Читать книгу Сразу и навсегда (сборник) - Лилия Подгайская - Страница 2

1

Светловолосый мужчина средних лет задумчиво смотрел в большой широкий бокал, согревавшийся в его ладонях. На дне бокала плескалась янтарная жидкость, издававшая знакомый приятный аромат. Но пить сегодня почти и не хотелось. Тянуло просто подумать, и надо признать, было о чем. Поэтому он не ушел домой, а остался в своем кабинете, отключив все телефоны и сделав вид, что страшно занят каким-то неотложным делом. Секретарь, прежде чем уйти, приготовила ему чай. Ходила чуть ли не на цыпочках, чтобы, упаси Боже, не нарушить ход мыслей шефа, и кого-то там увещевала в приемной, что пообщаться сегодня с руководителем холдинга нет ни малейшей возможности – Вадим Алексеевич очень занят.

Он усмехнулся, довольный, похвалил сам себя: все же он большая умница, что не последовал примеру многих приятелей и не взял на работу какую-нибудь финтифлюшку, услаждающую взгляд своими формами и юбочками, которых почти не видно, но не умеющую создать обстановку для продуктивной деятельности и полета творческой мысли. То ли дело Евгения Илларионовна! Классический секретарь. В меру строга к посетителям, в меру любезна с шефом, всегда аккуратна, подтянута, а главное, заботлива. Как она чувствует его желания там, за стеной? Это оставалось для него загадкой, но радовало результатами.

Сейчас дверь приемной закрылась за ней, и Вадим знал, что его больше никто не побеспокоит. Он позволил себе вальяжно развалиться в кресле, задрав на стол ноги в безупречных испанских кожаных туфлях. Недопустимая поза, конечно, но думается так почему-то лучше. «Так что же это на вас накатило, любезный?» – спросил он себя и углубился в собственные мысли в поисках ответа.

Ну конечно же, это ситуация с Алисой. Милая девушка, старательно изображающая любящую подругу, желательно в перспективе жену, начала уже всерьез утомлять его. Разница в возрасте между ними была лет пятнадцать, если не больше. Да, с прискорбием приходится признавать, что сорокалетие подступает неотвратимо. Принято считать, что у мужчин в этом возрасте случается какой-то специфический кризис и они начинают довольно резво шалить. Ему шалить не хотелось совершенно. Это осталось позади, когда он был еще диким необъезженным мустангом. Сейчас он вполне воспитанный и управляемый конь, гордо несущий породистую голову. Мчаться галопом по зеленой травке просто потому, что проглянуло солнышко, уже не тянет. Почему-то в последнее время его, наоборот, тянет к тишине и отчаянно хочется ласковых понимающих глаз и теплой руки на рукаве пиджака.

Но разве такое возможно рядом с Алисой? Она, разрази ее гром, прикладывает все усилия к тому, чтобы вновь превратить его в игривого, совершенно дикого и резвого скакуна. Она, видите ли, любит бурный секс. А что любит он, ее, кажется, не занимает вовсе. Спешит выжать из него все, что можно, пока он не свалился с инфарктом? Говорят, людей его уровня на подступах к сорокалетию эта напасть косит направо и налево. Особенно неженатых. Ну, и что теперь прикажете делать, если жены нет? Он сердито нахмурился. Ну, была жена, да сбежала. Не выдержала его слишком напряженного темпа в работе и карьере. Потом было некогда. А теперь где же ее взять? Да и поздно, наверное.

Стремясь быть честным с любовницей, он широко открыл ей свой кошелек. Она удовлетворенно мурлыкала, но ограничиваться этим, по-видимому, не собиралась. Ей нужен был от него весь комплект удовольствий, какие только может получить женщина от мужчины. …Вадим фыркнул сердито, но и с ноткой юмора – почему не посмеяться над собой, если заслужил? Пару недель назад эта красотка принесла диск, который предложила посмотреть перед сном. Ба! Камасутра! Давно не виделись! Только раньше она была в печатном виде, с картинками. Теперь в виде учебного фильма с живыми людьми. Да, прогресс наступает на человечество неотвратимо. Вадим чуть не рассмеялся вслух, когда эта девочка стала старательно повторять действия, показанные на экране, – ну прямо прилежная ученица в зале фитнеса, желающая стать неотразимой красавицей. Поначалу он, правда, вдохновился – ожили воспоминания молодости, скорее всего. Девчушка была безгранично горда и чрезвычайно довольна собой. Она, видимо, полагала, что этот замшелый пень и знать не знает ничего эдакого и она открывает перед ним широкий и многогранный мир секса. «А любовь найти ты не пыталась, девочка? – спросил он ее мысленно, прикрыв глаза. – Тебе же лучше будет. А мне, поверь, это глубоко пофиг, как вы выражаетесь». Да, пора сворачивать отношения с этой нежной ланью. Вадим не просто предчувствовал, он был уверен, что еще неделя-другая, и она притащит ему виагру. Только этого не хватало! Нет, с этим нужно заканчивать, и поскорее.

Приняв решение, мужчина слегка приободрился.

Но это не снимало непонятного беспокойства, накрывшего его в последнее время. Видимых причин не было. На работе все как всегда, никаких катаклизмов. Конкуренты вежливо, но твердо придавлены, партнеры под неусыпным контролем. А как же! Правильно говорят умные люди, что дружба дружбой, а табачок, в нашем случае деньги, врозь. Только зазеваешься, и – ап! – откусили кусочек, да еще желательно большой и вкусный. Нет уж! Тут он идет давно проверенным путем и хорошо знает дорогу. Беспокоит что-то другое. Что?

Вадим не считал себя специалистом в области психоанализа, но прислушаться-то к себе мог. И теперь он закрыл глаза, расслабился… И увидел над головой качающиеся ветви березы, голубое-голубое летнее небо, и услышал плеск ручейка где-то рядом. «Вот оно что, – прояснилось в голове, – отдохнуть тебе, братец, требуется. И не где-нибудь в заморских краях, а на родных просторах. Так это мы запросто». Вадим обрадовался такому простому ответу и принялся рассматривать его с разных сторон. При этом ощутил, что непонятное томление покинуло его и появилось желание активных действий. Это хорошо, просто замечательно. Что же такое недавно говорил ему Леонид Николаевич, директор крупного предприятия? Он, помнится, любит именно такой отдых: один на природе. Чтобы никого рядом, тишина и рыбалка.

После мучительных раздумий не выдержал и, включив отдыхавший мобильник, позвонил приятелю. На непринятые вызовы постарался не обращать внимания – и так догадывался, что это Алиса обрывает телефон и, скорее всего, ждет его под дверью. Ключей от квартиры ему хватило ума барышне не давать. Что ж, он хорошо отсидится здесь, в кабинете, коньяка хватит, и, кажется, внимательная Евгения Илларионовна оставила там, рядом с чаем, пару бутербродов. Живем! А Алиса пусть дожидается под закрытой дверью. Не станет же она сидеть до утра. Завтра она наверняка устроит сцену, но он как-нибудь это переживет. Сегодня же ни видеть ее, ни исполнять сексуальные танцы под аккомпанемент Камасутры он просто не в состоянии.

Леонид Николаевич понял его с первого слова и разлился соловьем.

– Какое место! Какое сказочное место! – повторял он с придыханием. – Ты представить себе не можешь, Вадим Алексеевич. На много километров вокруг – никого. Лес, тишина, ручей возле дома, чуть дальше озеро. Хочешь – купайся, хочешь – рыбу лови. Птички поют, белки бегают прямо во дворе. Не поверишь. Это просто рай на земле!

Вадим понял, что лишил приятеля покоя своим вопросом. Тот не мог прийти в себя от нахлынувших приятных воспоминаний.

– Ты на землю-то вернись, Леонид Николаевич, – попросил он, – и поведай мне поскорей, где такое чудо чудное отыскать можно. Я прямо весь дрожу от нетерпения.

Приятель весело рассмеялся и рассказал. Оказалось, что в одном лесничестве, в заповеднике, он имеет хорошее знакомство. Лесник принимает к себе на постой одиноких мужчин, но только со строгим отбором и по надежной рекомендации. Не любит он ни шума, ни пьянок в своем доме. А жена его готовит в печи так, что пальчики оближешь.

Вадим уже готов был нестись на всех парах в это райское место, но сначала следовало договориться с лесником, сославшись на постоянного отдыхающего, подготовиться самому, да и здесь, на месте, надрать уши заранее всем, кому следует, чтобы трудового энтузиазма хватило до его возвращения. Ну и с Алисой разобраться. Он поморщился и принялся за коньяк, теперь уже всерьез.

Через неделю все было готово. Собран рюкзак – не современный чемодан на колесиках, а именно рюкзак, чтобы лучше прочувствовать всю глубину перемен в организации отдыха. Вещи туда сложены самые простые, но практичные и удобные. Не забыт спиннинг и другие принадлежности для этой мужской забавы. Даже сапоги резиновые прихватил (современные, конечно, не те прежние, черные и бесформенные). Плащ-накидку сверху приторочил – у приятеля на антресоли обнаружилась эта полезная вещь: тесть его военным был, служил в давние времена. Как будто бы все. Лесник его уже дожидается.

Вадим отпустил машину возле шлагбаума – правила так правила, они для всех – и дальше двинулся пешком. Идти было недалеко, километра три, не больше. И сразу на него навалилась эта сказочная лесная тишина. Она в лесу особая. Там птичка пискнет, там кто-то мелкий прошуршит в траве, там ветерок пронесется в вершинах деревьев. И все. Никаких звуков технического происхождения, сопровождающих нашу повседневную жизнь. Никакой залихватской музыки, доносящейся из окон и проезжающих машин. Хорошо-то как! Он подтянул лямку рюкзака на плече и весело зашагал вперед. Охватило давно забытое радостное ощущение ничем не ограниченной свободы. К тому же он действительно освободился от тяготивших его отношений с девушкой и чувствовал себя при этом великолепно. Она, конечно, порыдала для порядка, попробовала разжалобить, но, поняв, что все это бесполезно, перевела разговор в экономическое русло. Умная девочка все-таки, ничего не скажешь. Он не стал скупиться, и Алиса, тяжело вздохнув, отпустила его на волю, так сказать.

Домик лесника и правда оказался похож на сказочную избушку в лесу. И ручеек, и белочки во дворе, и тишина, и птицы – все на месте. А озером он поинтересуется немного позднее. Пока надо с хозяевами познакомиться.

Егор Степанович оказался крепким и далеко не старым еще мужичком с окладистой бородой и пронзительно голубыми, все видящими глазами. Он приветливо поздоровался и тут же позвал свою супругу. Немолодая женщина в простом летнем платье и симпатичном клетчатом переднике, невысокая, в меру полная и уютная на вид, появилась из глубины дома и сразу же заулыбалась:

– Проходите, проходите, гость дорогой! Мы вас ждем. Я уж и комнату приготовила, и обед соорудила. Вы там, в городе своем, небось, и забыли о простой деревенской пище.

Вадим вынужден был признать, что да, забыл. Однако сразу вспомнил, когда учуял божественные запахи еды, приготовленной в настоящей печи. Куда до нее современным микроволновкам и прочим кухонным новинкам! У него дома их целый арсенал – чтобы приходящей помощнице удобнее было готовить ему еду и времени уходило меньше. Но здесь… Он быстренько сбросил с плеч рюкзак, вымыл руки под стареньким и кое-где побитым рукомойничком во дворе – прелесть какая! – и уселся за стол. Егор Степанович присоединился к нему, и они очень хорошо посидели, поглощая вкуснейшие блюда, приготовленные Матреной Евграфовной, и неспешно беседуя. Хозяйка сделала все, что считала нужным, и тоже присоединилась к ним. Отдых начинался замечательно. Потом Вадим поднялся в выделенную ему комнатку. Она оказалась наверху, под крышей, и была опрятной и уютной. Он выложил из рюкзака вещи, переоделся и отправился знакомиться с озером. Гулял долго. Под вечер вернулся удовлетворенный, слегка уставший от прогулки, воды и обилия свежего воздуха, поужинал и завалился спать. Первый день отдыха прошел «на ура».

