Читать книгу Обольстительница в бархате - Лоретта Чейз - Страница 5

Понедельник, 13 июля

– Дело первостепенной важности – придерживаться определенного режима. – Леони слышала, как Матрон пустилась в объяснения. – Четыре часа на обучение, четыре – на работу, два – на упражнения и хор, полчаса – на еду. Ваша светлость еще убедится, что Общество по обучению неимущих женщин на модисток – современное предприятие. Мы набираем ограниченное число девушек, нуждающихся в нас. Но пока это только начало. Благотворительное общество, вам это, вероятно, известно, в свое время начиналось с небольшого домика на Кембридж-Хит, а сейчас оно опекает двести детей в Саутворке. Мы тоже рассчитываем на быстрый рост с помощью благотворительности и средств, полученных от продажи вещей, сшитых девушками. Образцы я вам с удовольствием покажу.

Леони стояла в коридоре, и никто из рабочей комнаты не мог увидеть ее. Тем не менее по одной лишь спине она без труда узнала джентльмена, перед которым ораторствовала Матрон.

Ну да, вне всякого сомнения, лорд Лисберн многое бы отдал за то, чтобы полюбоваться результатами работы швеек.

Она задумалась на миг. Не о том, чем бы заняться, это Леони всегда знала. Ей просто стало интересно, что привело его сюда. Понятно, в Лондоне ему скучно. Он говорил, что хочет вернуться в Европу. Между тем казалось, что его интересуют только собственные развлечения, и она – одно из них.

Что ж, пусть! Грех этим не воспользоваться. Дело есть дело. