Читать книгу Босс моего бывшего - Лина Манило - Страница 3

Несколькими часами ранее.

Говорят, жизнь может рухнуть за один день. Да что там! Моя рухнула за несколько минут.

В один момент я, счастливая и окрылённая, готовлюсь к свадьбе, обсуждаю с распорядителем последние детали. Ничего вокруг не замечаю, до того во мне эйфории много. Внутри, в районе сердца, огромный радужный шар, наполненный счастьем, предвкушением и любовью. Кажется, горы могу свернуть и весь мир пешком обойти, ни разу не споткнувшись.

А после в мессенджер падает сообщение от неизвестного абонента.

Оно приходит в тот момент, когда я увлеченно листаю яркий каталог, выбираю дурацкие цветочки, которыми нужно украсить накидки на стулья. Это последние штрихи для идеального торжества.

Орхидеи или лилии? Хризантемы или белоснежные тюльпаны? А может, гладиолусы? Ничего, кроме этого, меня сейчас не волнует и заворожённая красотой фотографий, я даже на экран не смотрю. Просто смахиваю уведомление в сторону, как надоедливую муху, и телефон замолкает, но только на несколько секунд. Следом приходит ещё несколько оповещений о непрочитанных сообщениях – кто-то очень настойчивый требует моего внимания. Тяжело вздохнув, я прошу прощения у организатора свадьбы, она в ответ мило улыбается и поднимается из-за стола, деликатная в своём нежелании влезать в личное пространство своих клиентов.

Я открываю список сообщений. Все прочитанные, кроме тех, что шлют мне с незнакомого номера. Кто это? И что этому человеку нужно? Может быть, кто-то из знакомых сменил номер?

Беспокойное сердце опережает мозг. Центральная нервная система сбоит, посылает разряды и импульсы. Тело покрывается липким потом. Мне жарко и холодно одновременно, а ещё тошнит, и пить хочется. Буквы плывут перед глазами, и мне стоит немалых усилий сфокусировать зрение и навести резкость.

Но лучше бы я ослепла. Честное слово, это было бы лучше.

"Ваш жених Леонид Баринов сейчас в гостинице "Великобритания" с другой женщиной. Номер двести восемнадцать. Приезжайте, полюбуйтесь, если не верите".

Как в пошлом анекдоте, в героиню которого я мгновенно превратилась.

И подпись, как положено в таких случаях, "Доброжелатель". Красивое слово, которое не имеет ничего общего с реальностью. Никто не желает мне добра, не хочет уберечь. Лишь разрушить устоявшийся мир, в котором я была счастлива.

Наверное, чтобы я не подумала о розыгрыше, к сообщению прикреплено несколько фотографий и видео, чтобы добить меня окончательно, не дать проигнорировать факт, что мой жених – блудливая сволочь.

Мне бы зажмуриться, выбросить телефон, удалить чёртовы снимки! Решительно и жёстко. Я не должна на них смотреть – я же умираю, натурально задыхаюсь, на них глядя. Но я не могу. Как мазохист, причиняю себе боль, а веки огнем пекут.

В груди дыра огромная. Она растет с каждым вдохом, с каждой деталью, что с маниакальным упорством выхватываю на фотках. Видео игнорирую – во мне ещё остались на это силы и благоразумие. Знаю: если увижу хотя бы несколько кадров, станет только хуже.

Все фотографии сделаны в разное время года, в разных локация. На них мой – мой! – Лёня то в пальто, то в шапке зимней, а то и вовсе в футболке и летних брюках. Вот он гуляет под цветущими деревьями, вот стоит у бара, и яркие вывески отбрасывают разноцветные блики на его волосы. Они у него красивые: тёмно-каштановые с вкраплением красного и очень мягкие. Мне так нравилось перебирать пальцами волнистые пряди и следить за изменением цвета. В такие моменты Лёня казался самым счастливым, довольным, точно кот перед миской сметаны. Ластился, мурлыкал, улыбался сладко…

На третьем снимке Лёня поднимается по ступенькам той самой гостиницы. "Великобритания", чтоб тебя. Боже, храни королеву.

