Читать книгу На самой глубине неба - Лина Люче - Страница 6

Проснувшись рано утром, словно ее что-то разбудило, Сафира не смогла сомкнуть глаз. Она нехотя покидала вещи в дорожную сумку, все еще не веря до конца, что с ней такое происходит. Ее невыспавшийся мозг лихорадочно искал решение, выход из отчаянного положения, и, немного поразмыслив, она написала письмо советнику Яксину эс-Фарфе – сдержанное, не слишком эмоциональное, стараясь аргументировать свои доводы ссылками на правила помолвок.

Хотя, положа руку на сердце, реакции Сафира не ждала – она догадывалась, что Яксин давно привык к всевозможным жалобам от землянок и их женихов. Ей доводилось читать заметки в прессе о таких скандалах. Несколько лет назад, когда она была еще маленькой, даже выходили ужасные анонимные интервью с одним из женихов, который жаловался на свою невесту, прилетевшую с Земли взрослой и оказавшуюся недостаточно невинной для него.

Тогда, разумеется, Сафире никто не показал этой статьи, но когда она стала старше, наткнулась на тот ужасный материал в сети. Ей даже думать не хотелось, что должна была почувствовать та девушка, прочитав о себе такое.

Она догадывалась, что первым переселенкам с Земли на Горру пришлось гораздо тяжелее – у них, прилетевших взрослыми, не было времени адаптироваться к местным обычаям, заключить помолвки их вынудили почти сразу. Но экспримент в результате закончился неплохо, все три землянки удачно вышли замуж: одна за врача, другая – за известного военного, а третья, к изумлению всей планеты, стала парой самому правителю Горры, Сезару.

Но ни с одной из этих женщин Сафира не была знакома. Опасаясь любой помехи для адаптации инопланетян, Сезар запретил земным детям общаться между собой, и это было одно из самых обидных правил, с которыми Сафире пришлось сталкиваться. Хуже было только правило об обязательной помолвке. Но в детстве это все казалось таким далеким и неопасным. Она была уверена, что лет до двадцати пяти ей не найдется пары, если не заполнять всех этих анкет.

Сафира отсылала в Центр помолвок только самые необходимые данные. Все, что предлагалось заполнить факультативно, она отвергала и наивно полагала, что этим защитит себя. Не помогло.

Опустившись на кровать, она яростно уставилась в стену. Как же он ее бесил! Неужели так трудно понять, что она никогда ему не подчинится, даже если он на самом деле посадит ее под замок и станет кормить только хлебом и водой?

Сафира догадывалась, чего добивается Льюча. Руководствуясь своей примитивной логикой горианца, он считает, что невеста должна отвечать жениху на каждую реплику только "да, как скажешь" – и так два месяца. А раз она отказывается это делать, значит, он имеет права творить любой произвол, какой придет ему в голову. Зря она дала ему понять, как важна для нее учеба. Он нащупал больное место и ударил по нему. А теперь еще хочет лишить ее свободы вдобавок.

Но если ее отчислят из академии – ей будет уже все равно, что бы он ни придумал дальше. Год ее усилий и подготовки, или даже больше, пойдет прахом. И на следующий год ей придется заново сдавать все экзамены и надеяться лишь на то, что ей не придет очередное предложение из системы от очередного узколобого типа.

Но что это было вчера, когда он только встретил ее? Сафира вдруг вспомнила его смеющиеся глаза и теплые ладони, поглаживающие ее замерзшие плечи. На несколько минут он стал совсем другим, и выяснилось, что Льюча может быть ласковым и добрым, и даже веселым. Он даже извинился перед ней, искренне, и хоть на десять минут, но они не были врагами.

Сафиру кольнула неприятная мысль: что, если это она во всем виновата? Просто она не достаточно хороша и противна ему. Он ведь пытался быть милым, на самом деле пытался – пока не вышел из себя. Может, если бы на ее месте была горианка, более симпатичная, более нежная и покладистая, Льюча вел бы себя иначе. Он бы отнес ее в застывшие и попытался бы поцеловать, ухаживал за ней и дарил подарки…

Подарки. Сафира снова ощутила неприятный укол в сердце. Все ее подружки в школе обтрещались об этих подарках. Еще одна горианская традиция, часть ритуала ухаживания. Женихи на каждое свидание приносили что-то маленькое и приятное – сладости, книжки, шарфики. Не дорогие, разумеется, – просто как знак внимания. И все невесты хвалились этими презентами друг перед другом, пытаясь угадать чувства своих женихов по цвету шарфика и жанру подаренного романа.

Льюча не подарил ей ничего. Не то, чтобы она ожидала этого – нет, вот и вспомнила случайно, только сейчас. Но теперь, вспомнив, Сафира вдруг поняла, что это ужасно обидно – остаться без подарков единственной из всех известных ей невест. "Выходит, я и правда хуже всех?" – мелькнуло в голове, и на ее глаза навернулись предательские глупые слезы.

* * *

Худший жених на всей Горре. Нет, даже во всей планетарной системе. Землянка такого не заслужила, даже если это самая упрямая и невыносимая землянка на планете.

Раннее пробуждение вкупе с поздним засыпанием не способствовало улучшению его настроения.

Льюча накануне работал допоздна, но даже это не помогло ему заглушить досаду. Словно какая-то назойливая птица клевала ему в висок: "сорвался-сорвался-сорвался-слабак-слабак". Он обещал себе, что не будет упрекать ее за поездку в Шейехар. Он ведь уже решил, что не должен был запрещать ей учиться, что надо было договориться как-то иначе. Он хотел дать и ей, и себе передышку, договориться, немного ее успокоить после всего. И в результате сделал еще хуже.

Сафира, конечно, тоже хороша со своей задиристостью, но теперь он явно видел, что это больше из-за неловкости. Она просто не знала, как еще защищаться, а он снова стал запугивать вместо того, чтобы успокоить свою невесту, дать ей понять, что у него в жизни еще есть немало занятий помимо того, чтобы портить ей жизнь. Просто никто не смел так разговаривать с ним, как она, уже много лет.

В службе охраны офицеры предусмотрительно выбирали уважительный тон – от него, как они полагали, зависела не только их карьера, но и целостность конечностей, когда доходило до общих ежеквартальных тренировок и регулярной переаттестации. Домашние тоже давно подстроились под его характер – впрочем, с семьей он виделся не часто – они жили на большом удалении от столицы.

С друзьями они могли периодически зубоскалить, но даже друзья, как правило, думали дважды перед тем, как поддевать его – так уж повелось, что Льюча был главным, еще со школы. И на то была веская причина: он тренировался как безумный лет с четырнадцати и мог навалять любому, при желании – даже сразу троим.

Только вот этой пигалице не наваляешь. Ему до сих пор было стыдно, что он угрожал ей наказанием в уводе в первый день знакомства. И глупо – ему самому неприятно было пожинать плоды в виде ее инстинктивного страха. Повторять такое он не собирался точно – даже пальцем ее не тронет, если только она не бросится с кулаками.

Представив это, он хмыкнул. С этой вздорной землянки станется. Как быстро ее смущение превращается в ярость. Кулачки сжимаются, губы твердеют, и с них срываются задиристые фразы, которые, надо признать, раздражают.

И не совсем понятно, что с этим делать. Но понятно, что что-то делать надо. Еще пару дней назад Льюча готов был пустить всю эту глупую помолвку на самотек – думал, будет просто отбывать повинность, ходить на свидания, дарить дурацкие подарки, но теперь в его крови откуда-то взялся и забурлил азарт, и стало интересно, насколько шелковой ему удастся сделать эту ершистую вредину за пару месяцев?

Она ведь была не такой уж ершистой вчера, когда он обнимал ее. Она даже расслабилась и отвечала на шутки, пока он все не испортил. Что ж, значит, это надо исправить, решил он. Льюча не раз в жизни оборачивал свои ошибки в свою пользу и знал, что успех зачастую зависит именно от этого – насколько быстро успеешь исправиться, когда накосячишь. Потому что избежать промахов не удается никому, а вот извлекать из них полезные уроки – дано не всем.

Кстати подумав об уроках, Льюча решил связаться с руководством морской академии Шейехара. В его должности заместителя главы службы охраны была масса недостатков, например, ненормированный график, нечеловеческие нервные и физические затраты, огромная ответственность. Но в ней также наличествовали неоспоримые преимущества. Одним из них была возможность получать услуги от руководителей практически любых учреждений и компаний на Горре – дружить с ним хотели буквально все.

* * *

Прощание с родителями получилось скомканным и натянутым. В эмоциях матери Сафира читала растерянность, Ланиш держался очень спокойно и уверенно. Они о чем-то поговорили с ее женихом, но ее, естественно, ни один из них не собирался просвещать о содержании беседы.

На Льючу она даже смотреть не хотела. Он никогда прежде не был ей так неприятен, как в то утро. Ее переезд к нему с каждой минутой казался все более возмутительной и неприличной затеей. Щеки горели, и Сафира чувствовала себя наказанным ребенком, которого ставили в угол на виду у всех. Как в воспоминаниях из далекого раннего детства на Земле.

В детском доме было много наказаний, и каждое из них содержало какой-нибудь особенно унизительный компонент. Над стоявшим в углу было принято коллективно издеваться, например. Или был еще вариант – стоять в углу без трусов. Так обычно развлекались старшие дети, когда воспитатели уходили на пару часов по своим делам, заставляя их приглядывать за младшими. Тут уж они играли в воспитателей с изощренным усердием. И все знали, что жаловаться бесполезно. На раздевания, на тычки, на затрещины, даже на привязывание к кроватям.

Это знали даже самые маленькие, и каждый просто спасался, как мог. Кто-то старался не выделяться, не попадаться на глаза. Кто-то учился быть подхалимом. Сафира принадлежала к числу тех, кто старался не выделяться. На Горре она еще долго училась вызываться отвечать на уроках и проявлять какую-либо инициативу. Даже Ланиш, специально работавший с ней как психолог, далеко не сразу убедил ее, что это безопасно.

Некстати вспомнив о том, как стояла в углу без трусов, Сафира подумала, что ее жениху, этому авторитарному домостроевцу, наверняка понравились бы подобные наказания, ведь это гораздо унизительнее, чем просто отшлепать кого-то в уводе.

Она искоса взглянула на него, когда он подал ей руку на входе в транспортер. На миг ею овладело искушение демонстративно отказаться от помощи, но в последний момент Сафира не осмелилась. Свою "территорию" она всегда защищала отчаянно, но разжигать конфликты по своей инициативе не любила. Поэтому молча вложила руку в его огромную сухую ладонь и позволила проявить вежливость.

Льюча, казалось, совершенно утратил свою воинственность. Накануне под его сверкающим взглядом Сафире казалось, что ее жених буквально готов обрушить на нее все доступные ему кары, но сейчас его глаза не отражали ничего, кроме спокойствия и ровного тепла. Со стороны даже могло показаться, что жених по уши влюблен и нежно ухаживает за своей невестой: он помог ей не только войти внутрь просторного транспортера, но и выбрал самое удобное место в глубине салона, и позаботился о ее вещах.

