Читать книгу Белый огонь - Дуглас Престон, Линкольн Чайлд - Страница 11

Пять долгих дней провела Кори в окружной тюрьме Роринг-Форка. Сумму залога установили в пятьдесят тысяч долларов, но у нее таких денег не было – да у нее и пяти тысяч не было, – а местный залоговый поручитель отказался предоставить ей свои услуги, потому что она была нездешняя, не имела ни собственности для обеспечения залога, ни родственников, которые гарантировали бы его возврат. Звонить отцу она стыдилась. К тому же у него денег точно никогда не водилось. А больше в ее жизни никого не было, кроме Пендергаста. Но даже если бы она и могла с ним связаться, то скорее бы умерла, чем взяла у него еще денег. В особенности на залог.

Тем не менее письмо ему пришлось написать. Кори понятия не имела, где он и чем занимается. Почти год, как она не имела от него известий. Но он (или кто-то действующий от его имени) продолжал оплачивать ее обучение. И на следующий день после ее ареста, когда эту историю расписали на первой странице «Роринг-Форк таймс», она поняла, что должна написать ему. Потому что если она не напишет, а он узнает о ее аресте от кого-то другого или увидит эти заголовки… Нет, она была обязана первой сообщить ему обо всем.

И Кори написала письмо на его дакотский адрес для пересылки через Проктора. В письме она изложила всю историю без прикрас. Единственное, о чем не упомянула, – это о ситуации с залогом. Перечитав написанное, она сама поразилась тому, какой глупый, самоуверенный и саморазрушительный поступок совершила. Письмо заканчивалось заверениями, что всякие его обязательства перед ней аннулируются и ответа от него она не ждет и не желает. Он может более о ней не беспокоиться. С этого момента она сама отвечает за себя. Осталось одно: когда-нибудь, когда она будет в состоянии это сделать, она вернет ему деньги, которые он пустил на ветер, заплатив за ее обучение в «Джоне Джее».

Написание письма отняло у нее много сил – никогда ей не было так трудно. Пендергаст спас ей жизнь, вытащил из Медсин-Крика, штат Канзас, освободил от пьющей, жестокой матери, заплатил за ее обучение в школе-интернате, а после финансировал ее обучение в «Джоне Джее». И… все коту под хвост?

Но теперь с этим было покончено.

Тюрьма была относительно комфортабельная, и от этого Кори только чувствовала себя хуже. В камере были большие солнечные окна, выходящие на горы, удобная мебель, на полах лежали ковры. Ей разрешалось выходить из камеры с восьми часов утра до десяти тридцати вечера. В свободное время заключенным позволялось находиться в зоне отдыха, читать, смотреть телевизор, говорить с другими. Тут даже был тренажерный зал с орбитреком, силовыми тренажерами и беговой дорожкой.

В тот момент Кори сидела в общей комнате, разглядывала черно-белый клетчатый ковер и ничего не делала. Последние пять дней она пребывала в депрессии и вообще ни на что не была способна – ни читать, ни есть, ни даже спать. Она просто тупо сидела весь день, все дни, глядела в никуда, а потом проводила ночь в камере – лежала на спине на своей кушетке, вперившись в темноту.

– Коринна Свенсон?

Кори подняла голову. В дверях стоял надзиратель с блокнотом в руках.

– Я здесь, – сказала она.

– Приехал ваш адвокат, чтобы вы утвердили его назначение.

А Кори совсем забыла об этом. Она встала и последовала за надзирателем в отдельную комнату. Ей казалось, будто воздух вокруг нее стал плотным, зернистым. Глаза у нее постоянно слезились. Но она не плакала, нет, – просто физиологическая реакция.

Она вошла в небольшое переговорное помещение. Бесплатный защитник ждал ее, сидя за столом с открытым портфелем, на столе были аккуратным веером разложены папки. Его звали Джордж Смит, и Кори уже встречалась с ним несколько раз. Это был человек средних лет, невысокий, лысеющий, с соломенными волосами. На лице его навечно застыло извиняющееся выражение. Он был доброжелателен, старателен, но Перри Мейсона из него не получилось.

– Привет, Кори, – сказал он.

Она молча села.

– Я несколько раз встречался с прокурором, – начал Смит, – и должен сообщить, что у нас наметился кое-какой прогресс в сделке со следствием.

Кори безразлично кивнула.

– Вот, значит, что мы имеем. Вы признаете факт проникновения в ангар, нарушения права собственности и осквернения человеческих останков, а они отказываются от обвинения в мелком воровстве. Максимум, что вы получите, – десять лет.

– Десять лет?

– Я знаю. Я не на это рассчитывал. Но на прокуратуру оказывают сильное давление – требуют для вас максимального наказания. Я этого не понимаю, но, возможно, это связано с тем, что дело приобрело широкую огласку и снова вспыхнули споры вокруг кладбища. Они хотят вашим примером запугать других.

– Десять лет?! – повторила Кори.

– При хорошем поведении вас выпустят через восемь.

– А если мы пойдем в суд?

Лицо адвоката помрачнело.

– Это исключено. Против вас сокрушительные улики. Целый букет преступлений, начиная от категории В и кончая Е, а венчает все это осквернение человеческих останков. Одно лишь последнее преступление тянет на тридцать лет.

– Вы шутите? Тридцать лет?

– Здесь, в Колорадо, это считается особо тяжким преступлением – тут у нас долгая история ограбления могил. – Он помолчал. – Слушайте, если вы не пойдете на сделку со следствием, прокурор разозлится и вполне может запросить для вас наказание по максимуму. Он уже угрожал мне этим.

Кори уставилась на иссеченный царапинами стол.

– Вы должны пойти на сделку со следствием, Кори. Это ваш единственный шанс.

– Но… я не могу в это поверить. Десять лет за то, что я сделала? Да столько не всякому убийце дают!

Долгая пауза.

– Я всегда могу вернуться к прокурору. Но проблема в том, что вас взяли на месте преступления. У вас нет никаких смягчающих обстоятельств.

– Но я не оскверняла человеческих останков.

– Судя по тому, как это прописано в законе, оскверняли. Вы открыли гроб, вы трогали кости, фотографировали их, две из них взяли с собой. Они выставят эти обвинения, и мне нечего будет возразить. Вряд ли стоит идти на такой риск. Присяжные здесь собираются со всего округа, а не только из Роринг-Форка, а в округе много религиозных фермеров и владельцев ранчо, которые придерживаются консервативных убеждений, для них ваш поступок – серьезное преступление.

– Но я просто пыталась доказать, что отметины на костях… – Она не смогла закончить.

Адвокат развел руками, на его узком лице появилось страдальческое выражение.

– Это максимум, что я могу сделать.

– Сколько у меня времени, чтобы обдумать это?

– Не много. Они в любой момент могут отозвать это предложение. Лучше, если вы решите это прямо сейчас.

– Я должна подумать.

– У вас есть мой телефон.

Кори поднялась, пожала его вялую, потную руку и вышла. Надзиратель, который ждал у дверей, отвел ее назад. Она села и уставилась на черно-белый ковер, погрузившись в размышления о том, какой может быть ее жизнь через десять лет, когда она выйдет из тюрьмы. Глаза у нее снова стали слезиться, она яростно вытерла их, но они продолжали наполняться влагой.