Читать книгу Сказ о походе Чжэн Хэ в западный океан. Том 2 - Ло Маодэн - Страница 4

Сказывают, что флотилия продолжала путь без происшествий. Хуан Фэнсянь, выполняя поручение Государева советника, с помощью магии выбралась из водного схрона на сушу и, легко перемещаясь с места на место, всё вызнала, после чего мигом вернулась восвояси. Тан Ин с нетерпением принялся допытываться, в каких странах она побывала и с кем встретилась, но та отрезала:

– Кое-где побывала, кое с кем встретилась. Как сказано древними, с близкими говори о личном, с государем говори об общественном. Не стану рассказывать, пока не встречусь с Государевым советником.

Супруг не стал перечить.

С первыми лучами солнца Фэнсянь явилась к Бифэну и сообщила:

– Поначалу я оказалась на горе Маошань[84], где в прибрежных водах тьма коралловых дерев, и вскоре добралась до гористого острова Цуйлань[85]. Люди там живут в дуплах дерев или в пещерах, ходят нагие, только спереди и сзади прикрыты листьями.

Государев советник напомнил известную легенду:

– Когда-то в тех местах побывал Будда Сакьямуни. Сбросив рясу-кашью из разноцветных лоскутов, он окунулся в эти воды, а местные жители украли его одежду. Будде ничего не оставалось, как проклясть их: «У этих тварей облик человека, а сердце зверя. Впредь не носить им одежды, а у тех, кто осмелится, кожа сгниет».

– Далее на пути, – продолжила повествование Фэнсянь, – находятся важные ориентиры – гора Клюв попугая, а еще дальше – мыс Святилище Будды[86], там и раскинулся Цейлон[87].

– Государство сие невелико, – заметил Бифэн. – Однако известно ли тебе, что оно изобилует множеством древних памятников?

– Да, – ответила Фэнсянь, – там в Берувеле[88] стоит буддийский храм, и в ступе хранится веками не разлагающаяся частица мощей Будды. Ниши для статуй будд в сем храме вырезаны из алойного дерева и инкрустированы драгоценными камнями – тонкая работа. Там еще хранятся два зуба Будды[89] и много других реликвий.

– Верно, – подтвердил патриарх, – это то самое место, где Будда вошел в нирвану. Там на камне отпечатался след его ступни длиной два чи и глубиной пять цуней[90], и в этой лунке никогда не высыхает чистая вода. Промоешь глаза – взор на всю жизнь останется ясным, ополоснешь лицо – кожа до старости сохранится чистой и гладкой. В десяти ли к северу высится еще один пик: там на камне видны отпечатки ступней Адама, первочеловека, длиной восемь-девять чи, а в центре – глубокая, в два чи, ложбинка с водой[91]. В полнолуние первого месяца года по лунному календарю жители по ней гадают: коли вода прозрачная, то жди засухи, а ежели мутная – год выдастся дождливым. Так ли, нет, но люди почитают сие место как святое.

Ил. 20. Стела во славу Будды, Аллаха и индуистских божеств, установленная Чжэн Хэ на Цейлоне

– Я не рассматривала всё столь внимательно, – призналась Фэнсянь.

Государев советник осведомился, не повстречала ли там Фэнсянь чужеземцев.

– Страна небольшая, я бы их сразу заметила, – уверила та. Затем продолжила: – А еще дальше расположены Мальдивские острова[92] – в Китае их называют Горными водопадами.

Рис. 4. Южная Азия в XV веке

Государев советник растолковал, откуда пошло подобное название:

– Три горы встают из моря, словно каменные врата, – природная городская застава, а по склонам сбегают потоки воды. Среди трех тысяч крошечных атолловых островов найдется восемь крупных островных скоплений – Мулаку, Фадиффолу[93], Тиладуммати, Миникой[94], Калпени, Каваратти, Андротт и Мале. И еще есть полуостров протяженностью более трех тысяч ли – там тоже имеется участок мягкой воды.

– Воистину, почтеннейший везде побывал и всё повидал! – не сдержала восхищения Фэнсянь. Затем добавила: – А дальше за островами находятся еще два государства – большой и малый Коллам[95].

– Это небольшие страны.

– За ними лежит другое государство.

– Крупное или нет?

– Самое большое в Западном океане и самое удивительное.

– Коли так, то это, без сомнения, Каликут[96]. А там ты чужаков не заметила?

– Третьего дня объявились четверо даосских монахов в одеждах разных цветов – синего, красного, белого, черного. Они заявились к государю и наплели, будто прибыли из небесной обители восьми бессмертных и желают собрать подаяниями десять тысяч лян золотом и сто тысяч лян серебром на постройку буддийского храма и статуи Будды. Объяснили, что подвигло их на подобное деяние: «И ста дней не пройдет, как вашу страну постигнут великие бедствия – военное нападение. Большинство жителей обречено на погибель. Хотим упредить, ибо, как говорится, при ярком свете и от копья можно уберечься, а во тьме и стрелы трудно остеречься. Сооружение храма и статуи Будды Вайрочаны[97] водворит порядок и спокойствие в стране». Правитель, как положено, поинтересовался планом строительства. Монахи убеждали, что от князя требуется только принять решение и собрать деньги: «Мы, ваши наставники, обеспечим порядок и спокойствие в стране». «Вы желаете тайно или явно устранить беды-несчастья?» – допытывался король. «Какое бы войско ни прибыло, мы расправимся с ним так, что и следа не останется», – уверяли маги. Тоска и печаль наполнили сердце князя. Но он всей душой доверился магам, поклонился им как наставникам и пожертвовал деньги на строительство храма. А сам тем временем повелел начать военные учения, тренировать солдат. Ну, что, не странные ли пришлецы? – закончила свой рассказ Фэнсянь.

– Теперь эти мерзкие твари в Каликуте воду мутят, пора принять меры, – подвел итог Государев советник.

Он отправился к командующему и подробно передал собранные Фэнсянь сведения:

– С магами я разберусь, хотя впереди нас ждут еще пять малых государств и одно крупное – Каликут. А уж переброска войск и расстановка командиров – сие в вашем ведении.

С этими словами буддист откланялся.

Саньбао пригласил на совещание вице-адмирала Вана. Тот высказался так:

– Западным варварам чуждо просветительское влияние совершенного правителя. Сколько бы мы ни посылали воинов, они не покорятся. Мы плывем в эту страну впервые, путь нами не изведан. Не лучше ли выслать несколько дельных командиров и убедить неприятеля сдаться? Буде проявят строптивость, подумаем, что делать дальше.

Адмирал согласился и тотчас приказал вызвать к нему четверых военачальников из евнухов и командиров четырех дивизий. Первым повелел плыть вперед и выполнить роль главных послов в близлежащих странах, вручив их правителям тигровую пластинку. Вторым приказал с отрядом в двадцать пять ратников сопровождать каждого посланника, при этом надеть скрытые доспехи[98] и держать наизготове острые ножи. К тем правителям, кои встретят покорно и доброжелательно, отнестись с любезностью и уважением, а еще добавил:

– Буде среди них найдутся коварные и лживые, тех схватить, и да постигнет их кара небесная.

