником в его кабинете.

– Марина Егоровна, на работе я буду обращаться к тебе по фамилии, такая у меня привычка. Это тебе моя рекомендация, подписанная следующим годом. Она твоя гарантия. Я принимаю твое условие, но и ты постарайся не нарушать моих: два раза в неделю по вторникам и четвергам, я буду ждать тебя у себя дома с семнадцати до двадцати. Это – ключи, это – адрес, – говорил он голосом, не терпящим возражений, протягивая одно за другим. – Меня не волнуют твои критические дни, будем заниматься теорией. Исключения могут составлять только наши дежурства. На работе я занимаюсь только работой. У нас не районная больница, куда могут привозить больных на машине скорой помощи, все операции идут по плану, но раз в месяц, она, как бы дежурная, и мы лечим таких больных экстренно. В такие дни, дежурства свои я провожу здесь. Тебе, Дунаева, все понятно?

– Более чем. Вы мне цену определили минимальную. Работая на панели, я получила бы за год гораздо больше. Жаль, опыта нет.

– Ты о чем? Я, девочка моя, не настаиваю. Выбор остается за тобой. Приказ можно аннулировать.

– Это я к сведению. Разделила стоимость курса обучения на недели и узнала себе цену. Вы заберите свою бумагу. Может она и дает гарантию, но не дает, ни навыков, ни практики. Я согласна и буду выполнять Ваши условия. Сегодня вторник. Когда начинать?

– Давай с четверга. Ознакомься с историями болезни, а завтра начнешь со мной обход. « Девочка не только умная и симпатичная, но и с характером», – подумал Воронцов, глядя вслед уходящей Марине.

В четверг она приехала по указанному адресу в 16:55, открыв дверь своим ключом.

– А ты пунктуальна, – сказал Воронцов, выходя в прихожую. – Проходи в комнату, Марина.

Квартира была большая, уютная и чистая. В ней не было ничего лишнего. Минимум дорогой мебели и максимум свободного пространства и света.

– Ты будешь вино, коньяк, кофе? – спросил Воронцов.

– Спасибо. Спиртное я не пью, а кофе только с молоком. Вы не беспокойтесь.

– Ужинать тоже откажешься? – посмотрел он с улыбкой на нее. – Вымой руки и ничего не бойся. Сегодня у нас с тобой вечер знакомства, – говорил он, разогревая в микроволновке ужин. – У меня есть тетя, по линии отца. Это она мне помогает: готовит для меня ужины, стирает, убирает. Сегодня был тяжелый день, я выпью рюмку за наше сотрудничество. Ты не стесняйся и приступай к вечерней трапезе.

Они ужинали и разговаривали. Он спрашивал, она отвечала. Потом был кофе. В двадцать часов Марина покинула квартиру Воронцова. Две недели по вторникам и четвергам, он давал ей время привыкнуть к себе, кормя ее ужинами и обсуждая насущные проблемы. На работе он обращался к ней по фамилии, а в квартире называл по имени.

– Марина, почему в твоей одежде преобладают темные тона? Ты молодая женщина и должна одеваться ярко и модно, – говорил он, встречая ее на пороге квартиры. Ты совсем пренебрегаешь косметикой, не ходишь на каблуках, почему? Я не говорю тебе о пестроте в нарядах. Ярко, не значит безвкусно. Попробуй.

– Хорошо. Любой каприз за Ваши деньги, как говорят. Только два дня в неделю, я не буду переводить косметику. Договорились?

Уже через день Марина пришла на работу в белых узких до щиколотки брюках, красной блузке, красных туфлях в тон на каблуке, с легкими следами косметики, а волосы спадали мягкими волнами на ее плечи. Реакция коллег была бурной.

– Дунаева, ты влюбилась? С чего такие перемены?

– Решила провести эксперимент, но он получился неудачный. Обувь не подходит для ходьбы по сельским тропинкам и берегам речки. Придется искать туфлям альтернативу, – ответила она невозмутимо, глядя на Воронцова.

В ее гардеробе появились красные брюки и белая блузка, легкая длинная юбка из шитья и такая же блуза. Красный, белый, голубой и даже лимонный цвет, создавал ее новый образ. Это были юбки, блузки, платья. Вместо туфель были приобретены мокасины в красно-белую полоску, босоножки и балетки.

