Читать книгу Ребенок (не) от бывшего мужа - Лия Рой - Страница 4

– Ты меня поняла? – зло прорычал Максим, ударяя рукой по поверхности деревянного стола.

– Я не буду этого делать, – выдохнула я. Было ли мне страшно? Да, однозначно. Стала ли бы я врать? Нет, ни за что.

– Ты испытываешь мое терпение, Анна.

Я сглотнула. Да, точно, мне было чертовски страшно. Не знаю, почему, но с первых минут, как я повстречала Орлова, он вызывал во мне две эмоции – подсознательный страх. И желание. Вот такая вот странная, гремучая смесь.

Высокий, огромный, рыжий. С тяжелым, пригвождающим к месту взглядом янтарных глаз, которые переливались самыми разными оттенками: начиная от горького шоколада, заканчивая предрассветными лучами солнца.

Красивый. Очень. Наверное, самый красивый мужчина из всех, кто когда-либо встречался мне.

И вместе с тем страшный. Я слышала о нем столько всего плохого, что невольно испугалась его уже заочно.

Прислуга говорила о нем исключительно в плохом контексте.

Поговаривали разное, иногда, совсем уж дикие вещи. Например, рассказывали, что он довел деда до смерти. Что жену вынудил сбежать в другую страну, якобы она его очень любила, но не выдержала тирании. Забрала их ребенка и убежала, куда глаза глядели, даже не потребовав ничего поделить. Что родные братья отреклись от него и уже много лет не общаются. Что сам Макс отдал свою дочь и подписал отказную, ради денег и фирмы. Что не общался ни с отцом, ни с матерью, ни с мачехой.

В общем, по словам горничным и поварих, это был сущий монстр. Какое-то чудовище, разгуливающее по Земле. Демон во плоти, не иначе.

Только вот я почему-то не поверила. Не смогла.

Впервые я увидела «ужасного Орлова» на фотографии. Давно забытой своими хозяевами фотографии в красивой, позолоченной рамке, которая обнаружилась на камине в гостиной.

В тот далекий первый день работы в особняке мне поручили убрать пыль в гостиной и холле. И я случайно увидела их.

Всю семью.

Деда с его избранницей. Отца с мачехой. Трех братьев Орловых. Бывшую жену Максима. Двух маленьких детей.

Кажется, фото было одним из последних, сделанных на Новый год или Рождество.

На нем все старались выглядеть счастливыми, но мало, у кого это получилось. Дедушка казался очень уставшим. Евгений с Ольгой – высокомерно-отстранёнными. А Макс… Макс выглядел на ней грустным. Я задержалась на нем взглядом. Даже не знаю, почему именно на нем. Рядом с ним стояли два красивых брата, один статнее другого, но я почему-то не могла отвести глаз от рыжего великана, который, будто бы был не к месту на этом снимке. Он стоял в стороне и улыбался, но как-то криво, через силу, неохотно.

Уже тогда я поняла, что в этой семье все было очень сложно.

И то, что происходило после этого, лишь доказало мою правоту.

Спросите, какая была необходимость играть в босса и подчиненного? В Золушку и принца? И я отвечу – я не играла. Максим мог думать, что угодно, но я спала с ним не ради какой-то выгоды. И уж тем более, я не планировала ребенка.

Да что там, я и ночи-то той не планировала! До нее я лишь мельком несколько раз видела Орлова. Он в мою сторону даже не смотрел, а я боялась поднять взгляд на него. Стеснялась, отчего-то было не по себе при нем.

А случилось все неожиданно. И не было запланировано ни им, ни мной.

В ту ночь Максим вернулся в особняк пьяным и чем-то сильно расстроенным. Я попалась ему на пути случайно.

Он взглянул на меня, впервые за все время моего пребывания в доме. Прошелся по моему телу оценивающим взглядом. А затем подошел и просто поднял на руки. Прижал к себе, заставляя оплести талию ногами и жарко поцеловал. Как изголодавшийся по ласке человек. Он целовал жестко, грубо, больно. Так, словно ему требовалось передать другому хотя бы часть его боли, иначе он попросту умрет. Так, словно ему требовались доказательства чьей-то покорности и безоговорочной любви. Он именно требовал эту самую любовь.

И я согласилась ее подарить.

Не знаю, почему.

Наверное, потому что он понравился мне еще на фотографии, еще до нашей первой встречи вживую.

В общем, большинство наверняка подумали бы обо мне плохо. Сказали бы, что я глупая или неразборчивая. Или еще что-то в подобном роде. Но…

Наверное, в чем-то мы с Максимом были похожи.

Мне тоже хотелось любви.

Я тоже долго жила, не получая ее ни от кого и нуждалась в ней не менее остро, чем он.

А еще, я подумала, что такой мужчина, как Орлов не каждый день будет смотреть на такую, как я. Обычную, ничем не примечательную девчонку из глубокой провинции. И что он уж точно лучше Ваньки или Олега, которые жили в деревне по соседству и постоянно предлагали непристойности.

Нет, я ни о чем не жалела.

