Читать книгу Сокровище, которое дремлет в тебе - Лоран Гунель - Страница 3

Положив трубку, Алиса не смогла сдержать довольной улыбки. Потенциальный клиент в Катаре включил консалтинговую компанию, в которой она работала, в предварительный список. Негласный конкурс был объявлен еще шесть месяцев назад. Катарское международное рекламное агентство искало западного партнера, чтобы восстановить позитивный образ своей страны и заставить забыть о подозрениях, связанных с финансированием исламских террористов.

Всего было отобрано пять компаний: две американские, одна испанская, одна немецкая и одна французская. То есть шансы на победу оценивались один к пяти, но Алиса твердо верила в успех.

Она со вздохом потянулась, откинувшись на спинку кресла и развернув его к огромному окну кабинета. В оконном стекле отразилась деловая женщина в строгом костюме, с которым явно не вязались длинные, непокорные каштановые кудри. Алиса погасила настольную лампу, и отражение исчезло. На пятьдесят третьем этаже башни Монпарнас[1] ты чувствуешь себя так, будто висишь в небе, в вечернем темнеющем небе, где неуверенно тают несколько облачков. А под ногами, насколько хватает глаз, раскинулся город – живой, переливающийся огнями, что вспыхивают один за другим в тысячах домов, где живут миллионы людей. В этот час, когда все возвращаются из офисов, дороги запружены машинами, а по тротуарам ползают ничтожные черные точечки. Алиса с улыбкой глядела на толпу. На тех, кого надо было убеждать, чьи вызовы принимать, чье раздражение ощущать… Пройдя тренинг Тоби Коллинза по личностному развитию, она обрела уверенность в себе и научилась получать удовольствие от работы даже в напряженной атмосфере конкуренции.

Она снова вздохнула и расслабилась. Тео сейчас дома, с няней. Поль, как всегда, вернется поздно. Наверное, она уже будет спать, когда такси высадит его у порога дома. Чем жили бы ночные таксисты, не будь поздних возвращений из адвокатских контор?

Скорее бы отпуск, подумала она. Побыть бы хоть недолго всем вместе. Если ее группа получит катарский контракт, ей наверняка повысят зарплату. Или выпишут крупную премию. И не надо от этого отказываться. Ведь тогда они смогут позволить себе отправиться в длительное путешествие всей семьей. А почему бы не махнуть в Австралию? Австралия… мечта ее юности, которая так и не осуществилась.

Зазвонил телефон. Это отец.

– Я в офисе, папа.

– Милая, ты приедешь в Клюни на выходные?

– Конечно приеду.

– Хорошая новость! И Поль тоже приедет?

– Если не будет много работы вроде объезда клиентов во Френе или Флери-Мерожис[2]. И если согласится пропустить субботние занятия рисованием. Не считая тюрем, это его единственная страсть.

– Передай ему привет, – со смехом сказал отец. – Да, кстати, я сегодня утром встретил Жереми. Выглядел он скверно. Его мать очень волнуется и постоянно мне об этом говорит. Если на выходных тебе удастся его хоть немного поддержать, она будет рада.

Жереми скверно выглядит? Интересно… В прошлый приезд в Бургундию на выходные она ничего такого не заметила. Жереми… Стройный, с белокурыми, чуть потемневшими со временем волосами, тонкими и нежными чертами лица, с огромными голубыми глазами, которые всегда светились добротой. Они вместе выросли в Клюни… Играли в догонялки на развалинах аббатства и без конца на что-нибудь спорили, причем награда выигравшему назначалась всегда одна и та же: поцелуй в первый день Нового года. На винограднике во время сбора урожая они помирали со смеху, спрятавшись ото всех и уплетая ягоды, вместо того чтобы их собирать. В девять лет они впервые поцеловались, едва соприкоснувшись губами. Инициатива исходила от Алисы, Жереми при этом покраснел, как помидор с огорода дядюшки Эдуарда. Они мечтали вместе отправиться в путешествие на другой конец света, туда, где все ходят вверх ногами, в Австралию. Прямо в Австралию…

Бедняга Жереми, как грустно, что у него что-то не ладится. Все очень удивились, когда он вдруг принял настолько радикальное решение, ведь с учебой у него проблем не было, все шло как по маслу. Магистратура была у него практически в кармане, и вот так все бросить и сделать крутой вираж…

Жереми. Она всегда могла на него положиться, особенно в ту пору, когда из жизни ушла сначала ее мать, а потом лучшая подруга. Это случилось за несколько лет до знакомства с Полем. Долгий траур повлек за собой настоящий экзистенциальный кризис, и Жереми тогда очень ей помог – ангельским терпением и умением выслушать.

