Читать книгу Журнал «Юность» №01/2023 - Литературно-художественный журнал - Страница 3

Ночью окно открыто, и в палисаднике

слышно, как падают яблоки в барабан,

частое «ц» хай-хэта или цикады,

большая тарелка луны в глубине эстрады,

в качестве духовых выступает комбайн

(всю ночь убирают пшеницу).

В спальне окно открыто, и мне не спится,

яблоня гнется, лето уже в конце.

Никто не пришел на концерт,

но не расстроились музыканты

(делай свое цэ-цэ, как говорят цикады,

делай свое цэ-цэ, кто-нибудь да услышит).

Время стоит в моей комнате и не дышит.

Медленно,

часть от целого,

падают листья,

как будто за пикселем пиксель

осыпается мир, начиная с леса,

как будто распад победил

с внушительным перевесом.

Чем объяснить такую печаль вначале?

Разве мы смерть до этого не встречали?

Или приняли за свою?

Как ни тянусь до света – не достаю.

Как ни расти, а стеблям лежать в зиме,

в коме, в комке из снега, лицом к семье,

в корни, а то и значит, держись корней,

помни свою печаль, говори о ней.

Но если копнуть поглубже, то это, на самом деле,

никакой не ужас, а память по земледелию.

Лéса будущие дрова

в небе по рукава.

Как долго летит листва.

Прямо за кладбищем поле, Ольшанка, ивы —

видела много раз, до сих пор красиво.

Там же стоит подсолнух и кукуруза,

между ними трава ничья.

Птицы, когда им грустно,

летают, но не кричат.

Влево – асфальт, направо – грунтовка к току.

Сколько я здесь на веле каталась, столько

по сторонам смотрела, понять пыталась,

небо еще ни разу не повторялось.

Дальше еще дорога, она к оврагу.

Иногда там чабан с собакой пасет отару,

иногда прилетают лебеди или гуси.

Собака кидается к велу, но не укусит

и не продолжит дальше за мной погоню.

Кто это все запомнит? А я запомню.

когда придет осенняя вода

готовь посуду

вот ласточки сидят на проводах

печаль повсюду

вот облако над областью мучкап

не глушь а тише

что музыку садового сверчка

и в доме слышу

еще синап до позднего висит

не то что злаки

а сколько было ночью персеид

лежат в овраге

садовый труд как сумма груш и грыж

и труд бумажный

а то что ты со мной не говоришь

уже не важно

Я прихожу к Ольшанке, сажусь на дно,

воды с него не набрать.

Но без воды это ведь все равно

речка, река, как же еще назвать?

Так я сижу и жду, что волна пойдет,

вместо нее растет широко полынь.

А река ничего не ждет,

ее берега полны.

Не течением, а травой,

не рыбой, а муравьями.

Никогда не была пустой

(пустота не в реке, а в яме

или в том, кто сидит на дне).

Волна говорит волне:

«Не волнуйся.

Река во мне».

Переизбыток леса, немыслима асфиксия.

Никто не окликнет и не предъявит лика.

Дальше-то что? Дальше опять Россия —

красный солдатик, синяя ежевика.

Воздух стоит – мы ноги ему связали.

В деревянных одеждах смиренны братья.

Темные круги под голубыми глазами

неба. По справедливости не поделишь.

И земля, как на вырост платье —

ждет, когда ты его наденешь.