Читать книгу Screenplay 6. Найденная - Лиза Даль - Страница 1

Ещё один месяц позади, недели, слившиеся в одну, стёршиеся из памяти, никогда не существовавшие, и впереди всё та же необъятная пустыня бессмысленных дней.

Всё чаще я чувствовала приступы мелочного раздражения по отношению к Артёму. Что бы он ни сказал, как бы ни посмотрел и что бы ни сделал, мне всё не нравилось. Я находила себе кучу разных занятий, лишь бы не сидеть в отеле, не попадаться ему на глаза. Боролась со скукой и депрессией единственным доступным мне способом – с головой погружалась в работу.

Чаще, чем это было на самом деле нужно, ездила на рынок за закупками. Отбирала (как им казалось) хлеб у горничных, перестилая кровати, собирая листья на лестнице, развешивая на просушку белье. Нарочно включила в меню незнакомые поварихам блюда, чтобы как можно больше времени проводить в кухне за готовкой. Много гуляла или ездила по городу, выбиралась побродить по заповеднику. Завтракать, обедать и ужинать я предпочитала где угодно, но только не в своём ресторане. Сначала объясняла это тем, что изучаю меню конкурентов, потом тем, что не могу сидеть на одном месте и что мне нужна смена обстановки. Когда Артём просил взять с собой и его, говорила, что мне нужно побыть в одиночестве, что собираюсь почитать книгу или придумывала другие отговорки.

Отчасти моя раздражительность была обусловлена тем, что и ночью мне не было покоя. Как бы я хотела вернуть то время, когда засыпая, я просто проваливалась в небытие, а наутро вставала со свежими отдохнувшими мозгами! Ну или хотя бы то время, когда, закрывая глаза, я знала, что меня обязательно утянет в какой-то другой мир и будет протаскивать через самые разные истории и обстоятельства. Все эти ночные путешествия по лабиринтам собственного разума выматывали, конечно, страшно, не физически, а психологически, ведь сознание моё даже во сне оставалось при мне и решало разнообразные задачи, но мне это даже нравилось. Во-первых, казалось, что я провожу важную работу по самоисследованию, а во-вторых… Ну это же было дико интересно!

Осознавая себя во сне, я видела вокруг мир, который в вопросах реалистичности ничем не уступал настоящему миру, а иногда и превосходил его. Во сне у меня был полный набор всех чувственных ощущений, я видела, слышала, обоняла и осязала окружающий мир с такой же интенсивностью, а предметы, явления и детали поражали своей реалистичностью. Стоило поймать себя в своём же сне, стоило догадаться о том, где именно я сейчас нахожусь, как начинали происходить разные чудеса. Я могла делать всё, что угодно, не задумываясь о последствиях. Могла сесть в любую машину, познакомиться с любым человеком, могла оказаться в любом городе, и вообще смогла бы, кажется, всё, на что хватило бы смелости и фантазии.

Например, если я проходила мимо ресторана, в котором отмечалась чья-то свадьба, и мне хотелось присоединиться к гостям, то рядом оказывался магазин с вечерними платьями. Я просто заходила в него, мило улыбалась консультанту, и он быстро подбирал мне самое красивое, никаких денег при этом платить не нужно было. Выходила я из примерочной уже не только наряженная в платье, но и с прической и с макияжем и присоединялась к гостям на свадьбе. Ко мне тут же начинали подходить разные люди, знакомились со мной, предлагали шампанское и закуски, мы разговаривали о чём-то интересном, смеялись, танцевали, в общем, очень неплохо проводили время. И при этом я знала, что сплю.

Но самое удивительное было то, что, проснувшись, я помнила всё до мельчайших деталей – даже то, как, флиртуя с обаятельным незнакомцем, думала, что позже мне будет за это стыдно. Я ведь замужем всё-таки. Даже было немного жалко всех этих людей, все такие весёлые, замечательные, добрые, но когда я проснусь, их не станет. Поразительное ощущение, будоражит до мозга костей. Понимать, что на всём этом празднике единственный, кто по-настоящему живой, это ты сама, одна-одинёшенька среди нарисованных твоим же воображением персонажей. И праздник этот затевался не для невесты и жениха, а для тебя. Ты здесь главное действующее лицо, хоть и прячешься в тени, маскируешься под никому неизвестную гостью.