Хирургический костюм она надевала на белье, а белый халат на тонкий сарафан из батиста. В дни операций она приходила без следов косметики на лице и красила ресницы перед посещением Воронцова, а в остальные дни «наводила красоту» дома. Все эти наряды, кроме обуви, в ее гардеробе были давно. Сестра Полина, прилетавшая два года назад в гости, по старой привычке, привезла ей кучу своих вещей. Марина предпочитала в одежде практичность и носила то, что меньше всего мнется и теряет вид, а у Воронцова сложилось свое, другое мнение. Пришлось открыть дома «старые сундуки» и взяться за переделку одежды. Полина была ростом метр семьдесят, а Марина метр шестьдесят пять. Зато комплекция была у них одинакова. Готовя новые наряды, она взглянула на фотографию в рамке. «Прости, я так решила», – сказала она вслух и убрала фото в ящик комода.

К концу третьей недели он перешел к «практике», и, как нестранно было Марине признаться самой себе, ей это нравилось. Опыта у нее было не так много, и Виталий Андреевич казался ей очень сексуальным мужчиной. Их было, как будто два. Один из них строгий с виду, собранный, решительный и молчаливый на работе, второй – прост в общении, доступный, разговорчивый и нежный в своей квартире. Постепенно Марина заставила себя поверить в то, что Воронцов ее любовник, и жизнь стала казаться не такой продажной. Месяца через четыре, Воронцов не удержался и задал ей вопрос:

– К старому образу возврата не будет? – улыбаясь, спросил он.

– Не будет. Спасибо Вам. Я носила то, в чем мне было удобно и практично, а теперь надеваю то, что мне нравится самой и создает настроение, но не лишает удобства, – говорила она вслух, а мысли рвались наружу: « Не толкайся я в маршрутке полчаса, а выйди из соседнего подъезда, Вы бы и ни то увидели. Дождитесь лета, я Вас приятно удивлю. У меня, как не странно, тоже есть вкус, но Вы считайте это своей заслугой».

– Я заметил, ты и прически меняешь в день операций. Как тебе удается создавать такие, скажем, шедевры?

– Мне удобно это сделать дома. Ведь я не стилист, и много времени уходит на создание своего «шедевра». Что-то вижу, что-то придумываю, а главное пытаюсь довести это до автоматизма.

– Женщина, когда на нее обращают внимание, чувствует себя увереннее. Держи, это тебе, – протянул он ей пухлый, но легкий сверток. – К зиме и тепло, и красиво. – Тонкий пушистый белый пуловер, скорее похожий на мини платье, вязаная шапка, шарф и варежки были ручной работы и оригинального рисунка. – Теперь ты не замерзнешь, добираясь на работу и возвращаясь с нее. Скажи, Марина, а почему ты не снимешь комнату в городе?

– Во-первых, меня всегда ждут дома родители и сын, мы привыкли жить вместе. Они не против того, чтобы я снимала комнату в городе и устраивала свою личную жизнь. Друзья у меня есть, а вот с личной жизнью не получается. Во-вторых, поездка домой не такая длинная, а поездка на съемную квартиру может занять такое же количество времени, плюс затраты за съем, а из меня работник еще никакой. В-третьих, меня, в данное время, все устраивает. Как говорят: – «От добра, добро не ищут».

Он дважды за полгода просил остаться ее до утра, и она не особо возражала потому, что «условия» для нее были выгодными. Ночь приравнивалась им к двум неделям. «Один к четырем», – говорил он. Она без особого стыда звонила при нем родителям и предупреждала, что ей нужно остаться в городе. На следующий день она вставала рано, по собственной инициативе, готовила ему завтрак и очень гордилась тем, что он получался вкусным, и уходила не прощаясь. На работе появлялась раньше Воронцова, добираясь до клиники общественным транспортом. Такие моменты, как и все прочее, ни как не отражались на их работе в клинике. С самого начала он не позволял пропускать ей ни одной из своих операций, а месяца через два уже брал ее своим ассистентом. Чуть позже, она сама проводила несложные операции самостоятельно под его чутким руководством. В таких случаях он говорил: – «Ты, Дунаева, далеко пойдешь. Схватываешь все на лету. За мою не малую практику, ты такая вторая из моих интернов, и хочу сделать тебе комплимент: они были мужиками». « Очень плохо, что Вы сравнили меня с мужчиной. Я для Вас, постараюсь это запомнить», – отвечала Марина, продолжая работать. К Новому 2010 году он сделал ей небольшой подарок, подарив красивую золотую подвеску на цепочке.

