Читать книгу Реплика - Лорен Оливер - Страница 10

Сила первого взрыва сбила ее с ног. Лира грохнулась ничком в грязь, Семьдесят Второй рухнул рядом с ней. Глаза защипало от пыли, которая поднялась отовсюду одновременно, словно туман. Кричали люди. Сирены выли на одной и той же пронзительной панической ноте без конца.

Эти звуки парализовали Лиру: ударные волны, возгласы, терзающие ушные перепонки, и отдающийся в зубах треск разрываемых атомов. Лишь через секунду она осознала, что Семьдесят Второй куда-то пропал.

Она заморгала, приподняла голову и оперлась на локти.

Оказывается, он уже вскочил и бежал куда-то наутек.

Но, сделав несколько шагов, он остановился, обернулся и посмотрел на Лиру. Она опять обмякла и теперь оцепенело валялась в грязи – животом вверх, будто саламандра.

Он вернулся. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть пламя и вопли.

– Быстро! – скомандовал он, но его голос был далеким и глухим: звон в ушах превратил его приказ в размытую музыку.

Лира не шелохнулась. Она, похоже, промерзла до самых костей. Ей захотелось спать. Даже губы не желали ей подчиняться, чтобы произнести: «Нет».

– Давай! – рявкнул он.

Лира не очень хорошо умела распознавать эмоции, но предположила, что он сердится.

Она повернула голову и сосредоточилась на мелких деталях. Краб удирал боком по взбаламученной воде, а в кронах деревьев свистел ветер, несущий запах дыма.

Наконец, она перевела взгляд на босую ногу самца – та находилась в дюйме от ее локтя – и заметила, что ногти Семьдесят Второго обведены черными ободками.

Семьдесят Второй вцепился в ее плечо, и к Лире внезапно вернулось ощущение собственного тела.

– Давай! – повторил Семьдесят Второй. – Давай!

Лира задумалась. Может, он зациклился или его мозг неправильно сформировался, как у Сиреневого Ручья, Гусиного Пуха и многих других?

Она схватила наволочку, валяющуюся на земле. От пыли ткань сделалась тускло-серой. Жестяная коробочка вылетела в грязь, но у Лиры не было времени подбирать ее.

Семьдесят Второй не отпускал ее плечо, а она плохо соображала.

От звука, напоминающего барабанную дробь, у нее привычно екнуло сердце. Охранники часто от скуки стреляли по аллигаторам, которые чересчур близко подплывали к острову. Лира решила, что на берег, должно быть, выбрались аллигаторы… но они сгорели бы… или укрытия защитили бы их?

Спустя минуту они бежали мимо сломанного оборудования. Двигались они не к болотам, а туда, где бушевало пламя и раздавались крики. Пепел набился Лире в горло, и ей стало тяжело дышать. Ей не казалось странным, что они направляются в эпицентр пожара. Она видела в отдалении, за деревьями, подсвеченную пелену дыма, который повторял силуэты зданий, и понимала, что нужно отыскать медсестру и построиться в пары вместе с репликами. Им сразу скажут, что надо делать. Медсестры им помогут. Они все исправят.

И в этот миг Лира начала тосковать по тонометру и электронному термометру. Ей захотелось почувствовать давление манжеты на руку и ощутить вкус пластика во рту. Она мечтала о том, чтобы лечь на кровать номер двадцать четыре, прикоснуться к подоконнику, погладить рукой свое одеяло и простыни. Они пробежали мимо бочек из-под химикатов – они возвращались назад той же дорогой, по которой шла Лира, когда подыскивала тайник.

Но когда они добрались до места, откуда был виден институт, Лира притормозила. Неожиданно ей показалось, что пули, должно быть, пронзили ее, проделав дыру в животе. Она почему-то не чувствовала ног. Она не понимала, что видит. Кто-то словно разбил реальность вдребезги, а затем попытался собрать осколки и склеить их воедино, но получилось плохо.

Крыло А исчезло. Крыло B пылало. Языки огня вырывались из окон и с ревом плясали на покрытой гудроном крыше. Охранники бегали по двору и что-то неразборчиво орали.

В траве лежали трупы. Лира различила ортопедические туфли медсестер и пропитанные кровью халаты врачей. Руки погибших были раскинуты, похоже, все люди разом плюхнулись на землю, словно кинулись в воду. Издалека невозможно было отличить медперсонал от реплик, разве что по одежде.