Та ночь была прекрасной и в качестве первого мужчины я выбрала того, кто искренне мне нравился.

И нет, о ребенке я тоже не жалела.

Поначалу, конечно, жутко испугалась, но теперь, когда все постепенно стало входить в норму, перестала бояться. И была уверена, что у меня все получится.

Жизнь научила меня быть сильной. Сначала, когда лишила нормальной семьи, и я попала в дом к тетке, которая меня ненавидела. Затем, пребывание в деревне, где, если хочешь выжить, приходится работать, не покладая рук. А теперь еще и это… Столичная жизнь. Она тоже быстро отрезвляла, щедрая на пощечины и резкие встряски.

В общем, я не боялась. Знала, что смогу вырастить Милу и дать нам достойную жизнь.

– Я не буду врать, я уже сказала Вам.

Этому я тоже научилась сама. Вранье, даже самое маленькое, имело тенденцию всплывать наружу. Причем, в самый неподходящий момент.

Мы находились в просторной столовой, из панорамных окон которой на город открывался потрясающий вид. В иное время, я бы залюбовалась, но сидевший напротив Максим меня напрягал, было не до того.

Он притащил меня в свою квартиру и уже битый час терроризировал. Запугивал, давил, кошмарил, одним словом. А все для чего? Чтобы я наплела журналистам все то, что он мне велел.

– Дай опровержением своим словам.

– Нет. Это называется не опровержением, это называется враньем. И вы просите меня взять на себя всю вину. Заявить, что я сознательно обманывала, чтобы получить от вас деньги. Кем я буду выглядеть в глазах людей? Более того, это неправда! И уж про то, что Мила не ваша, я сочинять точно не стану, – упрямо выдала я, задирая подбородок и скрещивая руки на груди. – Вам меня не запугать. Даже Вашим Иваном!

Нет, конечно, Ивана я боялась, но не признаваться же в этом прямо в лицо врагу?

– Значит, ты отказываешься сотрудничать со мной? – хмыкнул Макс, откидываясь на спинке кресла. Нахмурившись, он как-то странно на меня взглянул, а затем кивнул чему-то своему.

– Отказываюсь. Теперь мне можно идти?

Вообще-то, дел у меня было и впрямь много. Храм, при котором я жила, нуждался в уходе, и я выполняла несложную физическую работу. В обмен на это мне приютили, дали еду и крышу над головой, помогали с малышкой и обучением на вечерних курсах.

Я не могла подвести настоятельницу, которая столько всего делала для меня, прося взамен совсем немного.

Мне нужно было спешить. Было много работы по огороду и на кухню, а Орлов меня задерживал.

– Вы долго будете сверлить меня взглядом? – Я сглотнула. Стало не по себе. Конечно, я храбрилась, как могла, но я ведь уже говорила, что Максим вызывал во мне какой-то подсознательный страх? Вот и сейчас мне вдруг стало страшно. Взгляд янтарных глаз стал тяжелым, не сулящим ничего хорошего.

– Если честь для тебя так важна и врать зазорно, тогда попрощайся с ребенком.

– Ч-что? – не веря услышанному, прошептала я, заикаясь. – Вы… Вы не…

– Что? Не смогу? Не стану? Уверена? – Максим ухмыльнулся. – А я вот думаю, что легко позвоню своей старой приятельнице из опеки и сообщу о непутевой мамаше, которая родила ребенка и не может его содержать. Которая требует признания отцовства от чужих мужиков и живет при монастыре. Без кола, без двора, без денег, образования и прочего. Как думаешь, как быстро заберут твоего ребенка? – холодно произнес Орлов.

– Но… она же Ваша дочь… Ваша семья… Вы правда можете так поступить с ней? Отдать ее в приют? – Комок подступил к горлу, но я из последних сил себя сдерживала.

Волна ужаса накрыла меня при мысли, что Милу заберут.

Поначалу, когда я только-только забеременела, я думала о таком, признаюсь. В девятнадцать, без образования, без кола и двора, как выражался Максим, без поддержки родных, в чужом городе, с работой, которой вот-вот лишусь, я действительно подумывала о том, чтобы отдать малышку на удочерение.

Но только в самом начале. Чем больше становился срок, тем отчетливее я понимала, что никогда не смогу с ней расстаться.

А теперь эта мысль и вовсе казалась чудовищной.

Мила была моей. Моя плоть и кровь. Часть меня. моего сердца и души. Я не смогла бы прожить без нее и дня.

– У меня нет семьи, – процедил Максим, резко вставая из-за стола. Подойдя ко мне, он молча поднял мое лицо за подбородок и в этот момент слезы отчаяния все-таки прочертили дорожки по моим щекам. – Так что, я могу звать журналистов?

– Д-да… – ради Милы я готова была умереть, не то, что поступиться своими принцами.

– Вот так вот, – улыбнулся Максим, тихо хмыкнув. – С вами, женщинами, по-хорошему нельзя, – отворачиваясь и отпуская меня, бросил он. – По-хорошему вы не понимаете.