На каждой фотографии мой жених обнимает за талию рыжую женщину, целует её и выглядит таким довольным, счастливым… господи, он же счастлив с ней! А зачем тогда я? Зачем всё это? Наши отношения, любовь, в которой он мне клялся, наши планы и мечты… Чего ему не хватало?

Рыжая… мне она знакомой кажется. Где-то уже видела эту красивую женщину с огненной копной волос. Так, стоп. Это же та, с корпоратива! Она за соседним столиком сидела и взглядом меня прожигала. Да ну нет, может быть, я ошиблась? Но в памяти всё чётче всплывает её образ, и сомнений всё меньше.

Я так глубоко нырнула в болото мрачных мыслей, что не сразу замечаю Нину, распорядительницу свадьбы. Она мягко кружит вокруг, едва слышно вздыхая, и наконец трогает моё плечо.

Её прикосновение выводит из оцепенения. Вздрагиваю, пытаюсь улыбнуться, но получается что-то очень жалкое. Мне противно показать свою слабость, но сейчас я разбита и уничтожена, у меня плохо выходит притворяться, изображая из себя сильную и уверенную.

Красивой Нине слегка за тридцать. У неё потрясающие тёмные волосы и ямочки на щеках. Глядя на меня, хмурит тёмные брови, а лежащая на моём плече изящная ладонь тяжелеет. От Нины пахнет корицей, шоколадом и чем-то восточным. Так же пахло в лавке со сладостями на Самаркандском базаре, куда мы с Лёней ездили прошлой осенью.

Господи, кажется, я сейчас умру. По любому поводу в памяти всплывают обрывки нашего общего прошлого. Интересно, это лечится?

Нина склоняется ниже, вглядывается с тревогой в моё лицо, а я продолжаю улыбаться, от чего сводит скулы и щиплет слезами уголки глаз.

– Варвара, вам плохо? – Нина переводит многозначительный взгляд на мои руки, а я только сейчас понимаю, что сминаю в кулаке листы красивого каталога.

Бесподобные цветы теперь кажутся уродливыми, от их белизны и невинности тошнит. Они выглядят настоящей насмешкой над всеми мечтами и планами.

– Простите, – спохватываюсь и пытаюсь разгладить листы, суечусь, царапаю руки об острые края бумаги. – Я… я не специально, я возмещу. Сколько каталог стоит? Я заплачу!

Я действительно пытаюсь вытащить из сумки кошелёк, но Нина накрывает мои дрожащие ладони своими и грустно качает головой.

– У меня таких ещё целая стопка, не переживайте, – мягко улыбается и, обернувшись, кричит в сторону двери в соседнюю комнату: – Аннушка, принеси воды! Человеку плохо!

– Нет-нет, не надо воды, – бормочу, а глаза никак не отлипнут от паршивых фотографий. – Мне хорошо, правда.

Но кого я обманываю?

Торопливые шаги на периферии слуха, я вздрагиваю, будто мне в висок планомерно гвоздь забивают. Больно. В каждой клетке тела, в каждом вдохе пожар. Эмоции ураганом проносятся, вместо крови в жилах – кислота.

– Варвара, возьмите, попейте! – Нина встряхивает меня легонько, в чувства приводит, а заботливая Аннушка, её помощница, протягивает мне стакан. – А телефон отдайте. Не знаю, что вам прислали, но отдайте. Это плохие новости.

– У вас есть антисептик? – слова приходится с усилием выталкивать из опухшего горла.

Аннушка ошарашенно головой качает, а Нина взмахивает рукой, пресекая возможные вопросы.

– Да-да, конечно же! У кого нынче нет антисептика? Важнейшая вещь в наше вирусное время, – шутит Нина, но улыбка на губах неловкая.

В маленьком помещении невыносимо душно. Аннушка, будто прочитав мои мысли, бежит к окошку и распахивает его настежь, впуская раскалённый июльский воздух. Он развевает её светлые кудри, делая её похожей на фею из сказки.

Моя свадьба должна была состояться первого августа. В эту субботу! Всё оплачено, почти всё готово. Осталось только сходить на последнюю примерку, устроить девичник…

Пять, мать его, лет я потратила на мужика, который самозабвенно пихал свои причиндалы в кого ни попадя. В какую-то рыжую, пусть и очень красивую. Улыбался ей, позволял ерошить свои волосы, устраивал романтические прогулки в цветущем саду. Господи, ненавижу рыжих.