К этому трудно привыкнуть. Пугающее ощущение полной свободы и вседозволенности, омрачённое грустью и печалью преходящести. Всё закончится, и каждый человек, с которым ты успела познакомиться и подружиться, уйдёт с восходом солнца. Иногда они возвращались. В другом сне, в других декорациях, в другом сюжете, иногда кричали: «Посмотри, что со мной стало! Зачем ты меня оставила?!» Я пугалась их и уходила заниматься другими делами, глупо же объяснять своей проекции в своём же сне, почему тебе приходится просыпаться. А жаль, что всё так меняется, вот бы сны были статичными, сохранялись, как пройденная игра! Можно было бы, возвращаясь в них, продолжать общаться с понравившимся персонажем, начинать сон с того, на чём он прервался в прошлый раз…

Видимо, эта мысль так въелась мне в мозг, что однажды именно это со мной и произошло. Дело в том, что среди множества разнообразных снов, был и такой, в котором мне не хотелось оказываться. Скорее даже целая вереница снов, объединённых одним смыслом, вплетённая в сеть, разбросанная по коридорам моего извилистого сознания. Я попадала в них неожиданно, но, попадая, сразу же вспоминала обстановку и то, чем закончилась предыдущая серия этого инфернального сериала. Почему сериала? Потому что этот сон как раз был очень статичным, если он обрывался на чём-то, то в следующий раз, попадая в него, я начинала с того же места. И персонажи в нём были одни и те же, и обстановка, и даже моя роль.

Если бы мне предложили как-нибудь назвать этот сериал, я бы сказала: «Допрос с пристрастием». Некий грандиозный спор или суд, и обвиняли в чём-то именно меня. Хотя не было понятно, обвиняли ли меня, допрашивали или склоняли к какому-то выбору. На меня сыпался шквал самых серьёзных вопросов и тезисов, а я пыталась самоидентифицироваться среди всей этой мешанины образов. Всегда старалась занимать «хорошую» сторону, исходя из своих концепций и убеждений о правильности. В результате, как бы я ни билась, получалось так, что я оказывалась перед каким-то очень сложным выбором и, выбирая, каждый раз совершала ошибку, и всё шло кувырком. Передо мной разворачивались последствия моего выбора, и это были кошмарные последствия. И именно это меня изматывало, именно это. Я никак не могла отделаться от своих снов и от этих людей, которые были там и постоянно требовали чего-то, какого-то решения, но я всё не могла дать правильный ответ, и за это меня наказывали. Жестоко наказывали, открывая глаза на то, к чему привёл мой выбор, и от ужаса я каждый раз просыпалась.

Вопрос, который мучил меня по пробуждении, – ну откуда же у меня внутри вся эта галиматья? Целая уйма вопросов, таких сложных, что мозги просто кипели, и мне всегда хорошо запоминалось кошмарное напряжение, присутствующие в этих снах. Ну откуда же они взялись? Я словно распахнула неосторожно какую-то дверь и теперь никак не могла закрыть её. После очередного такого пробуждения я вскочила на кровати, судорожно оглядываясь и тяжело дыша. Моя кровать, мои картины на стенах и моё бунгало были на месте, значит, на месте и всё остальное. Значит, наяву ничего этого не было, никакой войны, никакого вселенского атомного взрыва…

Нетвёрдо ступая, пошла чистить зубы. Долго рассматривала своё отражение в зеркале, свои тёмные круги под глазами. Что же со мной происходит? Уже целый месяц один и тот же кошмар почти каждую ночь, а вопросов у них не убавляется, а только кажется прибавляется. Надежды на то, что однажды это само по себе закончится так же неожиданно, как и началось, уже почти нет. Это явно прогрессирует. Пора признать, что самой мне с этим не справиться, никак не убрать этот чёртов сериал со своих маршрутов. Я решила поговорить о своём состоянии хоть с кем-нибудь, и этим «кем-нибудь» как обычно был Алан. И как обычно, у него была куча дел, от которых мне, как обычно, нужно было его как-то оторвать.