Получив приказ, командиры во главе отрядов погрузились на военные джонки и отправились в путь. А командующий вызвал к себе Ван Мина и направил его с посланием в Каликут, дабы втолковать тамошнему правителю, что решение за ним – выбрать благополучие или навлечь беду. Ван Мин усомнился: нешто, наслушавшись магов, владыка внемлет его речам? Командующий успокоил:

– Магами займется Государев советник. Вам не о чем беспокоиться.

Ван Мин согласно закивал, сел в джонку и отправился в путь.

Сказывают, что через несколько дней корабли достигли горы Маошань. У ее подножья в океане и вправду громоздились коралловые рифы высотой четыре-пять чи с огромными, словно земные оси, ветвями. Плыли еще три дня, добрались до Никобарских островов и узрели на берегу людей – группы по нескольку десятков человек, полностью обнаженных.

– Амитофо! – воскликнул Государев советник. – Статую Будды украшает золотой покров, а человека – покров из одежды. Сколь дурно, что эти люди не носят никаких одеяний! Следовало бы научить их обматывать тканью нижнюю часть тела.

У буддийского монаха эти слова вырвались как бы невзначай, но с тех пор и по сей день жители острова прикрывают нижнюю часть тела тканью. Сие также следует счесть славным деянием Светозарного Будды.

Флотилия двигалась еще семь-восемь дней и вот уже показались вершины хребта Клюв попугая. На склонах гор, мимо которых двигались корабли, росли странные деревья с голыми стволами без ветвей и листьев. Зато они были облеплены несчетным числом ожереловых попугаев неописуемой красоты – желтых, красных, синих, белых, черных.

– Как это попугаи с таким прекрасным опереньем удерживаются на сих сирых деревцах? – подивился командующий.

Господин Ван ухмыльнулся:

– Это, верно, стайка местных холостяков щеголяет перьями.

И в этот самый момент попугаи подняли невообразимый гвалт.

Государев советник глубоко задумался и несколько раз кивнул. А когда Саньбао спросил, в чем дело, тот признался, что птицы криком предупреждают о беде. Командующий возразил словами известного присловья:

– Трескотня сорок – необязательно к счастью, а карканье ворон – к беде. Не птичьи голоса приносят людям радости и беды. Мы двинулись в далекие моря, поклялись совершать подвиги – к чему разглагольствовать о превратностях судьбы?

Но Государев советник раздумчиво продолжал:

– Мне неприятно оглашать дурные вести, но эти птицы кричат: «Цзинь Бифэн, Цзинь Бифэн, ты одерживал победы, ныне поджидают беды! Нынче беды, нынче беды, скорпионы-сколопендры!» И ждут нас эти неприятности на Цейлоне.

Командующий уточнил:

– А не в Каликуте?

Государев советник возразил:

– Не думаю, ведь птицы кричат «нынче».

Пока беседовали, корабли достигли горы Святилище Будды – мыса Дондра.

– На эту землю опасно высаживаться, – предупредил Государев советник. – Вы можете отправиться вперед, а я, скромный монах, сначала прочту сутры, помедитирую, вознесу молитвы перед алтарем и лишь затем последую за вами.

Оба командующих выразили желание присоединиться к буддисту. Через семь дней богослужение завершилось, и Государев советник молвил:

– Отправляемся завтра на рассвете.

Рис. 5. Карта навигации Чжэн Хэ с Северной Суматры на Цейлон. Фрагмент карты Мао Куня, 1430 год

Плыли еще несколько дней, и ординарец доложил, что впереди, на расстоянии нескольких ли, видны очертания берега, и уже прибыл посланный ранее на разведку латник с сообщением. Командующий повелел его вызвать. Латник доложил, что служит под началом евнуха Ма, кой уже добрался до Цейлона[99]:

– Велено доложить, что король Цейлона – человек коварный и вздорный. Поначалу он принял господина Ма доброжелательно: прочтя тигровую пластинку, выказал радость и вроде бы от всей души согласился подчиниться Небесной империи. Одначе уже на другой день вернулся местный военачальник и стал подстрекать короля к расправе над нашими буддийским и даосским наставниками. Посему настроение правителя колеблется. Ваши представители не осмеливаются предпринять какие-либо действия до прибытия кораблей и ждут высочайшего решения.

Латник также сообщил, что местный военачальник во главе вооруженного отряда лично охраняет заставу Попи[100], коя находится при въезде на Цейлон:

– На подступах к городу нет укрепленной стены со рвом, застава служит главным стратегическим пунктом.

Саньбао отправил латника обратно и передал всем командирам приказ денно и нощно быть наготове, по сигналу пушечного залпа выступить в бой и стоять насмерть:

– Нарушителей ждет наказание по законам военного времени.

Засим командующий вызвал пятерых лазутчиков и приказал каждому одеться, как местные жители, иметь при себе десять многозарядных огнестрельных стволов[101], проникнуть через заставу и, заслышав пушечный сигнал, палить из всех орудий и издавать боевые кличи.

После их ухода адмирал вызвал командующего Вана:

– Ситуация на Цейлоне нестабильная, там замышляют расправу. Полагаю, болезнь лучше предупредить, чем потом лечить. К завтрашнему прибытию наших кораблей они успеют подготовиться. Как считаете, не стоит ли нынче ночью остановить корабли и отправить двух командиров с большими отрядами самолучших воинов? Их задача – стремительный бросок и внезапный удар.

Господин Ван напомнил слова из древнего военного трактата – «искусство воина в быстроте и натиске», «нападай, не дав подготовиться» – и добавил:

– Поддерживаю ваше решение относительно марша-броска. Ежели действовать в соответствии с сими заветами великого стратега Сунь-цзы, то нечего беспокоиться о том, что нам не удастся установить свое влияние в Западном океане.

Подобные речи порадовали Саньбао. Он тут же вызвал в ставку двух командиров летучих диверсионных отрядов – юцзи Ху Инфэна и Хуана по прозвищу Добродетельный – и приказал каждому во главе отряда в полтыщи воинов немедля отправиться к хорошо охраняемой восточной заставе:

– Двигаться стремительно и бесшумно в тесном взаимодействии. Достигнув заставы, дайте сигнальный пушечный залп. Услыхав ответные выстрелы ранее посланных нами в город воинов, без промедления совместными усилиями штурмуйте заставу. Прорвавшись внутрь, закрепите победу молниеносной атакой королевского дворца. Правителя взять в плен живым. Действуйте четко и не провалите операцию. Нарушение приказа приравнено к военному преступлению.

Засим главнокомандующий вызвал еще двоих офицеров и дал им соответствующие распоряжения. По сигналу пушек отряду под командованием юцзи Хуан Бяо предстояло прорваться в город через северную заставу, а отряду Ма Драконоподобного – со стороны юга, где стояли только жилые дома и отсутствовала пограничная застава. Вице-адмирал Ван поинтересовался, кого командующий собирается отправить к западной заставе. Но тот объяснил:

– С той стороны город омывается океаном, нет нужды посылать туда воинов.

