Читать книгу В тайге ночи тёмные - Лора Вайс - Страница 9

Лиза открыла глаза, посмотрела на будильник. Шесть утра! Уже два с половиной года она просыпается в одно и то же время, хотя раньше была самой настоящей совой и буквально силой вытаскивала себя из постели, но после рождения Паши всё резко изменилось, она превратилась в жаворонка. А вот сын оказался просто соней. Как живот перестал беспокоить, так и бессонные ночи для всех закончились. Правда, этот соня любит полностью раскрыться и спать, забившись в угол кроватки. Приходится его каждый раз накрывать. Однако спустя пару минут выяснилось, что накрывать-то и некого – кроватка пуста! Сейчас же в сердце кольнуло, руки похолодели, и Лиза помчалась на поиски сына.

А нашла его в гостиной на ковре, да не одного. Рядом с Пашей сидел Соколов, и двое беззаботно играли в машинки, соорудив дорогу с подъемами и спусками вдоль всего ковра. Глядя на них, у Лизы еще сильнее заболело сердце. Она и так не перестает бояться, что он всё вспомнит, и так ругает себя за совершенную глупость.

– Доброе утро, – произнес Евгений. – Ты же не против? Паша снова прибежал ко мне, вот я и решил… – кивнул на игрушки, – поиграть с ним.

– В следующий раз, пожалуйста, разбуди меня. Пойми правильно, ты для нас человек незнакомый. И я бы очень не хотела, чтобы ты оставался один на один с моим ребенком, – да, все-таки решилась на эти слова. И надо же! Стало легче!

– Так, твой отец тоже встал. Вот только что вышел на улицу, а до этого находился здесь, с нами, – искренне оскорбился услышанным, но постарался не подать вида.

– Ясно, – и перевела взгляд на Пашу, который как маленький тараканчик возился с этими машинками. – Что ж, завтрак будет через полчаса.

Лиза отправилась в кухню, откуда то и дело посматривала на происходящее в гостиной. Наблюдать за ними двумя было и радостно, и печально одновременно. Ровно до того утра четырехлетней давности она мечтала об этом, ровно до того страшного слова – «аборт». И вот… сын с отцом играют на ковре, один постоянно лопочет, что-то спрашивает, второй терпеливо отвечает, изображает звук то грузовика, то мотоцикла. Скорей бы уже погода восстановилась, и Соколов отправился восвояси. Ему здесь не место, он человек бизнеса, абсолютный прагматик, лишенный какого-либо сочувствия к окружающим его людям. Пашке не нужен такой отец, у него есть любящий дедушка, который еще полон энергии, который поможет ей вырастить настоящего мужчину.

– Ай! – дернулась от боли, – чёрт, – скорее подставила руку под холодную воду.

– Что случилось? – раздалось за спиной. Опять он встал так близко, что по коже побежали мурашки.

– Ничего особенного. Задумалась и прокараулила масло на сковороде.

– Лиза, ты меня боишься? – позволил себе дотронуться до ее волос. – Почему? Я разве давал повод? Я с вами под одной крышей уже четвертый день. И мне искренне хочется найти с вами общий язык, – затем коснулся плеча Лизы, – с тобой.

– Ты пытаешься заигрывать, – и напрочь забыла об ожоге, теперь душу жгло, а не пальцы, – что очень странно в сложившейся ситуации.

– Ничего странного, – подошел вплотную, уперся грудью в спину, – просто меня тянет к тебе. И я не знаю почему, но меня не отпускает чувство, что мы знакомы.

– Это исключено, – прикрыла глаза, вслушалась в его спокойное размеренное дыхание, – возможно, ты просто пытаешься вспомнить хоть что-то, поэтому и принимаешь желаемое за действительное.

Соколов в этот момент уткнулся носом ей в волосы, зажмурился. Запах Лизы терзал сознание, словно ветер ярился в той проклятой пустоте. Или он постепенно сходит с ума в этом доме, или все-таки Лиза что-то недоговаривает.

– Что ты делаешь? – произнесла хриплым голосом.

– Ты права, хочу вспомнить, – повел ладонями по ее плечам, потом рукам, когда же собрался коснуться талии, из коридора донесся глухой удар, а следом детский плач.

В мгновение ока оба сорвались с места.