– Алан, я совершенно не представляю этот отель без тебя, – начала я издалека, получив свой утренний кофе. – Ты как будто его душа.

– Его душа ты, – подал он голос из-под барной стойки. Меняет пивную кегу.

– Нет, я его владелица, – продолжала я елейным тоном. – И не знаю, стала бы я ею, если б ты не встретил меня в этом отеле. Показался бы он мне таким же очаровательным?

Алан выпрямился, сложил руки на груди, поднял бровь.

– Я что-то не пойму, ты заигрываешь со мной?

– Уволю.

– Ладно, – прищурился он, – выкладывай, что у тебя.

Выкладывать было трудно. Про волнующие меня проблемы даже думать как-то плохо получалось, а уж говорить о них и подавно. Но я старалась. Изо всех сил подбирала правильные слова и пыталась выглядеть убедительно, в первую очередь в своих же глазах.

– Что скажешь? – спросила я его после того как закончила говорить, двигая к нему опустевшую чашку.

– Ты чего-то боишься, и этот страх преследует тебя в кошмарах, – предположил Алан, немного поразмыслив.

– Да это и так понятно, – махнула я. – Скажи лучше, как мне избавиться от этого страха. Я уже замучилась просыпаться от этих кошмаров, никак не пойму, что от меня нужно этим извергам! Я уже даже засыпать боюсь, знаю, что они снова будут меня терзать.

– Говоришь, они требуют от тебя какого-то правильного ответа, а ты всё никак не можешь дать его?

– Именно! Как бы я ни билась, как бы ни старалась, всегда случается какая-то катастрофа, а следующей ночью всё повторяется вновь. Я так устала!

Алан внимательно выслушал меня и отвернулся к своим размышлениям. Я нетерпеливо ёрзала на стуле, ожидая его умозаключений.

– Ты боишься совершить ошибку и поэтому совершаешь её, – сказал он убеждённо, вновь вернувшись ко мне. – Но, думаю, проблема не в том, что ты постоянно занимаешь не ту сторону, проблема как раз именно в том, что ты соглашаешься занять её.

Я надолго зависла, раздумывая над его словами и почёсывая комариный укус на плече.

– А можно не занимать? – промямлила я совсем жалко.

– Что есть правильное или неправильное? – спросил Алан с оттенком повышенной значительности в голосе. – Правда и ложь всегда боятся одного – истины, которая в одночасье может поменять их местами.

– И что же мне делать?

– Не будь ни правдой, ни ложью, будь истиной. Не будь справа или слева, будь в центре, а ещё лучше вовне.

– Что значит «вовне»? – растерялась я окончательно.

– Будь наблюдателем, а не участником. Не играй роль, а смотри кино. А когда к тебе будут приставать, требовать от тебя какого-то выбора отвечай: «Ребята, я здесь вообще ни при чём, это ваша заварушка, сами и разбирайтесь. Я просто смотрю сон».

– Думаешь поможет?

– У меня было нечто подобное, страх неправильно поступить, правда не во снах, а в реальности. Доходило до того, что я боялся вообще что-либо делать, начинал просчитывать возможные варианты развития событий. Я-то думал, что я стратег, но потом, когда устал сам от себя, признал, что параноик. Начал искать, как себя от этого вылечить, увлёкся разными духовными учениями, и так пришёл к адвайте. На ней и остановился, потому что она самая жёсткая по отношению к страхам, и это именно то, что мне было нужно. И посмотри на меня сейчас, – он поиграл мышцами и озорно подмигнул, – вполне себе счастлив. Главное, не париться.

– Как это не париться? Совсем?

– Ну… бывает, я заморачиваюсь на чём-нибудь, конечно, но ненадолго. И только в качестве развлечения. Наверное, иногда и умиротворение надоедает.

– Ладно, я попробую. Как ты говоришь нужно отвечать? «Разбирайтесь сами, я просто смотрю кино»?

– Что-то вроде этого.

– Надеюсь, поможет.

– Ну, хуже точно не будет, – заверил меня Алан почти весело.

Следующей ночью я так и поступила. А наутро в гневе прибежала к Алану.

– Ну ты мне и насоветовал!

– Что такое? – отпрянул он от меня.

