Читать книгу Мёртвые люди – уже не люди - Лина Ди - Страница 7

***

Ведущая Шарлотта Прайс поправила пышную причёску и ворот платья, вспоминая вчерашний резонанс по громкому делу о маньяке, который в Моргевилле вырезает сердца у беременных женщин. Новостные издания, радио и даже телевидение теперь перемалывали эту новость из каждого утюга в разных городах, хотя полицейское расследование велось предельно аккуратно. И бюро, сделав лишь одно официальное заявление, пока не спешило делиться никакими подробностями. Возможно, первоисточником утечки стал кто-то с завода, который посетил Моро, а точнее – сам инженер Гарри, пусть и не по злому умыслу.

Увидев команду оператора, ведущая откинула тревожные мысли и обратилась к заросшему, как неандерталец, мужчине:

– Профессор, разъясните, пожалуйста, что именно происходит с жертвами психического и физического насилия.

– Всё зависит от самой жертвы, категории насильственных действий и степени причинённого вреда. В мире совершается очень много насилия, и официальная статистика не даёт реальную картину происходящего. Самая распространённая – это пандемическая категория. Ещё есть острая и экстраординарная. Острая, как правило, имеет эпизодический характер, а экстраординарная – чрезвычайно редкий. Насилие над человеком может произойти в любом возрасте, – док поправил очки и, задумчиво почесав широкую бровь, продолжил: – Это могут быть различные травматические стрессовые реакции или расстройства, низкая самооценка, подозрительность и недоверие, которые иногда «проносят» на протяжении всей жизни. Пострашнее – затяжные депрессии и признаки суицидального поведения, потеря интереса к жизни, к школе, если это произошло в детском возрасте, или в целом к развитию или серьёзному поражению нервной системы.

Увлечённый профессор помолчал немного и продолжил (ему нравилось быть в центре внимания, особенно под камерами):

– А также проблемы другого плана, – профессор осёкся, вглядываясь в лица окружающих. – Не думаю, что могу их открыто озвучивать.

– Спасибо, профессор Юханссон, – важно поблагодарила Шарлотта Прайс, очень точно уловив опасения профессора.

Оператор, вечно называющий блондинку Шарлотту «куколкой», подал ей новый знак.

– Невозможно всегда очень точно оценить степень проблемы, даже работая со взрослыми пациентами. На это влияет не только установленная степень доверия при «раскрытии» пациента, но и степень осознания жертвой последствий травмы или насилия. Особенно если жертва привыкла подавлять свои эмоции.

Договорив последнюю фразу, добродушная борода улыбнулась, и милые глазки пару раз блеснули под светом софитов:

– А я напоминаю: сегодня в гостях нашей студии – психиатр, доктор наук, профессор Уильям Юханссон.

Раздались ненастоящие аплодисменты.

– Профессор Уильям, а что вы думаете по поводу произошедших убийств? Могли бы вы предположить портрет возможного убийцы?

– Я могу предположить всё, что угодно. Но, думаю, у меня недостаточно информации для составления профиля убийцы. Однако в чём я точно уверен, так это в том, что убийца – глубоко травмированный человек.

– Полагаете, он тоже пережил насилие?

– Определённо. Думаю, этот человек заявляет нам, что убитые им женщины не способны любить, раз им вырезали сердца (если то, что я слышал, – правда). Мне кажется, именно на это стоит обратить внимание. Не способны любить и не способны позаботиться о будущем ребёнка должным образом.

Уплетая завтрак, Моро беспорядочно переключал телеканалы и, услышав вопрос телеведущей к профессору, словно остекленел. Быстро мелькающие картины, на которых бегали по полю парни с бейсбольным мечом, сменило бородатое «чудовище», говорящее о «его маньяке», и Фингел приклеился к квадратному ящику.

«Не способны любить…» – пробубнил детектив себе под нос набитым ртом.

Оцепенение длилось несколько секунд. Придя в себя, Моро поянулся к телефону.

– Ты тоже это видишь?

– Да.

– Мне срочно нужен в участке этот профессор. Я еду.

Из гостиной, где детектив только что положил трубку, раздался звонок.

– Новое убийство, – услышал в трубке очередную страшную новость Фингел и едва не подавился новой вафлей.

Неожиданно кошка пикировала со шкафа на плечо Моро. Он сбросил её от неожиданности на пол и поморгал глазами, положив недоеденную вафлю на стол.

***

– 3, 2, 1… Глубокий вдох и выдох. Вдох и медленный выдох. Расскажи мне, что ты видишь.

– Я бегу.

Пульс Ноа резко участился, точно её бросили в море. Она вцепилась пальцами в кожаное кресло. На лбу мгновенно появились испарины.

– Где ты бежишь?

– Узкий проход. Я поворачиваю налево. Стенки из бетонных блоков. Я в лабиринте.