– Паша! – Лиза подбежала к сыну, – что случилось? Ты упал? Ударился? – а в глазах слезы заблестели. Какая же она дура! У нее чуть ребенок не покалечился, пока она там предавалась воспоминаниям. Идиотка! – Где болит?

– Нет, – пролепетал сквозь всхлипы. – Деду упал.

– Как упал? – вконец растерялась.

– Где дедушка, Паша? – вступил Евгений.

– Там, – указал на входную дверь, – он хотел отклыть и упал.

Тогда Соколов направился к двери, а открыв, обнаружил Семена Аркадьевича на полу без сознания.

– Папа! – Лиза кинулась уже к отцу. – Да что ж такое, – начала трепать его за плечи, – пап.

А тот кое-как приоткрыл глаза, начал растерянно осматриваться, но скоро сознание просветлело.

– Что-то поплохело мне. Давление видимо.

– Да ты никогда не страдал давлением, – поспешила снять с него сапоги. – Может, поскользнулся? Или споткнулся.

– Может и так.

– Давайте я вам помогу, – Евгений взял его под руки.

Вместе с Лизой они довели и усадили Семена Аркадьевича на диван, после чего Лиза пошла за водой.

– Дряхлею, – усмехнулся Семен. – Врачи говорят, свежий воздух продлевает жизнь, но что-то я им уже не верю.

– Вот, попей, – принесла воды. – Сейчас тонометр принесу, измерим давление.

– Нет, не надо. Я попозже сам измерю.

В этот момент внук подбежал, забрался к деду на колени, прижался к нему.

– Деду?

– Что, мой хороший? – погладил его по голове.

– Ты удалился?

– Чуть-чуть, даже и не больно. Просто, дедушка еще не завтракал, вот силы и закончились.

– И я не завтлакал.

Лиза же готова была сквозь землю провалиться. Кто знает, может и правда в этом дело. У отца элементарный упадок сил. Да и сын голодный, а она… С появлением в их доме Соколова все пошло наперекосяк. А Евгений вдруг развернулся и устремился в кухню. Куда это, интересно, так припустился?

Застала его с хлебом в одной руке и колбасой в другой.

– Ты что делаешь? – уставилась на мужчину с непониманием.

– У вас майонез есть? Твоему отцу сейчас бы что покалорийнее.

– Я сама приготовлю.

– Ты там собралась жарить что-то, а это время. О! – достал из холодильника майонез. – Нашел! Не волнуйся, на твою вотчину я не покушаюсь. Просто если у Семена Аркадьевича упадок сил, то перво-наперво надо поесть.

Лиза в свою очередь решила все же заварить чай. Как странно, потеря памяти, будто стерла прежнего Соколова целиком. Раньше он и пальцем не пошевелил бы, ей самой всегда приходилось готовить, но чаще, конечно, Евгений водил ее в ресторан. А тут подорвался совершать благородные поступки. Никак на месте неожиданно забытого проросло сострадание? В этот момент поймала себя на мысли, что слишком строга и где-то даже несправедлива к нему. Положительные качества у этого человека тоже есть. И главное из них – неизлечимый трудоголизм. В принципе отсюда и вывод, почему ему не нужны были ни дети, ни серьезные отношения. Он женился на работе, на своей компании, которая ему спустя несколько лет подарила много-много дочерних фирм. Вот с ними он и любил нянькаться.

Однажды бессонной ночью, когда Паше было всего три недели, отец сказал: «Да не злись ты на мужика, он глубоко несчастный человек, а вот ты счастливая, потому что у тебя есть, кого любить по-настоящему». Его слова помогли рассмотреть в злости и обидах истинно важное – счастье материнства. И скоро это счастье вытеснило всё ненужное.

Соколов тем временем сделал несколько бутербродов с колбасой, в один из которых майонез добавлять не стал.

– Не любишь? – кивнула на тот единственный.

– Это Паше. Или я снова делаю что-то не так? Ему ведь можно бутерброд?

– Вообще нет, с утра он ест кашу.

– А где каша?

– Ладно, – решила сдаться. Каша-то была в холодильнике, но спорить с ним расхотелось, как и запрещать кормить ребенка колбасой. Хочет сделать доброе дело, пусть сделает. – Пап? – глянула на отца. – Ты как?

– Лучше, дочь, лучше, – раздался довольно бодрый голос.