Опустившись рядом, он протянул ей небольшую коробочку, перетянутую яркой ленточкой.

– Это тебе, маленькая.

Прежде, чем взять коробку, Сафира бросила на него удивленный и, что там скрывать, немного испуганный взгляд. Подарок? Ей? Значит, он все-таки серьезно решил ухаживать?

Что ж, конечно, вчера она чувствовала горечь в связи с тем, что Льюча ничего не подарил ей, но она вовсе не ждала, что это вдруг изменится. И никак не могла решить, приятен ли этот подарок ей теперь, после всего, что между ними произошло.

– Она не кусается, – бесстрастно заметил Льюча, поскольку Сафира все еще смотрела на коробочку, не решаясь взять. И тогда, слегка покраснев, она быстро забрала свой подарок и, распустив ленты, открыла крышечку. С ее губ сорвался тихий невольный стон:

– Дьяма!

Это восхитительное лакомство, обожаемое почти всеми горианцами, мог себе позволить далеко не каждый. Стоимость коробочки, лежавшей сейчас на ее коленях, составляла примерно столько же, сколько ее карманные расходы за целый год. Это была вполне увесистая коробочка – столько даже не съесть за один раз.

– Надеюсь, не прогадал? – спросил Льюча, послав телепатическую улыбку. Но ее стон, конечно, уже все сказал ему, поэтому Сафира без слов потрясла головой и мгновенно отправила в рот кусочек пирожного, закрывая глаза, чтобы насладиться вкусом.

В первый и последний раз она ела дьяму лет в одиннадцать, когда Ланиш решил побаловать всю семью в честь выпускного старшей дочери. И с тех пор при одном слове "дьяма" у нее рефлекторно выделялась слюна, как и у всех, кто когда-либо держал на языке это лакомство, сделанное из перетертых листьев одноименного растения.

И еще, положив в рот первый кусочек, мало кто мог устоять перед искушением взять второй… и третий. И лишь четвертый раз запустив липкие от сладостей пальцы в коробочку, Сафира опомнилась.

– Ты хочешь? – смущенно спросила она, протягивая коробку с лакомством жениху. Но Льюча, к ее изумлению, равнодушно качнул головой:

– Нет, ешь сама. Не люблю сладости.

– Ты серьезно? – изумилась Сафира, во все глаза глядя на жениха. Она впервые видела человека, который без видимых причин отказывался от дьямы, да еще и купленной им самим.

– Да, серьезно, – на этот раз он улыбнулся. – Правда, не люблю.

– Невероятно, – пробормотала она, но втайне испытала искренний восторг, поскольку на самом деле вовсе не хотела ни с кем делить свою коробку сладостей. Должно быть, в ее эмоциях что-то выдало эти чувства, потому что Льюча мгновенно послал ей телепатический смех:

– Жадина!

Сафира метнула в его сторону смущенный взгляд, но самоирония победила, и она тоже засмеялась:

– Я очень люблю дьяму.

– Я куплю тебе еще, если захочешь, – сказал Льюча.

– Не стоит, это же дорого, – ответила она, но тут же поняла, что сморозила глупость. В ответ на легкое удивление в его эмоциях к ее щекам прилила кровь.

Замечательно, расстроилась Сафира про себя: теперь она еще и подчеркнула финансовую несостоятельность своей семьи по сравнению с ним. Ведь, разумеется, для ее жениха расход на коробку дьямы не представлялся значительным.

Льюча молча наклонил голову, изучая ее взглядом, и Сафира потеряла аппетит. Она осторожно закрыла коробочку крышечкой, и тут транспортер пошел на посадку.

Для них сделали специальную остановку по требованию на плато огромной скалы, где на разных ярусах располагались квартиры тех, для кого полеты служили основным способом передвижения. Но не только крылья требовались тем, кто покупал жилье здесь – еще и деньги. Много денег.

Обернувшись вокруг своей оси, Сафира почти сразу сообразила, где находится. Гора-корабль, единственная в своем роде, одна из самых крупных в городе. Она выглядела как нос корабля с приподнятым кверху уголком. Горианцы называли ее торт-скала, потому что треугольник с другого ракурса походил на кусок торта, а расположенная рядом полукруглая скала только усиливала сходство.

Но Сафира, впервые увидевшая ее именно с такого ракурса, навсегда запомнила ее как корабль. Возможно, на ее суждение повлиял тот факт, что последним фильмом, который она посмотрела на Земле, тайком от взрослых, был "Титаник", и эта скала всегда навевала грустные впечатления о смерти несчастного героя Ди Каприо. Что ж, наверное, неудивительно, что этот печальный для нее объект служил жилищем ее не слишком приятного жениха. Пожалуй, по-другому и не могло быть, мрачно подумала она, проходя за Льючей внутрь.

Едва они скрылись в глубине скалы от солнца, как повеяло прохладой, и Сафира даже поежилась. Но мерзнуть было некогда – приходилось шагать за женихом, который шел довольно быстро, с виду нисколько не отягощенный весом ее сумок, которые она самостоятельно даже не смогла бы поднять. В этих сумках находилась вся ее жизнь: и одежда, и несколько пар обуви, и косметика, и электронная аппаратура – она собиралась основательно, поскольку не желала остаться запертой в чужом доме без любимых вещей.

Коридор уходил далеко вглубь скалы, и они шли довольно долго, прежде чем Льюча толкнул одну из дверей, облицованных гранитом под цвет стен – почти неразличимую на их фоне. Пожалуй, она могла бы вообще не заметить эту дверь, если бы он не открыл ее.