Рано утром его разбудили петухи, горланившие на разные голоса. Их оказалось в хозяйстве всего трое, но шум они создавали такой, словно их здесь целый батальон. Мужчина весело рассмеялся и спустился вниз, к деревьям, ручью и прыгающим вокруг белкам. Приятный отдых покатил дальше. Три дня пролетели в великолепном ничегонеделании, наслаждении лесом и озером. Он вдоволь наплавался, даже рыбку половил, чем вызвал одобрительную улыбку хозяйки и молчаливый восторг кошки Муськи, которой тоже досталось кое-что от его улова. Успел подружиться с огромным и устрашающим с виду волкодавом Тимофеичем, на поверку оказавшимся удивительным добряком. В общем, Вадим пребывал на верху блаженства. И вдруг…

Было позднее субботнее утро. Дни недели и числа он еще помнил. А вот почему они вчера вечером так надрались вдвоем с Егором Степановичем, запамятовал напрочь. Он, конечно, привез с собой бутылочку неплохого коньяка (и не одну, следует признаться), но и хозяин поставил на стол что-то эдакое, не совсем понятное, но удивительно легко идущее. В общем, подниматься к себе наверх ему было потом ох как нелегко. И проснулся он куда позднее обычного. Хозяин – человек тренированный – уже ушел по своим лесниковским делам. Сердобольная Матрена Евграфовна предложила ему маленькую рюмочку вчерашнего зелья, и жизнь стала налаживаться. Потом он съел несколько вкуснющих блинчиков с малиновым вареньем, выпил чаю и совсем ожил. Он плескался возле кадки с водой во дворе, наслаждаясь каждой пригоршней прозрачной жидкости, попадавшей в лицо и на голую грудь. От полноты удовольствия он даже замурлыкал что-то. И вдруг инстинктивно насторожился, прислушиваясь. Что-то было не так. Оглянулся. Так и есть: возле калитки стоял старенький велосипед, а рядом с ним женщина. Совсем не старая и не похожа на местную. Но одета просто. А глаза – насмешливые, острые, напоминающие цветом глаза хозяина, с которым они вчера так хорошо резвились, только более колючие.

– О! Фемина! – несколько даже развязно произнес Вадим Алексеевич. – Откуда вы, прекрасное виденье?

– Оттуда, – она указала большим пальцем куда-то за спину, – и туда.

Указательный палец был направлен прямехонько на дом, ставший пристанищем для ищущего покоя и временного забвения усталого мужчины. А тут, нате вам, явление. И ничего ты с этим явлением не сделаешь, это сразу видно, потому что ведет оно себя слишком уж по-хозяйски. Его о таком приятель не предупреждал.

– А вы, надо думать, новый постоялец дяди Егора? – заметила она не слишком приветливо. – Он мне вчера что-то такое говорил. Я поздно приехала, когда вы уже вдоволь откушали самогоночки пополам с коньяком, судя по бутылкам, и удалились на покой.

Голос был неприветливый, и глаза, оглядывающие его голый торс, всегда вызывавший в женщинах искренний интерес, оставались холодными.

– А вы кто? – не удержался от вопроса мужчина, хотя уже и начинал смутно подозревать самое неприятное.

– Племянница вашего хозяина и вчерашнего собутыльника, – заявила она насмешливо. – Агата Витальевна меня зовут. И не раскрывайте глаза так широко. Моя мать была большой любительницей детективов.

– Вадим Алексеевич, – спохватившись, представился постоялец, при этом вытянулся во весь рост и слегка склонил голову, поклонился, значит.

В ответ необычная женщина сверкнула насмешливыми глазами и присела в самом что ни на есть настоящем реверансе, правда не слишком глубоком. Не принц ведь перед ней из правящего дома Виндзоров. И вытащив из велосипедного багажника большую сумку, прошествовала мимо него, ошарашенного, в дом, откуда сразу раздался голос Матрены Евграфовны:

– Ты уже видела нашего постояльца, Агаточка? Надеюсь, не успела надерзить ему?

– Видела, тетушка, – был ответ, – а если и надерзила, так самую малость.

Вадим ухмыльнулся и ушел в лес прямо так, как был, почти раздетый. Ему необходимо было час-другой поплавать в прохладной воде озера, чтобы прийти в себя после вчерашнего застолья и сегодняшнего шока. Кажется, прекрасно налаженная жизнь в тишине лесного хозяйства дала трещину.

Когда он вернулся во двор, первая, кого он увидел, была, конечно же, Агата Витальевна, или Агаточка.

– Вы не пугайтесь, – примирительно произнесла женщина из-за охапки белья, которое несла развешивать в конце двора, – я завтра вечером уеду, и никто не станет нарушать ваш покой. Но эти два дня придется меня потерпеть. Поскольку изменять себя только потому, что в доме моего дядюшки поселился большой босс, я не склонна.

Вадим хмыкнул и гордо прошел мимо – видали, мол, мы таких храбрых воробушков. Только и коты вокруг не дремлют. Правда, он сам превращаться в кота, охотящегося за малыми пташками, не собирался категорически. Он приехал сюда отдыхать и будет успешно это делать и дальше, черт побери все на свете. И никакие голубые насмешливые глаза ему не помешают. В этом он абсолютно уверен.

Дальше день потек относительно спокойно. А ближе к вечеру, когда солнечные лучи смягчились и приняли другой оттенок, а своенравная племянница ушла с корзиной в лес, хозяйка подошла к постояльцу, что-то старательно делающему у дальней калитки, выходящей на выпас.

– Вы не обижайтесь на Агаточку, Вадим Алексеевич, – тихо попросила женщина, – такая уж она есть, и никто ее теперь не переделает, видно.

Вадим галантно заверил хозяйку, что у него ничего дурного и в мыслях не было, однако она не обратила на его слова внимания.

– Что-то там такое случилось у нее на личном фронте, – продолжала она тихим голосом, – еще в молодости, и с тех пор она вот такая колючая. И ни одного мужчину к себе близко не подпускает. Я бы и не знала ничего, да мне подруга ее Маша рассказала, она приезжает с ней иногда сюда на денек-другой.

Матрена Евграфовна задумалась ненадолго, потом встрепенулась:

– А так в жизни у нее все хорошо. Работает в институте, не помню, как называется, химии там обучают. Она сама, умница, уже одну диссертацию – правильно говорю? – он кивнул, – закончила, теперь другую делает, еще более важную. И еще работает там на ответственной должности… «декан». Студенты ее любят, преподаватели уважают. Все хорошо, только вот в личной жизни… Она как стеной отгородилась и слышать ничего не желает.

– Это вам все Маша рассказала, Матрена Евграфовна?

– А то кто же? – вздохнула хозяйка. – Из этой упрямицы слова не вытянешь, если насчет личных дел спрашивать начнешь. Молчит, как партизан на допросе… А так она добрая и отзывчивая, – добавила женщина, немного подумав. – Любому в беде поможет, если это в ее силах. Вот недавно…

Но тут на опушке леса показалась сама героиня их беседы с тяжелой корзиной в руке, и Матрена Евграфовна устремилась ей навстречу. А Вадим так и не узнал, в чем проявляется доброта этой красивой, но удивительно колючей женщины.

Чуть позже хозяйка сообщила ему, что, как стемнеет, они шашлыки затеют. Мясо уж замариновано. Вот Егор Степанович из своего обхода вернется, и начнут.

– Может, помощь какая нужна? – любезно предложил постоялец.

– Да нет, спасибо, вы отдыхайте. Егор страсть как любит сам все это делать, никого не допускает даже рядом постоять. Говорит, шашлык – это вещь тонкая, ко всему особый подход нужен.

Вадим отдыхать не стал, а достал свой мобильный телефон и отдал некоторые распоряжения. Потом позвонил еще раз. Повозился опять немного у калитки, ведущей на выпас. А затем накинул рубаху в крупную клетку и отправился в сторону шлагбаума. Вернулся часа через полтора с двумя большими пакетами. Егор Степанович уже вовсю колдовал с шампурами, и в воздухе разливался божественный аромат жарящегося мяса. На простом деревянном столе под большой раскидистой яблоней красовалась нарезанная зелень и нежно пах свежеиспеченный хлеб. Постоялец пристроил свои пакеты рядом с деревом и пошел предлагать посильную помощь хозяину – уж носить-то шашлыки ему доверят. Егор Степанович заулыбался во весь рот, и они вдвоем понесли источающие жирный сок и сказочный аромат шампура, щедро заполненные кусочками мяса вперемежку с кольцами лука. Обещался пир – ни в сказке сказать, ни пером описать. Вадим извлек из своих пакетов бутылки.

– Вот это любезным дамам, – провозгласил он, ставя на стол две бутылки испанского красного вина, – а это нам, грешным.

На столе появились две бутылки отличной водки. Егор Степанович одобрительно ухмыльнулся.

– И прошу уважаемую публику не переживать, – добавил улыбающийся гость, – этим запасы сегодняшнего вечера не исчерпываются. Тем более что количество шампуров с готовым продуктом открывает большие возможности.

Мясо оказалось удивительно вкусным, зелени к нему больше чем достаточно, и бутылки на столе не стояли без дела. Лица у всех сидящих под яблоней порозовели, глаза заблестели. На свежем воздухе, да под такую знатную закуску спиртное веселило, но не сбивало с ног. Дамам испанское вино чрезвычайно понравилось – не зря ведь он водителя десять минут инструктировал, что и где брать, – Матрена Евграфовна раскраснелась вся и, кажется, даже помолодела. Еще чуть-чуть – и в пляс пустится. Агата сидела притихшая. Егор Степанович распалил небольшой костерок, когда совсем стемнело, и все стало очень похоже на далекие полузабытые вечера молодых лет.

Вадима потянуло на лирику. Он попросил разрешения взять гитару – видел ее как-то там, в горнице, – и, получив его, устроился в сторонке, под деревом. Покрутив колки и побренчав струнами, повел рукой, и легкая мелодия понеслась над лесом. А потом он запел. Голос у него был не слишком сильный, но очень приятный, бархатный.

зазвучало над притихшей землей. Песня лилась, слушатели замерли, глядя на него восхищенными глазами. Только Агата опустила взгляд, и непонятно было, нравится ей его пение или нет. Потом еще Есенин, и еще раз. А следом пошли вещи более современные, не такие щемящие и тоскливые, но вполне лирические и романтичные.

А потом Вадим отложил гитару, встал и ушел в темноту. Нужно было побыть одному. Слишком уж сильно расшевелил он свои глубоко упрятанные чувства, казалось, оставленные там, в давно прошедших молодых годах, и остро, как никогда, ощутил отчаянное желание простого человеческого счастья.

Когда он, проветрившись и успокоившись, вернулся к дому, остатки пиршества были уже убраны, костер погашен, а хозяева, видно, ушли в дом. Он тихо поднялся в свою комнатку под крышей и улегся спать. Уснул не сразу. А утром проснулся чуть свет. Сна ни в одном глазу, и очень потянуло на озеро. Искупаться захотелось, поплавать и смыть с себя непонятно откуда нахлынувшее оживление чувств, давно пережитых и забытых, казалось, навсегда.