– Я всё сделала, как ты говорил. Сказала им, что просто смотрю кино. Сначала они ничего не понимали, а потом спросили, почему я считаю, что это кино. Тогда я сказала, что просто неправильно выразилась и на самом деле это сон. Они накинулись на меня с вопросами, и пришлось признаться, что это мой сон. Теперь они обвиняют меня в том, что это я придумала такой сон, где все запутались и не знают, как быть, и продолжили требовать от меня правильных решений. И знаешь, сегодня они требовали особенно жёстко, как будто наконец нашли виновника всех их несчастий.

– Хм… интересно. То есть они согласны с тем, что ты режиссёр сна? – спросил Алан с коварством в голосе.

– Кажется, да…

– Ну и отлично. Значит, теперь они должны принять тот факт, что они персонажи.

– Это-то им как раз и не нравится!

– Почему?

– А тебе бы понравилось быть персонажем чего-то сна? Особенно если он не очень-то радужный. Они ведь обвиняют меня в том, что я специально всё так запутала и ввела всех в заблуждение, чтобы они сильнее мучились.

Алан обошёл барную стойку и успокаивающе приобнял меня за плечо.

– Вот как мы поступим. Скажи им, что это специальный сон, экспериментальный. Режиссёр спланировал его так, чтобы персонажи наконец обнаружили то, что они персонажи, скажи им, что это было просчитано наперёд и для общего блага. Да, ты всё намеренно запутала, но только чтобы посмотреть, что они станут делать, как будут себя проявлять. Скажи им, что теперь, когда всё стало ясно, ты даруешь им самостоятельность. Пусть они сами принимают решения, если хотят считать себя живыми и независимыми. С тобой-то они ничего не могут сделать, не так ли? Это ведь твой сон, и самое плохое, что с тобой в нём может случиться, – ты проснёшься. А ещё можешь пообещать им какой-нибудь бонус. Например, тот, чьи решения ты посчитаешь правильными и рациональными, проснётся вместе с тобой. Окажется в реальном мире.

– Ха-ха, – рассмеялась я невесело. – Я бы на их месте не гналась за таким сомнительным бонусом. Тут-то тоже совсем не сладко.

– Ну так им и объясни. Скажи, что они проекции твоего подсознания во сне и что ты ими думаешь, решаешь, как улучшить реальность, чтобы всем вам потом хорошо в ней жилось. Уж против этого они вряд ли что-то будут иметь, тем более что это правда.

Несмотря на всю кажущуюся абсурдность его слов, я нашла в них замечательный смысл. Да уж, бредовые проблемы требуют бредовых решений.

– А знаешь, похоже, это действительно правда. Охо-хо, бедные мои проекции, бедная я…

На следующий день у Алана был выходной, и, хотя мы и жили в соседних бунгало, на территории мы не пересеклись. Наверное, он ездил по каким-то своим делам.

За завтраком я мило поболтала с Самнангом, посмотрела фотографии его семьи в его дешёвом смартфоне, попросила привести в гости жену и дочку. Очень уж мне нравились эти милые кхмерские пупсы, любопытные, глазастые. А самым поразительным в них было то, что я никогда не слышала, чтобы они кричали. Совсем маленькие грудные, понятное дело, хныкали и пищали, если хотели есть или у них резались зубы, но дети старше года не капризничали совсем. Это всегда очень меня удивляло.

– Ну как? – спросил Алан, делая мне кофе на следующее утро.

– Это были очень странные две ночи, – сказала я задумчиво.

– И что тебе снилось?

– Даже не знаю, как сказать… Знаешь, у нас в России все эти психологические заморочки называют тараканами в голове.

– Тараканами? Интересно.

– А ещё есть один анекдот, не знаю, поймёшь ли ты, он тоже чисто русский.

– Давай рассказывай!

– В общем, мужика замучили тараканы, и друг ему советует: «Ты купи мелок „Машенька“, и всё хорошо будет». Мужик так и сделал. Через день друг приходит к мужику и спрашивает: «Ну, что, помогло?» – «Не знаю, вон в углу сидят, рисуют!»

