Читать книгу Журнал «Юность» №09/2023 - Литературно-художественный журнал - Страница 4

Филолог, искусствовед, исследователь авангарда, составитель и научный редактор серии «Avant-Garde» (https://eupress.ru/ books/index/view/series/13). Публиковался в академических сборниках и периодике в России и за ее пределами. Автор (и соавтор) более двухсот публикаций, а также двадцати монографий (в том числе о Хлебникове, Маяковском, Каменском, Хармсе, Заболоцком и др.). Лауреат Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка.

Маяковский как предводитель хулиганов
(Из визуальной археологии 1920-х годов)

Совокупность прижизненных портретов (и автопортретов) ключевых акторов русского авангарда – ценнейший и интереснейший материал, до сих пор собранный крайне фрагментарно, а обращение исследователей к портретам даже самых выдающихся представителей авангардистского сообщества крайне недостаточное.

Как ни удивительно, на сегодняшний день не существует сколько-нибудь претендующего на полноту свода прижизненных изображений даже столь знакового деятеля авангардной эпохи, как Владимир Маяковский, хотя «маяковедение» было магистральной отраслью в СССР, а сам поэт стал мифом еще при жизни. Впрочем, Государственный музей В. В. Маяковского четыре года назад издал впечатляющий каталог «Маяковский глазами современников»[2], куда вошло 444 изображения: 338 фотоснимков (это почти все – но не все! – фотоизображения поэта) и 106 графических и живописных портретов, созданных художниками-современниками (в том числе 41 прижизненный портрет). Появление этого каталога трудно переоценить, ведь за долгие десятилетия, прошедшие с момента государственной канонизации Маяковского в 1935 году, появлялись лишь официозно-пропагандистские издания с очень ограниченным количеством его изображений. И это притом, что страну наводняли миллиардные (!) тиражи всевозможнейших изображений поэта; притом, что число памятников и барельефов ему с трудом поддается учету. Исключением из советского иконографического официоза следует признать лишь книгу Л. Ф. Волкова-Ланнита (1981), в силу обстоятельств не свободную от (само)цензуры[3].

Первым этапом работы по созданию будущей фундаментальной иконографии Маяковского мог бы стать корпус его прижизненных изображений. Из них наибольшее количество, если не считать фотоснимки, – это карикатуры (более 100), рассыпанные преимущественно в периодике второй половины 1920-х годов. Мы надеемся подготовить корпус таких карикатур к печати, а в сегодняшней краткой статье публикуем три прижизненных, но неочевидных даже для современников изображения Маяковского второй половины 1920-х годов. Каждый из портретов в той или иной степени эксплуатирует образ Маяковского – поэта-хулигана. Погружение в периодику эпохи позволило нам прийти к выводу, что этот образ хулигана оставался актуальным отнюдь не только в дореволюционный период (когда он был одним из элементов жизнетворческих стратегий Маяковского как поэта-апаша), а вплоть до самого конца 1920-х – по сути, став одним из самых устойчивых ярлыков, которым публика награждала поэта в течение всей его жизни.

Напомним, что в период «штурма и натиска» футуризма деятельность его творцов в газетно-журнальной критике обычно аттестовалась как хулиганство, а также как деятельность душевнобольных, графоманов, вандалов, геростратов, etc[4].

Вполне успешно эксплуатируя и остраняя в медийном поле амплуа футуриста-хулигана, через несколько лет, весной 1918 года, Маяковский сделал для кинофирмы «Нептун» сценарий «Барышня и хулиган» по повести итальянского писателя-социалиста Эдмондо Де Амичиса «Учительница рабочих»[5] и снялся в этой картине в главной роли. Примечательно, что через семь лет, в совершенно другую эпоху, Маяковский поместил кадр из фильма, где он сыграл влюбленного хулигана, в качестве своего фотопортрета на обложке советского переиздания поэмы «Облако в штанах» (М., 1925) (илл. 1).

Казалось бы, во второй половине 1920-х, то есть через 12–16 лет после скандального футуракционизма, статус Маяковского совершенно иной: это статус живого классика и авторитетного лидера советской поэзии. Однако ряд прижизненных портретов поэта и ряд критических публикаций второй половины 1920-х годов способны скорректировать хрестоматийные сведения о репутации Маяковского, закрепленные в сотнях мемуаров и в официальном каноне. В частности, забыты крайне интересные реалии, свидетельствующие о том, что вульгарная проработочная кампания против «есенинщины», развернувшаяся вскоре после гибели Есенина (отчасти поддержанная и в риторике Маяковского, но наиболее масштаб но реализованная в рапповской критике[6]), проецировалась и на самого Маяковского, причем как рядом литературных оппонентов, так и частью публики.