У какого-то трупа оторвало ноги и унесло к берегу – Лира увидела, как волны плещут о куски плоти… а может, кто-то находился возле моря, когда произошел взрыв. Лира вспомнила про Кассиопею и ее коллекцию ракушек, и хотя она часто видела, как реплики умирали, к ее горлу подкатила тошнота.

«Рвотный центр расположен в задней части мозга».

Однажды услышала это от какой-то медсестры. Только не помнила, когда.

Но Семьдесят Второй направился не к безопасности, не медперсоналу и добрым, славным и внимательным Стеклянным Глазам, а к одной из сторожевых вышек. Теперь из других крыльев потоком текли люди: медсестры и доктора, плачущие или пребывающие в шоке. Они были покрыты толстым слоем сажи и смахивали на ожившие каменные изваяния.

Впервые в жизни Лира поняла, что они тоже перепуганы.

Значит, никто не планировал пожар. Никто не скажет им, что нужно делать.

Она обо что-то споткнулась: тонкая рука, зеленый пластиковый браслет на худом запястье. Самка, – догадалась Лира.

Реплику накрыло тяжелым листом кровельного железа, который швырнуло во двор при первом взрыве. Лира заметила, как пальцы сжались в кулак. Самка, кем бы она ни была, не погибла.

– Подожди, – пролепетала Лира, обратившись к Семьдесят Второму, и присела, пытаясь освободить девушку.

– Помоги! – сказала она, потому что Семьдесят Второй молча стоял и, прищурившись, смотрел куда-то вперед.

Он казался очень взбудораженным. Услышав Лиру, он нахмурился, но подошел, и вместе им удалось сдвинуть лист.

Лира увидела лицо реплики. Это оказалась Кассиопея. Она лежала на спине с искаженным от боли лицом. Левая нога Кассиопеи оказалась вывернутой под неестественным углом, ее штаны пропитались кровью из глубокой раны на бедре. Но Кассиопея еще дышала.

Лира присела и коснулась ее щеки. Кассиопея открыла глаза.

– Лира, – прохрипела она и закашлялась.

– Оставь ее, – заявил Семьдесят Второй.

– Ей нужен врач, – возразила Лира, закинула руку Кассиопеи себе на плечо и помогла ей сесть.

Ладонь Кассиопеи была мокрой и темной от крови. Вероятно, пострадала не только нога.

– Врачей уже нет. И Хэвена нет. С ним покончено, – произнес Семьдесят Второй. Лира ощутила прилив паники. Ей почудилось, что ее легкие постепенно заполняются водой – как во сне, когда она оказывалась в океане и не могла всплыть на поверхность.

Мира без Хэвена быть не могло.

Хэвен – это и есть мир.

Но теперь Хэвен горел: огонь перекинулся на крыло С, и волны жара доходили даже до того места, где находилась Лира, Кассиопея и Семьдесят Второй.

Люди продолжали кричать. Некоторые доктора ползали на четвереньках. Реплики стояли в строю на коленях, заложив руки за головы, удерживаемые охранниками с автоматами.

Лира ничего не понимала.

Она помогла Кассиопее встать. Девушка вспотела – и от нее ужасно пахло. Она навалилась на Лиру и двинулась через двор, прыгая на одной ноге и подволакивая другую. На середине пути Лира вдруг осознала, как же это странно – находиться физически так близко к кому-то. Они с Кассиопеей никогда не прикасались друг к другу, разве что случайно, когда умывались и делили вместе одну раковину на двоих. Даже когда они играли с новейшей культурой, трогали новорожденных моделей и щекотали их, они это делали лишь потому, что им так велели. Медсестра Эм как-то раз обняла Лиру за плечи, но Лира не могла вспомнить, почему. Правда, она не забыла, что потом долго трогала себя за плечо, пытаясь что-то почувствовать.

Да и доктор О’Доннел притрагивалась только ко лбу Лиры, когда та, к примеру, болела. Это походило на ощущение от манжеты тонометра, только сильнее. Лире захотелось плакать.

Сторожевая вышка пустовала. Запах гниющей рыбы и бурых водорослей доводил до безумия. Наверное, дым подчеркнул и усилил его. Лира, наконец, сообразила, куда они направляются: прямо под вышкой забор оказался поврежден. Он был немного приподнят над землей – то ли ураганным ветром, то ли дикими свиньями, которые до сих пор ночами бродили по острову.