Сказывают, что первые два отряда высадились на берег и к ночи стремительно и бесшумно достигли восточной заставы. Не мешкая, они дали пушечный залп – и тут же в ответ из-за ворот прозвучала канонада из многозарядных орудий, от которой содрогнулась земля. Крепко спавший местный военачальник проснулся от пальбы и никак не мог взять в толк, каким образом иноземные воины оказались внутри заставы. Зато он ясно осознал, что при поддержке вражеской атаки с тыла его армии не устоять, и ему ничего не оставалось, как незаметно затесаться в строй собственных солдат и спасаться бегством. Ну а коли командир сбежал, то и остатки его войска мгновенно рассеялись. Китайские лазутчики распахнули ворота заставы, оба отряда Южной династии ворвались внутрь и без промедления бросились на штурм королевского дворца. Тут снова прогремели сигнальные пушечные выстрелы, и со стороны северной и южной застав в город одновременно прорвались еще два конных отряда. По городу навстречу им уже мчались латники Чжан Бо. Местный владыка оказался в ловушке, словно птица в клетке или зверь в загоне, – тут-то его и схватили.

На следующий день флотилия вошла в гавань Берувела. Издалека было видно, как пузырится вода и что-то постоянно то погружается, то всплывает на поверхность. Рядом с адмиралом появился один из генералов морских подразделений по фамилии Цзе с восемью цапками в руках. Он ловко метнул их в воду: миг – и вода окрасилась красным, а на поверхность всплыли восемь тел. Командующий смекнул: «Думаю, под водой прячется еще немало соглядатаев». Генерал Цзе метнул еще восемь цапок – но на сей раз выловил только четыре трупа. «Все скрывавшиеся под водой расползлись кто куда, – заметил командующий. – Следует придумать, как их изловить, используя приемы наших боевых искусств». И пошло: каждый командир по-своему судит и рядит, как исполнить приказ. Сколько командиров – столько и решений, сто генералов – сто вариантов исполнения приказа.

Тем не менее вскоре из воды удалось вытащить около сотни местных воинов – мертвым отрубили головы, а живых доставили в ставку, где командующий устроил им допрос. Пленники сообщили, что все они из местного морского воинства, спрятаться под водой их заставил военачальник – тот самый, что охранял восточные ворота.

– И как вы там выжили? – допытывался Саньбао.

Воины признались, что с детства дружат с морем, могут залечь на дно и оставаться там без пищи семь дней. А нырнули они вглубь с заданием – взять шила и просверлить дырки в днищах кораблей:

– Вначале нас было две с половиной сотни, но, увидав страшное оружие в руках противника, многие уплыли подальше от берега.

Саньбао разозлился:

– Откуда подобное коварство у вашего правителя?

В этот самый момент военачальник евнух Ма вместе с другими командирами доставили в ставку самого короля. Разъяренный командующий набросился на него:

– Пес чужеземный! Как смеешь проявлять эдакое вероломство? Неужто не читал наших документов, там ясно сказано: «Не имеем иных намерений, кроме как найти нашу драгоценную императорскую печать». Мы к тебе со всей душой, а ты строишь козни! Тотчас вызову палача и прикажу отрубить голову!

Король затрясся от страха и стал что-то невнятно бормотать – видно, уже приготовился принять смерть. И снова вступился Государев советник, попросив из уважения к нему помиловать правителя. Командующий долго не соглашался, буддист настаивал, и в конце концов Саньбао решил ублажить Государева советника и отменил казнь. Король принялся бесконечно благодарить и кланяться, однако делал он это как-то чудно́: лег, вытянув руки вперед, ноги назад, так что грудь и живот касались земли[102].

Командующий приступил к допросу, и король отвечал, что его именуют Вира Алакешвара, а имя военачальника, охранявшего восточные ворота, Нанату:

– Его предки происходят из страны Чола[103], к нам он прибыл сначала на чиновничью должность. Отметив его ум и храбрость, я назначил его военачальником. У меня и в мыслях не было, что он допустит такой промах, как намедни.

Король честно признался, что не представляет ни где сейчас Нанату, ни жив ли он вообще.

– Ну и ладно, дело сие не стоит того, чтобы о нем думать, – отмахнулся командующий и повернулся к свите. – А что до правителя, то я хоть и согласился отменить казнь, но не отпускать же его безвозмездно. Проткните ему подлопаточную ямку железной цепью, и пусть поплывет с нами. А когда вернемся домой, передадим его императору, он и решит его судьбу.

Король не осмелился возразить и покорно дал себя заковать.

Командующий пожелал выбрать счастливый день для продолжения плавания. Назавтра с запада неожиданно появился отряд местных воинов на громадных слонах – их было от трех до пяти десятков[104]. Сразиться с ними вызвался юцзи Лю Благородный – высоченный, громогласный. Вице-адмирал Ван характеризовал его как человека необычайной храбрости.

– Бой со слонами вельми опасен, – предупредил адмирал.

Но командир ответил:

– Я, когда вино наливаю, ни капли не проливаю, привык всё предусматривать и не допущу промаха.

Господин Ван поднес ему чарку и устроил торжественные проводы.

Трижды прогремели барабаны, и Лю Благородный во главе отряда выехал на поле боя с огромной пикой наперевес. Поначалу в бой вступил туземный военачальник, и к третьей схватке стало ясно, что тому не удастся добиться успеха. Лю скрежетал зубами и уже готов был схватить противника живьем. Кто мог подумать, что в тот самый момент раздастся трубный рев, и на него двинется стадо слонов?! Огромные животные, подгоняемые железными палками погонщиков, устрашающе напирали. Ясно, что вступать с ними в бой бесполезно, ты хоть пикой коли, хоть мечом руби – на них и следа не останется. Делать нечего, пришлось отступить.

Юцзи Лю доложил командующему, что отряду не удалось отличиться в бою, ибо мощь слоновьего войска неодолима, они неуязвимы. При всём том он пообещал назавтра пересилить противника, ибо ему пришел в голову план атаки. Саньбао предложил сформулировать задуманное в одном слове.

– Лучше в двух, – поддержал мысль вице-адмирал.

Лю Благородный признался, что ему потребуется не менее трех слов. Порешили так – всяк напишет свое обозначение плана на отдельном листке, их заверят печатью, спрячут и после боя отгадавшего наградят, а проигравших – оштрафуют.

– А как быть, ежели мнения совпадут? – обеспокоился Лю.

– Коли одержите победу, какое это будет иметь значение?! – улыбнулся командующий Ван.

Саньбао велел принести четыре кабинетные драгоценности – кисть, тушь, бумагу и тушечницу, после чего каждый на отдельном листке записал свою формулу и поставил печать, а главнокомандующий спрятал листки в свою шкатулку для печатей.