– Почему тебе страшно? Ты боишься, что не выберешься?

– Нет. Я слышу её голос. «Она» где-то рядом. Мне страшно. «Она» найдёт меня…

– Кто «она»? Кого ты имеешь в виду, Ноа?

– Женщина, которая родила меня. «Она», «она»… чудовище!

– Она тоже бежит или её голос недвижим?

– Я не знаю, мне страшно! Я ненавижу её голос!

Девушка начала сильно дрожать, и доктор медленно вывел её из гипноза. Постепенно приходя в себя, она начала успокаиваться, но, взглянув в глаза мужчине, который сидел в костюме с бабочкой и рассматривал её, как через пенсне, сквозь хитрый, но деликатный прищур, снова разволновалась.

– Я вспомнила ещё кое-что…

– Расскажешь? Или устала? – спросил психолог, стараясь не показывать, что его распирает любопытство.

– Мы играли с подругой у соседнего дома, где заброшенная свалка. Там кружились голодные чайки и вечно тявкали дворовые собаки… Ещё к ним ночами привязывали консервные банки, и по улице всю ночь до утра разносился глухое, раздражающее слух звяканье.

Долгая пауза.

– Продолжай, не бойся.

Мужчина в шляпе через золотой полумрак всматривался в лицо напуганной девушки, которая явно готова была заплакать ещё до сеанса. Сейчас она снова уводила от него взгляд, сжимая платок с вышитой буквой «Н».

– Я знала, что «она» разозлится… я знала, – девушка смахнула слёзы, рассказывая историю уже явно кому-то невидимому, точно ещё находилась под гипнозом, затем запрокинула глаза к потолку и стала рассматривать сверкающую люстру, думая, что слёзы затекут обратно в глаза. – Я знала. Но «она» собиралась вернуться гораздо позже. Поэтому я взяла «её» тюбик помады и нанесла состав пальцем на губы.

Девушка прикоснулась к губам пальцами и размазала невидимую помаду:

– Вот так. На моих губах она почему-то казалась малиновой. Если бы я знала, что случится потом, я бы никогда не взяла «её», потому что мне вообще противны «её» вещи. Но почему-то тогдая об этом не подумала, – девушка округлила глаза и расправила длинное скромное платье.

– Сколько тебе было?

– Одиннадцать или двенадцать. Мы перебежали с подругой на соседнюю улицу и остановились у лестницы одного дома, ведущей на крышу. И вдруг подруга увидела «её». Что-то пошло не так, и «она» вернулась из церкви на несколько часов раньше.

Ноа провела по нему взглядом.

– Ты испугалась?

– Да. В моей голове сразу зазвонили колокола, эти дурацкие церковные колокола, которые я ненавидела. Я не хотела, чтобы «она» видела меня накрашенной. Я… я просто хотела почувствовать себя другой, я хотела быть ярче, я хотела, чтобы мне наконец стало весело. Я начала стирать руками помаду, но растёрла её по лицу, как варенье.

– Ты боялась, что она ударит тебя? Что она с тобой сделала?

– Приблизившись, она схватила меня за шиворот и потащила на глазах подруги Абелии и прохожих, как котёнка, которого собираются топить. «Она» разразилась громом и походила на грозу, которая выпускает стрелы. Зайдя в дом, она в ярости влепила мне сильную пощёчину, задев острым перстнем с янтарём. Соседка Мэри, дама в возрасте, видела всё, что происходило. Странно, мне казалось, она никогда меня не замечала, а тут возмутилась и позволила себе сделать «ей» замечание. Женщина не в силах была смотреть, как я захлёбываюсь в слезах. Но «та» лишь зло посмотрела на неё: мол, не лезь не в свои дела. Ярко накрашенная малиновая губа лопнула, заструилась кровь. Я увидела себя в разбитом стекле входной зелёной двери. Все яркие цвета смешались перед глазами. С тех пор красные оттенки я вижу малиновыми.

– Это в тот день ты сломала зуб?

«видела меня накрашенной. Я…

Ноа кивнула…

– Дома, конечно, «она» наказала меня ещё сильнее… Я попыталась закрыться в своей комнате, куда «она» часто заходила без стука. Ничего не получилось. Она назвала меня «испорченной дрянью», кричала на меня, устроила истерику. Мне сложно описать, что я почувствовала тогда. Потому что за все эти годы я привыкла чувствовать себя определённым образом.

