Читать книгу Шамиль - Лия Рой - Страница 2

Я просыпаюсь, когда время уже переваливает за полдень. Понимаю это по залитому солнечными лучами полу. Мне тяжело разлепить глаза, я издаю сдавленный стон. Болит все тело: голова, спина, все, что находится ниже.

Когда я открываю глаза, то обнаруживаю себя в одиночестве. В спальне больше никого нет. Подушка рядом смята, но кажется, дражайший супруг ушел давно.

Воспоминания вчерашней ночи потоком обрушиваются на сознание. Я краснею, хныкаю и утыкаюсь лицом в эту самую подушку, через секунду понимая, что она все еще хранит чужой запах.

– Боже…

Я не этого ожидала, не так себе все представляла… брак, первый секс, первого мужчину…

Это все какой-то кошмар, от которого нужно только проснуться…

Как меня угораздило оказаться там, где я оказалась? Как же так вышло? Далеко от Москвы, от дома, от друзей, родни, от всего, что привычно… А, впрочем, спрашивать ведь нужно было бы у этой самой родни…

Стоит начать с того, что я почти не помню своих родителей. Они разбились на машине, когда мне не было и семи. Меня воспитали тетя и дядя по папиной стороне, но жила я ни в чем не нуждаюсь. По крайней мере, в плане денег. Отец оставил достаточно, чтобы обеспечить мне достойное будущее, только вот он наверняка не думал, что его единственная дочь окажется разменной монетой в играх его брата и какого-то неандертальца. Что окажется едва не рабыней в чужом доме, в чужом городе, вдалеке от всего и всех, кто смог бы ее защитить.

Дядя Дима точно знает, что семья Шамиля – это восточные люди со своими уставами, обычаями и традициями, которые зачастую непонятны нам, русским, выросшим в столице или больших городах. Свобода воли, свобода мысли, свобода действий. Здесь все это не работает.

Здесь действуют другие законы.

Тут играют по другим правилам.

Дядя это знает наверняка, но бизнес оказывается важнее.

Важнее меня – живого человека, родной крови, в конце концов.

Разумеется, я протестую. Кому захочется выходить замуж за незнакомого человека? Сердце мое не занято, но я планирую закончить обучение в столице, а затем уехать за границу – получать второе высшее. Там же остаться жить…

Не могу сказать, что люблю Москву, скорее, она привычна во всех смыслах этого слова, но держаться там особо не за что. Я подумываю о том, чтобы перебраться в Австрию или Чехию… Может быть, в Америку. Пока не знаю, главное, чтобы подальше отсюда, подальше от холодов.

Глупые планы, слепые грезы…

Если бы только у меня был доступ к оставленным отцом деньгам…

К сожалению, папа в попытке защитить меня, указал в завещании, что доступ к денежным средствам у меня появится лишь с двадцати пяти лет. Опекуном был дядя Дима, в случае его смерти, тетя Инга. Родитель боялся альфонсов, проходимцев, боялся, что не сумею правильно распорядиться деньгами из-за небогатого жизненного опыта и чересчур юного возраста. И слишком доверял своему брату.

Последнее заканчивается для меня весьма и весьма плачевно.

Именно благодаря дяде Диме я оказываюсь в далеком горном селе, не имея никаких прав, кроме разве что права ублажать своего дражайшего супруга.

Шамиля я впервые нормально вижу уже на самой свадьбе. До этого лишь мельком несколько раз, когда он появляется у нас в доме, приходит разговаривать с дядей. По правде говоря, все могло быть гораздо хуже. Внешне… именно внешне, он мне даже нравится. Высокий, статный, темноволосый, с правильными чертами лица и почти черными глазами. У него оказывается чертовски приятный голос, сильные жилистые руки, пленительный взгляд и какой-то необъяснимый шарм. Однако никто не дает мне возможности влюбиться в него с первого взгляда. Или со второго. Может быть, так бы и произошло, если бы уготованное им и дядей «рабство».

При «ближайшем рассмотрении» Шамиль оказывается обычным тираном, грязным похотливым животным, которое требует свое.

И, в конечном итоге, берет.

Супруг не пытается познакомиться со мной по-настоящему, не решает поговорить со мной, не спрашивает по доброй ли воле я оказалась в его доме, в его жизни, на этой идиотской свадьбе, где все вокруг ведут себя, как минимум, странно. Он просто приходит и делает все, чтобы получить низменное удовольствие. Это у него оказывается в приоритете.