На другой день Лю вывел в бой три отряда: два авангардных, на вооружении коих имелись пушки, огненные трубы-самопалы и зажигательные стрелы, и арьергардный – у каждого бойца в руках шнур от минного устройства под названием «стремглав летящая комета»[105]. Что же это за оружие такое? А вот какое: внешне похожее на длинную – более восьми чи[106] – хлопушку, состоящую из восьми фаланг, кои можно подтягивать или отпускать, растягивать или сокращать. Внутри каждой – порох и дробь, забросишь – и из нее вылетает огонь, стремительно, как метеор, отсюда и название.

Едва Лю выехал с отрядами на поле боя, местный военачальник, как и накануне, направил на них оглушительно ревущих слонов.

– Смело вперед, – приказал Лю воинам, – отступление недопустимо. Победителей ждет щедрое вознаграждение, а проигравших – суровая кара. Начинайте по звуку трубы.

Раздался сигнал, и первый авангардный отряд стал палить из всех имеющихся у них орудий. Да только слоны не отступали. И снова зазвучали трубы – второй отряд открыл стрельбу. Слоны и тут не повернули. В третий раз возопили трубы, и арьергардный отряд пустил в ход «стремглав летящую комету» – словно потоки звезд замелькали в воздухе, словно тысячи молний пронзили небо, грохот был подобен ударам грома, гулом отозвавшимся в ущельях. Всё вокруг тряслось и дрожало – могли ли слоны устоять! Животные испуганно попятились, их тела были обожжены, утыканы стрелами, кое-кто сразу пал замертво, некоторые еще дергались. Воспользовавшись преимуществом, Лю с пикой наперевес ринулся вперед, а за ним – все три его отряда.

Вскоре большинство местных воинов было уничтожено или взято в плен, да и военачальнику не удалось спрятаться. Лю преследовал его, нацелив пику, и она вонзилась в спину противника с такой силой, что проткнула его насквозь и вышла из груди. И вот уже слышно, как бьют нагайки по золотым стременам, звучат победные марши. Вернувшиеся с победой воины поднесли командующему головы убитых врагов.

Саньбао с удовольствием приказал достать из запечатанного ящичка те самые три листка. Развернули и видят: Саньбао написал одно слово – «Огонь», Ван начертал два – «Красная скала»[107], а Лю Благородный три – «Стремглав летящая комета». Все трое дружно рассмеялись: «Недаром в древности сказано: „мысли ученых мужей схожи“». Саньбао заинтересовался, в чем отличие «летающих носорогов», использовавшихся ранее командующим морскими силами Цзе, от «стремглав летящей кометы», кою пустил нынче в ход генерал Лю. Господин Ван пояснил, что командующий Цзе использовал оружие типа тайных стрел[108], кои выпускали из рукава с помощью трубки с пружиной:

– Вода – их стихия, как и у настоящих носорогов, – втолковал он. – А у «стремглав летящей кометы» главное – огонь. Вода и огонь противоположны, но обе стихии привели к победе.

Ил. 16. Тайные стрелы «цветы сливы»

Назавтра суда отправились в путь, и через семь-восемь дней впереди показались острова. На флагманский корабль с берега поднялся высланный ранее ратник в железных доспехах и доложил, что острова называются Мальдивские и здесь уже высадились военачальник евнух Хун и командир арьергардной дивизии У Чэн:

– Приказано сообщить, что местный князь при виде тигровой таблички не скрыл удовольствия и тут же написал вассальную грамоту и акт о капитуляции, а также подготовил дань и дары. Сам он пожелал лично прибыть на поклон к главнокомандующему. Да только двое непокорных старейшин стали подстрекать правителя к неповиновению. Посему меня прислали предупредить, дабы господин командующий успел принять меры предосторожности.

Саньбао ухмыльнулся:

– У меня найдутся для них доводы.

И тут же приказал принести клетку для перевозки арестованных, где с проткнутой цепью лопаткой сидел король Цейлона. К клетке прикрепили табличку с надписью: «Подобная кара ждет всякого правителя, кой осмелится противодействовать и не выполнять долга верноподданного». Вот это и называется «перехватить инициативу» – иными словами, сломить дух противника, показав свое могущество. Поднявшиеся на корабль местные воины, коих послали выведать ситуацию, увидели клетку с заключенным в ней королем, прочли начертанную на табличке угрозу и доложили своему владыке. Тот немедля вызвал дворцовых бунтовщиков:

– Вы подбивали меня к неповиновению – вот теперь будете вместе со мной сидеть в подобной клетке!

Сановники, услыхав о столь ужасающей каре, воскликнули:

– Нам дороги наши головы! Придется покориться.

Вместе с военачальником Хуном они без промедления отправились на флагманский корабль и вручили вассальную грамоту и акт о капитуляции. Саньбао вскрыл печать и зачитал обращенное к нему послание. В нем, в частности, говорилось: «В вашем многотрудном деле вы проявляете бескорыстие и самоотверженность, всяк зрит принесенные вами добро и пользу. Наши далекие земли встали препятствием на вашем пути, мы оказались недальновидны и бестолковы. Благоговеем перед блеском вашего оружия, прочувствовали могущество вашего воинства».

Ил. 13. Печать на вассальной грамоте

Засим посланники вручили список дани и даров, а командующий внимательно с ним ознакомился. В списке, помимо серебряных монет, значились: раковины каури – местные сваливают их в кучу и, когда мякоть моллюсков сгниет, промывают и продают в другие страны, где их используют как монеты; по десятку крупных рубинов, сапфиров, изумрудов и аквамаринов, а еще серая амбра, коя ценится как серебро; сотня кубков из скорлупы кокосового ореха, инкрустированных золотом и серебром и покрытых лаком; шали из тончайшего шелка и тканые золотой нитью головные платки, каждый стоимостью пять лян серебром: в богатых семьях мужчины делают из такой ткани чалму. А еще – много превосходного на вкус сушеного акульего мяса.

Командующий приказал распорядителю корабельных хранилищ принять дары. В ответ вручил князю шапку, церемониальное платье и дщицу для записей. А местным бунтарям наказал:

– Вы – старейшины, а учили государя дурному. Неужли вам неведомо, что Небо воздает за доброту и наказывает виновных, благоприятствует послушным и карает непокорных? Видали цейлонского короля в клетке?

Советники только кланялись и молили о пощаде. Командующий изрек:

– Вы еще не успели совершить преступление, посему не стану с вами разбираться и выносить приговор. Но с сего дня и впредь помните о существовании нашей Небесной династии, коей вы обязаны ежегодно приносить дань и признать себя ее вассалом. Таков порядок.

Старейшины снова били челом и уверяли, что отныне никогда не осмелятся чинить зло. Командующий приказал попотчевать прибывших вином и закусками – те поблагодарили и вернулись восвояси.

