Читать книгу Красавица и Чудовище. Другая история Белль - Лиз Брасвелл - Страница 13

Белль отказывалась поддаваться голоду.

Однако, поспав и наплакавшись вдоволь, она не могла думать ни о чем, кроме еды.

«Ты всю жизнь ждала приключений, – говорил ее разум. – И вот приключения тебя нашли, а ты просто лежишь и ничего не делаешь?»

Белль свернулась клубком, представив, что она в своей собственной кровати, снова дома.

«Что за чушь, – не сдавался внутренний голос. – Да, ты можешь валяться на этой, безусловно, удобной и красивой кровати, но ты находишься в замке, где обитают говорящие чашки и гардеробы-сплетницы. Разве так вел себя Гулливер, живя пленником при дворе Бробдингнегов? Постоянно дулся и не вставал с кровати? Нет, он наслаждался приключением, не оставляя попыток вернуться домой!»

В последний раз хлюпнув носом, Белль решила, что ее внутренний голос прав. Она ведет себя как ребенок.

Она пообещала остаться здесь навсегда.

Но что подразумевается под словом «здесь»?

Определенно речь шла не о тюремной камере – Чудовище выпустило ее оттуда.

И речь шла не об этой комнате: хозяин замка ждал, что она спустится к ужину.

Значит…

Глубоко вздохнув, девушка встала с кровати, стараясь двигаться бесшумно. Гардероб ничего не сделал: не заговорил, не пошевелил створками, хотя еще совсем недавно они становились эластичными, имитируя движения человеческих рук и не издавая ни малейшего скрипа. Возможно, госпожа-шкаф спала, погрузилась в спячку или что там положено делать говорящей мебели, когда она не разговаривает.

Белль быстро натянула платье и отвела от лица волосы, заправив мешающие пряди за ухо. Потом крадучись, на цыпочках добралась до двери и выскользнула в коридор.

Куда же пойти сначала?

«Госпожа-чайник. Нужно найти ее, она со мной поговорит».

Белль задумчиво нахмурилась. В маленьких домах кухни обычно располагаются со стороны двора, дабы летом обитатели дома не страдали от лишнего жара. Девушка решила придерживаться этого направления и спустилась вниз по первой же попавшейся ей на пути лестнице.

Устилающие пол роскошные ковры по большей части выглядели чистыми, и все же на каждом девятом или десятом шаге из-под ног Белль поднимались облачка пыли. Спускаясь по каменной лестнице, с которой запросто можно было свалиться, девушка провела по перилам пальцем, и на нем осталось довольно много пыли. Здесь могло бы быть очень красиво, если все отмыть, почистить и убрать оплывший воск с канделябров.

Мысленно Белль принялась заселять замок королевскими особами всех эпох, какие только могла вспомнить: вот современная мода – огромные напудренные парики, увенчанные причудливыми шляпами в виде кораблей, пышные юбки и кричаще раскрашенные лица, прячущие ехидные улыбки за шелковыми веерами.

Правители эпохи Ренессанса в толстых гофрированных воротниках плетут хитроумные заговоры за каждым ужином, поигрывая начиненными ядом перстнями.

Короли и королевы древности в длинных тяжелых платьях и плащах; на их лицах лежит отпечаток мудрости, головы увенчаны массивными золотыми коронами; они наивно верили, что в мире существуют единороги и драконы, а в дальних странах, уместившихся на самом краешке карты, за огромным морем живут неведомые звери тигеры.

Может быть, рядом с этим замком действительно обитают драконы и единороги. Кто знает? Живут же здесь говорящие чашки.

При мысли об этом Белль застыла как вкопанная.

Когда гардероб в ее комнате неподвижен, он ничем не отличается от простого шкафа. Какая часть окружающих ее вещей лишь притворяется обычными, затаившись, выжидая, пока она с ними заговорит?

Белль постояла, прислушиваясь…

Ребенком она, попав в полутемное зловещее место, съежившись на кровати или стоя на пустынной дороге, так же пыталась сообразить, действительно ли вон та тень – это жуткое чудище или просто ее отец.

