Читать книгу Дающий - Лоис Лоури - Страница 4

2

Оглавление

Джонас смотрел, как Отец наливает себе кофе. Он ждал.

– В детстве, – сказал Отец, – каждый декабрь был для меня событием. Как и для вас с Лили. Декабрь приносит столько нового!

Джонас кивнул. Он помнил декабри с тех пор, как стал Четырехлетним. Те, что были раньше, стерлись из памяти, хотя он, конечно, присутствовал на всех Церемониях. Он прекрасно помнил первые декабри Лили. Особенно декабрь, когда их Семейная Ячейка получила Лили – на той Церемонии она была названа и стала Годовалой.

Церемония Годовалых – всегда шумная и веселая. Каждый декабрь Младенцы, рожденные в течение года, становятся Годовалыми. По очереди – детей ровно пятьдесят, если никого не удалили, – их выносят на сцену Воспитатели, которые заботились о них с рождения. Некоторые идут сами, еще неуверенно держась на ногах, а совсем маленькие лежат на руках у Воспитателей.

– Я люблю Называние, – сказал Джонас.

– Я тоже, – сказала Мать. – В тот год, когда мы должны были получить Лили, – а мы, естественно, знали, что нам выдадут ребенка женского пола, ведь мы подали прошение, и оно было одобрено, – я постоянно думала: какое же у нее будет имя?

– Я мог бы, конечно, заглянуть в список и до Церемонии, – признался Отец. – Комитет готовит его заранее, и он всегда лежит в офисе Воспитательного Центра.

Вообще-то, – продолжил Отец, – мне немного стыдно, но сегодня я действительно зашел в офис, чтобы проверить, нет ли там списков для Называния. Список был, и я посмотрел на запись под номером Тридцать Шесть – это номер того малыша, о котором я вам сегодня рассказывал. Я подумал, что воспитательный процесс пойдет быстрее, если называть его по имени. Наедине, конечно, чтобы никто не услышал.

– И ты узнал его? – воскликнул Джонас.

Это было невероятно – то, что Отец вообще способен нарушить Правило, пусть и не самое важное. Джонас взглянул на Мать, человека, ответственного за соблюдение Правил в коммуне, и с облегчением увидел, что она улыбается.

Отец кивнул.

– Его именем – если он, конечно, дотянет до Называния – будет Гэбриэл. Так что я шепчу ему это имя во время кормлений, игр и занятий. Когда никто не слышит. Я зову его Гейб, – улыбнулся Отец.

– Гейб, – произнес Джонас. – Хорошее имя.

Хотя Джонас был только Пятилетним в тот год, когда они получили Лили и узнали ее имя, он отлично помнил, как все этого ждали. Они часами обсуждали, как она будет выглядеть, какой у нее будет характер, впишется ли она в размеренную жизнь Семейной Ячейки. Он помнил, как забрался на сцену вместе с родителями – Отец был с ними, а не с другими Воспитателями, потому что в том году ему выдавали собственного ребенка.

Он вспомнил, как Мать взяла ребенка, теперь его сестру, на руки и как прочли документ собравшимся Семейным Ячейкам: «Младенец Двадцать Три, – объявил Называтель, – Лили».

Он помнил восхищенное лицо Отца и как он прошептал:

– Это одна из моих любимиц, я надеялся, что нам дадут именно ее.

Толпа хлопала, Джонас улыбался. Ему нравилось имя его сестры. Лили, так толком и не проснувшаяся, помахала крошечным кулачком, и они спустились со сцены, чтобы уступить место следующей Семейной Ячейке.

– Когда я был Одиннадцатилетним, как ты, Джонас, я был очень нетерпелив. Никак не мог дождаться Церемонии Двенадцатилетних. Это ведь почти два дня. Я помню, что мне понравились Годовалые, но все остальные Церемонии не очень-то меня интересовали, кроме Девятилетних. Моя сестра стала в тот год Девятилетней и получила свой велосипед. Я учил ее ездить на моем, хотя, конечно, не должен был этого делать.

Джонас рассмеялся. Это было одно из Правил, которое не принимали всерьез и нарушали почти всегда. Велосипеды получали Девятилетние, до этого возраста ездить запрещалось. Но почти всегда старшие братья и сестры учили младших кататься, Джонас и сам уже подумывал, не пора ли заняться этим с Лили. Шли разговоры о том, чтобы поменять Правила и выдавать велосипеды в более раннем возрасте. Комитет изучал этот вопрос. Когда Комитет изучал что-нибудь, люди всегда шутили, что члены Комитета раньше станут Старейшинами, чем поменяют Правила.