Корабли продолжили путь и вскоре добрались до Большого Коллама[109]. Заблаговременно отправленные туда военачальник евнух Хоу вместе с командиром левофланговой дивизии привели к адмиралу на поклон местного правителя и представили его:

– Сей князек явно постиг великие истины. Стоило вручить ему тигровую пластинку и произнести фразу «помимо сего, никаких неприятностей чинить не будем», он возликовал и отвесил восемь поклонов прямо перед пластинкой. Верно в древности сказано: строгий лик Сына Неба всегда пред тобой. Народ в сей стране невежественный, книг не читает, грамоте не обучен. Посему не способны составить никаких документов, а лишь подносят нам изделия местной продукции.

Командующий молвил:

– Ну что ж, ежели правитель – человек искренний, то достало его почтительности, а дары примем.

Он взглянул на список, дары оказались немудрящие: немного золотых монет, несколько десятков кусков шелковых, атласных тканей да набивного ситца[110], белого с синим фарфора. Значился там и черный перец, кокосовый да бетелевый орех, местная рыба.

Командующий принял подношение и одарил князя чиновничьей шапкой, церемониальным платьем и дощечкой для записи распоряжений, а также показал некоторые приемы поклонов придворного этикета. Князь поблагодарил и удалился.

Через несколько дней пути увидели еще какой-то город-государство, раскинувшийся у высоких гор на востоке и у безбрежного океана на западе, исчерченный шестью трактами с севера на юг. Стоило пристать к берегу, как отправленные ранее военачальник евнух Ван с командиром дивизии правого фланга Сюем Честнейшим поднялись на борт флагманского корабля и рассказали, что государство сие зовется Кочин[111], а правителя – он из династии Чола – на местном наречии почтительно величают кеили. На голове у него белая с желтым повязка, торс открыт, нижняя часть тела обмотана простой белой тканью, на талии вместо пояса цветастый платок, словно древнее украшение у китайских женщин. На расспросы о том, как живет простой народ, посланцы поведали:

– Люди делятся на пять варн[112]: первая – каста наяр[113], они княжеского рода, бреют голову, с шеи свисает священный шнур, это благородная аристократия; затем следуют мусульмане, за ними – четти[114], в их руках большие богатства; четвертая группа – клин[115], они занимаются ростовщичеством и торговлей, а самая низшая группа – мукува[116]. Эти живут в пещерах, мужчины и женщины ходят голые, прикрываясь спереди и сзади либо плетеной листвой, либо травой. Ежели встретят по дороге кого-то из высшей варны, обязаны тотчас сесть у обочины и дождаться, пока те пройдут.

Саньбао стал допытываться, каковы обычаи в стране, и командующий евнух Ван сообщил, что заморин исповедует буддизм, почитает слонов и коров. Соорудил храм со статуей Будды на постаменте, окруженном каменным водостоком, а рядом – колодец. По утрам звонит колокол, бьют барабаны, водой из колодца несколько раз омывают статую Будды, после чего все обступают ее и многократно кланяются. Есть еще почитающие буддизм йоги[117] – обычно уборщики в храмах, кои обзаводятся семьей, но не бреют голову и не расчесываются. Сплетенные волосы – по семь-восемь, а то и с десяток прядей – болтаются по спине. Тело натирают пеплом сожженного коровьего навоза, не прикрываются одеждой, а только привязывают к талии широкий стебель акации. Идут, дуют в ритуальную раковину шанкха[118], а сзади тащатся их жены. Тела сих ужасных созданий едва прикрыты куском ткани. Вот так и бредут они от двери к двери и просят подаяние. Сии обычаи весьма омерзительны.

Ил. 11. Шанкха – ритуальная раковина

Военачальник также сообщил, что климат в стране зело знойный, погода круглый год – как в Китае летом. В мае-июне сплошные дожди, улицы превращаются в реки, даже есть поговорка: полгода течет, полгода печет. Командующий осведомился о нраве правителя – покорный или строптивый. Евнух Ван подтвердил, что правитель при виде тигровой пластинки ни полсловечка не возразил:

– Зато трое из числа наяр и четверка четти явно замыслили что-то дурное. Однако заморин прикрикнул: «Пошто сеете смуту и навлекаете на меня беду? Хотите, чтобы я сидел в клетке супротив цейлонского короля?» Тут же приказал связать бунтовщиков и самолично привел их на суд командующего.

Адмирал повелел пригласить заморина. Войдя, тот поклонился, и Саньбао милостиво ответил на приветствие. Владыка передал вассальную и капитуляционную грамоты, и командующий зачитал предназначенную для него. В грамоте, в частности, говорилось: «…Мы живем далеко за морями – где нам разобраться, что есть добро, а что зло?.. Нынче согласие и мир воцаряются окрест, окончены многолетние воинственные танцы со щитами и перьями. Безгранично благодарны за установление мира и порядка».

Засим заморин передал список даров, и командующий воскликнул:

– Видя ваше искреннее расположение, не могу не ответить тем же.

И приказал распорядителю корабельных хранилищ принять дары. Помимо множества золотых и серебряных вещиц, наиболее ценными были: золоченная статуя Будды, свиток буддийской живописи, десять листьев дерева бодхи[119], четыре драгоценных жемчужины массой около четырех с половиной фэней[120] (их здесь продают за сто лян серебра) и четыре ветки кораллов. В тех краях богатеи нанимают мастеров, кои обтачивают кораллы, шлифуют и полируют до блеска, а затем продают по весу. Значилось в списке и пятьсот отрезов[121] набивного ситца.

Приняв дань, Саньбао одарил раджу церемониальной шапкой и одеждой, и тот, осчастливленный, с поклонами удалился.

Корабли меж тем продолжили путь.

Рис. 6. Карта навигации Чжэн Хэ от Ормуза до Каликута. Фрагмент карты Мао Куня, 1430 год

– В сих малых княжествах, к счастью, обошлось без осложнений, – подытожил командующий, – но впереди Каликут. Хорошо бы знать, куда подевался Ван Мин.

Сказывают, что Ван Мин, давно уже получивший приказ командующего, на военной джонке отправился в путь и через двадцать дней прибыл в Каликутское княжество[122].

Разузнав, что четверка магов целыми днями участвует в тренировке войска и готовится к военным действиям, он призадумался: «Маги строят козни, и у меня положение затруднительное. Коли не вручу вовремя официальное послание командующего, нарушу приказ, а вручу – от злодеев не укрыться, уж они-то меня не выпустят!» О, доблестный Ван Мин! В его смышленой голове созрел замечательный план.

На следующий день он распустил волосы – теперь они свободно ниспадали, одежду вывернул по образцу халата даосского монаха, взял в руки табличку и крупно написал: «Гадаю по иероглифам, общаюсь с Небесами», а внизу помельче в два ряда: «Порядок или смута, процветание или упадок, счастье или беда, бедствия или благополучие». Затем Ван Мин проворно пробрался на шумную торговую улицу и стал расхаживать там с видом самодовольным и чванливым. Время от времени он вытаскивал траву-невидимку – и вот его уж нет в толпе, спрятал траву – и снова идет по улице с важным видом. Благодаря подобным уловкам он привлек внимание местных мусульман, кои приняли его за сошедшего с небес святого: «Глянь-ка, он то есть, то нет его, эва!» Так минул день, за ним еще два – Ван Мин всё молчит. На третий день он почувствовал, что народ к нему расположился, и заговорил:

– Я, ничтожный, спустился из гротов восьми небесных бессмертных и оказался на вашей земле. Ежели желаете воспользоваться такой удачей и узнать свою судьбу, достало написать один иероглиф, и я предскажу всё, что вас ожидает. Не зря же я здесь оказался!