– Вот, пожалуйста, – Нина ставит передо мной большую бутылку с антисептиком.

Я тянусь к ней, но, как пьяная, промахиваюсь и только с третьей попытки беру в руки. Откручиваю крышку, она летит на пол, вслед за каталогом. Щедро поливаю ладони, протираю пальцы, размазываю жидкость до локтей. Мне нужно избавиться от ощущения, что держала что-то заразное. Смердящее предательством.

Девочки из агентства шепчутся в углу, поглядывая на меня, а мне так неудобно. Я отняла у них несколько месяцев жизни! Лёня же сам хотел красивую свадьбу, убеждал, что это событие у нас обоих – раз и навсегда. Да что ж думаю о нём? Почему нельзя точно так же стереть из памяти этого козла, как бактерии с рук?

Снова лью на руку антисептик – прошлой дозы мне показалось мало. Нина пытается меня успокоить, Аннушка охает, но я уже в норме. Мне нужно скорее убраться отсюда, выбраться на воздух и там уже придумать, как быть.

Как сказать этим хорошим девушкам, что свадьбы не будет? Как избавиться от зудящей внутри потребности рвануть в "Великобританию" и своими глазами увидеть Лёню в объятиях этой рыжей? Как устоять?

Сжимаю виски, но пульсирующая боль продолжает рвать голову на части. Душно. Мне нужно на воздух, и я, неловко опираясь на руку, поднимаюсь со стула.

– Простите, я… свадьбы не будет. Это окончательное решение.

Всё, я сказала это вслух, я смогла. Всё, обратного пути нет.

– Чего только не случается, – мудро замечает Нина и тепло улыбается.

– Нина, Аннушка, спасибо вам. От всей души.

Нина берёт мои руки в свои, смотрит на меня без унизительного сочувствия. Её пальцы тёплые, ладони мягкие, а объятия пахнут пряностями.

– Берегите себя, Варвара. И да, мы вас всё равно ждём. Приезжайте хотя бы просто чаю попить, мы уже к вам привыкли.

Аннушка активно кивает, щедро одаривая меня улыбкой. Такая хорошая, все они хорошие.

Я уже почти в норме, потому улыбаюсь, обещаю позвонить завтра и выхожу из агентства с высоко поднятой головой.

А оказавшись на улице, сдуваюсь. Растерянно смотрю по сторонам и не могу придумать, куда мне податься. Домой, где всё напоминает о Лёне, нашем счастье? Где каждый уголок пропитан им, каждая мелочь способна раздавить ворохом воспоминаний? Нет, туда мне тоже нельзя. Хотя бы в ближайшее время.

Может быть, на работу? Отменить долгожданный отпуск, зарыться в отчёты и, не поднимая головы, так провести несколько дней подряд? Или уехать к родителям и долго-долго рыдать на плече у сестры? Не знаю.

Ноги несут меня куда-то, но я не разбираю дороги. Просто иду, глядя на асфальт, сворачиваю на шумные проспекты, миную тихие улочки. Наверное, несколько часов сижу в чужом дворе, качаюсь на качелях, а хмурый мальчик смотрит на меня искоса, ковыряя лопаткой песок. Кажется, ему тоже хочется прокатиться, но странная тётя не даёт. Вскоре мальчика забирает домой красивая женщина, он напоследок показывает мне язык и обзывает козой.

Сумерки окрашивают небо в серый, а после в тёмно-голубой. Я не знаю ни который сейчас час, ни что мне делать дальше. Может, остаться в этом дворике и стать местной достопримечательностью? Скрасить будни жителей своим придурковатым видом? Меня запишут в ряды городских сумасшедших, сложат обо мне парочку легенд, да и привыкнут.

Наверное, завтра я буду в порядке. Вероятно, даже научусь снова улыбаться, вот только как пережить эту ночь ума не приложу.

Я впадаю в какой-то транс и дико пугаюсь, когда оживает лежащий в сумке мобильный. Лёня. Первым приходит желание сбросить звонок, но я, наверное, держусь за призрачную мысль, что всё это – чудовищный розыгрыш, чья-то злая шутка. Где-то в глубине души мне очень хочется в это верить.

