Читать книгу Старший брат моего жениха - Лина Манило - Страница 12
Глава 11
ОглавлениеРуслан.
Что я за человек вообще такой ненормальный? Хотел же минимум часов двенадцать проваляться на кровати. Засыпал с чётким ощущением, что скорее умру, чем позволю себя кому-нибудь тронуть. Но стоит рассвету проникнуть в окно, как я уже тут как тут: лежу, таращу глаза в потолок и сна ни в одном глазу.
Лет пятнадцать я, наверное, не позволял себе спать, сколько хочется. Да так и привык вовсе без него обходиться. Всегда находились дела, требующие моего присутствия. Всё время думал, что вот, мол, ещё немного, ещё чуть-чуть, финальный рывок, и смогу доверить хотя бы часть обязанностей помощникам, замам, кому угодно. В итоге так и не познал дзен, не смог выпустить вожжи из рук.
Вот и сейчас, несмотря на выходной и выкручивающую кости усталость, пялюсь в потолок. Мысли в голове одна хуже другой, не избавиться. Переворачиваюсь на бок, потом на живот, снова на спину, на другой бок, но толку от этих телодвижений – кошкины слёзы. Только хуже становится и от круговерти ноют мышцы.
Вдруг в памяти оживают все события, произошедшие с моего прилёта, и становится как-то мерзко. От себя в первую очередь. Отгоняю прочь мрачные мысли, вытравливаю чувство вины, но оно всё равно никуда не девается. Хоть головой об стену бейся.
А ещё хочется пить, и я вспоминаю о морсе, который наверняка ждёт меня в холодильнике.
Всё-таки не выдерживаю: поднимаюсь с кровати и снимаю с себя измятую рубашку. Надо бы поискать что-то из одежды – у меня на случай визитов в отчий дом в шкафу спрятаны шмотки, но мне так отчаянно лень. Схожу быстро, попью и обратно – в душ и на пробежку потом. Пора прочистить мозги, пока Егор не очухался. И Кира.
При мыслях о Кире невольно сжимаю челюсти, а горький привкус скапливается на корне языка. До тошноты. Она ведь девочка ещё совсем – ребёнок. А я? Мне лет сколько? Нашёл, значит, способ борьбы с неприятностями – набрасываться на детей.
Говно я на ножках, право слово.
Даже если бы Кира оказалась Виолеттой, нельзя было так набрасываться. Но что уже теперь?
В коридоре тишина и гуляет сквозняк. Из комнаты Егора доносится могучий храп, и я невольно ускоряю шаг, чтобы не поддаться искушению распахнуть дверь и встряхнуть пару раз брательника за шкирку.
Чтобы навсегда уяснил, что волновать тех, кто тебя любит – не по-мужски.
До кухни остаётся несколько шагов, и до слуха доносится бормотание. Слов не разобрать, звук похож на тихое гудение, ещё и свет горит.
– Кира? – выдыхаю, а она замолкает, отрывает взгляд от учебника и стягивает с носа очки в крупной оправе. – Ты почему не спишь?
Ну вот, бляха муха, мне какая разница?! Не спит, значит, не хочет. Иди, Рус, к холодильнику, доставай морс и не морочь людям голову.
– Я… к экзамену решила ещё немного подготовиться, – приподнимает вверх учебник, а на пол падает толстая тетрадка.
Кира наклоняется за ней, а я залипаю на её задницу. Вместо платья сейчас на девушке узкие джинсы и простая кофточка бледно-голубого цвета, и одежда эта делает Киру ещё моложе, ещё невиннее. Я пытаюсь отвернуться, но никак. Моргнуть не могу, мать его. Не получается!
Напоминаю себе, что Егор спит в другой комнате. Егор, чёрт меня дери!
Волевым усилием отвожу взгляд и иду всё-таки к холодильнику. Кира шуршит чем-то за спиной, ножки стула скрипят по плиточному полу, а я распахиваю дверцу, и свежесть ударяет по коже. Так бы и стоял вечность.
Мать твою, я ж голый по пояс! Хорошо, что не в трусах. Бросаю взгляд через плечо, но Кира снова напялила эти свои очки на нос, углубилась в учебник, и будто бы вообще потеряла всякий интерес к моей персоне. Это… задевает, что ли? И радует, потому что мне бы не хотелось, чтобы девушка Егора шарила по мне влажными взглядами.
Точно бы не хотелось? Ай, нахрен!
Морс так и ждёт меня на полочке, и я пью его жадными глотками, прогоняя жажду и какую-то странную тоску. Можно ли морсом избавиться от тоски? Я попробую. Кира напряжённо пыхтит, снова чем-то шуршит, негромко чертыхается.
– Ты спала хоть этой ночью? – спрашиваю, повернувшись к ней, и опираюсь задницей на столешницу.
Прикладываю прохладную бутылку морса к ставшей дико горячей шее, пытаюсь хоть так остудиться, но помогает слабо. Эта жара невыносима.
– Нет, у меня никогда не получается заснуть перед экзаменом, – бормочет, но взгляда от учебника не отводит. То ли хочет намекнуть, что мои вопросы жутко отвлекают, то ли на меня, Аполлона эдакого, смотреть опасается. – Но это не страшно, потом высплюсь.
– Как Егор себя чувствует?
– Храпит и с кем-то во сне обнимается, – невесело улыбается, быстро-быстро что-то записывая на мятом листке.
Серьёзная такая, увлечённая.
Правильно говорят, что умные девочки немного не от мира сего. Похоже, Кира – это наглядная иллюстрация. Перед ней, считай, голый мужик водонапорной башней возвышается – мужик, который ей наговорил гадостей, оскорбил, а она формулы пишет и траектории чертит.
– Он хороший парень, не сердись на него, – зачем-то говорю, сам не понимая, кого именно из нас двоих имею в виду. Себя, наверное.
– Я не злюсь, – пожимает плечами и вдруг смотрит на меня.
Открыто и внимательно. А у меня ощущение, что кожа дымится от её взгляда.
Надо сматываться отсюда поскорее. Поговорить с Егором о той помаде, вправить ему мозги, благословить молодых и свалить. На курорт, в лес, в горы, в столицу – куда угодно. Но подальше отсюда.
– Ой, уже шесть утра! – восклицает Кира, подскакивая с места. – Ехать надо!
Поднимает с пола рюкзак, поспешно запихивает туда учебники и конспекты, плечом поправляя съехавшие очки. Собранные в высокий хвост волосы раскачиваются из стороны в сторону, как маятник, а я почему-то считаю его колебания. Делать мне нечего, считать.
Кира вылетает из кухни, а я допиваю этот чёртов морс. Потом снова вбегает, запыхавшаяся, хватает свой телефон, забытый на столе, и быстро набирает какой-то номер. Я слежу за ней, как выживший из ума плешивый коршун, а она уже щебечет в трубку наш адрес, вызывая такси.
А я вдруг вспоминаю, что у меня накопилось очень много дел в центре.