Местные жители уже и не надеялись, что он заговорит, а посему, услыхав его слова, стали один за другим подходить ближе. Самый храбрый вышел вперед и приветствовал его поклоном.

– О чем хочешь узнать, молодой человек? – обратился к нему Ван Мин. – Напиши одно слово и скажи, в какой связи желательно его употребить.

Юноша, будучи мусульманином, написал иероглиф «хой» – тот самый, что входит в слово «мусульманин», и попросил погадать по шести парам циклических знаков – на беременность[123]. Ван Мин, не задумываясь, использовал изречение Конфуция, где сходный по звучанию иероглиф означал фамилию, да еще и переврал его[124]:

– Похоже, сие соответствует рождению дочери. А почему? Сказано в каноне, что Хой по три месяца оставался непочтительным. Вот и ты в прежней жизни немало набедокурил – с чего бы теперь у тебя родился сын?

Парень восхитился:

– Да это впрямь живой святой, сведущ во всех религиях.

Тут еще один смельчак дерзнул предложить для гадания слово «ухо», потому как у него в тот день горели уши, и тоже попросил связать его с гаданием по шести парам циклических знаков. Ван Мин заявил:

– А у тебя родится сын, да не один.

– Откуда это тебе известно? – поразился парень.

– Разве ты не слыхал выражение «Уши учеников, восемь-девять детей»[125]?

Парень обрадовался:

– Поистине живой святой!

Третий проситель начертал слово «мамаша», потому как в доме его тещи было имущество, на кое он зарился.

– В связи с чем использовать это слово? – уточнил Ван Мин.

И парень ответил:

– Гадай на обогащение.

Ван Мин ответил, что богатство придет к тому в десятикратном размере – его ждет большая удача:

– Разве ты не слыхал выражение «имея дело с богатством матушки, наживайся любой ценой»[126]? А что иное сие может значить, кроме как то, что ты разбогатеешь!

Одураченный чужеземец бурно радовался:

– И впрямь живой небожитель!

Не успел договорить, нашелся еще молодой человек, который, глядя на табличку в руках Вана со словом «порядок», написал именно это слово и попросил погадать насчет женитьбы. Ван Мин уверенно заявил:

– Коли собрался жениться, рассчитывай на удачу.

И пояснил удивленному жениху:

– Неужто не слыхал, что даже совершившего проступок Гунъе Чана можно женить?[127] Это ли не означает счастливое супружество?

Парню выпала несказанная радость повстречать живого святого, и он от всей души предложил:

– Хотел бы разделить с вами свою радость.

И со словами «Ученик подносит учителю в знак сердечной признательности» попытался всучить Ван Мину десять монет. Ван Мин смутился: «Я тут несу всякую ахинею, дабы произвести впечатление – но с какой стати обогащаться за счет этих людей? Какой из меня после этого святой?» Он поблагодарил парня и объяснил, что не пользуется деньгами, потому и не может их принять. Парень настаивал, тогда Ван Мин заявил, что в таком случае ему придется исчезнуть – вынул траву и стал невидим! Тут все остальные набросились на беднягу:

– Ясно, что это настоящий святой, у него можно было многое выведать о нашей судьбе, а ты полез со своими деньгами – он обиделся и покинул нас!

Одни утверждали, что ежели и вправду всё предопределено, то святой завтра вернется, а другие стояли на том, что раз тот случайно оказался в сих местах, то вряд ли появится снова.

Так они шумели-галдели, и гул их голосов потревожил тех самых четырех магов-праведников, кои находились в то время в храме Нарайаны[128]. Один из них высказал опасение, что сей странствующий монах и есть тот самый небесный святой, что усердно сует нос в их дела:

– Надо бы пойти поглядеть.

Одначе беловласый заявил, что подобное поведение ниже их достоинства, лучше послать кого-нибудь и пригласить монаха к ним. Посовещавшись, отправили толкового слугу, наказав несколько дней пошататься по торговым улицам, что он и выполнил, а потом уж позвал монаха. Получив приглашение, Ван Мин решил: «Коль скоро они приняли меня за бродячего монаха, во время беседы заставлю их открыться». Он зашагал важно и неторопливо и вскоре предстал перед всей четверкой. Едва взглянув на него, те засомневались – вроде и не монах, но и не мирянин. Стали расспрашивать, откуда прибыл.

Тот отвечал:

– Из гротов восьми бессмертных с пира Сиванму.

– И что – разве кто-то из небесных полководцев там отсутствовал?

– Нефритовый император пересчитал их всех, обнаружил, что кое-кого недостает, и страшно разгневался, – не растерялся Ван Мин.

Маги-праведники тотчас ухватили намек на их отсутствие, от страха затрепетали-заробели, прикусили языки и про себя решили, что, видно, гость и вправду обитатель небесных сфер. Ван Мин стал их вроде как сочувственно расспрашивать – когда, мол, прибыли? Монахи бессовестно соврали, что четыре-пять дней тому. Тогда Ван Мин промолвил:

– Нынче я удостоился приглашения от милостивых государей и готов выслушать ваши наставления.

Монахи дружно ответили:

– Обеспокоим вас просьбой погадать, судьбу предсказать.

Ван Мин и им предложил написать какое-либо слово. Синевласый начертал иероглиф «синий» и сказал, что гадать надо о военных действиях.

– Господа, – сказал Ван Мин, – не удивляйтесь тому, что я скажу, но по всему выходит, что ждет вас большая беда.

И тут же хитро и искусно придумал и растолковал значение начертанного иероглифа:

– Сие означает, что небесная канцелярии осуждает вас. А что до военных действий, то они не предвещают ничего хорошего.

Праведников от этих речей словно в чан с водой окунули, от ужаса волосы встали дыбом. Они пали оземь и стали отбивать перед сим удивительным святым большие церемониальные поклоны. Ван Мин вспомнил слова древних: «Пока всё успешно – уйду поспешно, не то разоблачения дождусь, и благосклонность превратится во вражду».

Вынул траву-невидимку – и вот уже нет монаха, истаял струйкой дыма. Праведники пришли в смятение.

Да и это бы ничего, но, как оказалось, один из тех юношей, коим гадал мнимый святой, поведал о чудесном провидении самому заморину:

– Четверо праведников из храма – и те поклонились ему как наставнику, а он принял поклоны и дуновеньем ветра растаял в небесах.

Эти слова взбудоражили правителя: «Вот бы мне с ним встретиться да разузнать заранее, что ждет страну – погибель или процветание, порядок или смута». Он вызвал приближенных и пообещал:

– Тому, кто найдет и приведет того монаха, положено вознаграждение: нет чина – пожалую, есть – повышу. Одарю серебром и златом, шелком и атласом.