Увидев, что Семьдесят Второй собирается подлезть под забор, Лира замерла. Ее пошатывало от жары, шума и пронзительных, почти звериных криков. Дыхание Кассиопеи напоминало звуки, издаваемые велосипедным насосом. Лира чувствовала, как сердце Кассиопеи стучит ей в спину и ребра, гоня кровь по хрупким венам.

Но где-то была дыра, пробой.

Рубашка сделалась тяжелой и теплой от крови.

Помогите, – подумала Лира, ни к кому конкретно не обращаясь. Она знала, что люди верят в Бога, который выручает их, но Бог ненавидел реплик, и Ему было все равно, выживут они или умрут – ведь не Он их создал. Их сделал доктор Саперштейн. Он – их Бог. Помогите. Теперь Лира хотела лишь одного: вернуться в крыло D, лечь на кровать в прохладной спальне и притвориться, будто ничего не случилось.

– Если ты останешься здесь, ты умрешь, – подытожил Семьдесят Второй.

Наверное, он прочитал ее мысли.

Однако он отпустил ее и, кажется, вообще не интересовался тем, последует она за ним или нет. Он пошел первым – проскользнул под забором ногами вперед.

Лира почувствовала знакомый запах чего-то сладковатого и горячего. Так всегда пахло в Похоронном Бюро. Это был запах крови. Поддерживая Кассиопею, она мельком оглянулась на институт. Спальни исчезли – так же, как и четкая остроконечная крыша крыла А. Сейчас на ее месте бушевали клубы дыма и яростные языки пламени.

Потребовалась целая вечность, чтобы Кассиопея выбралась наружу. Она вылезала с закрытыми глазами. Кожа у Кассиопеи пылала, девушка дрожала так, что Лира с трудом удерживала ее. Лире пришлось позвать ее по имени и еще по номеру, прежде чем Кассиопея откликнулась. Она то погружалась в забытье, то выныривала из него. В конце концов Семьдесят Второй наклонился и вытащил ее из-под ограды за руки. Травмированная нога Кассиопеи неловко подвернулась, девушка вскрикнула от боли, но, по крайней мере, очнулась.

– Что случилось? – повторяла она, ежась от озноба. – Что случилось?

Потом настала очередь Лиры. Но прежде чем она успела пролезть под забором, сзади раздался окрик. Ее заметили. Какой-то охранник в шлеме стремглав бежал к ней, и Лиру загипнотизировал вид его ружья: ствол, диковинные рычажки и прицел. Она однажды видела ружье издалека и не понимала, почему сейчас дуло направлено на нее. На долю секунды она вообразила, как пули с визгом, почти мгновенно преодолевают разделяющее их расстояние, а затем разрывают ее кожу и дробят кости.

– Стоять! – прогремел его голос.

Лира плюхнулась на живот и проскользнула в щель, зацепилась брюками за забор, дернулась и высвободилась. Охранник продолжал кричать, требуя, чтобы она вернулась, но Лира уже была на воле и снова помогла Кассиопее подняться на ноги. Она не могла объяснить, почему ей так страшно. Ей казалось, что в любое мгновение пули простучат по сетке забора и прострелят ее сердце.

Внезапно раздался очередной взрыв – пожар добрался до склада в подвале крыла B, забитого всяческими химическими пробами и медикаментами с пометкой «Огнеопасно». Столб зеленого пламени взметнулся на пятьдесят футов, и земля содрогнулась. Кассиопея поскользнулась и упала на землю. Лира споткнулась, Семьдесят Второй поддержал ее. Несколько мгновений их разделяли считаные дюймы. Лира опять вдохнула запах Семьдесят Второго, увидела красивую темную линию вокруг радужки его глаз и заметила, как его зрачки от света сузились до точки.

С неба посыпались обломки гранита и цемента – пара крупных кусков пролетела через забор и шмякнулась неподалеку от беглецов. Охранник рухнул на колени и прикрыл голову ладонями, и Лира решила, что это их шанс. Они с Семьдесят Вторым вздернули Кассиопею на ноги и двинулись вместе с ней прямиком в болота. Но Лира не представляла, что они будут делать с Кассиопеей. Она уже жалела, что взяла ее с собой. Но Кассиопея являлась номером Шесть. Как и Лира, она была Ген-3 – первое удавшееся поколение. Лира знала ее, сколько себя помнила.