– Проходи, – предложил он, пропуская ее внутрь, и Сафира робко пересекла порог. С каждой секундой она ощущала все больше неловкости. Ей воспитали так, что для юной девушки нахождение в доме у холостого мужчины недопустимо, тем более, наедине с хозяином. Горианцы строго относились к любым ситуациям, которые могли создавать атмосферу для добрачного физического контакта.

Правда, для помолвок строгий режим ослаблялся. Сафира понимала, что объятия и поцелуи допускаются для обрученных. Но все же этим никто не занимался дома. Для таких вещей невесту просто приглашали на вечерние свидания – в городе хватало безлюдных мест, где можно было вдоволь наобниматься. Строгие правила объяснялись трагическим опытом нескольких "случайных" слияний между парами-телепатами, которые поспешили… и поплатились за это жизнями.

Вступить в слияние с нелюбимым партнером – почти гарантированный суицид, это знали все горианцы. Телепатическая близость с чужим по духу, нелюбимым по-настоящему человеком очень быстро сводила с ума. И все же от соблазнов не был застрахован никто, как и на Земле.

Замерев посреди просторной и очень темной гостиной с занавешенными окнами, Сафира отчетливо ощутила, как сердце ускоряет темп. Все ее тело напряглось, испытывая одно-единственное желание: бежать. Если этот тип, который принудил ее переехать сюда, пожелает принудить ее к чему-то еще…

От хлопка двери Сафира вздрогнула и невольно отступила на шаг, в панике глядя ему в лицо. Эмоции закрыты… не удивительно. Зачем ему открываться, если можно этого не делать? Особенно если он задумал как-то отомстить ей за непослушание.

Нервно сглотнув, она сделала еще шаг назад, ощущая себя на грани срыва. Даже понимая, что в голову лезут какие-то глупости, и что ее жених, если и псих, то не настолько, она никак не могла овладеть собой. И от этого почувствовала себя еще хуже и беспомощнее.

– Прости, – негромко произнес Льюча, бросив на нее косой взгляд. Он поставил вещи и быстро сделал несколько шагов к окну, в противоположном от нее направлении, а затем рывком поднял вертикальную занавеску. Пройдя по кругу, хозяин дома сделал то же самое с каждым окном – и напугавшее ее наваждение исчезло.

Глубоко вздохнув, словно очнувшись от кошмара, Сафира осознала себя стоящей посреди уютной и очень светлой полукруглой комнаты с восемью окнами, несколькими диванчиками, красивыми чайными столиками и изумительной красоты книжными полками с самыми настоящими книгами из ткани – раритетом на Горре, где бумажное производство толком никогда не было налажено, документы печатались на газетном пергаменте ужасного качества, а книги – в основном на ткани. И стоили они довольно дорого даже в "золотые" времена книгопечатанья, не говоря уже о нынешней эпохе электронных книг.

– Здесь бывает довольно жарко в солнечные дни, поэтому я закрываю все, уходя. Не хотел тебя пугать, – серьезно пояснил Льюча, глядя ей в глаза.

Сафира опустила ресницы, не выдержав взгляда. Ей не хотелось бы, чтобы он понял, какие глупые мысли приходили в ее голову – но он, кажется, понял. И шагнул навстречу, остановившись на расстоянии вытянутой руки:

– Сафира, я понимаю, что поставил тебя в неловкую ситуацию, и это не было моей целью. Поэтому я должен кое-что сказать прямо сейчас.

Его тон звучал так официально и серьезно, что ее сердце тревожно заколотилось. Опасаясь услышать что-то неприятное, она подняла настороженный взгляд, но ее жених смотрел мягко:

– Я должен пообещать тебе, что до самого окончания помолвки не дотронусь до тебя внутри дома. Ты можешь не опасаться этого.

Залившись краской, Сафира мгновенно вновь уставилась в пол. Ей хотелось провалиться сквозь него – зачем он говорит это? Неужели он не понимает, как это смущает? Впрочем… отдышавшись, она ощутила облегчение. Он не коснется ее. Он обещал, а как бы там ни было – Льюча эс-Мьийа производил впечатление человека, который выполняет обещания. Значит, она действительно в безопасности.

Глава 5.

Пару часов ей удалось провести наедине с собой, сославшись на необходимость разобрать вещи. Льюча согласился с этим, хотя они оба знали, что ей не нужно столько времени, чтобы развесить одежду в шкафу и расставить косметику по полочкам в ванной.

Хотя устраиваться было приятно – спальня оказалась гораздо просторнее ее комнаты дома, а ванная была просто роскошной – розовый гранит, изумительной красоты душ с десятком разных режимов, переливающийся разноцветными кнопочками. А еще в ее новой комнате даже было специальное место для чтения – уютный диванчик с мягкими подушечками и очень красивым ночником рядом.

Сафире не хотелось покидать это прекрасное место, как и вспоминать, в чьей квартире эта комната располагается. Но Льюча все же заявил, что специально взял выходной, и остаток дня они проведут вместе, так что, в конце концов, ей пришлось выбираться наружу. Она еще плохо ориентировалась в его огромной квартире, и даже боялась заблудиться, но, к счастью, гостиная нашлась довольно быстро – а в ней и ее жених с коммуникатором в руке.

Какое-то время Сафира удивленно смотрела на него – потому что Льюча, небрежно развалившийся на диванчике в коконе из собственных крыльев показался ей на несколько мгновений кем-то другим. Домашний и уютный вид этого человека вызвал у нее ступор и когнитивный диссонанс: он всегда казался таким строгим, собранным и натянутым, как струна, что она не могла и представить своего жениха расслабленным.