К озеру шел не спеша, предвкушая сказочное удовольствие от холодной чистой воды, омывающей тело и успокаивающей душу. Но с покоем не сложилось. Уже подходя к воде, скрытой за деревьями, он услыхал шум – плещется кто-то. Для рыбы вроде крупновато. Никак человек? Осторожно выглянул из-за деревьев и увидел женскую головку над водой – Агата плавала в озере, как большая белая рыбина. Прозрачная вода не скрывала ничего, и он понял, что на ней нет ни ниточки. Агата купалась обнаженной. Он замер. А она, наплававшись вдоволь, вышла на берег. Нежное утреннее солнце озаряло ладную фигуру с тонкой талией и длинными стройными ногами. Упругая девичья грудь и плоский живот. Женщина, не познавшая материнства. Агата отжала волосы и, свободно распустив их, принялась обсыхать под ласково греющими лучами. Блаженно жмурясь, она поворачивалась к солнышку то одним, то другим боком, и Вадим имел возможность любоваться то упругой грудью, то аккуратной аппетитной попкой. Она крутилась перед ним, как заправская модель на подиуме, а он стоял, затаив дыхание, и не в силах был сдвинуться с места.

Во рту пересохло, он даже не мог дышать, кажется, так ему хотелось схватить всю эту роскошь, щедро открытую его взгляду, и утащить под дерево, на мягкую траву. И там… Умом он понимал, что нехорошо подглядывать за ничего не подозревающей женщиной. Еще хуже так остро, так отчаянно желать ее. Но тело не соглашалось подчиниться голове. Оно просило, нет, оно требовало немедленного и полного удовлетворения.

На счастье, Агата не стала искушать его слишком долго. Лишь слегка обсохнув, она натянула легкое платье, еще раз растрепала мокрые волосы и направилась к тропинке, ведущей домой. Вадим едва успел спрятаться поглубже в зелень и затаил дыхание. Она прошла совсем близко, он даже ощутил исходящий от нее запах свежести, но его не заметила. Медленно, какой-то свободной, легкой, раскованной походкой она двинулась в сторону дома. А он, тоже раздевшись донага, прыгнул в озеро и долго плавал в прохладной воде, успокаивая неожиданно возникшее желание и снимая напряжение. Потом погулял по берегу, обернувшись полотенцем, и снова плавал до изнеможения. Мышцы устали, но картина перед глазами не уходила – белое женское тело, доверчиво открывавшееся его взгляду в самых разных ракурсах. С этим надо было что-то делать. Так с ума можно сойти. Он вернулся в дом, мечтая, чтобы она исчезла куда-нибудь, ушла, уехала. Смотреть ей в глаза он просто сейчас не смог бы. Судьба оказалась к нему милостива, и Матрена Евграфовна сообщила, что скоро будет свежее молоко и творог – Агата поехала к живущей километрах в десяти Степаниде Евсеевне, их дальней родственнице, и привезет обязательно. Их-то корова сейчас безмолочная.

Вадим несказанно обрадовался полученной передышке. Наскоро поев, он вызвал машину и, сообщив, что у него возник срочный вопрос в городе, быстренько ретировался. Хотел проболтаться вдали от своего места отдыха до позднего вечера, но не смог. Вернулся часам к пяти. Племянница лесника как раз собиралась в обратный путь.

– Что ж вы не сказали, когда собираетесь уезжать, Агата Витальевна, – пожурил он, – я бы машину задержал и подвез вас до города.

– Я уж как-нибудь сама справлюсь, Вадим Алексеевич, – задиристо ответила она, – до сих пор без вашей помощи обходилась и дальше не хуже получится.

– Давайте хоть сумку вам донесу до автобуса, – предложил он.

– Спасибо, нет, – голубые глаза стали совсем ледяными, в голосе зазвенел металл.

– Ну, воля ваша, – Вадим был страшно недоволен, но сдаваться не собирался. – Вы хоть номер свой дайте. Мало ли что может случиться.

– Я свой номер на память не знаю, а телефона со мной нет.

Это была откровенная ложь. Глаза при этом ехидненько так прищурились, а подбородок вздернулся вверх – ничего, мол, ты со мной не сделаешь, как ни старайся.

– Ладно, – согласился он, скрепя сердце, – тогда мой возьмите, так, на всякий случай.

Он сунул ей в руку прямоугольник визитной карточки и, круто развернувшись, ушел в дом – крайне сердитый и всем недовольный. Агата проводила его взглядом. Из голубых глаз ушел лед, осталась только грусть. Мужчина был очень интересный, а главное, способный к романтическим переживаниям – вон ведь как Есенина пел. Но она ничего, совсем ничего о нем не знала и очень боялась рисковать. Такого подпусти к себе чуть ближе – и все, пропала. В его янтарных глазах читались ум и воля. Не выпустит, если ему в руки попадешь.

Агата тепло распрощалась с родственниками и ушла, отклонив заодно и дядюшкино предложение проводить ее до трассы. Уж очень неспокойно было у нее на душе. Хотелось побыть одной, подумать и вернуться в привычное состояние. Матрена Евграфовна покачала головой – вот ведь упрямица какая. А мужчина-то видный такой и характером хороший. Не век же, право слово, одной куковать. Правда, неизвестно, что там у него делается на семейном фронте. То, что без жены приехал, еще ни о чем не говорит: вон Леонид Николаевич, милый человек, всегда тоже один приезжает, а дома у него имеется законная супруга и две дочери, это она доподлинно знает. А жаль. Хорошая бы получилась пара из этих двоих. Оба они не остались равнодушны друг к другу. Это она отлично видела своим внимательным женским взглядом. То, что Агата иголки выставляет, так это просто привычка. А он, бедолага, вон как расстроился из-за ее капризов. Напрасно, ох, напрасно она так. Но с этой упрямицей ничего не поделаешь. Очень, очень жаль.

Вечер прошел спокойно. Каждый занимался своим делом. Хозяин что-то чинил возле сарая, Тимофеич улегся рядом и умильно заглядывал в глаза хозяину. Тот время от времени поднимал на него взгляд и гладил большелобую голову, приводя пса в полный восторг. Хорошая собака для лесника – ох какое важное дело. А другого такого, как Тимофеич, днем с огнем не сыщешь. Муська устроилась на лавке под домом, уютно поджала лапки и подремывала, не обращая никакого внимания на снующую туда-сюда хозяйку – Матрена Евграфовна делала необходимые приготовления на завтра: она собралась с утра печь пирог, ублажать расстроенного мужчину. Тот, сердитый, слонялся без дела, независимо насвистывая. Но глаза были неспокойные, это она хорошо видела.

Следующий день вроде бы поставил все на свои места. Постоялец, накормленный с утра чудесным пирогом, снова сходил на озеро, наловил рыбы, угостил Муську, еще и на ужин людям осталось. С хозяевами был, как и раньше, приветлив, но растревоженное выражение не уходило из его глаз. Сообщил, что в воскресенье вечером заканчивается отпуск и он возвращается в город. Предложил в субботу снова устроить посиделки. Запасов хватит, сказал, если что надо, шофер подвезет. Но надобности в этом не оказалось. С середины дня пятницы Вадим начал беспокоиться. Все на дорогу поглядывал, до позднего вечера на дворе ждал. В субботу встал ранехонько. Но все напрасно – Агаты не было.

Матрена Евграфовна сжалилась над ним и обмолвилась мимоходом, что Агата, мол, не приедет в эти выходные. Работы у нее много с диссертацией этой, некогда ей. Субботний вечер прошел не слишком весело. Никто не пел песен под гитару, костер не разводили. А в воскресенье с утра Вадим сходил на озеро, наплавался в нем напоследок и двинулся домой, не дожидаясь вечера. С хозяевами распрощался тепло. Они от всей души приглашали его приезжать еще – в любое время, как только пожелает, только позвонит пусть предварительно. Он улыбнулся и ушел. Супруги понимающе переглянулись, и оба вздохнули с сожалением. Надо будет о нем у Леонида Николаевича порасспрашивать, подумалось Матрене Евграфовне. А Егор Степанович лезть в это дело не собирался – не маленькие, сами разберутся.

2

Как бы ни был удивлен давний многоопытный водитель шефа медиахолдинга Евгений Семенович ранним вызовом босса в этот воскресный день, вида он не подал. Он вообще никогда не возмущался переменами в планах начальника – тот имел на это полное право. Во-первых, такую зарплату, как здесь, еще поискать надо. Во-вторых, шеф всегда и без разговоров доплачивал за все внеплановые выезды, вечерние и ночные поездки, дальние маршруты и так далее. А Евгения дома ничто не удерживало. Лишних денег, как известно, не бывает, а дополнительные доходы он откладывал на свою давнюю мечту – ну очень хотелось иметь свою пусть маленькую, но настоящую дачу за городом. И в-третьих, наконец, Вадим Алексеевич был просто хорошим человеком, тащившим на своих плечах эту неподъемную махину, которую называют холдингом. Сам за руль он не сядет никогда, вот и пользуется услугами водителя, с которым давно и в полном объеме были оговорены все правила взаимодействия. Евгений был в курсе, что в молодые годы его шеф лихо водил мотоцикл, но однажды попал в крупную передрягу – сам чудом остался жив, а мотоцикл всмятку. Видимо, этих впечатлений оказалось достаточно, чтобы отказаться от дальнейших попыток самому дружить с рулем и дорогой. Многие годы Вадим Алексеевич ездил на общественном транспорте, а когда разбогател, купил машину и нанял водителя. Так они и начали сотрудничество. И теперь водитель был как бы даже и членом семьи в какой-то мере, поскольку помогал приходящей домработнице шефа Марии Прокофьевне делать покупки, отвозить белье в прачечную и выполнять прочие важные для нее дела. Эта машина была третьей по счету и очень Евгению нравилась. Еще бы! Солидный внедорожник, от которого испуганно шарахалась всякая мелочь, создавал у него приятное ощущение, что он хозяин на дороге. Хотя нарушать правила дорожного движения Евгений не позволял себе никогда. Он вообще считал себя законопослушным гражданином и гордился этим.

– Куда едем, Вадим Алексеич? – спросил водитель у хмурого и явно всем недовольного шефа. – Дома-то пусто. Мария Прокофьевна только завтра появится, я сам ее отвез к родственникам в село, у них там свадьба какая-то.

– Значит, заедем в супермаркет.

Покупки шеф обычно делал сам. Водителя к этому делу подключал в исключительных случаях, когда сам не мог. Однако вкусы и запросы своего босса шофер знал очень даже хорошо. Поэтому зарулил в правильный магазин. Ждать пришлось не слишком долго. Появился шеф на удивление с одним-единственным пакетом в руках, и бутылки в нем не звенели. Хотя дома в баре у него, конечно, всегда найдется, чем успокоить растревоженную душу.

Дальше ехали молча. Возле дома, уже выходя из машины, Вадим велел заехать за ним завтра как обычно и отрицательно покачал головой, когда водитель хотел помочь ему с рюкзаком и рыболовным снаряжением. Сам взвалил на плечо рюкзак, взял в руки остальное и двинулся к подъезду. И было в походке шефа что-то такое, что заставило Евгения Семеновича посочувствовать ему. Видно, крепко зацепило мужчину что-то неизвестное там, в лесной глуши.

В квартире было пусто и тихо. Впрочем, чему удивляться? Так было уже давно. Посещения Алисы в недавнем прошлом Вадим старался регламентировать, ссылаясь на чрезмерную деловую загрузку. И тишину своей обжитой квартиры любил. Но сейчас эта тишина показалась какой-то слишком уж глубокой и даже зловещей, как в склепе. Да что же это такое, в самом-то деле?! Даже в собственном доме ему стало неуютно после всей этой лесной феерии с Агатой. Он включил тихую музыку, приготовил себе кофе. Сварил в турке, как привык в молодые годы, только кофе теперь был дорогой, самый-самый лучший. Уселся в удобное кресло у окна и задумался.

Да, несомненно, с ним происходит что-то странное. И причины он понять не может. Ну, встретил интересную женщину, правда, самостоятельную и упрямую до невозможности и на других не похожую. Так ведь всего ничего времени провели рядом. Ну, увидел ее обнаженной. Так и в этом ничего необычного нет. Такое случалось, слава богу, много раз. К примеру, Алиса вообще чуть не в каждый приезд щеголяла перед ним молодым телом, расхаживая в чем мать родила и принимая при этом самые привлекательные, с ее точки зрения, позы. Так в чем же дело?

