Читать книгу Моя лучшая книга - Лион Измайлов - Страница 8
Рассказы
Не забуду мать родную
ОглавлениеЛето. Жара. Недалеко от меня расположилась полная семья. Папа полный, мама полная и двое мальчишек тоже полные. Время обеда, и на коврике с узором, в тарелках из фольги, все, что только можно пожелать на пляжном обеде: курица, истекающая жиром, зеленый лук, редиска, огурцы, помидоры, яблоки, сливы, виноград. В центре бутылка «Цинандали». Мальчишки хрустят огурцами, мама режет хлеб. Папа, крупный, розовощекий, с «Сейкой» в руке, под музыку из транзистора с неимоверной скоростью поглощает курицу, запивая ее сухим вином. На лице у папы полное блаженство, а на груди черным по белому наколка: «Нет в этой жизни счастья».
Люди с наколками. Где только мы их не встречаем. Каких причудливых картин не увидишь на самых различных частях тела! Орел, распростерший крылья, портреты знаменитых людей, кочегары, бросающие уголь в топку, клятвы, уверения. Что заставляет этих людей терпеть боль и с риском для здоровья выкалывать на коже эти незамысловатые произведения искусства? В чем тут дело? Тяга к прекрасному? Желание выделиться? Или что-то другое, загадочное и необъяснимое?
Однажды в Сандуновских банях я увидел человека средних лет, крепкого, мускулистого. На плече у него было выколото: «Не забду мать родную». Сверху галочка, а в галочке – пропущенная буква «у».
Я не выдержал и спросил:
– Вот я вижу у вас на плече наколку. Что вас заставило ее сделать?
– Чего? – спросил он.
– Я говорю, у вас наколка на плече. Зачем вам это?
– Нуты даешь!
– Нет, серьезно. Ведь для чего-то вы сделали эту наколку?
– Ну, я тебя не спрашиваю, почему у тебя грудь волосатая?
– Волосы – это произведение природы, так сказать, не зависящее от меня, а наколка – это рукотворное произведение. Что это, ваша прихоть или необходимость?
– Слушай, тебе промеж глаз когда-нибудь врезали?
– Ну что вы, сразу промеж глаз. Лучше ведь поговорить, выяснить. А потом, вы ведь меня не знаете. Вы мне промеж глаз, а вдруг я боксер?
– Я вот тебе врежу сейчас шайкой, а ты потом разбирайся, боксер ты или нет.
– Ну что ж, извините, я хотел по-хорошему, пиво тут у меня, и вообще поговорить.
– Ну сразу и обиделся, стой, давай свое пиво. Давай, не обижайся. Ну спрашивай, чего уж там.
– Значит, так. Вот у вас написано: «Не забду мать родную». Букву-то, вероятно, для смеху пропустили?
– Да нет, парень один, ну, в общем, нерусский он, ну и наколол «не забду». Я-то просил «не забуду», а он – «Не забду». Понял?
– Понял.
– Ну а потом кореш говорит: «Давай галочку поставим, стереть-то не сотрешь». Ну и сделали галочку-то.
– А зачем вам все это нужно было? Это что, вызов окружающим?
– Ну ты даешь! Вызов! Клятва это. Ну клянусь я вроде, что не забуду.
– А если бы не написали, то забыли бы?
– Да нет, я бы не забыл, но ты бы этого не знал. Верно я говорю?
– Верно.
– А потом, красиво.
– Знаете, для красоты можно было бы что-нибудь поинтереснее придумать.
– А кто выкалывать будет?
– Ну, этот, нерусский.
– Обиделся.
– Чего это он?
– Ну я б тебе шайкой промеж глаз врезал, ты бы не обиделся?
– Наверное.
– Точно бы обиделся. Я знаю. Ну, кореш потом мне пытался на спине выколоть, во посмотри: «Пламенный привет из Севастополя». Видно?
– Плохо.
– То-то и оно, не получилось. Орла хотел еще заделать, да я уже не стал: не умеешь – не берись.
– А заражения крови вы не боялись?
– Салага ты. Он же тушью, а тушь, она на чистом спирту.
– А для чего вам этот привет из Севастополя?
– Это не мне, это им.
– Кому им?
– Ну, кто смотреть будет. Может, женщина какая на пляже клюнет. Тоже приятно! Она из Кулунды, а ей привет из Севастополя.
– Теперь все понятно. Я пойду.
– Нет, ты постой. Дай-ка я тебя теперь спрошу.
– Я вас слушаю.
– Ты мне вот на какой вопрос ответь. Если ты такой умный, то почему у тебя ни одной наколки нет?
– Чего?
– Чего – «чего»! Наколки, – говорю, – почему нет?
– Нет.
– Да это я вижу, что нет, а почему нет-то?
– Я даже не знаю.
– Ты неженатый?
– Нет.
– То-то и оно. Кто ж на тебя такого позарится? Теперь вот что скажи. Ты мать свою когда в последний раз видел?
– С месяц назад.
– Не уважаешь мать-то, не помнишь, а она тебя поила-кормила. Небось последний кусок от себя отрывала, а ты мать-то родную ни в грош не ставишь. А была бы наколка, глянул, вспомнил, хоть платок ей к празднику и послал.
– Да она здесь же, в Москве, живет.
– Тем более ничего съездить не стоит. Пошли дальше. Вот ты ко мне подошел, ни здрасьте, ни привет, ни как зовут, не спросил, ни как себя, не сказал. А была бы у тебя наколка, хоть на пальцах, – красиво и вежливо. Понял?
– Понял.
– Или, допустим, картина у тебя на груди выколота: «Иван Грозный сынишку убивает» – незабываемый шедевр. Но ты же настоящую картину с собой носить не будешь, верно?
– Верно.
– А наколка – она всегда с тобой. Пришел в баню, разделся, сам посмотрел, людям показал. Всем удовольствие. Так-то, друг, а ты говоришь, зачем наколка. Выходит, нужна она. Да ладно, ты не расстраивайся. Давай так. В следующее воскресенье… Слышь меня?
– Слышу.
– В это же время сюда приходи. С корешем тебя познакомлю, он тебе живо это дело поправит. Знаешь, он как с того раза наловчился, что хошь зашпандорит: хошь «привет», хошь орла со змеей. Змея-то тебе ой как к лицу будет.
– А что же вы ее, эту змею, себе не пришпандорите?
– Я бы с удовольствием. Жена не дает – ревнует. Понял?
И мы расстались, довольные друг другом. Я вышел из бани. Ярко светило солнце. Дрались на асфальте воробьи. Дворник подметал улицу. На руке дворника синели слова: «Жизнь – обман». Я шел и думал, что, может, он и прав, этот парень с галочкой. Надо к матери съездить. Платок ей к празднику подарить.