Оказалось, что и такое возможно. И вот он лежит, закинув одну щиколотку на другую, и из-под его темных спортивного вида штанов торчат голые ступни. Уставившись на длинные пальцы, Сафира даже на секунду задумалась, какой он носит размер обуви и не приходится ли ему шить ее на заказ – ведь даже среди огромных, по сравнению с землянами, горианцев-мужчин, Льюча выделялся и ростом, и размером.

Заметив свою невесту, он неуловимо быстрым, гибким движением поднялся и снова стал "натянутым". Превращение произошло так быстро, что Сафире даже показалось, будто расслабленно лежащий Льюча был плодом ее воображения, переполненного напряжением, глупыми страхами и новыми впечатлениями.

– Ты обустроилась? – осведомился он без каких-либо определенных эмоций.

– Да, благодарю. Это очень красивая комната, – сдержанно ответила она.

– В ней пару раз останавливалась моя сестра. Она ее и обставила.

– У нее замечательно получилось. Твоя семья живет в другом городе?

– Да, не близко. Но они иногда приезжают в гости.

– Они знают, что ты помолвлен? – вырвалось у нее. Через секунду под его внимательным взглядом Сафира уже ругала себя, на чем свет стоял. Она не могла понять, зачем задала этот вопрос. Словно ее волновало, о чем он рассказывает своей семье. Такие вопросы задают, чтобы уточнить серьезность намерений, но ведь он уже ясно дал понять, что не считает эту помолвку перспективной. Как, впрочем, и она сама.

– Нет, – коротко ответил он, посмотрев в сторону.

Сафира раздула ноздри. Да что это с ней? Почему ей вдруг стало обидно это услышать? Разумеется, он скрывал факт своей помолвки с землянкой от близких. Но не потому, что она землянка, а потому что это принудительная помолвка. Она бы тоже скрыла, если бы жила отдельно от родных, и если бы ее отцу не надо было передавать пре-сезариат. Если бы она только могла…

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Да, сока или воды, если можно, – кивнула она, села на диванчик рядом со столиком, на котором забыла коробочку с дьямой и, пока Льюча стоял спиной, наливая сок, украдкой выхватила из нее пирожное и сунула в рот. Но прожевать не успела.

– Ты любишь тхайи? – спросил он, поворачиваясь к ней со стаканом. От нее не укрылась некая неловкость его действий: сначала налил сок, а потом уже решил осведомиться о ее предпочтениях. Но это ни в какое сравнение не могло идти с тем, как глупо выглядела она, застигнутая врасплох с набитым ртом. Льюча ждал ответа несколько секунд, прежде чем понял, в чем дело – и отреагировал на это телепатическим смехом:

– Открой коробку и ешь – хоть все сразу, маленькая обжора, – сказал он, пересек гостиную и поставил перед ней стакан сока.

– Ты, правда, не хочешь? – спросила она, когда прожевала все, что было во рту.

– Правда. А ты, правда, все это съешь за раз?

– Хочешь поспорить? – весело спросила она, примеряясь к новой порции лакомства.

– Нет. Не хочу, чтобы тебе стало плохо, – серьезно ответил он.

– Думаешь, я настолько упряма, чтобы объесться до полусмерти в стремлении выиграть спор?

– Думаю, да.

Телепатически получив подтверждение его искренности, Сафира подумала, что, возможно, Льюча и не ошибся. Она знала, что иногда проявляет недостаточно гибкости, и это доводит до неприятностей, таких, как ссоры с друзьями. Вот только ее упрямство так часто выручало ее в детстве, спасая от более ужасных вещей, что на Горре она так и не смогла отказаться от привычной модели поведения.

– Я не идиотка, чтобы ты там ни думал, – тихо буркнула она.

– Этого я не утверждал, – дипломатично возразил Льюча, отхлебывая сок из собственного стакана. Он снова немного расслабился, и теперь перед ней снова сидел тот человек, которого она застала, зайдя в гостиную, – кто-то очень спокойный, не опасный, даже уютный. В мгновение ока решившись, словно ее осенило, Сафира выпалила:

– Льюча, пожалуйста, не запрещай мне учиться. Не проси, чтобы меня отчислили. Это очень важно для меня.

Иногда с ней такое бывало. Она долго упрямилась, а потом просто делала то, что казалось разумным, несмотря на упрямство и гордыню. И зачастую это помогало. Конечно, перед тем Льючей, с которым она спорила вчера вечером, просто невозможно было стать такой уязвимой, но сегодня он казался совершенно другим… пусть даже это ей только казалось. И Сафира внезапно поняла, что может сказать то, что нужно.

Вот только ее сердце как будто совсем не билось в ожидании его ответа, и дыхание замерло на губах. Если он посмеется над ней и ответит какую-нибудь резкость, она запустит в него стаканом. Ее пальцы уже сжались на тонком стекле. Изящная вещица, но увесистая. Может здорово врезать ему по башке, если она попадет.

– Я поговорил с ректором твоей академии, – медленно сообщил Льюча, и Сафира даже приподняла стакан с соком. Ее сердце вновь забилось, и сразу в учащенном ритме. Пусть только попробует сказать, что она отчислена. Стакан будет только началом. В конце концов, она и вон ту вазочку со сладостями может бросить. И, если подумать, то и лампу. Она наверняка тяжелая, но Сафира не зря тренировалась год для экзаменов – как-нибудь справится.

Льюча остановился, явно сканируя ее эмоции, и его брови сдвинулись.

– И? – не выдержала она, сжимая стакан так, что он едва не лопнул.