По-видимому, даже на исходе 1920-х немалая часть публики, особенно в провинции, приходила на его выступления, чтобы посмотреть на «скандалиста» и «хулигана», – и Маяковский не мог не отдавать себе в этом отчета. Вероятно, начиная с 1927 года его разочарование и фрустрация от происходящего в стране все более усугублялись, а его тлеющий конфликт как с аудиторией, так и с властями в перспективе мог обернуться полной потерей контакта. Остается лишь гадать, какие эмоции испытывал поэт, целое десятилетие истово трудясь на ниве «государственника» и «одописца», но видя при этом, что для части аудитории он продолжает оставаться все тем же «рыжим», «шутом гороховым» и «клоуном», как когда-то на заре своей карьеры. Но теперь его аудитория уже не «буржуа», которых так весело и так легко эпатировать богемными выходками, – в ходе культурной революции «буржуа» уничтожены как класс, а сам он уже отнюдь не витальный двадцатилетний апаш, удостоенный саморекламного гимна «…и только по дамам прокатывается: “Ах, какой прекрасный мерзавец!..”». Теперь, во второй половине 1920-х, он усталый литературный генерал, перманентно конфликтующий с коллегами по цеху; дворянин по происхождению, он громогласно претендует на пролетарское первородство и остро боится потерять контакт с аудиторией.

Аттестации «хулиган», «клоун» и «нахал» отнюдь не безобидны, ибо чреваты политическими проекциями в условиях идеологической кампании «борьбы с хулиганством», которой сам Маяковский отдал весомую дань, сочинив целый ряд стихотворных фельетонов и директив[7] и проведя десятки диспутов[8].

Далее мы публикуем три забытых прижизненных портрета Маяковского, выявленных нами в периодике, но при этом неочевидных или зашифрованных даже для большинства современников поэта. Каждый портрет сопровождается обоснованием.

Портрет 1925 года

На обложку спецвыпуска журнала «Крокодил» (1925, № 28, июль), по нашему мнению, редакция поместила не что иное, как зашифрованный портрет Маяковского. Поэт изображен в образе хулигана, провокативно пишущего на стене главный русский обсценнизм… (илл. 2). Гигантские буквы «ХУ» остроумно вписаны в подзаголовок «Специальный номер о ХУ…лиганстве». Несмотря на отсутствие прямого портретного сходства, маркерами Маяковского являются кепка и трость (атрибуты его костюма, зафиксированные на многих фотоснимках и графических портретах). Кроме того, помимо отмеченной выше ранней дореволюционной ипостаси «хулигана», спроецированной современниками на эпоху 1920-х годов, в поддержку рифмы «хулиган = Маяковский» работает намеренно примитивное граффити с подписью «дурак». Не исключено, что данная сатира, эффектно вынесенная прямо на обложку, принадлежит одному из соратников Маяковского по «Окнам РОСТА». Имя художника не указано, но в «Крокодиле» работало много коллег и приятелей поэта, да и сам он неоднократно печатал стихи на его страницах. В целом данный зашифрованный портрет мы склонны интерпретировать не как оскорбительный выпад, а как элемент дружеской игры, понятной лишь узкому цеховому кругу.

1

2

Портрет 1926 года

Карикатура Михаила Черемных (1890–1962), бывшего соученика Маяковского по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества, а также бывшего соратника по «Окнам РОСТА», на обложке журнала «За 7 дней» (1926, № 1 0, сентябрь), – это прямая иллюстрация к стихотворению-передовице Маяковского «Хулиган», напечатанному тут же на обложке (илл. 3). Вместе с тем полагаем, что в брутальном облике громилы-хулигана отразились черты иконографии самого Маяковского: мощный амбал-громила с пудовыми кулаками и сжатыми губами, готовый к драке (пусть даже и словесной). Подобный иконографический типаж наиболее частотен в карикатурах Кукрыниксов на Маяковского, в изобилии публиковавшихся в прессе второй половины 1920-х годов. Важно указать и на безусловный портрет Маяковского работы самого Черемных – столь же брутальный и месяцем ранее также напечатанный на обложке шестого выпуска этого же журнала[9].

3

Забавно, что некоторые строки из стихотворения-передовицы Маяковского способны прочитываться как его собственный автопортрет или как пародия на него (в тексте присутствует, очевидно на подсознательном уровне, даже некая эротогенная тема, коррелирующая с его страстной лирикой 1910-х годов):

Отметим попутно, что в стихотворении и в иллюстрации-портрете к нему присутствует пивная тема, что коррелирует с некоторыми текстами Маяковского, в том числе с его рекламой упомянутого в стихотворении «трехгорного» пива. Ирония и драма состоят в том, что, призывая в финале своего опуса отдать под суд громилу-хулигана и аттестуя его словами «выродок рабочего класса», Маяковский, помимо своей воли, присутствует в сознании немалой части аудитории именно как хулиган…

Портрет 1930 года

Карикатура «Музей феноменов» художника MAD’а (Михаила Дризо; 1887–1953[10]), опубликованная в эмигрантском парижском журнале «Иллюстрированная Россия» (1930, № 16, 12 апреля), стала, насколько мы можем судить, самым последним прижизненным портретом поэта. Как мы видим на рисунке, художник дает девять советских типажей, среди которых вполне легко угадываются неназванные, но очевидные для современников портреты советских вождей – Сталина, Троцкого, Радека, Коллонтай, а также Максима Горького («Человек – змея. Гибок и пресмыкается») (илл. 4). В центре этого паноптикума – некий абстрактный «Совписатель. Пишет левой ногой». Мы полагаем, что репрезентантом и прототипом обобщенного «совписателя» для эмигрантского комьюнити мог быть только Маяковский. Всклоченный угрюмый персонаж в самом центре карикатуры отсылает к ранней иконографии хулиганов-футуристов (намечен даже традиционный маркер-бант на шее), по мысли консерваторов, это бескультурные геростраты, задирающие ноги на стол и профанирующие литературное творчество. Забавно каламбурное совмещение просторечия / идиомы «писать левой ногой» с идеологической платформой левого искусства, апологетом которого выступал Маяковский.