Поменять Правила было невероятно сложно. Иногда, когда речь шла о чем-то действительно важном – не о такой ерунде, как велосипеды и возраст, в котором их следует выдавать, – вопрос задавали Принимающему, самому важному из Старейшин. Джонас его никогда и не видел, по крайней мере не знал, как он выглядит. Но Комитет никогда бы не побеспокоил Принимающего вопросом велосипедов, члены Комитета просто будут судить и рядить годами, пока в коммуне не забудут, что этот вопрос вообще был поставлен на обсуждение.

Отец продолжил:

– Я с удовольствием посмотрел, как моя сестра Катя стала Девятилетней, как она впервые сняла ленты для волос и получила велосипед. Затем я не очень-то внимательно наблюдал за Церемониями Десяти- и Одиннадцатилетних. И вот к концу второго дня – казалось, он будет длиться вечно – наступила моя очередь. Церемония Двенадцатилетних.

Джонас поежился. Он представил себе, как Отец, который, скорее всего, был тихим и скромным мальчиком – таким же тихим и скромным, как сейчас, – сидит со своими одногруппниками и ждет, когда его вызовут на сцену. Церемония Двенадцатилетних была последней Церемонией. Самой важной.

– Я помню, с какой гордостью смотрели на меня родители. Даже Катя, которой ужасно хотелось поскорей проехаться по коммуне на велосипеде, перестала ерзать и сидела очень прямо и спокойно, когда я вышел на сцену. Но если честно, Джонас, – сказал Отец, – у меня Церемония тревоги не вызывала. Я был абсолютно уверен в своем Назначении.

Джонас удивился. Узнать про Назначение заранее совершенно невозможно. Распределение было секретным, им занимались лидеры коммуны – Старейшины. Относились они к этому со всей серьезностью, так что в коммуне про Назначения даже никогда не шутили.

Мать тоже была удивлена:

– Как же ты узнал?

Отец мягко улыбнулся:

– Ну, мне это было ясно с самого начала – и родители позже признались, что тоже не сомневались в том, какое дело будет получаться у меня лучше всего. Мне всегда нравились маленькие дети. Пока мои одногруппники устраивали велосипедные гонки, или строили машины и дома из конструкторов, или…

– То есть занимались тем же, чем мы с друзьями, – заметил Джонас.

– Конечно, я тоже участвовал во всех этих играх, все дети обязаны в них участвовать. И в школе я учился так же усердно, как ты. Но в свободное время я возился с малышами. И все часы добровольной работы проводил в Воспитательном Центре. Старейшины, конечно, про это знали.

Джонас кивнул. В этом году он заметил, что наблюдение усилилось. В школе, в Зоне Отдыха, в часы добровольной работы он часто видел Старейшин, наблюдающих за ним и другими Одиннадцатилетними. Он видел, как они записывают что-то в блокноты. Он знал, что они по многу часов беседуют со всеми Инструкторами, которые занимались с Одиннадцатилетними с первых лет школы.

– Так что я ждал своего Назначения и, когда объявили, что я буду Воспитателем, только обрадовался, – объяснил Отец.

– И все хлопали, хотя это не стало ни для кого сюрпризом? – спросил Джонас.

Отец улыбнулся:

– Ну конечно. Все радовались за меня, ведь я получил Назначение, о котором всегда мечтал. Мне очень повезло.

– А кто-нибудь из Одиннадцатилетних был разочарован?

В отличие от своего Отца, Джонас понятия не имел, какое из Назначений ему достанется. Но точно знал, что среди них есть такие, которые его расстроят. Например, при всем уважении к Отцу и его работе он совсем не хотел бы стать Воспитателем. Да и Рабочим тоже.

Отец задумался.

– Вроде бы нет. Старейшины очень внимательно относятся к распределению.

– Я думаю, это самая важная работа в коммуне, – заметила Мать.

– Моя подруга Йошико не ожидала, что ее назначат Врачом, – сказал Отец. – Но очень этому обрадовалась. И да, был еще Андрей – в детстве он никогда не любил подвижные игры. Все свободное время он проводил, играя с конструктором, а часы добровольной работы – на стройках. Он был в восторге от своего Назначения Инженером.