Мутная вода оказалась теплее, чем она ожидала. Купы травы высотой по пояс росли между полосами густой грязи и приливными озерцами, в которых плавали трупики дохлых насекомых. Все это было ново и странно для Лиры. Слова и чувства, которых она прежде не знала, ощущения, напоминающие привкус крови во рту, и удушливая паника.

Года три назад реплик разбудил громкий крик. В полумиле от Елового острова, на болотах, аллигатор оторвал ногу какому-то мужчине. Бедняга дополз до забора, прежде чем охранники отпугнули рептилию стрельбой в воздух. Мужчину отправили вертолетом в ближайшую больницу. Медсестры позволили репликам встать с кроватей, чтобы посмотреть, как вертолет приземляется на территорию Хэвена. Его лопасти шумели, как у гигантской стрекозы, а поднятый им ветер пригибал серебристую траву…

А когда Лира была совсем маленькой, она видела, как аллигатор грелся на солнышке на каменистом берегу в южной части острова – в четырех футах от забора. Лиру поразила бугристая шкура, вытянутая морда и зубы, торчащие из пасти. Она помнила, как стояла там, объятая внезапным стыдом: Бог создал это существо и любит кровожадное чудовище.

А вот ее Он не создавал.

Сейчас Лире казалось, что они бредут по бесконечным туннелям из грязи и травы. Знает ли Семьдесят Второй маршрут? Куда он вообще их ведет? Кассиопея всхлипывала. Дым до сих пор теснился в груди у Лиры: он превращал солнце в тусклый красный уголек, расползался по небу и не давал Лире расплакаться. Хэвен остался позади.

Они находились за забором, на ничем не ограниченном пространстве, в мире аллигаторов и людей, которые ненавидели и презирали их. Они бежали прочь, отринув безопасное место, и Лира не понимала причины. Но тот охранник, который погнался за ней с ружьем… Он ведь намеревался выстрелить в нее, но не успел.

Но почему он хотел ее убить? С какой стати? Охранники – они для их защиты. Для того чтобы удерживать кошмары этого мира за забором и не пускать в Хэвен чужаков. Они должны беречь реплик.

Зато дым прогнал москитов, хотя рои песчаных мушек продолжали клубиться над водой: некоторые успели набиться Лире в нос, в рот и в глаза. Отсюда шум пожара казался странно мелодичным и напоминал ровный гул ливневого дождя. Небо приобрело жутковатый зеленоватый оттенок, и на землю падал пепел.

От усилий, требовавшихся, чтобы удержать Кассиопею на ногах, у Лиры тряслись руки. Наволочка казалась невыносимо тяжелой. Кассиопея вцепилась в ее шею, и Лире стало трудно дышать. Иногда Кассиопея отключалась: ее мозг представлялся Лире скопищем ветвистых туннелей, вроде этого болота, которое пересекали водные протоки, то темнеющие, то снова светлеющие.

– Далеко еще? – выдавила Лира надтреснутым голосом.

Семьдесят Второй лишь мотнул головой. Лира знала, что у людей мужчины в принципе сильнее женщин. Может, и у реплик – то же самое? Он выглядел крепким – на спине и плечах бугрились мышцы, – хотя наверняка плохо питался со времени побега. Интересно, а где он брал еду? И почему он столь отчаянно стремился выбраться наружу? Может, он знает нечто такое, что неизвестно ей? А может, он просто свихнулся. Реплики и раньше сходили с ума, как Сиреневый Ручей, потерявшая рассудок в момент тестирования и позабывшая разом все цифры и буквы, которые ей вдалбливали в голову. Еще была Пеппер, искромсавшая ножом свои запястья, и номер Двести Двадцать, которая перестала есть, и номер Тридцать Пять – она вообразила себя крысой и передвигалась исключительно на четвереньках. А если Семьдесят Второй – из их числа? Вдруг он верит, что они – звери и должны бегать на свободе?

В любом случае сейчас она, кажется, надорвалась. Кассиопея стала совсем тяжелой. При каждом вдохе Лире словно крюк в грудь всаживали. Она попыталась окликнуть Семьдесят Второго, но сил даже на это не хватило.