– Отвези сыну планшет и родителям гостинцы к столу. Пусть и им будет подарок от Деда Мороза.

– Это лишнее. Но, раз подарок от доброго Деда Мороза, ему большое спасибо.

Они часто начинали разговор на медицинские темы, но он сам переходил на житейские проблемы. Марина чуть позже поняла, что Воронцов, при всей его уверенности, показной надменности, очень одинок, раним и несчастлив, что она ему была нужна не только для постели. Как мужчина, он с успехом утверждался в свои дежурства в рабочем кабинете. Ему нужен был собеседник не очень глупый и умеющий слушать, но не болтать об этом на каждом углу.

– Скажи, Марина, а ты смогла бы стать моей женой? – спросил он месяцев через восемь. Только отвечай честно.

– Нет. Между нами много общего, но этого мало для брака. В моем понятии, для брака нужна любовь и доверие. Как Вам можно доверять? Вы такой, скажем, мягко говоря, бабник, что я не смогла бы терпеть Ваши похождения с медсестрами не только нашего, но и других отделений. Вы действительно такой половой гигант? Кто-то говорил, что на работе занимается только работой. Я сама лично могла Вас уличить в траханьи медсестер ни один раз. У Вас нет внебрачных детей?

– Детей нет. Есть два таких похожих слова, как «потребность» и « желание». Вот только на практике они очень разные. На работе моим похождениям ближе первое слово, а вот дома – дороже слово второе. Значит, ты обо всем не только догадывалась, но и знала? Знала, молчала и не испытывала чувства ревности?

– А что я могла Вам сказать, да и зачем? У нас двухсторонний договор, который не предусматривает демонстрацию наших чувств. Можно вопрос? Почему Вы не женитесь, не родите детей? Чего Вы боитесь? Да, это несколько хлопотно, но без этого ради чего жить? Вы объездили полмира, а дальше что? Вам нужна, если не жена, то подруга, которая будет Вас любить и которую бы ценили Вы. Надо лишь отпустить прошлое и постараться быть счастливым.

– Ты так говоришь, как будто счастлива сама. Я был влюблен и теперь знаю, что лучше быть любимым, чем любить самому.

– Вранье. В одно прекрасное время Вам это надоест. Любовь не игра, а чувство и оно должно быть взаимным. Я счастлива по– своему. Я люблю родителей, сына. Мне порой кажется, что я до сих пор люблю мужчину, который об этом даже не знает. Наверное, это неправильно, с годами люди меняются, и он уже давно не тот, но что делать, если сердцу нельзя приказать?

– Да ты, Марина, философ. Что ж ты не боролась за свою любовь с соперницей? – с легкой грустью спросил Воронцов.

– А я не уверена была в том, что меня любят так же, как я, и что выбор будет сделан в мою пользу. Кроме того, любовь без доверия обречена. Вы представляете, что это была бы за жизнь в двух семьях? Я извела бы себя ревностью. Мы не виделись с ним шесть лет, а живем в одном городе. Мне найти его не составило бы особого труда. Я помню домашний адрес его и родителей, я знаю, где он работал, имя и фамилию. Вопрос в том: нужно ли ему, что бы его нашли? Наверно глупо надеяться, но как говорит мой папа: – « Ты ждешь, что на твоей улице перевернется грузовик с пряниками». Вот я и жду с надеждой этот грузовик, который год. Мне очень хотелось, чтобы он узнал о том, что я окончила учебу, что у меня растет сын, которым я уже горжусь и все это я сделала, не смотря ни на что. Но я совсем не уверена: важно ли это для него? Другое дело, если бы он нашел меня.