– Кстати, мост через реку – тот, что с западной стороны, – построил именно он. Когда мы были маленькими, этого моста не было, – сказала Мать.

– Неудачные Назначения бывают крайне редко. Я не думаю, что тебе надо беспокоиться по этому поводу, – успокоил Джонаса Отец. – Кроме того, как ты знаешь, всегда можно подать апелляцию.

Тут все рассмеялись – апелляции отправлялись в Комитет на обсуждение.

– Я немного волнуюсь за Назначение Эшера, – признался Джонас. – С ним так весело! Но у него нет никаких серьезных увлечений. Он все превращает в игру.

Отец улыбнулся:

– Знаешь, а я ведь помню Эшера еще с Воспитательного Центра, до Называния. Он никогда не плакал. Смеялся все время. Все сотрудники любили нянчить Эшера.

– Старейшины знают Эшера, – сказала Мать. – Они подберут ему правильное Назначение. Не волнуйся за него. Но, Джонас, я должна предупредить тебя кое о чем. Я не догадывалась об этом до самой Церемонии Двенадцатилетних.

– О чем это ты?

– Как тебе хорошо известно, это последняя Церемония. После Двенадцати возраст уже не важен. Большинство из нас со временем просто забывают, сколько им лет. Хотя эта информация доступна – в Зале Открытых Записей, и при желании можно пойти и посмотреть. Но вот что действительно важно – это подготовка к взрослой жизни и Обучение Назначению, которое ты получишь.

– Так я знаю об этом! – сказал Джонас. – Все знают.

– Да, но это значит, – продолжила Мать, – что ты перейдешь в новую группу. Как и каждый из твоих друзей. Ты больше не будешь проводить время со своей группой Одиннадцатилетних. После Церемонии Двенадцатилетних твоими одногруппниками станут те, кто будет обучаться тому же Назначению. Никаких часов добровольной работы, никакой Зоны Отдыха. Ты уже не будешь так много общаться со своими друзьями.

Джонас помотал головой:

– Мы с Эшером всегда будем дружить. Кроме того, есть еще школа.

– Это правда, – согласился Отец. – Но и то, что говорит твоя Мать, правда. Все изменится.

– Но изменится к лучшему, – сказала Мать. – После моей Церемонии Двенадцатилетних я скучала по Зоне Отдыха, по детским играм. Но когда я начала учиться Юстиции вместе с другими, я поняла, что есть люди, которым интересно то же, что и мне. Я подружилась с ними – и это была другая, более полная дружба.

– А вы вообще играли во что-нибудь после Двенадцати? – спросил Джонас.

– Иногда, – ответила Мать. – Но мне это уже было не так важно.

– А я играл, – рассмеялся Отец. – И сейчас каждый день играю – в Воспитательном Центре. В «по кочкам, по кочкам», «идет коза рогатая», «баран-баран буц». – Он потрепал Джонаса по остриженным волосам. – Веселье не заканчивается в Двенадцать лет.

Вошла Лили в пижаме. Она нетерпеливо вздохнула:

– Что-то это уж очень долгая отдельная беседа. А между прочим, некоторые дети ждут своего утешителя!

– Лили, – строго сказала Мать, – тебе уже почти Восемь. А Восьмилетние дети лишаются утешителя. Его заберут и отдадут тем, кто младше. Тебе пора привыкать спать без него.

Но Отец уже взял с полки плюшевого слона. Многие утешители, как у Лили, были мягкими, плюшевыми воображаемыми существами. Например, утешитель Джонаса назывался «медведь».

– Держи, Лили-Били, – сказал Отец. – Пойдем, я помогу тебе с лентами для волос.

Джонас и Мать переглянулись, но им все же было приятно смотреть, как они идут в спальню – Отец и Лили с плюшевым слоном, утешителем, которого ей выдали при рождении. Мать села за свой большой письменный стол и открыла дипломат – у нее всегда было полно работы. Джонас сел за свой и принялся раскладывать бумаги для школьного задания. Но думал он по-прежнему про декабрь и Церемонию.

Беседа с родителями немного его успокоила, и все же он даже отдаленно не представлял себе, какое будущее выберут ему Старейшины и как он отнесется к их выбору.

Дающий

Подняться наверх