Поэтому она замедлила шаг и продолжила свой путь вместе с Кассиопеей. Лира продиралась через тростники и нащупывала опору в отмелях, напоминающих отпечатки огромных следов. В конце концов почва сделалась тверже, и Лира смогла сесть. К счастью, Семьдесят Второй понял, что она отстала, и был вынужден вернуться.

– Здесь небезопасно, – сказал он. Говорил он вполне разумно. Лира отметила про себя, какие у него темные глаза. Они поглощали свет, вместо того чтобы отражать его. – Мне надо тебя оставить, – добавил он через минуту.

– Ладно, – выдохнула Лира.

Однако он ее не оставил. Он принялся прокладывать путь через тростники, ломая стебли, если они сопротивлялись. Заросли были настолько высокими и густыми, что порой заслоняли небо.

– Ложись, – велел он, и Лира подчинилась.

Кассиопея уже вытянулась в грязи – губы синие, глаза закрыты: и от нее шел тот животный запах, который витал в Похоронном Бюро и который не могли вывести никакими моющими средствами. Теперь Лира разглядела, что в позвоночнике Кассиопеи поблескивает что-то металлическое. И ее мышцы были на виду, ободранные, пульсирующие кровью. Лира инстинктивно попыталась коснуться раны, но Кассиопея закричала, как будто ее кипятком ошпарили, и Лира отдернула руку: с ее пальцев капала кровь Кассиопеи. Лира не знала, как остановить кровотечение. Она вообще не могла сказать, как надо действовать в этом свободном мире. Она всю свою жизнь питалась в Кастрюле. Она слушалась медсестер и всегда спала с выключенным светом в общей спальне. Она тут не выживет. Зачем она последовала за самцом? Но кто-нибудь придет за ней. Обязательно. Кто-нибудь из врачей найдет ее, и они будут спасены. Она совершила ошибку, непростительную ошибку.

Лира крепко зажмурилась и увидела крохотные взрывы, силуэты пламени, медленно плывущие над Хэвеном. Она снова открыла глаза. Кассиопея застонала, и Лира потрогала ее лоб, в точности повторив жест доктора О’Доннел. От мысли о докторе О’Доннел у Лиры перехватило дыхание. Но почему?…

Во всяком случае, сама Лира не знала объяснения.

Кассиопея продолжала стонать.

– Ш-ш-ш, – прошептала Лира. – Все в порядке.

– Оно умрет, – ровным тоном констатировал Семьдесят Второй. К счастью, Кассиопея его не слышала. Или у нее не было сил отреагировать на его реплику.

– Это же она, – бестолково сказала Лира.

– Значит, она умрет.

– Кто-нибудь придет за нами.

– Тогда она все равно умрет. Но помедленнее.

– Перестань, – насупилась Лира.

Он пожал плечами и отвернулся. Лира придвинулась к Кассиопее.

– Хочешь послушать историю? – спросила она.

Кассиопея не ответила, но Лира начала рассказывать.

– Жила-была девочка по имени Матильда. Она оказалась очень умная. Умнее своих ужасных родителей.

«Матильда»[6] являлась одной из первых длинных книг, которые читала ей вслух доктор О’Доннел. Лира прикрыла веки и сосредоточилась. И опять увидела всполохи, но на этот раз заставила дым превратиться в буквы: они складывались в слова и летали по небу. Невероятно. Где-то вдалеке раздался механический стрекот, шум разрываемого воздуха. Вертолеты.

– Ее папа торговал подержанными автомобилями. Ему нравилось обманывать людей. А мама Матильды вечно смотрела телевизор.

«Безопасность», – подумала Лира и представила себе, что «безопасность» пришпилена к облакам.

– Матильда любила читать, – продолжала она.

– Что ты там бубнишь? – поинтересовался Семьдесят Второй приглушенным и сердитым голосом.

Может, он боялся, что их услышат?

– Рассказываю ей историю, – пояснила Лира.

– Но… – проговорил он и умолк. Лира заметила песок, прилипший к его нижней губе, и пятна пыли на скулах. – Что за история?

– Это книга, – вымолвила Лира. – Называется «Матильда». Мне ее читала одна из врачей, – добавила она после паузы.

Семьдесят Второй нахмурился.

– Ты врешь, – неуверенно произнес он.

– Нет, – заявила Лира. Она решила, что Семьдесят Второй – урод с его слишком высоким лбом и чересчур густыми бровями, смахивающими на двух гусениц.

Правда, губы у него были как у девушки…

– У меня есть книга. Доктор О’Доннел дала ее мне.