Когда Соколов, вооружившись тарелкой и кружкой, отправился в гостиную, Лиза села за стол, опустила голову на руки и позволила нескольким слезинкам скатиться по щекам. На душе стало так гадко. Зачем судьба снова их свела? Для чего? Теперь еще с отцом неладно. А вдруг это не просто голодный обморок? Вдруг что-то серьезное? Папа уже давно жалуется на спину. Несколько месяцев назад она с трудом, но уговорила его обследоваться, однако МРТ ничего не показало, кроме возрастных изменений, однако боль не прошла. Не хватало еще какой-нибудь скрытой болезни.

Лиза и не почувствовала, как к ней подошел Евгений, как опустился на корточки, очнулась, лишь ощутив прикосновение.

– Мне кажется, тебе надо отдохнуть, – блуждал взглядом по ее лицу. – Ты очень бледная.

Вдруг слезы с новой силой запросились наружу, в итоге сдержать их не вышло.

– Прошу, замолчи, – прошептала сдавленным голосом.

– Все же хорошо, – дотронулся до ее щеки, стер слезы. – Твой отец с Пашей поели. Кстати, тебе бы тоже не помешало.

На что она накрыла его руку своей, а Соколов испытал эйфорию, словно между ними только что был секс, страстный, сумасшедший, после которого сознание и тело погрузились в теплое состояние покоя. Но эйфория закончилась, когда Лиза убрала его руку от лица.

– Спасибо, – опустила взгляд, – за бутерброды, – после чего поднялась и пошла к плите.

Соколов ничего не должен узнать, пока живет с ними. Если уж ему суждено будет вспомнить, то вспомнит, а если нет, она помогать не будет. И да, он все-таки сделал для нее хорошее дело – подарил ребенка, ласкового, отзывчивого, смышленого, самого лучшего.

– Я хочу узнать тебя, – решил не отступать.

– Это ни к чему, – пробормотала не оборачиваясь.

В ответ послышалось возмущенное сопение, затем Соколов покинул кухню. О да, Евгений Федорович крайне нетерпеливый человек, и добиваться всего привык нахрапом, но здесь, увы, придется ему засунуть свое нетерпение куда подальше.

Остаток дня Лиза не спускала глаз с отца, а к вечеру, когда он засобирался в сарай за дровами, строго-настрого запретила ему выходить из дома.

– Я сама принесу, – встала руки в боки.

– Да куда сама? Тяжело ведь.

– Ничего, нормально, – и быстренько запрыгнула в сапоги, накинула на плечи дождевик, после взяла фонарик. – Ты лучше за Пашкой присмотри, чтобы не особо-то лез к конфетам.

– Да что уж, и конфетку лишнюю дитю съесть нельзя? Зубы все равно молочные, выпадут.

– Ага, конечно, выпадут.

И вышла на улицу. Сумерки к тому времени уже опустились на лес, и если бы не лампочка Ильича, что с трудом освещала крыльцо, то хоть глаз коли. Вот с чем-чем, а с уличным освещением у них не очень. До сарая добралась перебежками, огибая лужи и слякоть. Хорошо бы вообще пару вязанок дров захватить, чтобы не бегать туда-сюда под дождем. А стоило взять одну, как со стороны двери раздался скрип, в тот же миг кровь отлила от лица, и Лиза уже приготовилась к встрече как минимум с медведем, но медведь неожиданно заговорил человеческим голосом:

– Почему меня не попросила?

– А ты теперь так и будешь? – резко развернулась.

– Что буду?

– Ходить за мной по пятам? То просишь не бояться тебя, то незаметно и бесшумно преследуешь. Какого черта?!

– Да я всего лишь помочь хотел.

– Не надо мне помогать! Иди лучше, лежи где-нибудь, выздоравливай.

– А вот орать на меня не надо, Лиза, – неожиданно ощетинился, – я, может, и не помню нихрена, но я не тупой болванчик, с которым можно общаться, как с идиотом! И уж поверь, я к вам попасть не мечтал, и мешать жить не планировал.

– Ладно, – схватила вязанку, – извините за мою грубость, больше не повторится, – произнесла совершенно безэмоциональным голосом, отчего Соколова точно током дернуло, и в голове промелькнул образ. Но настолько размытый, что разобрать картинку не удалось, да и исчез тот стремительно. Однако после себя оставил жгучее чувство обиды, забытой обиды.

– Подожди! – преградил ей путь. – Скажи мне, только честно. Мы виделись раньше?