– Ты будешь заниматься дома, под моим наблюдением, по той же программе, что и твои сокурсники. До тех пор, пока врачи не дадут разрешение вернуться к обычному режиму, – сказал Льюча. – А можно узнать, с чем связана эта агрессия в твоих эмоциях?

– Я думала, меня все-таки отчислили по твоей просьбе, – призналась она.

– И что ты планировала предпринять? – насмешливо спросил он. – Запустить в меня стаканом сока?

Ответ он прочитал по ее смущенным эмоциям и лицу, но, вопреки ее ожиданиям, рассмеялся:

– Я бы успел отшлепать тебя за это еще до того, как стакан сока коснулся пола или стены. Ты бы в жизни в меня не попала.

– Хвастун, – огрызнулась она.

– Хочешь попробовать?

Глядя на его самодовольную физиономию, Сафира покачала головой. Она и в самом деле забыла обо всем, злясь на этого человека, – даже о его боевых навыках и реакции. На соревнованиях немногие профессионалы могли уследить за его движениями, чтобы оценить четкость того или иного приема. Казалось, он двигался втрое быстрее, чем любой соперник, кроме буквально трех-четырех человек на планете, которые могли составить ему конкуренцию.

– Хорошо, – негромко сказал Льюча и поднялся, – как насчет небольшой прогулки перед тренировкой?

– Ты серьезно собираешься меня тренировать?

– Да.

– Я не уверена, что…

– У тебя нет выбора.

– Я слышала, от тебя все подчиненные воют в службе охраны. Я вовсе не хочу…

– Я не собираюсь выжимать из тебя все соки, – засмеялся он. – У меня твоя программа, и мы будем тренироваться в соответствии с планом. Так ты хочешь учиться или нет?

Сафире ничего не оставалось, как сдаться под его вопросительным взглядом, хотя то, что она читала о его тренерских качествах, не оставляло надежды на лучшее. С другой стороны, она ведь девушка, и он должен будет это учесть, разве нет?

Пару часов спустя, лишь один из которых они потратили на прогулку, Сафира не могла понять лишь одного: почему она все еще жива? Хотя, пожалуй, в голову приходил еще один, не менее интересный вопрос: почему она все еще выполняет его команды вместо того, чтобы просто отказаться дальше истязать свое тело немыслимой для него прежде нагрузкой?

Ответ, впрочем, лежал на поверхности: с первых же минут тренировки она начала ощущать наслаждение. Невероятное наслаждение человека, который за свою жизнь провел бессчетное количество часов в спортзале, пытаясь самостоятельно кое-как добиться мало-мальских результатов, а после этого внезапно попал в руки профессионала.

Настоящего профи, который буквально по мановению руки расставил все по местам: дыхание, движение, темп, положение каждой части тела на каждом этапе упражнений и, самое главное, состояние ума. Льюча начал с того, что попросил ее показать обычный комплекс ее упражнений и сразу начал поправлять в деталях. Возможно, так художник правит недоделанную картину: мазок тут, несколько штрихов там… впрочем, она совсем не разбиралась в искусстве, а желание подыскивать метафоры очень скоро отпало, как и способность думать вообще.

– Где ты витаешь, Сафира? – строго спросил ее новый тренер в самом начале тренировки.

– Извини.

– Ты должна быть или здесь, или нигде. Второе лучше, – без тени иронии сообщил ей Льюча.

– Боюсь, что я не настолько хороша в контроле за мыслями, – честно ответила Сафира, нервно оглядываясь по сторонам без особой нужды. К тому времени она уже достаточно осмотрелась в просторном спортивном зале, который занимал едва ли не четверть всех огромных апартаментов Льючи, но от нервозности ей не хотелось смотреть на него, поэтому ее взгляд снова и снова скользил по стенам и оборудованию для всевозможных упражнений.

– Просто нужно подобрать темп. Попробуй немного ускориться.

Через полчаса она привыкла к тому, что он то и дело просит то ускорить, то замедлить темп – и, к своему изумлению, поймала себя на том, что действительно ни о чем не думала в течение довольно продолжительного времени. Состояние приятного транса, придающего дополнительную энергию для занятий, она смогла осознать лишь, когда вышла из него. А в реальность Сафира вернулась потому, что краем глаза заметила, как Льюча снял рубашку.

Он делал часть упражнений вместе с ней, и было заметно, что при этом вкладывал много энергии в то, чтобы контролировать каждое ее движение и подсказывать все необходимое. Фактически, он не умолкал ни на минуту, но, вопреки ее ожиданиям, его команды и подсказки не раздражали. Напротив, его негромкий голос затягивал, и его хотелось слушаться – особенно, когда Сафира поняла, как реагирует ее тело.

Всего несколько изменений в ритме дыхания – и она смогла выполнить вдвое больше разминочных упражнений с вдвое меньшими затратами. Обычно после длинной разминки она растрачивала, по собственным прикидкам, около четверти всего объема энергии, необходимого для тренировки, а на тренировке с Льючей ей, наоборот, показалось, что разминка придала какой-то дополнительный заряд.

Когда он проработал с ней каждое упражнение, совместив все движения со вдохом и выдохом, ей стало еще легче, словно ее тело сбросило часть веса, а мышцы укрепились. А потом несколькими меткими замечаниями он помог ей исправить физические недочеты – недостаточные наклоны, излишние прогибы, угол подъема.

Некоторые правки взваливали на мышцы дополнительную работу, другие обеспечивали безопасность шее и коленям и этим, наоборот, снимали напряжение, третьи убирали излишнюю нагрузку с позвоночника. А все вместе вызвало изумительное, потрясающее ощущение, что ее тело "вернулось домой", и впервые за всю жизнь делает все правильно и с максимальной эффективностью.