Но, вспомнив то раннее утро на озере, когда Агата предстала перед ним во всей своей женской красоте, когда не намеренно, а совершенно случайно демонстрировала ему свое естество, он вновь ощутил непривычно острое желание.

Пожалуй, с ним такого не было с того самого первого раза, когда перед ним, совсем зеленым юнцом, разделась донага легкодоступная соседка Юлька, дразня его и наблюдая за реакцией неопытного тела. Он тогда взвился, как ракета, и набросился на нее, как голодный пес на вкусную мясную косточку. А она смеялась, направляя его, неопытного, в нужное русло и умело разжигая в нем страсть вновь и вновь. Юлька тогда выжала его как лимон, и он долго приходил в себя. Но урок этот запомнил и впоследствии всегда старался быть хозяином положения и играть в эти игры только по собственным правилам.

Сколько потом было в его жизни женщин, он не мог и сказать точно. Много было… разных. Как-то незаметно проскользнула между ними и жена, не оставив особо глубокого следа в его жизни. Женщин он, однако, всегда выбирал сам – память о заполучившей его хищнице Юльке осталась навсегда. И старался быть осторожным, чтобы не вляпаться в ситуацию с ребенком и не подхватить что-нибудь неприятное, с чем маются многие после случайных связей. И вот теперь…

Поерзав немного в удобном кресле, Вадим понял, что пора идти принимать холодный душ. Вот ведь что сделала с ним вредная лесникова племянница! Впору Алису приглашать с ее Камасутрой. Но эту мысль он сразу же отбросил – себе дороже выйдет: потом второй раз уже не отделаешься. Подумал и вспомнил о непритязательной милой Александре, которая не раз выручала, когда его «припекало». Позвонил. Женщина откликнулась охотно и сказала, что приедет через полчаса. Он приготовил стол из того, что нашлось в холодильнике, поставил бутылку ирландского ликера для дамы – подруга обожала ликер, как он помнил, – и хороший коньяк для себя. Много пить не собирался, чтобы силу не сбить, но малость благородного напитка делу не повредит. И принялся ждать.

Александра появилась вовремя, как и обещала. Она вообще была точной. Он встретил ее приветливо, усадил за стол, угостил, напоил. Сама она себе никаких таких изысков позволить не может, это он знал точно. Поэтому дал ей возможность отвести душу за столом. А потом попросил раздеться.

– Что с тобой, Вадим? – она смотрела на него с искренним удивлением. – Ты никогда не стремился раньше разглядывать мое тело. Да и нет в нем ничего особого. Все, что тебе интересно, в нижнем этаже, и я постараюсь, чтобы все было так, как ты любишь. Я помню.

Она действительно помнила все, что касалось этого очень притягательного для нее клиента. Она «работала по вызовам» и вынуждена была разделять постель с самыми разными мужчинами, выполняя все их прихоти. Но этот, Вадим, был у нее на особом счету. Он пользовался ее услугами уже много лет, хоть и не часто, но всегда был добр и внимателен к ней, чего не скажешь о других. Именно благодаря ему ее безрадостная жизнь с неинтересной, утомительной работой и тяжелобольной матерью на руках казалась хоть иногда не такой беспросветной.

– Нет, Александра, делай, как я прошу, – упрямо повторил он и сам разделся полностью.

Женщина широко раскрыла глаза, увидев красивое, ухоженное и тренированное мужское тело. Раньше Вадим такого не выделывал никогда. Она сглотнула и потянулась к нему.

– Погоди, – попросил он, – покрутись немного передо мной, будь добра.

Александра видела, что он полностью готов к подвигам на постельном фронте, но ему нужно было что-то еще. Он внимательно рассматривал ее, и восторга в его глазах она, к сожалению, не видела. А потом и вовсе, кажется, начал терять форму. Тогда он зажмурился на какое-то время, а потом быстро увлек ее на ковер и с небывалой жадностью овладел ее телом. Когда все закончилось, поднялся и ушел в ванную. А потом вежливо поблагодарил ее и попросил оставить его одного. Вызвал ей такси, расплатился и отправил восвояси.

Все это было очень странно и для самого Вадима тоже. Напряжение он снял, но непонятная ему самому неудовлетворенность осталась. Обычно после контакта с женщиной он вполне успокаивался дня на три, иногда и больше, если сильно уставал на работе. И Александра ни разу не подвела его в прошлом, всегда удовлетворяла по полной программе, выполняя все его желания. Что же случилось теперь? Вадим вполне отдавал себе отчет в том, что смог взять давнюю подругу только после того, как, зажмурившись, оживил в памяти утро на озере и представил себе, что утаскивает на мягкую траву податливое тело Агаты. Саму по себе Александру он не хотел. И как это понимать, скажите на милость? Живи они столетия на четыре раньше, сказал бы, что Агата его заколдовала. Так ведь и случалось с людьми, наверное. Не могли объяснить вот такое, непривычное для себя желание, и виноватой оказывалась женщина. И не одна ведь окончила жизнь гораздо раньше положенного срока в огне костра. Но теперь-то другие времена, и в колдовство малознакомой дамы он, пожалуй, не поверил бы. Цивилизация заставляет решать вопросы по-другому. Только вот как их решать, не мог сказать никто, и сам Вадим не знал этого тоже.

Он долго сидел в любимом кресле, слушая тихую оркестровую музыку и размышляя. Надо выбираться из этого капкана, в который он неожиданно угодил. Любым путем выбираться, хоть даже и придется отгрызть собственную лапу, как делают волки. Только бы уйти живым! Забыть уединенный домик и тихие вечера в лесу, забыть озеро, забыть Агату. Она не желает иметь с ним дела. И не надо. Он будет и дальше спокойно жить своей жизнью, как делал это много лет до встречи с ней. И не надо никакой романтики. Придет зима, и он отправится на какой-нибудь из фешенебельных курортов в Швейцарии, прихватив с собой тщательно выбранную барышню, отвечающую его представлениям о женской красоте. Только не с голубыми глазами, нет, ни в коем случае. Пусть будут карие, как у Алисы, или, на худой конец, зеленые, но только не голубые, как мартовское небо, иногда темнеющие до глубокой синевы. И будет он с удовольствием скользить на лыжах по горным склонам, наслаждаясь своим телом и встречным ветром. А потом кувыркаться в постели с красоткой до полного изнеможения. И снова лыжи, и опять красотка. Вот! И никаких упрямых колючих голубоглазых женщин не будет больше в его жизни. И хорошо! И замечательно!

Так уговаривал он себя до глубокой ночи, не забывая подливать коньяк в милый сердцу пузатый бокал. И почти уговорил. Уснул поздно. Утром встал хмурый, но преисполненный решимости выполнить все, что надумал, сидя в любимом кресле. Только-только успел сварить себе кофе, как появилась Мария Прокофьевна – видно, Евгений вызвонил ее в деревне и, скорее всего, привез обратно в город, чтобы шефу жизнь облегчить. Ишь внимательный какой.

– Что же вы не уведомили меня, что ваши планы изменились, Вадим Алексеевич? – мягко упрекнула она. – Я бы раньше приехала, вкусненького бы вам наготовила. А то ведь опять, небось, в супермаркет заезжали?

Вадим, улыбаясь, покаялся, что да, заезжал. Она и сама это увидела, заглянув в холодильник. Покачала головой, поцокала языком – ерунда, мол, все это и чистое баловство. А потом быстро и ловко сварганила вкусный завтрак, который был запит еще одной чашкой кофе, сваренного на огне. Весь мощный арсенал бытовой техники, населявшей его кухню, Вадим предоставил в полное и безраздельное владение Марии Прокофьевны, которая, к слову, управлялась с ним виртуозно. Сам же, если приходилось, пускал в ход только турку и старенькую заслуженную сковородку. На вопли рекламы и весь этот кухонный стандарт современного успешного человека, занимающий все больше пространства, он никакого внимания не обращал. Сам ведь медиабосс, знает, что почем и что зачем. А нормально завтракать его еще в детстве бабушка приучила. Она врачом была, да к тому же педиатром, известным и уважаемым. Ее наука так с ним и осталась, до седых волос, так сказать. Хотя ни седины, ни лысины Вадим, как ни странно, пока не заработал. Да и седина вряд ли станет бросаться в глаза при его светлых волосах.

Так или иначе, но после завтрака, поданного заботливой помощницей, настроение улучшилось. Вадим побрился, надел чистую сорочку и отправился совершать трудовые подвиги. Машина должна была уже стоять у подъезда. Она и стояла. А как же! Жизнь-то входила в привычную колею.

Хорошо знакомая рабочая обстановка сразу приняла директора в свои жесткие объятия, и все воспоминания об этом необычном отдыхе и вчерашняя маета ушли в прошлое. Пришлось снова «надирать уши» – трудового энтузиазма хватило не всем. Совершенно неожиданно слишком смело поднял голову один из конкурентов – надо было ставить на место, не теряя ни дня. Справился. Потом случилось ЧП в одном из филиалов. Снова нервотрепка на весь день. Послал туда второго заместителя, пусть разбирается. Дни полетели один за другим, успевай только страницы ежедневника переворачивать.

Во второй половине среды, как помнится Вадиму, у него шло рабочее совещание. Крайне бурное совещание, он намыливал шеи налево и направо – почему-то был очень злой. Почему именно, думать не хотел, даже запрещал себе. Мобильный телефон, естественно, отключил: не любил, когда звонки прерывали рабочее общение. И вдруг в комнату заглянула Евгения Илларионовна. Было так непривычно, что она позволила себе прервать совещание, – все сразу затихли. Шеф воззрился на нее совершенно ошарашенным взглядом.

– Вадим Алексеевич, – решительно начала секретарша, – там какая-то женщина вам звонит. Говорит, срочно очень. А у вас мобильный не отвечает. Возьмите трубку городского, пожалуйста.

– Хорошо, я в приемной возьму, – ответил шеф и вышел.

Через несколько минут секретарь снова появилась в кабинете, подошла к первому заместителю и тихонько сказала ему, что босс велел закончить совещание без него, сегодня он уже не вернется.

А босс несся в это время в машине к больнице скорой помощи, велев Евгению Семеновичу подрезать всех подряд и поменьше обращать внимание на все знаки и указатели. На огромном танкообразном джипе немудрено было расчистить себе дорогу – машины шарахались от него в разные стороны, и не одно злое слово полетело вслед. Но Вадиму было все равно. Позвонила Агата и сказала, что случилась беда: Матрену Евграфовну свалил с ног инсульт, врачи не знают, удастся ли ее спасти, потому что нужно какое-то очень дорогое и редкое лекарство – она произнесла незнакомое название, – а где его взять, она не знает. И поэтому просит помощи. Он успокоил ее, как мог, и обещал немедленно приехать. А сам по дороге не выпускал из рук телефон – решал вопросы быстро и решительно, нажимая на все известные ему рычаги.

Когда он примчался в больницу, его тут же провели в палату интенсивной терапии, где крутились дежурный врач и две медсестры. В углу, совершенно потерянная, сидела Агата, огромными перепуганными глазами наблюдая всю эту суету. А Матрена Евграфовна, бледная до синевы, лежала на больничной койке с закрытыми глазами, вся утыканная иголками и запутанная в трубках и проводах. Дежурный врач кинулся ему навстречу.

– Как? – спросил Вадим, тревожно глядя на лежавшую на койке женщину.

– Если в течение часа не дадим нужного препарата, боюсь, будет очень плохо, – честно ответил врач. – Мы с минуты на минуту ожидаем профессора. Его только недавно нашли, он в другой больнице был.

– Лекарство уже едет сюда. Вот-вот будет.

И только после этого он шагнул к Агате, взял ее холодную, почти неживую руку и крепко сжал в своей большой теплой ладони.

– Все будет хорошо, Агата Витальевна, – сказал уверенно, пытаясь ее успокоить.