Ни дядя, ни мой супруг не рассматривают меня в качестве личности со своим мнением, мыслями, чувствами и эмоциями. В лучшем случае, для обоих я являюсь фигурой в шахматной партии.

Но если дядя теперь уже далеко, то с Шамилем мне предстоит прожить остаток дней? С этим грубым, неотесанным мужиком, который даже не считает нужным поговорить со мной? Который смотрит на меня, словно я какой-то второй сорт?

Ну уж нет. Черта с два я дам пользоваться собой и дальше. Я не знаю, что именно входит в его планы, чего он хочет и какое место я занимаю во всей этой игре, но у меня тоже есть свои желания.

И я собираюсь ему о них заявить.

Раз эта треклятая свадьба уже позади, раз все нелепые церемонии выполнены, а традиции – соблюдены, значит, впереди обычная, рутинная жизнь. Значит, у меня должен появиться шанс выбраться отсюда.

Пока что я не знаю, как снова окажусь в столице, какого-то четкого плана нет, он пока что не успел оформиться, но я обязательно это исправлю. Я обязана это сделать.

До свадьбы я до последнего верю, что смогу уговорить тетю Ингу или дядю Диму передумать, но не выходит. Затем я всю дорогу из столицы стараюсь найти возможность поговорить с Шамилем, но все карты ложатся против меня. Рейсы на самолет оказываются разными, мы добираемся до его родного города порознь. Я прибываю раньше, Шамиль – намного позже, уже к самому торжеству.

А уж дальше начинается самый настоящий цирк… наряды, подготовки, попытка научить меня каким-то непонятным традициям, куча незнакомых людей рядом, женщины, что-то требующие от меня, спрашивающие и почти не говорящие на русском.

Чужой дом, чужие люди, непонятные правила.

Конечно, сейчас уже нужно было что-то придумывать в срочном порядке, но начать составление плана я решила после принятия душа. Мне хотелось как можно скорее смыть с себя все следы ночных действий супруга. Отмыться от них, оттереть их, забыть навсегда…

– Сбегу… обязательно сбегу, – шепчу в темноту, давая обещание самой себе.

Идиотка. Нужно было бежать уже давно, а я все не воспринимала эту свадьбу всерьез до самого конца. Все надеялась: обойдется, одумается дядя или просто повезет. Думала, что меня разыгрывают.

Разыгрывают. Как же.

Мои тягостные размышления прерывает робкий стук в дверь. Мне не хочется никого видеть, ни с кем не хочется говорить, но я понимаю, что игнорировать что-то здесь, на чужой территории и жить так, как хочется, уже не получится.

– Войдите, – произношу я, вставая с постели. Благо, на кровати обнаруживается халат, который я небрежно набрасываю на себя. Душ приходится отложить.

– Привет… я не рано? – в комнату проходит молодая девушка. Где-то я ее уже точно видела, но хоть убей – не могу вспомнить, кто она и как ее зовут.

– Эм… – теряюсь, не зная, что ответить.

– Я Фатима, – улыбается незнакомка. – Сестра Шамиля…

– А… да, точно, – киваю головой и присаживаюсь на кровать, но тут же морщусь от боли. Ее братец несильно вчера церемонился со мной. Теперь у меня болит все тело, а лицо заливается стыдливым румянцем от понимания, что девушка, представившаяся родственницей супруга, все понимает без лишних слов.

– Давай, я тебе помогу, – тут же бросается ко мне Фатима. Сначала я думаю отказаться, к глазам подступают слезы, к горлу – ком. Я вспоминаю о том, что вчера творил законный муженек и становится противно, обидно и как-то гадко. Но затем понимаю, что справиться со всем одной будет еще сложнее.

Фатима проводит меня в большую комнату и молча помогает вымыться. Я не чувствую обычно присущего мне стыда в присутствии незнакомых людей, не чувствую боли, вообще ничего. Безвольной куклой я позволяю сделать все золовке. Она аккуратно усаживает меня в ванную и помогает вымыться. Затем все так же молча помогает подняться, укутывает в огромное махровое полотенце и отводит обратно в комнату.

На удивление, в спальне уже все прибрано, белье заменено, окна открыты и пропускают внутрь прохладный свежий воздух. Фатима усаживает меня в кресло, а затем что-то говорит, но я ее не слышу. Девушка исчезает на какое-то время и тут я позволяю себе разрыдаться.

Почему? Почему жизнь так несправедлива именно со мной? Где и в чем я успела так сильно согрешить? Сначала у меня забрали родителей, и я выросла в холоде и безразличии, а затем оказалась замужем за человеком, который больше напоминает монстра, нежели мужчину.