Возможно, именно поэтому она ни разу не пожаловалась на усталость и боль в мышцах, полагаясь на то, что он сам знает, когда закончить тренировку. Но, похоже, ее жениха тоже охватил азарт, как и ее – их совместная работа длилась уже более часа.

Очевидно, в какой-то момент Льюча просто вспотел и решил охладиться, когда машинально стянул рубашку и слегка отвел крылья от спины, но это заставило Сафиру сбиться с темпа, и она невольно уставилась на вызывающе сильно накаченные мускулы его груди. Загорелая кожа еле заметно увлажнилась от пота – разумеется, с него не лило, как с нее, но легкого поблескивания влаги оказалось достаточно, чтобы задержать взгляд.

И тут ее тело, получившее непривычно сильную нагрузку, потребовало передышки. Сафира буквально сползла с тренажера, тяжело дыша и все еще не отрывая взгляда от оголенного торса и кубиков пресса.

– Ну что? Никогда не видела мужской груди? – Льюча развел руки, неодобрительно глядя на нее, прервавшую упражнение без его разрешения.

– Честно говоря… – Сафира, наконец, отвела взгляд и смущенно повела плечами, невольно осматривая собственное тело, к которому прилипла мокрая от пота форма. Ее волновало, что ее соски могут просвечивать сквозь ткань, но, к счастью, она была достаточно плотной.

– Да ладно, – Льюча приблизился на пару шагов и наклонил голову, пытаясь поймать ее взгляд, – что, правда не видела?

– Где, например, я могла такое увидеть? – спросила Сафира, раздувая ноздри от гнева: он нарочно смущал ее дурацкими вопросами! Разумеется, она насмотрелась на мужские тела друзей в бассейне, каждый мускул которых был обтянут купальными костюмами – но ведь не на голые же! Голышом ей негде было их увидеть – и, наверное, это к лучшему.

– И никогда не летала с мальчиками в Застывшие? Не целовалась тайком? – продолжал веселиться Льюча, не скрывая любопытства и удивления.

Сафира скрипнула зубами. Многие девочки так делали – казалось, так делали все, кроме нее. А ее просто никто не приглашал – или приглашали в такой оскорбительной манере, что ей и в голову не приходило соглашаться. Если с ее одноклассницами мальчики обращались вежливо и тайком трогательно ухаживали, то ей обычно доставалось нечто вроде: "Эй, земляночка, прокатить до Застывших?", сказанное громко на виду у всех.

И громкий ржач в спину. Все это, конечно, было безобидно, и говорившие это вовсе не имели это в виду и, конечно, не ждали всерьез, что она с ними полетит. Наверняка, они даже не хотели ее обидеть по-настоящему, просто выпендривались друг перед другом. Вот только слышать это в третий, четвертый, пятый раз было очень даже обидно, особенно с учетом того факта, что она едва ли не единственная во всей школе не целовалась. Иногда даже до слез обидно.

– Сафира, – позвал Льюча немного другим голосом, и она очнулась, вздрогнув. Пряча от него глаза, она буркнула:

– Я в душ, – и пулей вылетела из зала, оставив недоумевающего жениха позади. Его требовательный голос настиг ее у выхода:

– Сафира, немедленно вернись.

– Я больше не могу, извини, – выдавила она изменившимся голосом и сбежала.

– Мы больше не будем прерывать тренировки таким образом, – кипел Льюча, поджидавший ее на пороге спальни после того, как она приняла душ и переоделась. – Тебе надо было сделать еще несколько упражнений, чтобы правильно закончить. Теперь у тебя будут болеть все мышцы, это очень глупо, Сафира.

– Извини, – кротко ответила она. И, не удержавшись, добавила, – ты просто сбил меня своим неожиданным оголением.

– Не знал, что тебя заклинит от вида моего пресса, – огрызнулся Льюча, все еще недоверчиво и неодобрительно глядя на нее, – в следующий раз разденусь сразу и дам тебе поглазеть вдоволь.

– Главное, не раздевайся полностью, – парировала Сафира, задирая подбородок, – зрелище волосатых ног меня не прельщает.

Льюча стоял совсем рядом, почти нависая над ней, но не касаясь. Они оба знали, что он ни за что не нарушит обещания и не коснется ее. Так что Сафира чувствовала себя в полной безопасности, и это сообщало ей дополнительную дерзость.

– Постараюсь держать себя в руках, – суховатым тоном ответил он, но в его открытых эмоциях переливался смех. Сафира робко улыбнулась – было похоже, что он пребывает в хорошем расположении духа и теперь уже спокойно воспринимает шуточную перепалку. В ее груди разлилось тепло.

– Спасибо тебе за тренировку, – искренне поблагодарила она. – Мне очень понравилось.

– Хорошо. Тем более что это еще не все, – сообщил Льюча. И, в ответ на ее изумленный взгляд, пояснил, – вечерком полетим в Застывшие и позанимаемся дыханием. Ты дышишь как загнанный вуплик.

Обедать они отправились в городское кафе. В первое мгновение, когда они вышли вновь на посадочную площадку, Сафира пыталась разглядеть на горизонте приближающийся транспортер, но когда Льюча опустился на одно колено, сообразила, что в качестве транспорта он предлагает самого себя.

– Погоди, я так не могу, – вырвалось у нее.

– Почему? У тебя фобия? – спросил он, изумленно уставившись на нее. Сафира смутилась. Бояться полетов на Горре считалось таким же нелепым, как бояться ходьбы. А для девушки из крылатой семьи это глупо вдвойне.