– Привет, – в его голосе только радость и немножко усталости. Зажмуриваюсь, а ребро телефона оставляет глубокий след на ладони. – Варь, всё хорошо? Чего ты молчишь?

– Я… – где только силы берутся вообще разговаривать? – Я гуляю.

Ну же, Лёня. Убеди меня, что фотографии – фарс. Скажи, что уже несколько часов дома меня ждёшь, открыл вино и нашёл очередной дурацкий фильм на вечер. Уверь, что скучаешь и даже разозлись на моё отсутствие. Сделай хоть что-нибудь, чтобы я поверила тебе.

– Не гуляй долго, а то на улице куча идиотов! – тревожится Лёня, а я смаргиваю кипучие слёзы. – Будешь умницей, да?

– Я всегда умница.

– За то я тебя и люблю, – как по голове котёнка гладит. – Варь, я, в общем, чего звоню. Поклонский сегодня лютует, а у меня же с завтрашнего дня отпуск. Надо многое закончить. Ты же понимаешь? В общем, он меня завалил работой по уши, я, дай бог, если к полуночи освобожусь, а то и к утру. Не жди меня, спать ложись. Хорошо, любимая?

Он тарахтит и много извиняется, а я бормочу в ответ что-то неразборчивое.

– Ты ж знаешь Поклонского, ему нужно, чтобы все винтики работали безукоризненно. Сам не живёт и другим не даёт, – ворчит Лёня и даже вздыхает, а я поднимаюсь со скрипучих качелей и иду в сторону остановки.

– На работе, значит? – уточняю глухо, а Лёня угукает и быстро прощается.

Говорит, что торопится, Поклонский считай над душой стоит и требует результатов.

Я бреду вперёд и снова плачу. Ну не дура ли? Хорошо, что на улице темно, и моих слёз никто не видит. Тошнит. Я опираюсь рукой на фонарный столб, но пустой желудок выпускает лишь воздух. Спазмом сводит живот. Дышу поверхностно, как загнанная собака, но в итоге легчает.

Я сама не понимаю, как меня выносит на улицу Тополиную, где стеклянной башней высится офисное здание холдинга «Мегастрой». Как я тут оказалась? Не понимаю.

Я брожу вокруг, долго смотрю на парковку, подхожу к центральному входу. Задираю голову, нахожу окна кабинета Леонида, но за стёклами кромешная тьма. Как и на всём этаже.

Вдруг отчётливо понимаю, что теперь точно конец. Лёни здесь нет. Я не только чувствую это, у меня даже доказательства есть помимо тьмы за окнами.

Парковка, на которой я торчала до этого, пустая. У Лёни довольно приметный автомобиль, но его нет. Там стоит лишь парочка машин, одна из которых личная Поклонского, но у Леонида не хватит денег даже на дверцу от неё.

Я слишком хорошо знаю этого мужика. И знаю, что он везде и всюду на колёсах, включая магазин за углом. А значит…

Значит, только что с треском порвалась последняя ниточка, которой была сшита наша с ним любовь.

– Ты плачешь? – я оборачиваюсь, торопливо вытирая слёзы, а Поклонский стоит в паре шагов, судорожно сжимая кулаки.

Откуда он тут взялся?

Я что-то говорю, ругаю саму себя. Порываюсь сбежать, но Дмитрий надвигается, как тайфун. Я только рукой отгородиться пытаюсь, но он уже слишком близко. Ладонями щёки накрывает, лицо моё в свете фонарей рассматривает, дышит глубоко, а на виске бьётся жилка.

– Ты зачем сюда приехала так поздно? Ты на машине? На такси приехала? Зачем?

Он засыпает меня рваными вопросами, ни на один из которых я не могу ответить. Слишком жалкой буду казаться, невыносимо это.

– Пустите меня.

– Ага, разбежался. Чтобы ты под машину попала в таком состоянии?

Неожиданно бережно Поклонский стирает большими пальцами остатки слёз, улыбается краешками губ, а лицо бледное и сосредоточенное.

– Куда твой жених смотрит?

– Он мне больше не жених, – злюсь и дёргаю головой, сбрасывая ладони Поклонского со своего лица.

Да, теперь это окончательно и бесповоротно. Не жених. Всего лишь бывший, которого я ненавижу.