Где же хваленное, едва не праведное отношение к своим женщинам? Как Шамиль мог делать вчера то, что делал? Почему заведомо записал меня в проститутки, хотя на самом деле даже не был со мной знаком? Что меня ждало с таким человеком в дальнейшем?

Не знаю, сколько времени проходит в тихих рыданиях, но, когда слезы заканчиваются, а кожа начинает покрываться мурашками, я поднимаюсь с кресла. Нужно одеться. Хоть во что-нибудь.

Обвожу большую спальню глазами и понимаю, что не успела ее толком рассмотреть. Здесь три двери. Одна – входная, одна ведет в ванную, а третья?

Очень медленно к ней подхожу и неуверенно дергаю на себя. Та легко поддается и через несколько секунд я понимаю, что это гардеробная. Большая гардеробная с большим количеством полок и вешалок, с таким же большим количеством явно брендовой и дорогой мужской одежды. Мой муж явно состоятельный человек. Он или его родители, на самом деле, мне неизвестны даже такие детали…

После недолгих поисков в углу обнаруживается небольшой черный чемодан. Тот самый, что впопыхах собирала вместо меня тетя Инга. В тот момент мы с ней спорили, я кричала, размахивала руками и требовала немедленно все отменить, а тетка лишь рычала, что мне еще повезло, что меня берут замуж, что я жирная, что уродливая и вообще, кто бы в здравом уме посмотрел на меня, как на девушку?

Делать нечего, приходится нехотя его раскрывать, правда то, что оказывается внутри, совершенно меня не радует.

– Идиотка, – рычу я. Инга напихала все, что ни попадя: свитера, вязанный кардиган, шарф с эмблемой Локомотива, обтягивающий и ультракороткий сарафан. Все перечисленное, несомненно, подойдет для носки среди этих неандертальцев!

Я психую, расшвыриваю вещи в стороны, но после небольшой устроенной бури, наконец-то, нахожу носки, нижнее белье и джинсы с тонкой толстовкой в придачу. Все, что нужно. Пока что – сойдет.

Еще недолго озираюсь и нахожу свои любимые брендовые кроссовки и, постанывая от боли, кое-как их натягиваю. Готово.

Жить можно.

Наверное.

Вещи я не убираю принципиально. Не хочу. Это мой маленький протест против… всего, что происходит в моей жизни. Медленно покидаю гардеробную и выхожу обратно в спальню, где меня уже поджидает Фатима. Девушка мягко мне улыбается и кивком указывает на поднос, что покоится на прикроватной тумбочке.

– Надо поесть, – назидательно советует она.

– Нет, – я отрицательно качаю головой и снова сажусь в кресло. На удивление, в отличие от всех других женщин, что попадаются мне в этом доме, Фатима не раздражает. Я приглядываюсь к ней и отмечаю, что они с братом очень похожи. Родственница мужа очень красива, причем красива от природы, к ней явно не прикладывал руку пластический хирург или косметолог. Одета Фатима в длинную темную юбку до самого пояса и блузку телесного цвета, закрывающую руки целиком. На голове красуется аккуратный коричневый платок, частично скрывающий густые черные волосы девушки.

Я успеваю заметить, что тут почти все девушки ходят так, как Фатима… в закрытой одежде и с платком на голове. Интересно, меня заставят так же?

Я совсем не похожа на них… как я смогу к такому привыкнуть?

Придется ли мне к такому привыкать или судьба все же смилостивится ко мне, и я смогу вернуться к прежней жизни?

– Где…где Шамиль? – Нет, мне совершенно не хочется видеть эту свинью. Будь моя воля, я бы вычеркнула навсегда его имя, его образ, все, что с ним связано, но мне нужно с ним поговорить.

Вдруг, вдруг случится чудо, вдруг он хотя бы выслушает меня?

Мне нужно понять эту игру, нужно понять ее правила, понять свое место в его жизни, понять, насколько сильны изменения, связанные со свадьбой, как они затронут мою жизнь… и что мне делать дальше.