Погодите-ка… Что это было?

Девушка зажала рот ладонью, чтобы не завизжать. Сердце отчаянно колотилось в груди, того и гляди выпрыгнет наружу.

– До сих пор никто даже не пытался причинить мне вред, – прошептала Белль, чтобы собраться с духом.

Она постаралась успокоиться и просто прислушаться, вглядеться в темноту.

Ничего.

А потом она чуть повернула голову и снова уловила какой-то звук. Опять-таки, Гастон, этот великолепный охотник, наверняка без труда обнаружил бы добычу на слух.

Вот опять.

Рядом с ней никого нет, звук идет из одного из соседних помещений. Теперь Белль отчетливо слышала приглушенные голоса и позвякивание посуды. Вздрогнув от облегчения – ведь посуда совсем не страшная, правда? – Белль пошла на звук.

Она старалась двигаться как можно тише, неловко балансируя на цыпочках.

Голоса становились громче, говорящих было несколько, и они спорили. К счастью, Чудовища среди них не было.

Белль узнала голосок миссис Поттс и высокий, чуть гнусавый голос, который слышала раньше. Дворецкий?

Она спустилась еще на пол-этажа по каменной лестнице и увидела в конце коридора открытую дверь, из которой шло тепло и доносились чудесные ароматы.

Белль крадучись подошла поближе к двери и осторожно заглянула внутрь.

Всего в нескольких футах от нее, на обеденном столе для слуг собралась самая удивительная компания, какую ей когда-либо доводилось видеть.

Заварочный чайник, каминные часы и маленький канделябр ожесточенно спорили, выгибаясь, жестикулируя – словом, вели себя как дети, не подозревающие, что за ними наблюдают.

Белль прикусила губу. Именно о таком приключении она могла бы только мечтать, если бы вдруг сошла с ума.

– Если хозяин не научится держать себя в руках, то никогда не разрушит…

Белль вежливо кашлянула.

Трое спорщиков разом умолкли и резко повернулись к ней – точно слуги в одной из пьес Мольера, пойманные за обсуждением какой-то хитроумной каверзы.

– Какое счастье лицезреть вас, мадемуазель, – проговорили часы. Именно этот голос объявлял недавно о том, что ужин подан. Часы засеменили к ней, потешно перебирая деревянными ножками; позолоченные резные украшения под циферблатом распрямились, превратившись в некое подобие рук, и часы отвесили легкий, но изящный поклон.

«Как странно, – подумала Белль. – Почему стрелки на его лице не выполняют функцию рук? Это было бы логичнее».

– Я Когсворт, мажордом.

Когсворт протянул к Белль позолоченную руку, явно примеряясь поцеловать ей пальчики.

Тут его проворно отпихнул в сторону подсвечник. У него имелось три рожка, причем средний был одновременно его телом и головой, два остальных – руками, а горящие в них свечи – ладонями.

– Это Люмьер, – проворчали часы и сердито фыркнули.

– Enchanté, ma chérie[5], – проговорил Люмьер, целуя тыльную сторону ее ладони. На миг кожу Белль легонько обожгло, как будто из камина вылетел уголек и упал ей на руку.

Подсвечник обернулся и торжествующе поглядел на часы. Когсворт определенно счел это непростительной наглостью и попытался отпихнуть Люмьера.

Канделябр не растерялся и прижег деревянную руку Когсворта горящей ладонью-свечой.

– АЙ! – не сдержавшись, завопил мажордом.

Белль не знала, смеяться или жалеть бедолаг. Интересно, они вообще-то взрослые или дети? Или к ним эти понятия не применимы?

Часы вновь вернули себе несколько подпаленное достоинство, поправили минутную и часовую стрелки – таким жестом человек мог бы пригладить усы.

– Если мы можем каким-то образом сделать ваше пребывание у нас более комфортным… дополнительные подушки, возможно, пара тапочек…

– Вообще-то я немного проголодалась, – сказала Белль.

– Слышали, мои хорошие? – воскликнул чайник. – Она голодна! Разжигаем огонь, собираем серебро, будим фарфор!