И теперь ей хотелось сделать что-то для него. Но как ему помочь?

Она снова глубоко вздохнула, глядя на снующую внизу толпу. Ее специальность – связи с общественностью в условиях кризиса, а не психотерапия.

* * *

Тяжелые ворота заскрипели, не желая открываться. Жереми протиснулся между створок, и те захлопнулись с мрачным стуком, достойным тюремных ворот. Он повернул направо по узкой улочке Нотр-Дам и вдохнул свежий воздух погожего мартовского дня. В лучах солнца бурые камни мостовой золотились у него под ногами.

На углу улицы Сент-Одиль мрачное здание налогового управления, казалось, дремало за зарешеченными окнами. Рядом, у табачного киоска, в ожидании новой партии лотерейных билетов, уже собралась очередь человек в десять. Сначала налог обязательный, а потом – добровольный.

Жереми вышел на главную улицу маленького городка Клюни, носящую имя Ламартина, с ее фасадами пастельных тонов и яркими витринами. На террасе ресторана «Насьон» он машинально насчитал тридцать шесть человек, потягивающих кофе. «Кофе, – мелькнуло у него в голове, – поддерживает разум в тонусе, но не пробуждает его».

Чуть поодаль, в очереди за лотерейными билетами в другом табачном киоске, еще четырнадцать человек собирались рискнуть и попытать счастья, чтобы хоть как-то улучшить свою жизнь.

Еще двадцать два покупателя Жереми насчитал у колбасника Дюпакье. Из его заведения доносились столь острые, возбуждавшие аппетит запахи, что, наверное, соблазнились бы даже вегетарианцы. Еще человек десять в ресторанчике «Корзина путника» смаковали сыры, потягивая вино.

Он повернул назад и снова двинулся вверх по улице. Лучи утреннего солнца освещали резные пилястры, капители романских фасадов.

Много посетителей было и у Вольфа, прекрасного оптика, и все они, несомненно, стремились улучшить зрение. Однако станут ли они от этого зорче видеть свою жизнь?

За столиками на террасе кондитерской Жермена, слава о которой гремела даже за пределами горного хребта Божоле, сидели тридцать четыре посетителя. Жереми улыбнулся. «Человек, – подумал он, – предается чревоугодию, когда его душа мечтает только о том, как бы угодить телу».

Он свернул по улице Мюнисипаль к аббатству, мимо Центрального кафе, отделанного в стиле бель-эпок, где в зале и на террасе насчитал двадцать восемь клиентов. Но еще больше любителей пропустить стаканчик оказалось в «Винных погребах аббатства». Дойдя до площади перед аббатством, он обогнул просторную террасу «Кондитерской Норд», битком набитую народом (там толпились по меньшей мере семьдесят посетителей), прошел по улице 11 Августа 1944 года, по улицам Мерсьер и де ла Барр. Туристическое агентство обещало своим клиентам райские угодья, что снова вызвало у Жереми улыбку.

А напротив располагался популярный винный погреб под названием «„С удовольствием“, – говорит вино». Странная игра слов, ведь речь идет о напитке, изменяющем состояние сознания, ничуть его не возвышая.

Через несколько метров открылась освещенная солнцем площадь. На паперти собора болтали немногочисленные прихожане. Он поздоровался с ними и толкнул обитую кожей дверь. Та отворилась с глухим шипением, и Жереми вошел в прохладу церкви.

Сумрак внутри был пронизан запахом сырого камня и ладана. По боковому нефу он направился к клиросу, и шаги его совсем не нарушили царившей здесь тишины. Войдя в ризницу, он немного постоял в полумраке. Зазвонили колокола, он вслушивался в перезвон, пока последний звук не погас под высокими каменными сводами. Затем он медленно подошел к алтарю и оказался перед прихожанами. Колонны устремлялись к стрельчатому своду, увлекая взгляд и душу ввысь, выстраиваясь в единую линию с угловыми арками по всей длине нефа. Все в церкви казалось огромным, и это гигантское пространство чудесным образом настраивало на торжественный лад. Боковые нефы и даже середина центрального тонули в полумраке, но стоило поднять глаза, и открывался ослепительный свет, заливавший своды почти нереальным сиянием.

Жереми опустил глаза и перевел взгляд на свою паству.

Двенадцать.

На стульях разместились двенадцать человек.

Жереми начал мессу.