Лира задохнулась. Она запустила руку в наволочку, но там не было ничего, кроме папки и ручки. Книга пропала.

– Я тебе не верю, – фыркнул Семьдесят Второй. – Ты не умеешь читать. А врачи никогда… – Он вдруг оборвал фразу и уставился в небо.

– А мне без разницы, веришь ты мне или нет, – парировала Лира.

Она потеряла «Матильду», Лира оцепенела. Может, вернуться обратно?

– Она была здесь, и я…

– Нишкни! – скомандовал Семьдесят Второй, вскинув руку.

– Она мне нужна! – воскликнула Лира. – Доктор О’Доннел подарила ее мне, чтобы я могла упражняться!..

Неожиданно он зажал ей рот ладонью и рванул на себя. Лира начала вопить и брыкаться. Она чувствовала ухом тепло его дыхания.

– Пожалуйста, – взмолился Семьдесят Второй, и она сразу же угомонилась. Никто не говорил «пожалуйста» репликам. – Тихо.

Хоть Лира и перестала биться, он по-прежнему прижимал ее к себе, тяжело дыша в ухо. Лира чувствовала спиной его мускулы. У его пальцев был вкус болотной грязи и соли.

Пот скапливался между их телами. Жужжали насекомые.

Воздух начал рваться в пульсирующем ритме, подражающем биению сердца. Вертолеты приближались. Шум сделался оглушительным, и Лире захотелось втянуть голову в плечи. Ветер несся над болотом, пригибая траву и заляпывая ноги и лица беглецов. И когда звук достиг невыносимого крещендо, Лире показалось, что Семьдесят Второй что-то кричит. Он накрыл ее собой, защищая от ветра. А потом ослабил хватку, и Лира увидела, как дюжина вертолетов проплыла над болотами в сторону руин Хэвена. Через открытые двери виднелись вооруженные люди в шлемах и коричнево-сером камуфляже. Лира узнала в них солдат.

Лира, Кассиопея и Семьдесят Второй хранили напряженное молчание. Несколько вертолетов улетели, но позже вернулись. Лира подумала: а может, они возят пострадавших, как того мужчину, которому аллигатор оторвал ногу, и он надрывался в темноте, пока охранники подсвечивали воду выстрелами? Каждый раз, когда вертолет пролетал над головой, Лиру одолевало искушение подняться на ноги, выбраться из зарослей камышей и скрюченных деревьев и помахать солдатам. Но ее словно придерживала огромная незримая рука, и она продолжала лежать.

Наверное, все дело было в том, что лопасти вертолетов взбивали воздух со звуком, от которого у Лиры ныли зубы. кроме того, она не могла забыть об охраннике, который орал на нее с ружьем в руках. А еще рядом с ней был Семьдесят Второй.

В периоды недолгого затишья они слышали, как между собой перекликаются люди и как ревет на острове огонь. Голоса буквально зависали в едкой пепельной дымке, их несло в болота ветром, от которого саднило горло.

Однако через некоторое время Лира подумала, что пожар, должно быть, потушили, поскольку крики резко прекратились. И вдруг она осознала, что почти ничего не видит. Оказывается, свинцово-серое небо уже потемнело. Солнце садилось за горизонт, и Лире стало очень холодно.

Начался дождь, вскоре сменившийся краткой и яростной грозой. К тому моменту, когда она закончилась, солнце уже спряталось.

Кассиопея не шевелилась. Лира боялась, что прикоснется к ней и поймет, что Кассиопея мертва, но когда она все-таки решилась, то почувствовала биение пульса. Ночное небо озаряли огни снующих туда-сюда вертолетов, периодически над водой проносились громкие возгласы. Лира вспомнила про свою чистенькую кроватку под третьим окном спальни и еле сдержалась, чтобы не разреветься. Вероятно, она задремала, потому что очнулась от кошмара, в котором фигурировали монстры с вытянутыми металлическими мордами.

Она почувствовала руку Семьдесят Второго на своих губах и тяжесть его тела сверху.

– Они прочесывают болота, – прошептал он ей в ухо. – Молчи. И не дыши.

Сердце Лиры лихорадочно колотилось о ребра. Было так темно, что она едва различала Кассиопею, хоть та и лежала в нескольких футах от них. Но секунду спустя она увидела луч фонаря, шарящий по высокой траве – крохотные солнышки вспыхивали и тотчас переносились в другое место. Еще она услышала голоса – не перепуганные и неразборчивые вопли, как раньше, а вполне деловитую и внятную речь.