– Я уже отвечала на этот вопрос, – задрала голову, всмотрелась ему в глаза, – мы не виделись, а сейчас отойди и дай мне пройти.

– А если не отойду? – одним ловким движением отобрал у нее вязанку, отбросил в сторону.

– Значит, подтвердишь мои опасения, – но стоять продолжала близко, смотрела с вызовом, что говорило лишь об одном, она не боится.

– Возможно, – в то же мгновение схватил ее за плечи, прижал к стене и впился в горячие губы.

Поцелуй точно парализовал, а Соколов как настоящий паук, обхватил жертву, не оставив той путей отступления. Лиза в этот момент будто оказалась в машине времени, которая перенесла ее на четыре с половиной года назад, в кабинет большого и страшного босса. Как тогда, так и сейчас он целовал с напором. Но если тогда Лиза полностью отдалась на волю чувств, ибо желала быть с ним, то сейчас все было по-другому. Она быстро пришла в себя, а уже через мгновение из губы Евгения текла кровь.

– Лиза! – отпрянул в сторону. – Какого черта ты творишь?

– А какого черта ты лезешь своим языком ко мне в рот? – взгляд ее наполнился истинной яростью. – А вдруг где-то далеко отсюда тебя ждет жена и дети? Такой вариант совсем не допускаешь? Или как? Раз я одна, живу в глуши, то со мной и потрахаться не зазорно, никто ж не узнает.

– Что за бред ты несешь?! – стер с губы кровь.

– Н-да… все вы одинаковые, – зло усмехнулась, а ведь как бы хотелось сказать, что не все, а именно он. Именно он ничерта не изменился, любитель перепиха без обязательств.

– Может и есть семья, я не знаю, – снова подошел, навис над ней, – но зато я кое-что понял о тебе.

– И?

– Обозленная на весь белый свет баба, а еще одичавшая в своей тайге. Ну и? Кто тому виной? Тот самый, который заделал ребенка и кинул? Из-за него во всех мужиках козлов видишь? Что же он такого сделал? Изменил?

– Хуже. Он решил убить своего ребенка.

На что Соколов аж напрягся всем телом.

– И знаешь почему? – продолжила Лиза. – Потому что не научился видеть в людях людей. Для него все были пиджаками и юбками с глазами. Одна юбка, вторая, третья.

– На аборт что ли отправил? – и вдруг расслабился. – Значит, не хотел детей и честно об этом сказал.

– Да, – криво улыбнулась, – был честен как никогда.

– Аборт не приговор, женщина сама должна думать… – но не договорил, ибо ему прилетела пощечина, да такая, что всю левую часть лица зажгло.

Правда, Лиза решила не ограничиваться оплеухой, схватив полено, однако Соколов в ту же секунду выбил его из руки, и бедняжка снова оказалась прижата к стене.

– Чокнутая, – процедил сквозь зубы.

– А ты урод.

Неожиданно он зажмурился, а в следующее мгновение опустил голову ей на плечо. В ушах появился гул, за которым последовали голоса, перед глазами замаячили картинки.

Лиза тоже зажмурилась, когда вдохнула его запах, ощутила кожей горячее дыхание мужчины. И против всякого здравого смысла обняла Евгения, прильнула щекой к щеке. Сейчас же давно пережитая боль поднялась из глубин на поверхность, обнажилась, освежила раны на сердце. Глупо себя обманывать, она его любила, сильно любила. Первое время ждала, что он одумается, найдет ее, уж с такими-то возможностями как у Соколова это была не проблема, да и она, в конце концов, не иголка в стоге сена. Но он не стал искать, предпочел забыть максимально быстро.

И в роддоме, как же ей было завидно смотреть на счастливых мамочек, к которым приходили мужья, брали на руки крохотные пищащие кульки, приносили вкусности, потом с цветами и воздушными шарами забирали своих любимых домой. А что было у нее? На перекладных с трудом добралась до роддома, рожала двенадцать часов из-за слабой родовой деятельности, врачи уже пугали кесаревым, но все-таки обошлось. Как родила, позвонила матери, похвалилась своим счастьем и хотела попросить кое-чего из средств личной гигиены, в итоге услышала сухое: «Поздравляю» и «Извини, не могу. Парней не с кем оставить». Отец приехал на вторые сутки. Да, все привез и внука взял на руки, но разве это сравнится с тем, когда малыша берет его родной папа, когда целует жену и благодарит за ребенка?