– Он куда-то уехал с друзьями. Сказали, что вернуться поздно, поэтому я и пришла к тебе, ты до вечера в моем распоряжении, – Фатима улыбается, правда ее попытку пошутить я не оцениваю. – Слушай… – девушка мнется и вдруг виновато опускает глаза. Так, словно ей стыдно за брата, и она хочет хоть что-то изменить. – Знаю, вы с Шамилем совсем недолго знакомы и вначале он может показаться… грубоватым и чересчур деспотичным, иногда он чуток вспыльчив, но…

– Я не знаю твоего брата, – обрываю я. Какая-то волна злости поднимается внутри и не желает оставаться незамеченной. Понятно, что злюсь я на Шамиля, но сейчас передо мной Фатима. – Меня не спросили, хочу я за него замуж или нет, меня притащили в ваше село и силой подложили под него! Я его впервые увидела в день свадьбы, а близко познакомилась с ним, когда вчера он велел мне раздеться. По-твоему, это называется «не очень хорошо знакомы»? Твой брат – мерзкое животное, у которого в голове лишь похоть, не желаю слушать оправдания на его счет, – срывающимся голосом шепчу я. Лишь спустя несколько секунд замечаю, что ногти до боли впиваются в ладони, а к глазам снова подступают слезы.

– Извини… я не знала, что… – едва слышно шепчет Фатима, опустив глаза. – Мне очень жаль…

Я снова начинаю плакать и ожидаю остаться в одиночестве, но нет, этого не происходит. Через какое-то время я чувствую нежные женские руки, которые прижимают меня к себе, и позволяю себе разрыдаться в голос. Наверное, со стороны мой плач больше похож на вой. Фатима что-то долго шепчет, гладит меня по голове. Ровно до тех пор, пока я не замолкаю, а затем не забываюсь болезненным сном.

Второе пробуждение уже не такое ужасное. Тело все еще болит, более того, я заснула в очень неудобной позе в кресле, но на душе отчего-то легче, а в голове пустота. Наверное, выплакаться – это все-таки полезно.

Того, что произошло уже ничто не исправит, с этим нужно смириться, об этом нужно постараться забыть.

Нужно двигаться дальше.

Я обвожу взглядом всю комнату, но понимаю, что Фатима ушла, и я одна. Подноса с едой тоже нет. На часах половина шестого. Я еще какое-то время просто сижу, а затем опускаю ноги на пол, стараюсь размять их, затем спину, шею. Поднимаюсь, несколько раз обхожу комнату по часовой стрелке. Всерьез раздумываю о том, чтобы выйти отсюда, но отчего-то мне страшно.

Сколько людей проживает в этом доме, какая здесь иерархия, кто есть кто, с кем мне можно общаться, с кем нет? Можно ли мне выходить из комнаты в таком виде, что меня ждет в том случае, если это недопустимо?

Вопросов очень много, но мне некому их задать. Назло теперь мне хочется есть, но я не рискую даже высунуть нос из спальни.

Наверное, страшнее всего мне осознать, что теперь этот дом – мой. Чужой, холодный, наполненный незнакомыми людьми… мне кажется, если я буду оставаться здесь, то все еще можно отыграть, переиграть, а вот если я переступлю порог этой комнаты, тогда все, конец…

Когда настенные часы достигают цифры шесть, в комнату снова стучаться. Я надеюсь, что это Фатима и оказываюсь права. Она снова мне улыбается и на этот раз зовет спуститься вниз, поужинать на кухне.

– Я… я не хочу…

– Снова не голодна? – хмурится девушка.

– Нет, просто… я не хочу ни с кем встречаться…

– Не поняла…

– Ну, все те женщины…

Тут Фатима тихо смеется и качает головой. – Ульяна, это не восточный гарем, все эти женщины, которых ты видела на свадьбе – наши родственницы. Они просто помогали готовиться к свадьбе, занимались едой, украшением дома, уборкой и прочим. Они не живут здесь. Только я, Шамиль и папа. Если, конечно, не считать двух прислуг.

– Правда? – Фатима снова смеется на мой вопрос и только кивает головой.

– Правда, идем вниз, сколько дней ты уже нормально не ела? Так нельзя, – строго заявляет девушка, направляя меня по широким, ветвистым коридорам этого странного и чужого для меня дома.

Она не торопится, поэтому до кухни мы идем минут десять. Я успеваю с любопытством вертеть головой и замечаю, что дом действительно очень большой. Наша квартира в Москве тоже немаленькая, но все же не имеет таких размахов, как жилье моего супруга. Не могу сказать, что мне не нравится, тут и впрямь красиво… только вот неуютно.

Когда мы достигаем кухни, Фатима начинает по-настоящему суетиться. Усаживает меня за стол и начинает уставлять его тарелками с разнообразными блюдами. Ни одно из них мне неизвестно, и я не рискую начать что-то из этого есть.

– А просто сендвичей нет? – неуверенно тяну я после чего получаю шокированный взгляд Фатимы.