Итак, на примере этих трех неочевидных портретов Маяковского мы затронули лишь один аспект его иконографии из множества возможных – о «хулиганском» воплощении поэта. Мы попытались привлечь внимание к важнейшему пласту синхронной рецепции Маяковского, до сих пор почти не востребованному исследователями, – к большому корпусу его прижизненных карикатурных изображений[11].

4

2

Маяковский глазами современников: Каталог материалов из фондов Государственного музея В. В. Маяковского / сост. Е. Ю. Иньшакова, Н. А. Качур, Е. А. Снегирева. М., 2018. Каталог дает почву для широких культурологических наблюдений за динамикой и особенностями посмертных репрезентаций Маяковского и способен стимулировать десятки исследований. Однако каталог, помимо очевидной неполноты, не свободен от ряда ошибок и недостатков – мы отметили их в подробной рецензии (Россомахин А. Иконография Маяковского: опыт комплиментарной критики // АртГид. 2019. 30 июля. URL: http://artguide.com/posts/1805).

3

См.: Волков-Ланнит Л. Вижу Маяковского. М., 1981. В серии очерков, составивших эту книгу, бывший лефовец (прошедший через ГУЛАГ) сообщил ценные сведения об истории появления многих фотопортретов Маяковского, а ряд из них впервые ввел в оборот.

4

Приведем лишь один стихотворный фельетон под названием «Хулиган» из десятков опусов такого рода: «Я – футурист! / Я – скандалист! / Держу себя я всюду гордо! / Чтоб нашуметь / И прогреметь, / Я начинаю “сыпать в морду”!.. / Войдя в экстаз – / По морде раз!.. / Кипит во мне заряд питейный… / Я – не титан, / Я – хулиган! / И хулиган первостатейный!..» (Человек без [псевдоним]. Хулиган // Будильник. 1913. № 46. С. 7).

5

Де Амичис Э. Учительница / пер. с итал. А. Г. Каррик. СПб., 1895.

6

И не менее масштабно – в шестнадцати (!) антиесенинских брошюрах Алексея Крученых. Даже сам Маяковский печатно назвал памфлеты своего соратника «дурно пахнущими книжонками» (Маяковский В. Как делать стихи [1926] // Маяковский В. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1959. Т. 12. С. 97). Совокупный тираж этих памфлетов приблизился к 100 000 экземпляров – и беспрецедентен в литературной биографии Крученых, выпустившего около полутора сотен книг в 1910–1931 годах. Вот лишь несколько наиболее говорящих заглавий его антиесенинских изданий 1926 года: «Есенин и Москва кабацкая», «Черная тайна Есенина», «Лики Есенина: от херувима до хулигана», «На борьбу с хулиганством в литературе», «Проделки есенистов», «Хулиган Есенин».

7

Отметим главные стихотворения по этой теме, составляющие своеобразный цикл: «Хулиганщина» (Красный перец. 1924. № 22. Октябрь), «Хулиган» («Республика наша в опасности…»: Известия. 1926. 19 сентября), «Хулиган» («Ливень докладов…»: За 7 дней. 1926. № 10. Сентябрь), «Хулиганы в мировом масштабе» (Известия. 1926. 26 сентября), «Тип» (первоначальное заглавие «Три хулигана»: Крокодил. 1926. № 38. 15 октября).

8

Подробнее см. нашу работу: Россомахин А. Ху…лиган и громила: тридцать читательских записок и пять неизвестных «зашифрованных» портретов Маяковского // Russian Literature. 2022. Vol. 128. P. 61–83.

9

См.: За 7 дней. 1926. № 6. Август.

10

Подробнее о художнике см.: Терехина В. Н. «Беспощадная умница» – карикатурист М. А. Дризо // От желтой кофты до красного ЛЕФа: Маяковский среди художников. СПб., 2018. С. 556–568.

11

Несколько статей, анализирующих отдельные карикатуры на Маяковского, в последние годы опубликовали Л. К. Алексеева, Е. В. Наседкина и автор этих строк. Недавняя из них содержит 11 карикатур, посвященных экономическим нюансам поэтического творчества: Россомахин А. А. Тема финансов и гонораров Маяковского в карикатурах, пародиях и записках зрителей // «Разговор с фининспектором о поэзии» Владимира Маяковского: Факсимильное издание. Исследования. Комментарий / сост., науч. ред. и подбор илл. А. А. Россомахина. СПб., 2022. С. 99–119.