– Сюда, парни. Тут кровь.

– Господи! Будто слизняк прополз.

– Ты соль прихватил?…

Лира задрожала. Но почему?… Она не могла объяснить. Похоже, она лишилась рассудка. Охранники на ее стороне, верно? Они удерживают чужаков и не подпускают их к забору. Они оберегают реплик. Но страх сдавливал ей горло. Это был ее шанс передумать, подать голос, быть спасенной.

Семьдесят Второй дернулся, и Лира промолчала.

– Одно есть! – воскликнул кто-то.

Свет вспыхнул снова, сверкнув на болотной воде. К говорившему подошли напарники. Лире отчаянно хотелось взглянуть на солдат. Но когда она начала приподниматься на локте, Семьдесят Второй толкнул ее на землю.

– Тихо! – прошептал он. Лира различила смех солдат, новые слова, наполовину унесенные ветром.

– Понесем?…

– А смысл… мертвое…

– Сказали… тела не оставлять…

– А выглядит как настоящая…

Лиру затопил бездонный холод. «А выглядит как настоящая». Неужто солдаты нашли мертвую реплику и теперь удивляются, отчего она похожа на них, если посветить на нее фонарем, – будто речь шла о механической игрушке или кукле на шарнирах. Лира представила себя в виде пазла – она видела такой в комнате отдыха медсестер, – искусно сделанный, аккуратно собранный, но полный щелочек, видимых всем и каждому. Возможно, у людей есть незримое, но принципиально важное свойство, которое ей просто не дано от рождения?

Солдаты приближались. Они остановились у кромки воды. Теперь Лира не сумела бы заплакать, даже если бы и хотела. Легкие заледенели в грудной клетке. Она стиснула челюсти, чтобы зубы не стучали.

– Видите, еще кровь?…

У Лиры перестало биться сердце. Они совсем рядом. Их фонарики шарят по траве. Достаточно ли хорошо они спрятались? Вдруг их заметят?

– Посматривай за крокодилами. Болото ими кишит.

– Давайте назначим Джонсона закуской.

Взрыв хохота. Лира зажмурилась. Уходите, подумала она, хотя до сих пор не была уверена, правильно ли это.

Лишь в одном она не сомневалась: сейчас она точно не хочет, чтобы солдаты увидели ее. Нет, нет, нет.

Уходите.

Внезапно раздался судорожный всасывающий звук, будто вода пыталась пробиться через засорившийся сток. На мгновение Лира оказалась сбита с толку. Она не понимала происхождение жуткого звука. Но потом она поняла, что это Кассиопея пытается заговорить.

– Помогите.

Жидкость в легких исковеркала голос, сделав его неузнаваемым.

– Кассиопея, нет! – прошептала Лира.

От страха ей стало дурно. И она уже опоздала. Солдаты замолчали.

– Помогите! – чуть громче выкашляла Кассиопея.

– Туда! – Один из солдат ломился через камыши в их сторону, и болото наполнилось вспышками света и возгласами. – Там кто-то есть.

– Оставь ее! – прошипел Семьдесят Второй.

Сейчас Лира не сопротивлялась и не спорила. Семьдесят Второй пополз в гущу травы. Лира – за ним, спеша и отчаянно извиваясь. Пока они забивались поглубже в заросли, земля содрогалась под тяжестью солдатских ботинок. Сосновые иголки царапали Лире лицо и руки и оставляли отметины на коже. От страха Лира не решалась обернуться. Она была уверена, что солдаты услышат шорох травы, однако те громко перекликались на каком-то непонятном Лире жаргоне и не обращали на другие звуки внимания.

Внезапно деревья расступились, и открылась полоса взбаламученной грязи и воды: они добрались до очередного протока. Здесь болото становилось жидким. Семьдесят Второй первым скользнул в воду, а Лира нырнула рядом с ним за миг до того, как луч фонарика скользнул по тому месту, где она только что находилась. Лира погрузилась по подбородок и невольно ахнула. Она испугалась, что теперь-то солдаты наверняка услышали ее, и потому погрузилась в воду еще на дюйм. Лучи света продолжали шарить по местности, как чьи-то огромные глаза.