Белль с тревогой заозиралась: отовсюду послышались шорохи, постукивания и позвякивания.

Мирно дремлющий до сего момента фарфоровый сервиз действительно просыпался; блюда очень осторожно снимались с мест; чашки подпрыгивали, выбираясь из застекленного буфета. Стоявшая у дальней стены печь, до сего момента тихо-мирно источавшая тепло, теперь принялась зевать во всю духовку, разминать черные железные руки и выпускать пар из трубы. Белль испуганно обхватила себя руками за плечи. Память услужливо подсовывала истории с очень, очень жутким концом, в которых фигурировали ведьмы и горящие печи. Баба Яга, Гензель и Гретель…

– Помните, что сказал хозяин, – строго напомнил Когсворт.

– О, что за вздор, – возразила миссис Поттс. – Я не позволю бедной девочке голодать.

– Ну, что же, раз это крайняя нужда… Стакан воды, черствый хлеб, я полагаю…

– Когсворт, ты меня удивляешь, – возмущенно воскликнул Люмьер. – Она же не пленница, она наша гостья. И мы должны оказать ей самый теплый прием.

– По правде говоря, я была твердо уверена, что являюсь пленницей, – сухо заметила Белль. Однако ее уже никто не слушал. Горшки запрыгивали на конфорки печки, приоткрывали крышки, дабы выпустить пар. Сама же печь словно сделала глубокий вдох и как будто раздулась; огонь вдруг вспыхнул ярче и загорелся веселее. Печка что-то недовольно забормотала, дескать, сначала велят закатить пир, потом отказываются есть и еда остывает…

Столовые приборы, точно маленькие солдатики, маршировали в соседний зал, прямо к длинному столу. Охваченная ажиотажем фарфоровая посуда толкалась боками, каждая тарелка пыталась встать перед Белль и остаться единственной. Горшочки с горчицей, чатни и прочими приправами один за другим спрыгивали с полок на стенах, приземляясь точно на серебряные подносы.

Вокруг перемещалось множество предметов, которым вообще-то двигаться не положено. От всего этого мельтешения у Белль кружилась голова… и все это немного пугало.

– На самом деле это не обязательно… – проговорила она, чувствуя жгучее желание сбежать. К ней, по-паучьи перебирая серебряными ножками, ползла корзина, в которой возлежал целый каравай, источавший аппетитный запах.

– Нет-нет-нет, ma chérie[6], – возразил Люмьер, жестом указывая куда-то ей за спину. Тут что-то ударило девушку под колени, и она, не устояв на ногах, с размаху села на довольно неудобный стул. Происходящее пугало и нервировало, от восхитительных запахов еды голова шла кругом. Героям сказок, попавшим в сказочный мир, как правило, нельзя есть тамошнюю еду, ведь иначе можно застрять там навечно.

С другой стороны, Белль еще не доводилось читать сказки, в которых героям подавали бы паштет…

– Наш господин немного… грубоват, – тактично заметил маленький канделябр. – К тому же он так долго жил один… что совершенно позабыл о хороших манерах. Мы так надеялись, что вы насладитесь этим званым ужином вместе с ним.

– Он бросил моего отца – безобидного старого человека – в тюремную камеру, а потом обменял меня на него. Это поступок настоящего бандита, а вовсе не отсутствие хороших манер, – возмутилась Белль. – Да еще и когти… и клыки…

– Попробуйте gougères[7], – перебил ее Люмьер, ловко запихивая девушке в рот пирожок. Подогретый на огне пирог таял во рту – ничего общего с вкусными, но твердокаменными образцами выпечки, которая получалась у них с отцом.

– М-м-м… – промычала Белль.

Миссис Поттс радостно танцевала по столешнице, каким-то образом ухитряясь складывать салфетку своим изогнутым носиком, так что получалось что-то вроде лебедя. Потом она швырнула ее на колени Белль, и салфетка, опускаясь, расправила крылья, словно собираясь пуститься в полет. Белль отшатнулась, опасаясь, что «лебедь» того и гляди взлетит.