Ну, как встарь говорили, при щедрой награде найдется и храбрец при параде. И впрямь – приближенные, услыхав о чинах и дарах, наперегонки кинулись на поиски монаха.

Ван Мин не менее того жаждал встречи с правителем. С помощью волшебной травы он стал вновь появляться то на восточных, то на западных улочках-переулочках. Только кто-то из сановников увидит его в одном конце города и решит: «Моя служебная карьера удалась!», как другой, встретив монаха в противоположной стороне, радуется: «Вот и мне повезло с повышением». В конце концов Ван Мин попал в руки дежурившего по дворцу генерала. Как так? А дело в том, что генерал тот обладал силищей огромадной, никто не мог с ним тягаться: он ухватил Ван Мина за плечо и с легкостью поволок к правителю.

Заморин несказанно образовался, встал и шумно приветствовал гостя:

– Не ведал, что небожитель почтит нас своим присутствием, не то вышел бы навстречу.

Ван Мин повторил, что прибыл из небесных гротов и, оказавшись в сих местах, решил использовать свои способности на благо людям, подсказать тем предначертанное, дабы они поняли, к чему стремиться и чего избегать:

– Буде укажу дорогу незнакомцу или помогу слепцу перейти мост – считай, не зря я, скромный монах, появился в ваших местах, – закончил он рассказ.

– Ох, сколь тяжел и труден ваш путь! У меня, грешного, тоже есть свои тайные заботы. Надеюсь на ваше наставление.

Ван Мин предложил написать один-единственный иероглиф, и заморин начертал слово «ван» – «правитель»:

– Погадайте о взлетах и падениях моей страны.

Ван Мин на это ответил:

– Прежде у вас не возникало хлопот, а нынче важные господа стучат в ворота́. Есть только одна забота – кучка подлых людишек сеет смуту. Вы сами, достопочтенный, как на это смотрите?

– Да что за важные господа у моих ворот?

– Я сужу по вашему иероглифу, в нем кое-чего чуток недостает. Вы начертали иероглиф 王 – «правитель»: черта наверху означает позицию неба, черта внизу – земли, а посредине – человека. Эти три черты в конфуцианстве символизируют три начала. Они расположены параллельно, но порождают слово «правитель», лишь будучи пересечены связующей вертикальной чертой. Это ли не знак необходимости обеспечить связь трех начал? Сие и свершат достойные гости.

– А как вы сподобились узреть затевающих смуту подлых людишек?

– Достаточно добавить в данный иероглиф точку, и получится 玉 – слово «яшма». Правитель – человек, а яшма – предмет, что означает превращение человека в предмет. Сие ли не достигается заговором подлых людишек?

– Откуда же взялась эта точка?

– Да чего там! Ведь у господина на пояснице есть родинка, – ляпнул Ван Мин не задумываясь.

Правитель сразу не поверил, сбросил одежду – и все воочию увидели на его теле родинку. На самом деле Ван Мину надобно было намекнуть правителю о деяниях даосских магов, вот он и болтал первое, что приходило в голову. Да ведь верно говорят, что удачи оживляют ум, вот эти россказни и попали в самую точку. Потрясенный проницательностью монаха, заморин воскликнул:

– Да вы и точно живой небожитель!

И, охватив одной рукой другую, сложенную в кулак на уровне груди, он отвесил малый поклон и испросил совета, как добиться удачи и избежать бед. Тут-то Ван Мин воспользовался случаем и выпалил:

– Ну, что же, коли вы, достопочтимый господин, столь вожделеете избежать бед, послушайте, что я вам скажу: из каких бы дальних краев ни появились гости, примите их любезно, не оказывайте сопротивления, и будет вам удача.

– Ко мне тут прибыли четверо монахов – возможно ли с их помощью избежать бед?

– О, нет, ведь опасная родинка на пояснице правителя их и подразумевает.

Заморин долго молчал, а потом без обиняков заявил:

– Скажу не таясь: мы являемся крупным государством Западного океана, на нас сроду никто не нападал. По совету четырех праведников я потратил кучу золота на отливку статуи Будды и серебра на строительство буддийского храма, ибо те предрекли, что не позднее чем через сто дней страну ожидает лихолетье. Они твердили, что только великий Будда Вайрочана поможет защитить страну и престол. Я вроде как согласился, оставил их в стране, но всё же на душе неспокойно. На днях и вправду пришли дурные вести: говорят, империя Мин направила в Западный океан армаду в тысячу кораблей, несметное воинство во главе с командующим, при них и могущественные монахи – даосский и буддийский. По пути следования захватывают в плен правителей, уничтожают государства. Недавно посадили в клетку цейлонского правителя; вот-вот подойдут к нашим берегам. Выходит, правы те четверо? Нынче мне выпало небывалое счастье встретиться с небожителем, прошу вразумить меня.

– Послушайте скромного монаха, – отозвался Ван Мин. – Появление флотилии – предвестник великой радости. Ежели не верите, поглядите за врата.

Желая убедить заморина, Ван Мин вытащил свою волшебную траву и, став невидимым для окружающих, напялил на голову войлочную шляпу со словом «храбрец», сбросил даосское одеяние и остался в воинских доспехах. И вот уже – в одной руке послание командующего, в другой кинжал – он встал по стойке смирно у дворцовых ворот и заорал:

– Гонец с радостными вестями желает видеть владыку!

Не успел правитель выразить сожаление по поводу исчезновения святого, как дворцовый страж доложил о прибытии гонца с добрыми вестями. «Сколь удивительно, что сей мир посещают живые небожители», – подумал заморин и распорядился:

– Поскорей зовите сюда этого человека!

Откуда ему знать, что давешний монах и гонец – одно и то же лицо! Представ перед заморином, Ван Мин вручил грамоту и спокойненько так говорит:

– Командующий многократно кланяется правителю. Наша флотилия проходит мимо берегов вашего государства, но мы вовсе не желаем вас потревожить. В знак взаимного расположения командующий передал вам верительную грамоту.

Заморин несказанно обрадовался посланию, а еще больше – миролюбивым речам офицера, повелел приближенным напоить того чаем и угостить, а сам принялся читать документ[129]. В начале его излагались цели экспедиции, а затем говорилось: «…Командиры храброго воинства смелы и отважны, готовы оказать моральное воздействие на все страны. Достигнув врат вашей столицы, они не желают применения военной силы и потому почтительно вручают сей высочайший указ. Наш мудрый император является Сыном Неба, посему повинующиеся ему процветают, идущие наперекор – погибают. Заморин волен сделать выбор, дабы потом не раскаиваться».

Закончив чтение, владыка объявил, что подобная грамота – поистине добрая весть, и обратился к Ван Мину:

– В данный момент, впопыхах и наспех, не представляется возможным составить испрашиваемые вами важные документы. Пока прошу передать командующему от меня множество поклонов, а ко времени прибытия кораблей в гавань составим и вассальную грамоту, и капитуляционную, и пропуск через заставу. Мы ни в коем разе не осмелимся причинять беспокойство величественному, аки небожитель, командующему.