Так и у меня. В первую ночь я сказала им всё так, как ты меня научил. Их это, конечно, очень озадачило, но они оставили меня в покое. А во вторую ночь я снова оказалась в этом месте, но не потому, что они, как обычно, насильно меня туда затащили, а потому что сама захотела посмотреть, чем они там занимаются. И знаешь, они действительно рисовали. Перед ними была эта карта, или схема, или что-то ещё, и они наносили на неё какие-то символы. Я спросила, что значат эти символы, и они объяснили, что это просто обозначения, графические изображения тех или иных понятий. Сказали, что собирают воедино всё, что им известно о сложившейся ситуации, хотят учесть все факторы. И самое интересное то, что они не ругались и не грызлись, как обычно, доказывая именно свою точку зрения, а выслушивали всех. Как будто наконец решили работать в команде.

– Как будто нашли общего врага и решили его одолеть! – воскликнул Алан с азартом.

– Какого это общего врага? – насторожилась я. – Меня, что ли?

– Ну а кого же ещё? Конечно, тебя.

– Они что, собрались меня прикончить?

– На всякий случай объясни им, – он заговорщицки понизил голос, – что если до этого дойдёт, то они сгинут вместе с тобой, потому что они всего лишь персонажи твоих снов.

– Что-то я совсем запуталась, но ладно. Главное, что они меня больше не дёргают. И я наконец могу видеть те сны, которые хочу.

Проснувшись этим утром, я кинулась к своему дневнику сновидений, чтобы немедленно записать всё что видела. Впервые за долгое время мне приснился такой сон, который не хотелось забывать. Когда я ушла от этих людей, когда-то изводивших меня, но теперь притихших извергов, я снова оказалась в пустыне, и снова встретила его, и он снова забрал меня в свой удивительный мир.

Вчера полосатая планета была просто невероятно огромной. Видимо, двигаясь по своей эллиптической орбите, спутник, с которого я её наблюдала, подошёл к ней ближе, чем обычно. Помню, как опустилась в колышущуюся и будто живую траву, поражённая тем, что действительно рассуждаю о таких вещах. Даже во сне применяла свои познания в астрономии и известные мне законы космологии, законы движения небесных светил. Даже здесь мой разум не хотел оставить меня в покое, всё взвешивал и анализировал. Да и было ли всё это сном? Разве большое голубое существо, привалившееся к моей ноге, было сном? Или оглушающий грохот водопада? Или медленно ползущая по земле тень от ближнего спутника?

Я ведь знаю, что такое сон. Нечто мутное, размытое и непонятное, эфемерное, всё время меняющееся. И если это всё же было сном, как могли быть настолько реальными даже самые мелкие детали? Например, я помню, как вытащила из густой голубой шерсти запутавшуюся в ней веточку, а потом оказалось, что это не веточка, а какое-то живое существо. Оказавшись в моих руках, оно развернулось на ладони, растопырило вуальные крылья, построило мне милые рожицы и взлетело. Опустилось на ухо своему большому другу, из которого я его вытащила, изобразило нечто вроде танца и снова зарылось ему в шерсть.

– Они всегда вместе, – сказал тот, кто меня сюда привёл. – Голубой здоровяк любит щекотки, а этому малышу нравится, как пахнет его мех.

Неудивительно. Мне и самой нравилось. Обнимая большого пушистика, я чувствовала изысканный не то цветочный, не то фруктовый аромат, а зарываясь носом глубже, вспоминала о ягодной шарлотке.

Помню мышечную силу и деликатность большой светящейся кошки, с которой я кувыркалась на полянке. Мы катались в густой и мягкой траве, и она поддавалась, играючи позволяя мне одержать верх и прижать её лопатками к земле, но стоило мне издать победный клич, как она тут же подминала меня под своё мощное и удивительно приятное на ощупь тело, и мы снова катились вниз-вниз с уклона, и я хохотала, обвивая её руками и ногами, и она учила меня бороться, как своего подросшего котёнка. И мы кувыркались там с азартом и весельем, и она очень точно чувствовала меня, требуя от меня невозможного, ни разу не перейдя черту. Её гортанное урчание, большие мягкие лапы и грациозная гибкость превосходно запомнились мне. Проснувшись, я обнаружила, что поглаживаю соседнюю подушку, и очень расстроилась. Только что на её месте был тёплый пятнистый кошачий живот.