Такой ее он себе и представить не мог – растерянная, перепуганная, она ухватилась за его руку, как за якорь спасения. Глаза смотрели с надеждой. Сердце мужчины дрогнуло. Ему страстно хотелось оправдать ее доверие, чтобы она поняла, как он нужен ей.

В этот момент дверь палаты распахнулась, стремительно вошел пожилой мужчина и сразу же направился к больной. Он вопросительно взглянул на врача, и тот принялся тихо ему что-то объяснять. Профессор нахмурился – видно, дела пациентки были совсем плохи. Агата замерла. И снова распахнулась дверь, девушка в белом халате поискала глазами Вадима и показала ему пакет, который держала в руках. Он быстро подошел к ней, взял пакет и вытащил маленькую коробочку – неужели в ней может заключаться спасение человеческой жизни?

– Это? – спросил, подойдя к докторам.

Оба обернулись одновременно, и на лицах обоих появилось облегчение.

– Да, – проговорил профессор, – давайте скорей.

Он взял коробочку, быстро вытащил из нее крошечную бутылочку и передал медсестре:

– Начинайте.

Действия медсестры были уверенными и профессиональными.

– Кажется, успели, – облегченно пробормотал он. – Теперь каждый час, пожалуйста, строго по часам. Этого хватит до завтрашнего дня.

Медсестра кивнула. Теперь спасение больной перешло в ее руки.

– Еще достать сможете? – обернулся профессор к Вадиму. – Надо как минимум две упаковки, а лучше три. Тогда будет надежно.

– Да, – уверенно ответил он. – Сейчас позвоню. Завтра будет.

Доктора устало переглянулись. Волнение отпустило.

– А теперь вам лучше покинуть палату, – мягко добавил дежурный врач. – Медсестра будет при ней неотлучно. А завтра проведаете больную вновь. И лекарство принесете.

Вадим кивнул головой и повернулся к Агате.

– Пойдемте, Агата Витальевна, – сказал тихо, – большего мы сейчас сделать не сможем. А вам надо отдохнуть. И расскажете мне, как это случилось.

Он протянул ей руку, она ее приняла, встала и пошла за ним.

Отпускать ее одну домой в таком состоянии было, ясное дело, нежелательно. И потом она, скорее всего, голодна: ей было не до еды. Поэтому, выйдя из больничного холла, Вадим повел Агату к машине, усадил на заднее сиденье, устроился рядом и стал тихонько и осторожно выяснять обстановку – женщина-то все еще в шоке, давить на нее не стоит.

– Вы когда последний раз ели, Агата Витальевна, сказать можете?

Агата растерянно моргнула, подумала немного, но ответила вполне адекватно:

– Не знаю. Мне дядя Егор позвонил в полшестого утра, испуганный, голос дрожит. Сказал, что Матрена проснулась рано, встала с постели и тут же упала. И не разговаривает совсем. Только дышит тяжело. Он перепугался до смерти, вызвал скорую. Приехали на удивление быстро, он едва успел шлагбаум отпереть. Врач глянул на нее только и велел сразу в больницу везти. Сказал, там все ясно будет. А сейчас видно только, что дело плохо.

Она замолчала на минуту, потом встрепенулась:

– И он очень просил, чтобы я в больницу поехала и все выяснила. Он сам уехать не может, права не имеет, пока ему замена не придет. А какая замена сейчас? Да и я ведь здесь, в городе. Я бы и сама все сделала, без всякой просьбы. Она мне дорога так же, как и дядя. Хорошая женщина, и мы столько лет знаем друг друга.

– С этим ясно, – заключил Вадим, – значит, сегодня вы еще не ели. Поэтому сейчас первым делом поедем пообедаем, или уже поужинаем, скорее всего, а потом все остальное выяснять будем.

И велел Евгению отвезти их в приличный ресторан, где потише. Меньше всего машин было перед дорогим рестораном. Значит, места наверняка есть и дожидаться заказа придется не слишком долго. Умница у него водитель все-таки.

Агата, войдя в фешенебельное заведение, засмущалась было. Но Вадим быстро объяснил ей, что только здесь они и смогут посидеть спокойно, поговорить, составить планы. Ведь ей же не нужны сейчас развеселые песни и пляски, верно? Ей они были и правда ни к чему, и вопрос закрылся. Он заказал нормальный обед (успели все-таки) себе и ей, не забыл оговорить заказ и для Евгения Семеновича – кто знает, сколько водителю ждать придется.

А Агата тем временем рассказывала, что было дальше. Примчалась она в больницу эту ни свет ни заря. Ее поначалу и пускать не хотели. Затем вышел дежурный врач, поговорил с ней и понял: никого, кроме нее, здесь больше не будет и вопросы придется решать именно с ней. После этого ее пропустили. Дождались прихода другого доктора, в руки которого перешли и больная, и сопровождающее лицо. Сразу решили вопросы оплаты. Агата все взяла на себя, разумеется, потом с дядюшкой разбираться будут. Ей пришлось быстренько съездить на такси домой и привезти деньги. О том, что пришлось взять отложенное на диссертацию (весь процесс подготовки и защиты обходится ох как недешево), Агата, конечно, промолчала, но Вадим догадался и сам – не первый день на свете живет. А дальше возник вопрос лекарств. Часть из них Агата купила тут же, в аптеке при больнице. Но когда врач заговорил о том дорогущем и малодоступном, но очень нужном препарате, она решилась и позвонила ему, Вадиму Алексеевичу. Больше ей просить помощи было не у кого.

Вот это не просто порадовало, но осчастливило Вадима. Не к кому ей обратиться оказалось в таком экстренном случае, кроме него. Это же просто замечательно! И он приготовился укреплять ее во мнении, что вообще никто, кроме него, ей не нужен по жизни.

Потом принесли заказ и они нормально поели. После еды щеки Агаты слегка порозовели и силы стали возвращаться к ней. Позвонил Егор Степанович, в который уже раз за этот долгий день. Агата принялась объяснять ему, что дела повернули к лучшему, поскольку все необходимые лекарства на месте, и даже самое главное и самое дорогое достал Вадим Алексеевич. Он и сейчас здесь, рядом. Егор Степанович попросил передать ему трубку.

– Здравствуйте, Вадим Алексеевич, – заговорил он, – спасибо вам огромное, дорогой мой, что подключились к делу. За лекарство отдельная благодарность. Вы только скажите, сколько потратили, я вам передам. У меня есть. Мы с Матреной на новый сарай утепленный собирали. А теперь какой уж сарай. Ее бы вернуть домой, голубушку мою, живой.

– Не будем сейчас о деньгах говорить, Егор Степанович. У меня с этим проблем нет («Большие проблемы есть, однако, с тем, на кого эти деньги тратить», – подумал про себя). С этим мы потом разберемся. А за Матрену Евграфовну не беспокойтесь. Мы тут с Агатой Витальевной присмотрим за ней и все, что нужно, сделаем. И вас будем держать в курсе. Завтра с утра поедем узнать, как прошла ночь. Лекарство это волшебное должно здорово помочь, сказал профессор. Будем надеяться на лучшее.

Егор Степанович немного успокоился, это даже по голосу было слышно. А Вадим представил себе, каково ему там, в лесу, одному. Только и есть поддержки, что Тимофеич. Тот от хозяина не отходит, это он на расстоянии чувствовал – такие верные и преданные друзья, как этот пес, никогда не предадут и в беде не оставят. Перед глазами встала огромная лохматая голова Тимофеича на коленях у лесника, и на ней большая, натруженная, вся покрытая мозолями мужская рука.

Убедившись в том, что Агата вполне пришла в себя и за нее можно уже особо не беспокоиться, Вадим отвез ее домой – не на край света, кстати, как он почему-то думал, – и отправился отдохнуть после этого, такого напряженного дня, подарившего ему новую встречу с женщиной, заполонившей его душу. Тут же были напрочь забыты все решения относительно будущих поездок на зимние курорты в обнимку с красотками. Перед глазами вновь вставали лес и волшебное озеро с одной-единственной нимфой на его берегу. Все стало на свои места, определившиеся недавно, но, кажется, прочно.

Утром они вместе с Агатой съездили в больницу и узнали, что ночь прошла на удивление неплохо. Больная чувствовала себя гораздо лучше, дышала ровно, открыла глаза и даже узнала склонившуюся над ней Агату. Но долго общаться доктор не позволил. Сказал, что ей нужно как можно больше спать, чтобы активнее шло восстановление. Сильно пострадали ткани мозга, сказал он, и нужно дать излившейся крови рассосаться. Это будет видно на обследовании. И только когда уйдет гематома (слово-то какое!), можно будет приступать к тому, чтобы ставить больную на ноги. Путь этот нелегкий, но теперь уже вполне осуществимый. Нужно только запастись терпением. Слова доктора подтвердил профессор при очередной встрече. Он был очень доволен тем, как идут дела у тяжелой, почти безнадежной поначалу пациентки.

Из-за всех дел, связанных с неожиданной бедой, обрушившейся на семейство лесника, и больницей, Вадим часто и подолгу общался теперь с Агатой, и это не могло не радовать. Он получил доступ к ее телефону, узнал домашний адрес и даже познакомился с подругой Марией, которая подключилась к процессу ухода за больной Матреной Евграфовной искренне, от всей души. Маша была очень доброй женщиной – это видно было сразу. И красавицей к тому же. При первом же взгляде на нее приходила в голову мысль, что ей надо играть в кино сказочных красавиц – Василису Прекрасную, Спящую красавицу, царевну-лебедь – причем можно практически без грима. Только Снежная королева из нее не получилась бы – не было холода в больших, красивых, серых Машиных глазах. Не было, и все тут.

Агата перестала «колоться и кусаться» – простая человеческая порядочность не позволяла ей теперь этого, – но на особое сближение не шла. Держалась в рамках вежливости. Все счета за больницу и усиленный уход, который получала там Матрена Евграфовна, она оставила мужчинам – пусть разбираются сами. На себя взяла чисто женские функции – личный уход за больной, вопросы питания и прочее, деля эти заботы с Машей.

С Вадимом была неизменно очень доброжелательна, но при малейшем намеке на что-то большее, чем отношения между добрыми знакомыми, тут же пряталась в свою раковину, забираясь в нее с ногами – будто исчезала вдруг: вот она была, и нет ее. Его это беспокоило, раздражало и даже сердило. Он, право же, заслужил большего. Во всяком случае, мог рассчитывать на роль друга. Но Агата не давала ему и этого – хороший знакомый, которому она очень благодарна за помощь, и все. И не более того. Такое положение дел раздражало его все сильнее еще и потому, что сам он ни на минуту не мог забыть лесное озеро, обнаженное тело Агаты и свое сумасшедшее желание. Ему казалось, что вкуси он этого тела один только раз, и все встанет на свои места. Все придет в привычную норму. Это просто эффект новизны, уговаривал он себя. Просто подобной ситуации не было еще в его жизни, и он отреагировал неожиданно бурно. Вот уложить бы ее в свою постель один только раз, убедиться в том, что она такая же женщина, как и все другие, и успокоиться. И забыть все, оставшись с полным спокойствием просто добрым знакомым, как она того хочет.

Время шло, лето подходило к концу. Матрена Евграфовна была уже почти в порядке. Во всяком случае, разговаривала, сидела в постели и даже пробовала потихоньку ходить, правда, с посторонней помощью. Не за горами время, когда ее выпишут домой, и тогда прекратится это общение. Связь оборвется. И об этом больно было даже думать.

Проведя еще один вечер в кресле с бокалом коньяка в руках, Вадим решил, что не должен, не имеет права доводить себя до полного помешательства. А до этого было уже недалеко. Ему даже по ночам стала сниться Агата, ее запах, ее вкус, как он ему представлялся. Это просто наваждение какое-то, и его нужно развеять, не позволив болезни перейти в хроническую форму – потом ведь не избавишься вовсе. И он решился вынудить упрямую женщину согласиться на близость. Ее ведь от этого не убудет, а он, возможно, вернет себе наконец здравый смысл и здоровую мужскую силу. Ведь он даже – подумать только! – ни разу не был с женщиной с тех самых пор, как случилась эта беда и он увидел Агату в больнице, растерянную и беззащитную.