– Здесь я с тобой не соглашусь. Зачем находиться в плену у прошлого? Тебе просто необходимо встретиться с ним. Ты любишь ни человека, который за это время мог очень измениться, а его образ, который остался перед тобой. А что будет, если увидав его, ты просто разочаруешься? А поговорив с ним, разочаруешься дважды. Ты сейчас мне напоминаешь муху, застрявшую в паутине. Извини за сравнение. Она не пытается выбраться, а тихо сидит и ждет своей участи, при этом, паук давно забыл о расставленных сетях, как и о своей пленнице. Попытайся выбраться, сделай усилие и, возможно, после этого твое сердце станет свободным для новой любви. Разве я не прав?

– Вы, как всегда правы. Но есть другой вариант, и он гораздо проще. Если мне суждено влюбиться, новая любовь сама вытеснит этот образ из моего сознания и освободит меня из плена прошлого. Мне порой кажется, что именно этот образ не дает мне чувствовать свое одиночество.

За повседневной работой, посещениями Воронцова и частыми поездками домой время пролетело быстро. На календаре был май, и Марина готовила отчет о прохождение интернатуры.

– Дунаева, ты машину водишь? Поехали за город. Там сейчас такая красота, – предложил Воронцов. – Проветримся на свежем воздухе.

– Вы кому об этом рассказываете? Я каждый день там бываю. Вы забыли о том, что я из деревни? Машину я вожу хорошо, нашу отечественную «Ниву». Боюсь, что с Вашим автомобилем я не справлюсь.

– Нет ничего проще. Коробка автомат, две педали: газ, тормоз. Справишься. Правда, Марина, отвези меня в свою деревню. Я давно не был за городом весной, а последний раз в деревне был лет двадцать назад. Проведешь мне экскурсию по окрестностям, познакомишь меня с родителями, со своим сыном. Назад я самостоятельно вернусь. Твои родители не будут против гостей? Ехать далеко? Права при тебе? – засыпал он ее вопросами.

– Решили познакомиться с моими родственниками? А цель?

– Решил доставить тебя по месту прописки, преследуя свои корыстные цели.

Марина привезла наставника в свою деревню, познакомив его с мамой и сыном. Они сходили к реке, побывали в перелесках, где уже цвели цветы. Напоила гостя свежим молоком. Уезжал он часа через три, тепло простившись с Ольгой Сергеевной.

– Марина, это твой кавалер? Сколько ж ему лет и сколько раз он был женат, дочка?

– Не волнуйся родная моя. Лет ему тридцать семь. Он не женат, хотя может и был, я не знаю. Он как будто боится женщин или не верит им. Он не кавалер, мама, он мой руководитель. Мы с ним еще месяц друг другу нужны будем. Он хороший человек, классный хирург, мне будет жаль с ним расставаться после учебы. Он меня многому научил. Теперь бы найти хорошее место работы, и заживем мы с вами по-новому, – говорила она, проводив гостя.

Прошел месяц. Смена у Воронцова и Дунаевой заканчивалась. Они сидели в ординаторской, пили кофе и негромко беседовали. Часы показывали 06:30 утра, а на календаре было двадцать третье июня 2010 года. Через неделю Марине исполнится двадцать пять лет.

– Марина, – обратился Воронцов к ней на работе впервые по имени, – может, останешься работать здесь?

– Нам с Вами будет трудно работать вместе, и Вы это знаете не хуже меня. То, что между нами было, наложит свой отпечаток. Все тайное, когда-то становится явным. Вам нужны слухи?

– Я не с того конца начал. Дело в том, что я через месяц-два уйду, точнее, уеду, а ты останешься здесь.

– А Вы куда? Или это секрет?

– У меня уже нет от тебя секретов, кроме одного. Я уезжаю в Москву, по твоему, кстати, совету.

– Решили попробовать жить не только для себя? Это хорошо. Я за Вас рада. Начинать никогда не поздно.

– Держи, это тебе, – говорил он, протягивая ей ключи на брелке и ПТС на автомобиль. – Это был последний мой секрет. Не делай такие глаза. Автомобиль красного цвета, марки «Тойота Ярис» стоит на нашей стоянке. Куплен он ни в салоне, но состояние его очень хорошее, – продолжал он, улыбаясь.