Двенадцать дюймов до нее, десять…

– Вот и следы! – сообщил какой-то солдат, с треском продираясь сквозь заросли и пинком отправив в сторону хилые ветки, попавшие в пятно света. Лира поняла, что им конец. – Тут кто-то прополз!

Луч фонаря передвинулся еще ближе к воде. Он был настолько близко от ее носа, что Лира подалась назад.

– Нашел!

Яркий кружок замер. Если бы он был зверем, то мог бы лизнуть Лиру за подбородок.

Однако солдат на берегу развернулся и направился обратно.

– Мертвое или живое?

– Живое!

– Что-то не похоже.

Сколько их? Трое? Четверо? Трудно сказать. Сколько их всего – здесь, в болотах, с их фонарями, ботинками и ружьями?

– Помогите, – прохрипела Кассиопея.

– Господи Иисусе! Смотрите-ка, везде кровь! У нее, никак, пуля в спине.

– И в груди тоже. До исходного состояния это уже нипочем не восстановишь.

– Еще бы! Знаешь, как дорого они стоят? Нужна не одна сотня тысяч.

Что-то скользкое и тяжелое мазнуло в воде по руке Лиры, и она едва сдержала крик. Может, вокруг них кружат аллигаторы или змеи со скользкими черными туловищами и ядовитыми клыками?

Высоко над ними в идеально чистом небе холодно поблескивали звезды.

– Черт! Ладно… На раз-два – взяли?

– Ты чего, сдурел? Видишь, кровь? Зараза ведь именно так и распространяется.

– Только если съесть кусок. Ты голодный, парень?

Снова смех. Да, их точно трое, если не больше. Впервые в жизни вязкое темное чувство зашевелилось у нее в душе. Лира ненавидела солдат. За то, что они способны смеяться, и за то, что они боятся прикоснуться к Кассиопее. Ненавидела их непринужденную болтовню.

Может, она сама и выглядит как человек, но одновременно с этим – не естественнорожденная. Она – номер Двадцать Четыре.

Ненависть рассеялась столь быстро, как и накатила. Лира замерзла и измаялась. Она боялась. У нее не было сил злиться.

По крайней мере, солдаты собрались уходить. Они решили оставить Кассиопею.

– Оно почти мертвое, – бросил кто-то. – Ее подберут с утра санитары. – Послышались глухие удары – ботинком по телу. Лира погрузилась в воду еще на дюйм, пыталась избавиться от этого звука.

Будь здесь аллигаторы, они могли бы отгрызть Лире ноги, а она бы и не заметила. Или, может, она уже лишилась конечностей, и сейчас ее оглушала физическая боль?

Мысль оказалась настолько ужасной, что показалась ей забавной. Вдруг она сейчас стоит на двух культях и поливает болота кровью, как Кассиопея?

– Порядок. Они ушли, – произнес Семьдесят Второй.

Тьма смягчила его резкие черты.

Неожиданно Лира поняла, что она хохочет и дрожит. Солдаты убрались восвояси.

Болота стали тихи и недвижны, не считая очередного вертолета, пролетевшего в отдалении к Бэрел-Ки. Лира выбралась из воды следом за Семьдесят Вторым, поскальзываясь на грязи.

– А если они вернутся? – спросила Лира, сотрясаясь от озноба.

Хотя разве сейчас было холодно? Вон Семьдесят Второй совсем не мерзнет, да и медсестры вчера жаловались на удушающую жару. Вероятно, у нее просто что-то застряло в груди внутри и засело так же крепко, как металлическая пуля в позвоночнике Кассиопеи. Лире захотелось посмотреть на Кассиопею, убедиться, что та мертва.

Но она слишком устала.

– Они не вернутся, – заверил ее Семьдесят Второй. – Они закончат обыскивать болота и улетят. Во всяком случае, пока. Ложись, – добавил он.

Лира послушалась. Она вымоталась и даже не отстранилась, когда он устроился на земле рядом с ней. Вскоре Лира задремала и уже тонула в путаном жидком сне. Когда он приобнял ее, она вздрогнула и проснулась.

– В человеческом теле – куча нервных клеток, – пробормотал Семьдесят Второй, не отпуская ее.

– Знаю, – успокоившись, отозвалась Лира. – Десять триллионов.

И она снова заснула. Ей приснились десять триллионов нервных клеток: они светились, как звезды, в красном пульсирующем небе.