И вот при очередной встрече Вадим решился на выполнение своего плана.

– Агата Витальевна, – твердо начал он, – мне кажется, что вы кое-что мне должны. Вы ведь женщина и, конечно, чувствуете, не можете не чувствовать, что я хочу вас, безумно хочу. Я не стесняюсь признаться в этом. Я делал для вас все, что было в моих силах. Делал от души, без всякой задней мысли. Но и вы пойдите мне навстречу. Я как будто заболел вами. Помогите мне исцелиться, подарите хотя бы одну ночь, если на большее у вас нет желания. Мне кажется, это должно помочь.

Агата внимательно посмотрела на него. Долго вглядывалась в янтарные тигриные глаза, что-то высматривая в их глубине. Потом медленно кивнула головой.

– Хорошо, – голос звучал бесцветно, даже безжизненно, – я согласна на одну ночь, Вадим Алексеевич. Я действительно в долгу у вас, и если это может вас устроить… Только на нейтральной территории, пожалуйста, не у вас и не у меня. Я приду, куда вы скажете. А сейчас, простите, я очень тороплюсь.

И она ушла. А вернее сказать, сбежала. Скрылась, оставив Вадима в полной растерянности. Такого согласия на интимное свидание он не получал еще никогда. Впрочем, все, что было связано с Агатой, случалось для него впервые. Вся эта женщина была для него одной большой загадкой, сложной и неразрешимой.

3

Осень приближалась быстро. Еще несколько дней, и начнутся занятия со студентами. И диссертационные дела придавят всерьез. Матрену забирать из больницы потребуется, скорее всего, где-то в начале сентября, не раньше. И придется помотаться в лесничество не один раз, ведь к ней нескоро полностью вернутся силы и трудоспособность. Нужно будет помогать, это понятно. Ну, конечно, Маша придет на помощь. Но и ей, Агате, достанется, несомненно. И хорошо бы до начала осенней загрузки закрыть все вопросы с Вадимом.

Этот человек ужасно смущал Агату самим фактом своего существования в непосредственной близости от нее. Как появился там, в лесу, так и не исчез никуда, как она ни мечтала об этом. А когда случилось несчастье, пришлось самой к нему за помощью обращаться. Другого выхода она в тот день не увидела. Ведь Матрена была на грани смерти, и если бы не его быстрая и весьма действенная помощь, вероятно, не выжила бы. И как было бы жить дальше с такой виной на душе? Пришлось пожертвовать своим спокойствием.

Он был, несомненно, мужчиной интересным. Высокий, уверенный в себе, с ухоженным сильным телом и красивыми глазами, заглядевшись в которые можно обо всем забыть. Он был умен, красиво говорил. А как пел! И романтикой от него явно тянуло. Опасный мужчина, одним словом. Он волновал ее, он совершенно определенно нарушил ее покой. Но дать ему ей было нечего. И чем меньше его видеть, тем лучше. Но меньше не получилось. И теперь приходится за это расплачиваться.

Она, конечно, видела его интерес к себе, не могла не заметить. Но не думала, что дело зайдет так далеко. Неужели он действительно настолько возжелал ее тела, что не может обойтись без обладания? Что ему, других женщин недостаточно, что ли? Странно… ничего такого особенного в ней никогда не было, чтобы сводить мужчин с ума. Да и не стремилась она к этому. Наоборот, пряталась от них, как могла. Агата была уверена, что мужчины могут женщин только желать. А любить не умеют. Все эти разговоры о глубоких чувствах, о мужчинах, которые ради любимой женщины готовы на все, которые в постели стремятся удовлетворить ее, казались ей досужей выдумкой. Надо же чем-то жизнь украсить, вот эти писатели, а вернее писательницы (ведь в основном женщины об этом рассказывают взахлеб в своих многочисленных романах), изощряются, как могут. Реальная жизнь показывает, что мужчины в целом – глубоко эгоистичная категория людей, думающая только о себе. А когда, грубо говоря, засвербит в штанах, что случается регулярно, их уже ничем не остановить. Добравшись до женского тела, так сказать, они удовлетворяют себя и, не высказав даже особо благодарности, исчезают в туманной дали. Об этом ей много раз рассказывали приятельницы. Даже красавица Маша имела такой печальный опыт. И женщины шли на это просто потому, что тоже хотели того же самого, у них тоже свербело в трусиках, и им нужно было удовлетворение, пусть даже такое примитивное. У самой же Агаты все было намного хуже, гораздо, несоизмеримо хуже. Она вообще не хотела мужчин и даже боялась близости с ними. И это с ней уже давно.

Детство Агата помнила не слишком хорошо. Начала четко осознавать себя лет с пяти, наверное. Но хорошо помнила свое ощущение, что раньше, до того как она себя осознала, с ней произошло что-то страшное, ужасное, что темным пятном легло на ее жизнь. И мама довольно часто водила ее в детстве к женщине в белом халате, которая внимательно осматривала ее тело, уделяя особое внимание месту между ножками. Что-то делала, чем-то смазывала, что-то назначала. Все это было так смутно в сознании, что Агата нередко думала, будто все это просто нехороший, злой сон. Когда она подросла и стала оформляться, мысли о прошлом совсем ушли из ее головы. Появились новые увлечения – музыка, танцы и, конечно, мальчики. Один из них, Олег, нравился ей больше других. Они даже встречались с ним. Гуляли, взявшись за руки, целовались несколько раз. И однажды Олег пригласил ее к себе на дачу. Дело было в начале осени, погода стояла шикарная, и Агата согласилась провести день в хорошей компании. Но когда она приехала в домик над рекой, оказалось, что никого, кроме нее, там нет. Она поначалу испугалась и хотела даже уйти. Но Олег успокоил ее, сказав, что остальные гости в пути и будут с минуты на минуту. Он рассказывал ей что-то веселое, включил музыку и дал попробовать вино, которое приготовил для девочек, как он сказал. Предложил, чтобы она оценила его выбор. Агата, на свое счастье, поступила как истинный дегустатор, – попробовала вина самую капельку. Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы снять напряжение. Она расслабилась, а Олег стал ее потихоньку ласкать, целовать, и незаметно для нее они оказались совершенно раздетыми и в постели. Ей были очень приятны его ласки, поцелуи и нежные слова, которые он шептал непрерывно. Она почти забылась и готова была следовать за ним, куда он ее поведет. Однако когда его отвердевший мужской орган вдруг попытался войти в ее тело, Агата испытала жуткий страх. Паника овладела ею, она рванулась с неожиданной силой и вывернулась из-под него. Схватила свою одежду, на ходу натягивая ее на себя, и убежала прочь. Злые слова распаленного и не удовлетворенного Олега долго неслись ей вслед.

– Дура, – кричал он, – идиотка! А мне что теперь делать? К соседской козе идти, что ли?

С тех пор отношения их испортились резко и навсегда. Но среди ее сверстников почему-то поползли слухи, что Агата – девушка доступная, способная доставить партнеру массу наслаждения. Заигрывания и открытые предложения посыпались на нее, как из рога изобилия. Девчонки стали воротить от нее носы: конкурентка была им ни к чему. Да и просто многие из них завидовали вниманию, которое мальчики оказывали Агате, а не им. Отбиваться от нахальных предложений было непросто. Иногда дело доходило до ссоры.

– И чего ты корчишь из себя целку, Агатка, не пойму, – как-то заявил ей одноклассник Лева. – Всем известно, что ты раздаешь милости направо и налево. Почему со мной не хочешь сходить под кустик? Или ты только за деньги даешь? Так я заплачу.

В ответ она, ошарашенная, просто залепила ему пощечину и ушла, вся в слезах, домой. Мать ее выслушала, поохала и ничего лучшего не придумала, чем отправить ее к тетке в другой город. Пусть, мол, здесь дурные разговоры улягутся, тогда и вернуться можно будет.

Сестра матери оказалась женщиной доброй и участливой, и Агата все ей рассказала как на духу. Тетя Нюша внимательно выслушала племянницу и погладила по склоненной голове.

– И не надо из-за этого огорчаться, малышка, – сказала ласково, – на чужой роток, как говорится, не накинешь платок. Люди любят позлословить. Здесь же никто тебя не знает и все будет по-другому. Ты только не давай себя в обиду. И я ведь рядом. Если что, никому не дам спуску.

Так и зажили они вдвоем с теткой, и это оказалось куда лучше, чем с матерью. Та иногда на дочь злилась, причем Агата никак не могла понять, за что. А когда мать подчас возвращалась домой поздно и, мягко говоря, не совсем трезвая, старалась просто не попадаться ей под руку. Потому что однажды как раз в этом состоянии она со злостью сказала дочери, что та ей всю жизнь испортила и из-за нее приходится по чужим углам шляться.

Здесь, у тетки, Агата окончила школу, и весьма успешно. И отсюда же поступила в столичный университет на химический факультет: химия всегда была ей интересна. Училась и здесь хорошо. Жила в общежитии, но к тетке ездила регулярно. Тут, в этой веселой и беспечной студенческой жизни, и настигла Агату первая настоящая любовь.

Геннадий был вполне достойным парнем. Интересный, спортивный, он успевал в занятиях и много внимания уделял своим увлечениям, среди которых на первом месте были лыжи зимой и байдарка летом. Он уходил в походы по быстрым горным рекам и возвращался всегда загорелым и веселым. Зимой старался хоть ненадолго вырваться в горы. Агате уделял внимания не слишком много, но всегда был с ней приветлив и даже ласков. Потом заговорил о любви. Девушка была счастлива. А уж когда он предложил семейную жизнь, она вообще взлетела на вершину блаженства. Повезла его к тетке – познакомить. Тетя Нюша приняла их честь по чести, все сделала как надо и предложила свадьбу отыграть тут, у нее. Мол, свободнее будет и затрат гораздо меньше. Так и сделали. Агата была в красивом белом платье, счастливая, сияющая. Свадьба скромная, но хорошая. А когда пришел час укладываться молодым в постель, Агате почему-то стало страшно. Она сама себя понять не могла. Ведь она любила Гену, ставшего ее мужем, так отчего же боялась? Он никаких страхов не испытывал, раздел ее, уложил в постель и стал любоваться.

– Красивая ты, Агатка, ладненькая такая, – шептал, все больше возбуждаясь, – так и хочется тебя, как конфетку, съесть. Дай мне скорей то, что у тебя между ножками. Невмоготу уже ждать.

Жадные руки потянулись к самым интимным местам ее тела, потом он и сам навалился на нее всей своей тяжестью и, особо не интересуясь вопросом ее готовности, ворвался в напряженное окаменевшее тело. Агата к тому времени была чуть ли не в шоке от страха. Ей было ужасно больно, а он, не обращая ни на что внимания, все больше распалялся, стараясь по полной программе. Когда он наконец получил то, что хотел, и слез с нее, Агата почти теряла сознание от боли и отвращения. Но хорошо помнила, как он, включив свет, стал рассматривать простыню и ее бедра, бесцеремонно раздвинув их во всю ширь. Даже внутрь заглянул. А потом изо всей силы ударил ее по лицу.

– А крови-то нет! Ты, шлюха, обдурила меня все же, прикинувшись нетронутой, – зло пробормотал он. – Правильно говорила Люська с филфака, что ты в своем городе с кем только не спала. Это лишь вид у тебя такой скромный, а на самом деле печать ставить негде. Но так просто это тебе не обойдется. Я тебя, шлендру, хорошо проучу!

И он принялся бить жену, бить холодно и расчетливо, чтобы оставлять как можно меньше следов, но доставить как можно больше мучений. Она не кричала, боясь напугать тетку, спавшую за стеной, только тихонько стонала и закрывала лицо. Все ее тело превратилось в одну сплошную боль, а он все бил и бил, с каким-то садистским остервенением. А потом снова возбудился и, ругая ее на все лады самыми грязными словами, стал буквально насиловать, потому что она уже не лежала бесчувственным бревном, а пыталась сопротивляться.

– Ничего у тебя не выйдет, тварь, – пыхтел он у нее над ухом, – я тебя, гадину, так отделаю, что ты десять лет к мужику не подойдешь.

Когда он, исчерпав все силы, слез с нее, Агата уже практически не могла шевелиться, а простыня была в крови. Он же оделся, собрал свои вещи и прямо среди ночи ушел, сказав на прощание, что на развод подаст сам, и причину укажет настоящую, и ославит ее так, что уже никто на нее не польстится больше. Никто и никогда.

Перепуганная тетя Нюша, услышав последние слова несостоявшегося спутника жизни Агаты и громкий стук захлопнувшейся двери, робко вошла в комнату и окаменела от ужаса. Все в спаленке было разбросано, а Агата, избитая и окровавленная, лежала на самом краю кровати, не в силах шевельнуться. В глазах ее стояла такая боль, что сердце женщины сжалось.

– За что, тетя, – прошептали избитые губы, – за что?

– Не надо, детка, не разговаривай, – решительно заявила тетя Нюша, взяв себя в руки. – Сейчас я немного приведу тебя в порядок, поговорим потом. И надо этого гада ползучего прищучить как следует. Завтра же в милицию схожу, заявление подам.

Агата только покачала головой и потеряла сознание. Когда она очнулась, все было прибрано, никаких следов недавнего побоища не было видно, только сама она представляла собой одну большую рану, как ей казалось. Едва обретя голос, она потребовала от тетки никуда не ходить и никаких заявлений не подавать. А когда немного оклемалась, попросила у нее объяснений: может, хоть она сможет объяснить, почему все так произошло. Тетка объяснила. И лучше бы ей этого не делать, потому что стало совсем скверно. Правда оказалась куда страшней, чем Агата могла себе представить.

Оказывается, ее мать, любительница разгульных удовольствий, нагуляла дочь вне брака. И, родив ее, ничуть не изменила своего образа жизни. Только-только оклемавшись после родов и восстановив женскую силу, она принялась искать новых любовников. Находила их везде и справлялась с этим всегда легко. Были среди ее поклонников мужчины, встречающиеся с ней время от времени в разных местах, а были и такие, что жили с ней какое-то время. Один из таких, здоровенный лоб, надрался как-то вместе с ней до чертиков и изнасиловал трехлетнюю Агату. Мать спохватилась только утром, протрезвев. Сразу же кинулась с дочерью в больницу, наплела там Бог весть что, отчего вся милиция сбилась с ног в поисках описанного ею преступника. Но любовника не прогнала. Он умел доставить ей удовольствие, как никто другой, поскольку размеры имел весьма внушительные и сил ему было не занимать. То, что потом вернувшаяся из больницы малышка впадала в истерику от одного его вида, мать не волновало. Покричит и перестанет, а такого жеребца днем с огнем больше не найдешь. Дело кончилось тем, что он сам покинул надоевший ему дом. Может быть, ему не хотелось постоянно видеть перед глазами искалеченного им ребенка. Мать же об этой утрате горько сожалела.

Потом страшные воспоминания постепенно стерлись из памяти девочки, да и у матери был неудачный, с ее точки зрения, период в жизни. Не находилось мужчин, желавших поддерживать с ней длительные отношения, и все тут. А когда ситуация немного изменилась к лучшему, Агата уже подросла и родительница решила, что слишком опасно иметь в доме и любовника, и подрастающую дочь, потенциальную конкурентку собственной матери. И она перенесла свои любовные подвиги на чужую территорию.

У Агаты совершенно не осталось тяжелых воспоминаний, и она даже не догадывалась о том, что произошло с ней в раннем детстве. Врачи тогда хорошо поработали с ней, и добросовестно потрудилась женщина-психолог, сумевшая затушевать в памяти ребенка страшные события. Только когда Олег попытался, подпоив, овладеть ею, Агата инстинктивно оказала сопротивление и сбежала. И так же подсознательно боялась интимных отношений с мужчиной, которого полюбила и за которого вышла замуж.

– Конечно, мать должна была тебе все рассказать, девочка, – закончила свой рассказ тетя Нюша, – но она всегда думала только о себе, от нее и ждать ничего другого не приходится. А вот я, старая дура, допустила ошибку, положившись в этом вопросе на влюбленного парня, – он показался мне добрым и хорошим. Если бы он оказался таким, как мне думалось, ты была бы сейчас счастливой и всем довольной. И никогда не узнала бы о том, что случилось когда-то. И пусть бы оно быльем поросло, леший его возьми. В общем, я чувствую себя страшно виноватой перед тобой. Хотя узнай ты все это раньше, вообще о замужестве не помышляла бы, верно?

Агата покивала головой, соглашаясь. Конечно, не помышляла бы. Но зато избежала бы этого жуткого унижения, и боли, и скандала.

Все это случилось летом, на каникулах – хоть в этом повезло. И в свой университет Агата больше не вернулась, какими-то правдами и неправдами добившись перевода в другой город. Там вуз и окончила. И получила распределение в аспирантуру, потому что училась лучше всех на курсе. С матерью она больше не виделась никогда. Просто вычеркнула ее из списка своих знакомых, не желая иметь с ней ничего общего. Мать, к слову, не особо-то и рвалась к дочери. Она ведь еще не совсем старая женщина, хочет все, что возможно, от жизни взять, не до дочери ей. Тетя Нюша заменила девушке мать, отдав ей всю свою душу. Она и отвезла как-то племянницу к двоюродному брату, работавшему лесником как раз возле города, где обосновалась Агата. Егор Степанович и Матрена Евграфовна, которым Бог не дал своих детей, полюбили девушку как родную. И она к ним привязалась. Так и жила, считая своей родней только этих троих близких ей людей. Да еще соседку Машу, с которой подружилась уже здесь, на новом месте.

На работе у Агаты все ладилось. Она успешно окончила аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию и шагнула куда как высоко, став доцентом кафедры, а через несколько лет и деканом факультета. Только личной жизни не было никакой. И даже Маша не знала, что произошло в прошлом подруги и настолько отвратило ее от мужского пола. Одна только тетя Нюша была в курсе дела, но «расколоть» ее не удавалось никому, даже в самом крепком подпитии по праздникам.

И вот теперь ей снова предстояло испытание. Очень тяжелое испытание. Предсказанные Генкой десять лет как раз истекли. Она криво улыбнулась, подумав об этом. Вот же, вспомнила черта не ко времени. Надо было брать себя в руки, чтобы как-то выдержать эту одну-единственную ночь с Вадимом. Всего одну! А потом все – свободна и навсегда. Агата от души надеялась, что он отстанет от нее после этого (сам же говорил, что это ему только как лекарство нужно) и вообще никогда не появится больше на ее горизонте.

И никогда больше не позволит она закрутиться обстоятельствам так, чтобы пришлось заставлять себя идти поперек собственных желаний. И даже близко не подпустит к себе никакого другого Вадима или Геннадия, будь они хоть добрые-распредобрые. И будет жить спокойно, без этих безумных страхов и переживаний, с удовольствием работать и иногда даже ездить отдыхать в чужие края – ей тут Маша на днях уши прожужжала поездкой в Венгрию на термальные воды. Говорит, красота несказанная появляется у женщины после того, как поплещется она от души в этих водах. Только надо правильно источник выбрать, а в этом ее, Машу, как раз и просветила одна знающая дама.

Так уговаривала себя Агата в те редкие часы, когда оставалась одна, не занятая уходом за Матреной Евграфовной. Тетушка уже заметно шла на поправку, и это радовало. Но и заставляло лишний раз вспомнить, как и чем обязана она Вадиму. Как ни крути, а мысли все к нему возвращаются. Но ничего, недолго уже осталось терпеть. Отдаст ему долг и выбросит его из головы навсегда. И никогда не вспомнит.

Как ни готовила себя Агата к этим событиям, все равно телефонный звонок Вадима застал ее врасплох. Ноги задрожали, язык прилип к нёбу – еле-еле ответила вразумительно, он даже не сразу узнал ее голос. Пришлось сказать, что она стылого молока из холодильника выпила. Он назначил встречу на субботний вечер, сказал, что заедет за ней на такси и они поедут в загородную гостиницу. Так спокойнее, можно быть уверенными, что никто не помешает. Значит, оставался всего денек, и его надо как-то пережить.

Агата договорилась с Машей, что та поедет к Матрене Евграфовне в воскресенье, а сама пошла к тетушке в субботу. Та уже почти пришла в норму, и к ней вернулась наблюдательность.

– Что-то ты будто сама не своя, Агаточка. Или случилось что?

– Да нет, все вроде нормально, – отчаянно соврала Агата, – просто за диссертацию сильно переживаю. Я и с кандидатской так маялась.

Матрена Евграфовна была женщина умная, стреляный воробей, и не поверила. Но раз не хочет девочка говорить, то из нее все равно не вытянешь ничего. Только смутно виделся ей за всем этим Вадим Алексеевич. Он, кстати, несколько раз проведывал ее за последнее время и обещал домой отвезти, в лесничество, когда она совсем поправится.

– Да не думай ты о ней, о диссертации этой, – прикинулась тетушка валенком, – будет еще когда ею заняться. А сейчас лето, законное время для отдыха. Вот только я тебе весь отпуск испортила нынче.

– Вот об этом говорить не будем, милая тетушка, – Агата нежно погладила ее по руке, – вы идете на поправку, и это главное. Остальное – мелочи, не заслуживающие ни внимания, ни обсуждения.

Агата на минуту отвернулась от тетки, чтобы ком в горле проглотить: опять накатили страх и паника. Но взять себя в руки удалось.

– Вот вы небось за Егором Степановичем соскучились? – направила она разговор в другое русло.

– Соскучилась, ох, страсть как соскучилась, – призналась пожилая женщина, – по нему, и по дому нашему, и по Тимофеичу, и даже по Муське. Ведь я никогда так надолго дом не оставляла. И не хочу больше. Нет лучшего места на свете, чем наше лесничество.

Тут Агата согласилась с тетушкой. Место это было действительно самым дорогим, самым прекрасным. И она надеялась еще не раз побывать там, и по лесу вдоволь погулять, и в озере всласть наплаваться. И никакие чужие мужчины не помешают ей больше. Вот отделается она сегодня от этого настырного Вадима и все – не будет больше помех к спокойному отдыху вдали от городской суеты.

Субботний вечер накатил неотвратимо, и Вадим, как и обещал, возник на пороге ее квартиры. Был слегка взъерошен, что смотрелось странновато, и бледен. Но держался спокойно. Агата тоже постаралась вести себя достойно. Что из этого получилось, она не знала, потому что от страха еле держалась на ногах.

– Вам что-то надо взять с собой? – вежливо поинтересовался он. – Так я вынесу.

Агата молча указала ему на небольшую сумку со всем необходимым и принялась запирать двери. К такси они шли молча. Так же молча проделали весь неблизкий путь до загородной гостиницы. Номер был заказан, и им сразу выдали ключи. В двухкомнатный люкс Агата вошла на подгибающихся ногах и сразу же рухнула в кресло у журнального столика. Сил больше не было ни на что. Вадим вошел следом, поставил на низкий шкафчик у двери ее сумку и свой небольшой саквояж и огляделся.

– А здесь довольно уютно, – проговорил каким-то чужим, не своим голосом, – вы согласны, Агата Витальевна? И спальня нормальная, кажется.

Он открыл дверь в смежную комнату и окинул взглядом огромную кровать. «Прямо сексодром какой-то, как мне Юрка однажды рассказывал, когда с артисточкой той налево сбегал, – подумал с насмешкой, – хорошо хоть потолок зеркальный не додумались соорудить. Самое то было бы для нас с Агатой».