Ван гнул свое:

– Ежели наш командующий может рассчитывать на вашу благожелательность, его благодарность будет безгранична. Вот только праведники из храма Нарайаны, похоже, не собираются сдавать позиции, продолжают перебрасывать войска и рассылать полководцев.

Заморин возразил:

– Эти люди – всего лишь собирающие подаяние монахи. Нешто они имеют право командовать моими войсками?!

В этот момент, запыхавшись, примчались сразу несколько местных воинов с криком: «Устное донесение… донесение… донесение для государя. Четверо праведников из храма совсем плохи, от них осталась лишь телесная оболочка». И когда заморин попросил изложить всё по порядку, воины оповестили, что маги-даосы находились в добром здравии до того, как третьего дня их посетил некий странствующий монах, что гадает на иероглифах посредством общения с Небесами:

– Он напророчил, что монахов ждет беда, грядущее суровое осуждение, и предрек им бесславный конец, коли вздумают начать военные действия. Маги призадумались, два дня никуда не показывались. Как вдруг позади кельи ни с того, ни с сего появилось дерево. Оно стремительно росло вверх и вширь, покрылось ветвями и листьями, бросая вокруг густую тень – как символ темной силы инь. Монахи и без того были сильно встревожены, а увидав дерево, и вовсе перепугались. Они немного постояли под ним – и вот, не ведаем как, повесились на его ветвях и испустили дух.

– Ох и чудеса! – воскликнул заморин. – Как раз вчера тот самый святой назвал тех магов родинкой на моей пояснице. Дай-ка взгляну еще раз.

Он развязал одежды – где же она?! Исчезла. Приближенные спросили, что делать с бренными телами монахов. Правитель изрек:

– Подделки – их хоть три штуки за день сбудешь, а ежели что истинное – за три дня и одну вещь не продашь. Те пустые оболочки на древе пока оставьте как есть. Вот дождемся прибытия командующего из Южной династии и сообщим, будто это мы повесили бунтовщиков. Пусть убедится в искренности нашего намерения подчиниться.

Не успел договорить, как местный лазутчик доложил, что гороподобные корабли с тысячами воинов вошли в гавань. Картина поистине устрашающая! Заморин поспешил навстречу. К этому времени Ван Мин был уже на корабле и успел поведать адмиралу и о том, как переоделся странствующим монахом, и о гибели четырех магов с разноцветными волосами. Саньбао подивился:

– Как ты умудрился сие проделать?

– Всё благодаря счастливой звезде нашего императора и величию моего командующего. Я наплел им с три короба всяких россказней, но вроде сработало, – гордо выпалил Ван Мин.

– Трудно постичь, отчего погибли маги.

– Тому должна быть серьезная причина.

В этот момент доложили о прибытии местного правителя. Тот поочередно отвесил поклоны обоим командующим, Государеву советнику и Небесному наставнику. Адмирал усадил гостя, приветствовал его по всем правилам гостеприимства, почтительно осведомился, как называется сие великое государство и как величают государя.

– Страна наша малая и зовется Каликут, – ответствовал заморин. – Меня же называют самутири, что означает «царь моря»[130].

После того командующий объявил:

– Государь нашей великой империи постоянно помнит о вас, далеких некитайских народах, доселе не вовлеченных в сферу нашего воспитательного воздействия. Посему послал сию флотилию, дабы пожаловать вам мандат на царствие, серебряную печать и десять мешков золотых монет. Что до ваших советников, то каждый будет повышен в чине и удостоен шапки и пояса высокого сановника. Вечор я передал вам свое послание, в коем сие изложено в общих чертах – это милости самого государя, я не смею приписывать себе чужие заслуги. Всё ли ясно досточтимому заморину?

Тот ответствовал:

– Я, ничтожный, не достоин столь высокой чести! Простите, что не оказал должного почтения и не выехал навстречу гостям.

– Не смею затруднять вас подобными церемониями, – ответил Саньбао. – Лучше поведайте мне о четверке магов. Откуда они прибыли?

– Странствующие людишки, они меня совсем заморочили.

– К счастью, вовремя завершился отмеренный им судьбой жизненный срок, и нам удалось избежать столкновений с ними!

Заморин сообразил, что самое время вставить свою байку о том, что это они повесили монахов. Смотрите-ка, уж кто-кто, но даже Государев советник и Небесный наставник, знатоки общения со всякими небожителями и борьбы с нечистью, ничего не возразили, а лишь предложили адмиралу взглянуть на храмовое дерево.

– Неужто здесь есть храмы? – поразился Саньбао.

– В стране до полусотни мусульманских святынь, – заметил Государев советник.

Стоило ему произнести эти слова, как вмиг у всех перед глазами возникло то самое храмовое дерево с пышной раскидистой кроной, на коем висели четверо магов. Заморин затрясся от ужаса:

– До чего могущественен сей буддист, как ему удалось перенести сюда дерево?

Саньбао поблагодарил за сие необычное «наставление» и попросил убрать дерево. Бифэн прошептал «Амитофо», дерево издало глухой звук – и вот уже на его месте оказался знаменитый посох Государева советника с девятью кольцами. На сей раз не мог скрыть удивления и сам командующий:

– Да как посох мог превратиться в дерево?

Государев советник отвечал, что он дал слово устранить магов, и нынче лишь выполнил свое обещание:

– Нефритовый император забрал к себе их духовную сущность, оставив на земле бренные тела.

Адмирал в который раз осознал силу буддизма и от души возблагодарил почтеннейшего, а тот подчеркнул, что именно Ван Мин помог ему свершить сие деяние. Саньбао тотчас приказал записать заслуги Ван Мина в книгу знаменательных свершений. Заморин, убедившись в сверхъестественных способностях буддиста, не осмелился долее задерживаться и стал прощаться.

– Выберем счастливый день для передачи вам высочайшего манифеста, и не вздумайте ослушаться, – наказал адмирал.

Правитель согласно покивал и откланялся.

На другое утро заморин и его приближенные подготовились к церемонии принятия императорского рескрипта. Во дворец прибыли оба командующих. По окончании церемонии был устроен пир. Вино лилось рекой, будто в честь победоносного похода, все захмелели. Пригласили музыкантов – и вот уже зазвучали камышовые рожки и медные струны, местные мелодии и песни сливались в гармонии, услаждая слух. Заморин вручил все затребованные документы, и командующий внимательно прочел акт о капитуляции: «Лишь совершенствующий добродетель вызовет благожелательный отклик Неба, лишь Небо заботится о добродетельных. Словно весеннее тепло напитало наши чувства, ваше совершенное правление обтесало нас, как точильный камень. Некитайские народы получили новый календарь, наступила эра, озаренная божественным светом; с тех пор, как было установлено единообразие оси колесниц и иероглифов[131]