– Сендвичи? – переспрашивает она, на что я киваю.

– Нет… – растерянно отвечает она. – Я думала угостить тебя нашими традиционными блюдами… нездоровая пища у нас не водится, папа ее на дух не переносит. Да и Шамиль тоже…

– Вы всегда едите только… это? – я киваю в сторону больших тарелок, ломящихся едой. Какая-то жидкость, похожая на подливу с кусками мяса, странные белые прямоугольники то ли из риса, то ли еще из чего, покоящиеся рядом, дивного вида крученные лепешки, без понятия, сладкие или соленые на вкус…

Господи, кто-нибудь, дайте мне кусок пиццы!

Фатима еще некоторое время с подозрением разглядывает меня, а затем пожимает плечами и будто сдается.

– Конечно, я могу тебе сделать бутерброды с чаем, но все, что ты видишь перед собой – это то, чем питаются папа и Шамиль. Мы так привыкли. Так как ты вышла замуж за моего брата, учти, все это придется научиться готовить.

– Как же… – шепчу я в ответ. Так тихо, чтобы меня не услышали.

– Шамиль хоть и живет последние годы в Москве, но ест только нашу еду: либо заказывает у своих, либо готовит сам, – рассказывает мне Фатима. Я в этот момент думаю о том, как было бы хорошо, не появляйся ее братец на свет. Никогда.

– А ты умеешь все это готовить? – не знаю, зачем спрашиваю это, наверное, хочу занять мысли хоть чем-то.

– А кто же это все по-твоему готовил? – Фатима оборачивается на меня и широко улыбается.

– Я думала, прислуга… ты же говорила…

– Нет! – тут же качает головой Фатима. – Что ты! Готовлю и по дому делаю все я, они помогают с двором, ты потом увидишь, какой он у нас большой, про сад вообще молчу! Мне просто физически там не управиться одной. Женщины помогают мне в основном там, – поясняет она.

– Но ваш дом… внутри, он просто огромен, ты что убираешься тут одна?

– Ну, да, – кивает Фатима.

– И готовишь?

– Конечно! – улыбается она. – Я никому не доверю кормить отца и брата, ну и инстаграм надо чем-то заполнять, – хихикает Фатима.

– Ясно… – Я киваю и про себя думаю, что, наверное, бедной девушке просто нечем себя занять и так она убивает время. Что еще делать, если собственная семья держит тебя запертой в четырех стенах?

– Правда иногда с этой учебой я могу замотаться и тогда действительно приходится просить помочь…

– Ты учишься?

– Конечно, – кажется, на лице Фатимы мелькает тень обиды, и я тут же спешу оправдаться.

– Прости, я просто не знаю, как тут у вас все устроено…

– Ничего… – мягко улыбается в ответ девушка. – Я тебе все расскажу.

Нрав восточных мужчин непохож на нрав наших. Они не терпят непокорности, не терпят, когда им возражают, тем более, публично. Фатима неустанно рассказывает мне о традициях их народа, объясняет, что можно делать, чего нельзя.

Вроде бы, я не уезжала даже за пределы страны, в которой выросла, а кажется, будто нахожусь на другой планете, в иной галактике, так сильно все разнится и кажется диковинным.

Их мужчинам нельзя возражать. Даже если женщина уверена, что он неправ или ошибается в каких-то фактах, на людях она должна молчать и соглашаться с ним во всем.

С их мужчинами нельзя спорить. Можно остаться несогласной, но только молча. Высказывать свое мнение, идущее вразрез, не допускается. В особенности, если речь идет о муже.

Обязательно нужно вставать, если кто-то из них входит в помещение, смиренно склонять голову и ждать разрешения заговорить. Если его не дали, нужно молчать.

Чтобы выйти из дома, неважно, куда именно, нужно спросить разрешения мужа. Если его нет рядом и по каким причинам я не могу с ни связаться, разрешение должен дать кто-то из его старших родственников. Если я не могу найти или связаться с ними, то выходить из дома и вовсе нельзя.

Мне нужно разрешение мужа, чтобы работать или учиться. Сестра Шамиля перед поступлением в университет, получает разрешение от отца – главы семьи. Однако будет ли ей разрешено работать в будущем, когда она станет чьей-то женой – неизвестно, но так как она учится на врача, то очень надеется, что ей позволят это делать.

Их мир совсем другой. И чем дальше говорит Фатима, тем яснее это становится. Я и сама об этом давно подозреваю, но с каждым ее словом в душе все больше разрастается паника.

Как же мне свыкаться с таким? Пускай и на время…