Он вернулся в гостиную и предложил Агате спуститься в ресторан поужинать. Она отказалась – кусок все равно не полез бы ей в горло, настолько сильным было волнение.

– Вот и ладно, – согласился он, – сейчас по рюмочке выпьем для храбрости и отправимся в спальню.

Он покопался в своем модном саквояже, вытащил фигурную бутылку с янтарным содержимым, выставил две пузатых емкости и коробку конфет. Деловито разлил коньяк и поднес Агате бокал, внимательно наблюдая за ней. Женщина была явно не в себе, на грани шока, он бы сказал. Почему? Сильно волнуется? Боится? А ведь, похоже, действительно боится. Только чего? Не девчонка ведь школьница, от мамы сбежавшая с чужим дядей. Он подошел ближе, соприкоснулся бокалами.

– За нас с вами, Агата! За наш успех вместе!

За это стоило выпить, потому что он и сам не был уверен в себе на все сто процентов. Уж очень волновался почему-то. Агата с отчаянной решимостью глотнула янтарной жидкости и стала хватать ртом воздух, на глазах выступили слезы. Она тряхнула головой и как-то натужно, даже жалко улыбнулась.

– Я готова, Вадим Алексеевич, – голос ее предательски дрогнул.

– Вот и славно, – откликнулся он. – Вы идите, устраивайтесь. Я присоединюсь к вам через пару минут.

Он тщательно запер двери, разделся и не торопясь (давал ей время адаптироваться в новом пространстве) вошел в спальню. Агата лежала под простыней, натянутой чуть ли не до глаз, и смотрела на него взглядом загнанного в западню измученного животного. Да что же это с ней, право слово? В комнате горел один только ночник, и Вадим не стал его гасить. Он, совершенно нагой, подошел к постели и скользнул под простыню. И сразу ощутил ее напряженное, твердое как камень тело. Попытался ее обнять, но было такое ощущение, что в руках у него мраморная статуя, красивая, но холодная.

Ее реакция на него была такой странной, что впору было встать и уйти.

– Вы что, девственница, Агата Витальевна? – решился он спросить наконец.

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда в чем дело? – голос его стал холодным. – Неужели я настолько неприятен вам, что вы не можете преодолеть это?

– Нет-нет, Вадим Алексеевич, – обрела она голос, – дело вовсе не в вас… Вы замечательный мужчина, и спорить с этим глупо. Дело во мне. Я не такая, как другие женщины, и не могу дать вам того удовольствия, на которое вы вправе рассчитывать.

– Что значит, не такая? – поинтересовался он и тут же скользнул рукой под простыню, попав сразу туда, куда хотел.

Там все было в порядке. Да и он ведь видел ее тогда, на озере. Всю видел, во всех подробностях. Все было на месте, как и положено.

Агата вздрогнула от его прикосновения, но отодвигаться не стала.

– Вы делайте все, что нужно, я мешать вам не стану, – прошептала она, почти стуча зубами. – Вам ведь хочется поставить на мне свой штамп. А он ставится только там, в глубине. Так ставьте.

Похоже, дело совсем плохо. У нее, видно, большие проблемы с этим. И возможно, сейчас возникнут и у него. Во всяком случае, поднявшееся было возбуждение пропало сразу, как под холодным душем. По-видимому, нужно было встать, извиниться за беспокойство и уйти восвояси. Этого требовала мужская гордость. Но в этот момент он повернул голову и встретился с ней взглядом. То, что увидел он в этих голубых глазах, огромных сейчас от страха, даже ужаса, повергло его чуть ли не в шок. Сразу ушли куда-то, растворились и закипавшая злость, и мужская гордость. Осталась одна только щемящая жалость. Жалость к тяжело раненному, почти умирающему прекрасному животному, жестоко растерзанному безжалостной рукой.

– Агата, девочка моя, кто же это тебя так, а? – спросил он, мягко, но настойчиво привлекая ее к себе.

Она, на удивление, не сопротивлялась и даже, кажется, стала немного податливее.

– Ты успокойся, не переживай, – тихонько уговаривал он, – я ничего не стану делать, пока ты сама не захочешь.

И он, притянув ее к себе близко-близко, стал потихоньку гладить напряженную спину. Голова ее оказалась у него на плече. Она уткнулась в него лицом, и он почувствовал горячие слезы на своей коже.

– Ты поплачь, поплачь, девочка, иногда это хорошо помогает.

Его руки гладили ее плечи и спину, а губы тихонько целовали прижавшуюся к нему голову, попадая в основном в макушку. Слезы перешли в рыдания, потом потихоньку затихли.

– Простите меня, Вадим Алексеевич, – прошептала она охрипшим от слез голосом.

– Вадим, – поправил он. – И прощать тут нечего.

Она шмыгнула носом и взглянула ему в глаза. Что она увидела, он не знал, но губы ее чуть растянулись в дрожащую робкую улыбку.

– Я вела себя безобразно, Вадим, прости, – прошептала снова.

Ну конечно, кто бы сомневался, что она станет упрямиться даже здесь, в постели. Он улыбнулся и поцеловал ее в распухший от слез нос. Потом прижал к себе еще теснее, почувствовав, что каменная напряженность ушла наконец из ее тела.

– А теперь ты расскажешь мне все, Агата, все абсолютно, – потребовал он, но руки продолжали обнимать ее нежно и заботливо.

– Я не могу, Вадим, это слишком тяжело, – она попыталась отстраниться, но он не позволил.

– Это нужно, девочка, – настаивал он, – нужно для того, чтобы избавиться от этого навсегда.

Агата с минуту подумала и кивнула головой.

– Хорошо, – согласилась она, – только не смотри на меня, иначе я не смогу.

Он не стал возражать и, легко развернув ее в постели, прижал к себе спиной, обхватив руками. Так ей было тепло и почему-то очень уютно, непривычно уютно.

– Я слушаю тебя, – напомнил он.

И она стала рассказывать. Все, без купюр и без утайки. Без жалости к себе. Просто факты.

И чем дальше она говорила, тем больше сводило челюсти у Вадима. Господи, неужели люди могут быть такими жестокими? Их даже зверями не назовешь, те куда гуманнее. Он, представитель медиаиндустрии, отказывался верить, что такое возможно в наши дни, в цивилизованном обществе. Но это было. Агата рассказывала вполне убедительно. Хотя убедительнее всего была реакция ее тела. Такую реакцию сыграть невозможно.

– И он сказал, что я десять лет не смогу подпустить к себе ни одного мужчину, – закончила она свой рассказ. – Я и не подпускала, страшно было. И тебе не далась тоже, прости.

– О нас говорить рано, у нас все впереди, – уверенно заявил он, – а про этого гада ты мне расскажи поподробнее. Ты свидетельство о разводе получила?

– Нет, – тихонько ответила Агата, – я боялась очень. Он сам больше не появлялся, и никаких известий от него не было. А я искать его не стала. Да и все равно мне было. Какая разница, если все дороги для меня закрыты.

– Ну, положим, насчет дорог это ты слишком, девочка моя, – осмелевший Вадим уже решал вопросы серьезно, – а свидетельство о расторжении брака я из него вытрясу, не сомневайся даже. Хорошо, если он при этом целым останется.

Агата, повернув голову, взглянула на него с надеждой. Неужели теперь есть кому за нее заступиться? Он встретил ее поцелуем.

– А теперь давай уже займемся делом, дорогая, – прошептал он прямо ей в губы и принялся целовать, не давая ей времени на размышления.

Агата не возражала. Его поцелуи были очень приятны.

Прошло довольно много времени. Лицо, шея, грудь, живот – все было обцеловано и обласкано. Ее тело расслаблялось постепенно, и к нему возвращалось желание.

– Позволь мне потрогать тебя там, Агата, – попросил он, – пока только потрогать.

Она кивнула головой, и мужская рука скользнула в самое сокровенное место, нежно гладя, лаская и… возбуждая. А губы продолжали свое дело, успокаивая, размягчая ее волю и вызывая смутные желания чего-то большего. Ее тело начало томиться и изнывать, что было для нее совершенно новым и непонятным. Но понимание пришло быстро – природа знает свое дело хорошо.

– Я хочу, Вадим. – Он поднял голову и заглянул ей в глаза, но она не отвела взгляда. – Я хочу тебя всего, сейчас, пожалуйста.

– С огромным удовольствием, радость моя, – согласился он и, глядя ей в глаза, медленно и осторожно сделал то, о чем она попросила.

В ее глазах он читал смену чувств и ощущений – опасение, недоверие, удивление, а потом счастливый всплеск ощущений, когда первая волна экстаза накрыла ее с головой. Тут уж он перестал сдерживать себя и отдался страсти, которая так давно манила его, но не давалась в руки. Сейчас Агата была вся в его власти – открытая для него, нежная, жаждущая и, наконец, удовлетворенная. Он дошел до своего пика быстро – трудно было ожидать иного после такого труда. И все же он смутился.

– Прости меня, девочка, что я такой несдержанный сегодня, – прошептал он, заглядывая ей в глаза, – я исправлюсь, обещаю.

– Ты хочешь сказать, что может быть еще лучше?

– О! Гораздо лучше, уверяю тебя, – откликнулся польщенный ее высокой оценкой мужчина, – я покажу тебе, милая, вот только чуточку отдохну и покажу.

И вскоре показал. Сказать, что Агата была потрясена, будет недостаточно точным. Она не верила сама себе.

– И так может быть часто? – поинтересовалась она, краснея.

– Хоть каждый день, моя девочка, если ты пожелаешь, – ответил на это рыцарь, готовый на все ради дамы сердца. – Я люблю тебя, Агата. Я для тебя звезду с неба достану. Что уж говорить о подвигах в постели.

Растроганная его словами, она уткнулась лицом ему в грудь.

– Дай мне немного времени, Вадим, – попросила она, – и думаю, я тоже смогу сказать, что люблю тебя.

– Я ждал тебя слишком долго, чтобы отступить сейчас, радость моя, – прошептал он ей в волосы, – а теперь давай немного поспим. Меня как через мясорубку пропустили, кажется.

Они проспали, обнявшись, до рассвета. А проснувшись, снова занялись исследованием и изучением друг друга. Агата осмелела и даже потрогала рукой орган, доставивший ей вчера столько удовольствия. Под ее руками он ожил, затвердел и гордо поднялся.

– О! – восхитилась она. – Это я так на тебя действую?

– А кто же еще? – рассмеялся Вадим. – Ложись скорее, сил нет ждать.

И они продолжили – хорошо отдохнувший мужчина и успокоившаяся женщина, оставившая все тревоги и сомнения.

– Я научу тебя еще многому такому, о чем ты даже не догадываешься, – обрадовался он. – И мы будем получать удовольствие так часто, как только захотим.

Потом они с аппетитом позавтракали у себя в номере – сил-то было потрачено немало, и даже на выход в ресторан не хватило того, что осталось. Выпили кофе, посидели на балконе, любуясь слегка увядающей августовской зеленью, и снова вернулись в постель. Причем инициатором была на этот раз Агата. Ей не терпелось удостовериться, что все это не сон, что это самая-самая настоящая правда. То, что уже произошло между ними, оставило некоторые неприятные ощущения, как будто саднило немного, но на эту мелочь она не собиралась обращать никакого внимания. Ей сейчас нужен был Вадим – весь, целиком, с его нежной любовью и жгучей страстью. Она столько лет была лишена всего этого! Он просить себя дважды, разумеется, не заставил. Ее искреннее восхищение его мужской доблестью делало его во сто крат сильнее и разжигало желание до уровня пожара. Он охотно повторил все, что уже делал раньше, и добавил кое-что новенькое, вызвав восхитившее его «О!» на ее распухших от поцелуев губах. Все было не просто хорошо. Все было замечательно.