Девушка по-прежнему сидела в кресле, крепко вцепившись в него пальцами, и продолжала:

– Каждый раз, когда «она» взвизгивала, как свинья, закипая на ровном месте, мне хотелось ударить её, чтобы она замолчала навсегда. Но била только «она». Меня. Иногда я защищалась, но не наносила удары. Бывало, «она» била меня по голове, вырывая волосы за плохую успеваемость в школе, и швыряла в меня разные предметы. В ярости «она» становилась безумной и не могла остановиться. А потом каждый раз заставляла меня думать, что именно я виновата в её агрессии. Самое ужасное, что я даже верила в это. «Она» манипулировала мной на протяжении многих лет. Конечно, тогда я не знала, что это такое. И ещё… «Она» всё запрещала мне и всё решала за меня. Даже когда я чего-то не хотела. Каждый день я испытывала с ее стороны психологическое давление и чувствовала себя просто ужасно, – девушка замолчала, уставившись в пол.

– Продолжай…

Голос Ноа стал значительно тише и с каждым новым словом всё больше походил на шёпот:

– Прошло много лет, прежде чем я осознала, что мне сложно самой принимать решения… Вслед за «ней» мною начали управлять и манипулировать мужчины. И даже девушки, с которыми я пыталась подружиться. Я подстраивалась под всех, под все обстоятельства, потому что не хотела никого выводить из себя. Я совсем не знала, как поступать в той или иной ситуации.

– Ты хотела, чтобы было тихо?

– Да, именно. Я хотела, чтобы было тихо.

– Ты продолжала придерживаться той модели поведения, когда передавала себя и свои решения во власть других людей?

– Да.

– Ты никогда не задумывалась, что дело не в том, что ты не хочешь расстроить людей своими ответами или решениями? Может, тебе это нравится? Или даже приносит удовольствие? Ничего не решать и быть удобной для тех, кто любит управлять.

– А есть те, которым это нравится? – неожиданно резко спросила Ноа Скотт, никогда не размышляя об этом.

– Конечно, есть. Возможно, тебе тоже нравилось в какой-то степени. Ведь не исключено, что это удобно – быть удобной?

Девушка с ненавистью посмотрела на мужчину. Внутри у неё что-то переключилось, как по щелчку. Она точно вылезла из шкуры ягнёнка, натянув шкуру волчицы, заёрзала на месте и… вспыхнула.

Поймав неожиданную вспышку гнева у пациента, доктор приподнял брови, но не напрягся, оставаясь спокойным, точно её реакция была предсказуема или он не раз с таким сталкивался. Перемена в её поведении казалась слишком разительной: девушка была готова убить в тот момент… Он специально спровоцировал пациентку, и та продолжала скатываться в метафизическую бездну.

***

Джейкоб помахал Фингелу рукой.

– Новая жертва – Амелия Дуглас. 19 лет. Убита в доме бабушки, с которой жила. Кольцо и записка тоже обнаружены. Пожилая женщина сейчас, правда, не в себе. Она не просто плачет, а припадочно рыдает. Сквозь неистовые рыдания она твёрдо заявляет, что внучка не беременна. И уж точно не состояла в серьёзных отношениях.

– Сердце жертвы отброшено на пол. На зеркале, как видишь, кровавая надпись «Нет» и снова белая гигантская роза.

– Нужно изучить сам цветок. Скорее всего, это не просто белая роза. Нужно больше узнать о сорте розы и где, чёрт возьми, они вообще продаются. Если это символизм, нужно углубиться ещё и в историю.

К Моро подошёл напарник Лэйн Хоггарт. Он записал всё, что сказал Фингел, в маленький блокнот, потому как имел такую привычку – записывать всё подряд, особенно за Моро.

– Только что поступила информация о женихе Ноа Скотт, – доложил Грэхэйм Кроссман.

– Говори.

– Но тебе это не понравится. Ох, не понравится… Жених изменял Ноа не только с женщинами, но и с мужчинами. Хотя дважды состоял в браке.

Лэйн удивлённо сдвинул брови и брезгливо скривил рот. Моро и Хоггарт отошли от толпы подальше.

– Всё интереснее и интереснее. Пожилая женщина безутешно рыдает, и на сегодня беседу с ней придётся свернуть. Она убита горем, но в минуты просветлений несёт какую-то несвязанную припадочную ересь. Я договорюсь о встрече на завтра.

На прощание Моро бросил взгляд на юное тело. Под одеялом оно выглядело ужасающе. Господи, кому могла помешать милая девочка? Что это за монстр? Страшно смотреть. Она выглядела почти как ребёнок. Бледная, густые волосы распущены, похожа на призрак русалки. Фред поморгал много раз: опять уставшие глаза пересохли. Почему все жертвы абсолютно обнажённые? Их хотели пристыдить? Или это возбуждает преступника?

Ночью Амелия приснилась ему как утопленница. Белоснежное обнажённое тело девушки тонуло. Сначала он увидел её спиной: длинные волосы струились вверх к яркому свету, оголяя её худые лопатки и бёдра. Затем она развернулась винтом и резко распахнула синие глаза. На месте сердца зияла пугающая дыра, вокруг мелькали пузырьки и маленькие рыбки, некоторые из которых успели юркнуть туда, где раньше билось сердце. Амелия продолжала медленно опускаться на морское дно. Моро, вздрогнув от кошмара, задел Джейн по лицу пальцами, но не проснулся.

На этот раз проснулась его жена, Джейн, и вышла на кухню закурить сигарету. Муж ничего не рассказывал ей о расследовании. Но из новостей она знала, что маньяк действует быстро и убийства не прекращаются.

Амелия продолжала сниться детективу: приоткрыв рот, «утопленница» выпустила несколько пузырьков и что-то произнесла, но он никак не мог различить сказанных слов и заметался по подушке. Настоящий кошмар. Мужчина горел, его колотила дрожь. Он пытался прочитать по губам слова девушки, но та вдруг растворилась в воде, точно состояла из сахара, и он наконец проснулся. К жизни детектива вернуло утро.

***

– Моро, взгляни: Жозефина на прощание срывает розу и дарит Александру I со словами: «Возьмите на память о Мальмезоне». И вот ещё: Александр I долгие годы хранил воспоминания о розе и прощальных словах императрицы. А после того как в 1825 году трон от Александра I перешёл к младшему брату Николаю Павловичу, принцесса Шарлотта Прусская, жена Николая I, упоминала среди любимых цветов и белую розу. Ещё будучи принцессой, она получала от Николая букеты из атласно-белых роз (aud Malmeison). А в юности Шарлотту называли «белым цветком» – Бланшефлёр.

– Бланшефлёр… – повторил задумчиво сонный Фингел. – Откуда это?

– Это имя героини средневекового романа «Floire et Blancheflor» («Флуар и Бланшефлор») … Бла-бла-бла… Тут дальше ещё идёт упоминание о празднике Белой Розы – Fest der Weißen Rose. Иногда праздник называли «Волшебство Белой Розы» – Der Zauber der weißen Rose, – с диким акцентом прочитал Лэйн. – Он изображён на картинах художника Адольфа фон Менцеля и упоминается в других…

– А о чём именно идёт речь в романе «Флуар и Бланшефлор»? – мистера Фингела явно заинтересовало услышанное.

– Не так быстро. Надо же изучить, – Лэйн Хоггарт почесал затылок (будь там рой вшей, они бы точно отскочили, а нужно было просто сменить шампунь) и продолжил, прочитав почти идеально. – А вот здесь уже есть информация об опровержении названия любимого сорта розы Шарлотты Souvenir de la Malmeison. Якобы этот сорт был выведен лишь в 1843 году.

потому что er weißen Rose»ике»

– Дай посмотреть… – Фингел забрал у Лэйна распечатанные листки бумаги и поморгал часто глазами уже по привычке, чтобы сконцентрироваться.

Всё происходящее казалось ему чьей-то больной фантазией, аномалией. В этот момент вошла судмедэксперт, и лицо Лэйна расплылось в трогательной улыбке. Он небрежно подкинул подруге шоколадную конфетку в золотистой обёртке, и та на лету поймала её рукой.

***

После беседы с Уильямом Юханссоном что-то стало проясняться, но всё равно отчасти, как вкус супа со съедобными, но редкими ингредиентами.

Профессор был уверен, что у маньяка своя устойчивая философия, он безжалостен, непоколебим и не собирается останавливаться. В каком-то смысле он незаметен или легко перевоплощается. Поэтому искать определённый образ пока бесполезно.

Уильям ещё раз подчеркнул, что сам маньяк определённо точно являлся или даже продолжает являться жертвой. И, скорее всего, он очень долго продумывал план, у него даже могут быть союзники или он ищет их.

«Не хватало ещё, чтобы у этого монстра появились союзники», – подумал Фингел и содрогнулся.

– Не забывайте, что этот человек может вести обычный образ жизни или даже жить в браке… но это точно организованный убийца! – профессор подвигал бровями и потрогал себя пальцами по щетине. – Жёны многих маньяков до последнего не могли поверить в виновность своих мужей.

Лэйн и Моро сидели напротив профессора. Лэйн поднял папку, открыл её, обнажив ужасающие фотоснимки, и передал мистеру Юханссону.

– Вы уверены, что наш маньяк не женщина? – весьма неожиданно спросил Лэйн.

Фингел изменился в лице и уставился на напарника. Моро попросили выйти, и он вышел, предчувствуя недоброе…

– Новая жертва – модель Иви Летиция Престон. 31 год.

– Подожди, та самая Престон?

– Да. Женщина эксцентричного актёра Роберта Клиффорда.

– Теперь дело примет широкий резонанс.

– Не то слово. В ретроспективе череда ужасных трагических событий происходила и в других городах, и о таком невозможно забыть даже спустя время.