Читать книгу За милых дам! Весёлые байки, анекдоты, рассказы и повести о женщинах и для женщин - Лион Измайлов - Страница 17
Рассказы
Отстаньте
ОглавлениеОна и ходит как-то не так. Походка у неё какая-то утиная. Но мне же с ней не в балете танец маленьких индюков исполнять. А так, по комнате, пусть себе переваливается.
Забыть не могу, как только познакомился с ней, как только глянул на неё, в голову почему-то всё время лезли детские стихи: «Приходи к нам, тетя Лошадь».
Да, кому-то она могла показаться не очень красивой. Нет, она, конечно, не Синди Кроуфорд и даже не Нонна Мордюкова. Скорее уж, Василий Иванович Шандыбин, только поменьше. Он поменьше.
А кто-то мог подумать, что она недостаточно образованна. Да, она по сей день считает, что столица Украины – Львов. Но это проблема не её, а Украины.
Я ничего этого не замечал. Я был очарован её обаянием. Я как увидел её впервые, сразу понял, что это – любовь до гроба, то есть года на два. Больше вряд ли удастся. Никогда не забуду ту ночь после свадьбы. Она так сжала меня в своих объятиях, что я понял – эта первая брачная ночь будет моей последней. Дальше не помню ничего. Помню только, уже под утро она призналась, что до меня у неё уже был один. Муж.
– Что с ним? – только и спросил я. – Где он сейчас? На каком кладбище?
Молчание было мне ответом. Она вообще редко говорила. Практически раз в день. Но с утра до вечера.
А как она готовила! Боже мой! Вершина её кулинарного искусства – пельмени, если я их предварительно куплю в магазине, вскипячу воду, посолю и из пачки в кастрюлю высыплю.
Вот почему у меня рост – метр шестьдесят восемь в кепке и на роликовых коньках. Врачи говорят, от того, что я на ней в восемнадцать лет женился.
– Если бы, – говорят, – хотя бы до двадцати подождал на её харчи переходить, успел бы подрасти.
Она ведь еду обычно не солит, чтобы не пересаливать, потому что я ем и плачу, а слёзы и так солёные.
К нам как-то в гости один мой друг пришёл, штангист и йог одновременно. Гвозди мог есть, ядом запивать. Всё переваривал. Она его своим фирменным перцем маринованным угостила. Он всего одну луковицу съел. Долго потом головой мотал, будто обухом его огрели. И потом только спросил:
– А совсем без внутренностей человек сколько может прожить?
Меня как-то по ошибке в милицию забрали, с каким-то рецидивистом спутали. Так я те три дня тюремной баландой питался. До сих пор как самые сытные в своей жизни вспоминаю.
И причёска у неё какая-то странная: то ли воронье гнездо, то ли барсучья нора. Но очень нравится холостым барсукам и незамужним воронам. Они всё время туда пытались яйца откладывать.
Она и меня под бокс стригла. Была такая причёска после войны. Многие её забыли, и те боксёры уже давно вымерли. А она помнит, и меня всё стригла под них. И после её стрижки дня два собаки от меня врассыпную и на луну выть начинали.
Нет, конечно, и мне не всё в её внешности нравилось. Не всё у неё с личиком, конечно, получилось. Глазки подозрительные, как у вахтёра, ножки багорчиком, ручки ухватиком и губки мозолистые. А носик таким шнобелем торчит, что голову от ветра разворачивает.
А какая у неё родня! Помню, только поженились, прихожу домой. На полу ковёр восточный лежит. Я думал – приданое. Шагнул на него. Такой хай поднялся! Оказывается, это не ковёр, а её родственник в халате и тюбетейке из Ташкента отдохнуть прилёг.
У неё полно родственников, и нет, чтобы в Швейцарии, чтоб денег занять. Тут братец из Сибири телеграмму мне дал: «Вышли денег на дорогу». Я выслал. Он приезжает. Я спрашиваю: «Зачем приехал?» Он говорит: «Как зачем, денег у тебя занять».
А она и садовод-любитель. Весь наш участок, шесть соток, цветами засеяла. Хоть бы одна тычинка взошла. Я уж не говорю о пестиках. Кучу денег на семена истратила, а весь участок голый, как череп Фантомаса. А она поливает всё лето, удобрения сыплет. Осенью говорит: «Наверное, я семена не тем кончиком посеяла, все цветы внутрь земли выросли».
Ох и умная. Тут где-то на рынке на все деньги, что были, долларов накупила. По выгодному курсу. У цыган. Довольная такая пришла.
Говорит:
– Я проверила – настоящие. Зелёного цвета, и на них американский президент нарисован.
Я посмотрел. Зелёные-то они зелёные, только Джордж Вашингтон на них с бородкой, в кепке, и написано по-русски «сто долларов».
Я о ней часами могу рассказывать. Ровно столько, сколько она в гости собирается. Мы как-то к друзьям на Новый год ходили. Уже и президент всех поздравил, и куранты двенадцать пробили. Соседи за стенкой напиться и подраться успели, а она только вторую ресницу красить начала. Уж эти друзья звонят, говорят: «Если вы ещё приходить не раздумали, зайдите по дороге в магазин, водку с закуской захватите, а то мы уже всё съели».
Она вообще у меня везучая на редкость. Вот если поскользнётся и на спину упадёт, обязательно нос расшибёт.
А аккуратная какая! Полы каждую неделю тряпкой моет, а её, тряпку, раз в полгода стирает.
Я как-то летом, по рассеянности, в домашних тапочках на улицу вышел. Так мне дворник замечание сделал, что я асфальт пачкаю.
И при этом такая педантка, такая аккуратистка. Вот ночью встанешь водички попить, назад в спальню возвращаешься, а кровать твоя уже застелена.
И в то же время храпит так, что стёкла дребезжат. Пока с ней жил, три ушанки сносил, причём на улицу ни разу не надевал, только по ночам.
И с характером у неё всё тоже в полном порядке. Всегда и во всём виноват я. Даже когда американцы вторглись в Афганистан, она влетела в комнату с криком: «Допрыгался, козёл?» Видно, спутала меня с бен Ладеном.
Сижу как-то у телевизора, слушаю песню, вдруг она как заорёт:
– Что ты уставился на эту певицу? Что у тебя с ней было?
А что у меня могло быть с Сергеем Пенкиным?
А то как-то сижу за столом, никого не трогаю. Она входит в комнату с чашкой. Чашка падает на пол и разбивается. Она на меня зло так смотрит. Я говорю:
– Ну что, не придумала ничего?
Сижу, молчу. Она как заорёт:
– Молчишь тут под руку!
Нашлась, умница.
А когда её спрашивают:
– Ты своего мужа любишь?
Она отвечает:
– А как же, я вообще мужчин люблю.
Мне, конечно, друзья намекали, что не всё в моей жизни хорошо складывается, не всё получается, как у нормальных людей. Говорили, что если бы я взял себя в руки, ушёл бы от неё, переоделся хотя бы в телогрейку, постригся хотя бы наголо и перестал бы всякие лишние слова употреблять, которым у неё научился, то лет бы через пять, когда выветрится запах её духов, от которого вянут не только цветы, но и уши, удалось бы мне жениться на какой-нибудь женщине, которой тоже нечего терять.
И я послушался, собрал свою волю в кулак и ушёл от неё. И долго жил один. Дня три. А потом сложил все свои вещи в целлофановый пакетик и вернулся назад. А она увидела меня и заплакала.
Мне и сейчас часто говорят:
– Брось ты её, не пара она тебе.
А мне она нравится. И отстаньте вы все от нас!