– Что с тобой? – произнесла сдавленным голосом, стараясь всеми силами не разреветься.

– Ничего, – и нехотя поднял голову, – рука у тебя тяжелая, – затем отошел, – прости меня. Я не со зла все это сказал. Просто очень хочу тебя узнать, но ты не подпускаешь к себе. И ты права, возможно, я не одинок. Прости еще раз.

– Прощаю, – хотела было поднять вязанку, но он уверенно замотал головой.

– Даже не думай. Я сам.

Соколов испытал искренний стыд за свои слова. С другой стороны, вся эта ситуация, а главное, пощечина, отрезвили. Лиза права, у него может быть семья. Но что делать, если к этой одичавшей и озлобленной девушке тянет как магнитом? И это не проходящее ощущение, что он ее знает. В Лизе все кажется знакомым – взгляды, жесты, мимика, эмоции, запах. Поцелуй только доказал, насколько все сложно и запутано. Или он действительно принимает желаемое за действительное, а сейчас элементарно играет с огнем. Есть же еще и ребенок, к которому он невольно тянется сам.

А на улице совсем стемнело, температура ощутимо снизилась, из-за чего изо рта пошел пар.

– Да уж, – посмотрел на затянутое тучами небо, – в тайге ночи тёмные, – и перевел взгляд на окно, в котором сидел Паша.

Мальчик, прижавшись ладошками к стеклу, пытался высмотреть маму. И сердце Соколова пропустило удар, стало физически больно, а потом эта боль засела пульсирующим сгустком в мозгу.

– Я подержу, – Лиза открыла дверь в дом.

Тотчас к ним подбежал Паша.

– Ты потему так долго? – уставился на мать с возмущением, руки деловито сложил на груди. – Там ведмеди могут утасить тебя.

– А я была не одна. Думаю, дядя бы смог отогнать медведя.

– Однозначно, – кивнул Соколов.

В ответ малыш с искренним недоверием посмотрел на мужчину:

– Ведмедя нельзя плогнать. Дядя влёт.

– Клянусь, – выпрямился Евгений, – сделал бы все, что в моих силах.

– Ты мне сову обесял. Вапсе-то.

– Точно. Можем прямо сейчас приступить. Или нет? – покосился на Лизу, а щека машинально заныла.

– Можете, – и отправилась в ванную. Хотелось поскорее встать под горячую воду, хоть чуть-чуть расслабиться. Последнее время она находится в постоянном напряжении, которое только нарастает с каждым днем. Когда же закончатся эти чертовы дожди!

А Соколов с Пашей расположились за кухонным столом, обложились всем необходимым. Но не прошло и минуты, как к ним присоединился Семен Аркадьевич.

– Не помешаю? – опустился на стул.

– Деду, ты будес нам помогать?

– Могу и помочь. Что делать-то надо?

– Дядя? – Паша обратился к Евгению. – Сто надо делать?

– Ветки перебрать, – пожал плечами. Притом сразу понял, старик пришел не просто посидеть. Впрочем, Семен долго ждать не заставил.

– Как самочувствие? – взял несколько веток. – Смотрю, с каждым днём ты всё бодрее.

– Да, так и есть. Уж не знаю, что у вас тут за травы, но они буквально за два дня меня на ноги поставили.

– Это хорошо. Дожди должны прекратиться уже завтра к вечеру. Потом дня три надо будет подождать, чтобы уровень воды опустился, здесь земля быстро впитывает влагу. А там уж решим, как добираться до трассы, то ли пешком, то ли на лодке.

– Говорили же, еще неделю лить будет, – и без этого разговора было ясно, егерю он тут как собаке пятая нога, не чает уже как спровадить.

– Природа есть природа, она у нас не спрашивает и перед нами не отчитывается. Циклон резко пошел на север.

– Ясно.

– Что-то радости в твоих глазах не вижу, – усмехнулся. – Думал, порадую новостью.

– Я рад, Семен Аркадьевич, – в тот же миг у него в руке ветка треснула.

– Нравится она тебе, да? – вдруг стал серьезнее.

– Кто? – перевел на него взгляд.

– Кто, кто, дочь моя. Вижу, что нравится. Только ты уясни, Лиза натерпелась в свое время. После того, как я привез ее сюда, она еще месяц ходила точно в воду опущенная. Шутка ли, девчонке было двадцать два года, а все мечты и планы уже рухнули.