– Нет, конечно. Просто… я давно так не летала, – призналась она.

– Хорошо, обещаю не рисовать в воздухе восьмерок.

Ей ничего не оставалось, как осторожно опуститься на его спину и позволить пристегнуть себя ремнями. Льюча сделал это так быстро и умело, что Сафира даже не успела глазом моргнуть, как он уже раскрыл крылья и прыгнул со скалы. На секунду захватило дух, как в детстве, когда отец катал ее. Но это было так давно – последний раз ей было лет четырнадцать. Разумеется, с тех пор она еще много раз летала с переносчиками, крылатыми горианцами, работа которых заключалась в том, чтобы доставлять бескрылых до мест, куда ногами не дойдешь.

Но это было совсем другое – ведь переносчики всегда летали очень аккуратно и никогда вот так не прыгали, например.

– Ты в порядке? – осведомился Льюча, слегка повернув голову, когда набрал скорость.

– Да. Спасибо, – ответила она, борясь с желанием уткнуться носом в его шею. К его телу было ужасно приятно прикасаться, и запах, исходивший от ее жениха, ей очень нравился. Собственно, именно это было основной причиной ее колебаний на площадке – но не могла же она сказать, что чувствует неловкость из-за того, что ей нравится его тело?

Разумеется, ей нравится – Льюча эс-Мьийа нравился сотням, тысячам женщин на Горре, и она такая же, как все. Вот только она-то с ним помолвлена, и по негласному соглашению между ними эта помолвка не должна рассматриваться всерьез. Поэтому ей никак нельзя поддаваться этому глупому желанию прижаться щекой и вдыхать его запах, наслаждаясь теплом соприкосновения и ровными взмахами крыльев, основания которых приподнимались прямо под ее животом и грудью.

После прилета с Земли Сафира долго еще удивлялась, глядя на людей в воздухе. Она каждый раз забывала, что сила притяжения на Горре намного меньше, и вес людей тоже, что и делает полеты реальностью. Ей все казалось, что каждый взлетающий вот-вот рухнет, как это непременно произошло бы на Земле, где никакие крылья и никакая техника полета ни за что не удержали бы человека даже в одном метре над землей – не то, что выше.

Но вскоре она привыкла, и страх полностью ушел – наоборот, ей нравилось. По крайней мере, когда она была ребенком. Позже Сафира охладела к полетам, и уже не видела в этом ничего более особенного, чем поездка на транспортере. Другое дело – погружения в воду. Дайвинг манил и притягивал. При одной мысли о долгожданном нырянии все ее тело наполнялось предвкушением. Каждая тренировка, каждое упражнение нацеливалось лишь на одно – как можно лучше научиться нырять.

– Ты любишь полеты? – спросила она, подумав, что Льюча, должно быть, испытывает нечто особенное от этого дайвинга в небе, как она от погружения в море.

– Да, конечно, – отозвался он, немного подбирая одно крыло, чтобы повернуть.

– А ты, правда, умеешь рисовать восьмерки или пошутил?

– Правда. Показать?

– Нет! – взвизгнула она с таким искренним ужасом, что Льюча даже затрясся от смеха.

– Не бойся. Это запрещено делать с пассажирами, и я, к тому же, не умалишенный.

– Не смешно, – обиделась Сафира, когда отошла от приступа настоящего ужаса.

– Не дуйся.

– Ты напугал меня до смерти!

– А ты меня оглушила на одно ухо. Постарайся не орать во второе, я должен хоть что-то слышать, пока мы в воздухе.

После приземления Сафира выглядела еще немного взъерошенной – и Льюча слегка насмешливо поглядывал на нее, пока они шли к выбранному им месту. Ей хотелось сердиться на него, но получалось плохо. Приходилось признать, что ее жених вовсе не был лишен обаяния, и она довольно быстро таяла от его шуток, внимания и заинтересованных взглядов – пусть даже он интересовался ею не совсем так, как интересуются по-настоящему привлекательными девушками.

Они шли по улице, напоминавшей любую другую из тех, по которым часто ходила Сафира в пригороде, где жила ее семья. На пару мгновений она даже забыла, что они находятся на ладони огромной скалы, вознесенной на немалую высоту. Весь центр столицы состоял из таких "облачков", как их называли местные, а на самом деле – искусственно расширенных горных плато, расположенных на разной высоте.

Та, на которую они прилетели, была так велика, что далеко не со всех точек на ней были видны края – взлетные площадки, оттого и создавалось впечатление, будто они на земле. Впрочем, здесь толпилось слишком много крылатых людей – Сафире даже показалось, что она одна среди них бескрылая. От этого стало немного неуютно, как и от того, что многие откровенно глазели на них.

Такого внимания к себе она не чувствовала давно – отвыкла, и это было также неприятно, как в детстве, когда она только-только прилетела и горианцы с любопытством изучали инопланетянку.

– Ты в порядке? – спросил Льюча, почувствовав негативные эмоции.

Сафира снова поймала чей-то взгляд – подросток. Он жестом привлек внимание своего друга и указал на них с Льючей. Теперь и второй уставился на них.

– Не люблю, когда все смотрят, – пробормотала она, и неожиданно ее "накрыло". Такое с ней случалось всего раза три-четыре за всю жизнь. Первый раз – когда она была совсем маленькая. Ее задразнили в столовой детского дома, она не смогла ответить, и тогда обидчик стал бросать в нее шариками из хлеба. Очень быстро к забаве присоединилось несколько детей. А она просто впала в ступор и не могла пошевелиться. Потом на Горре ей сказали, что была травма, и что ее вылечат.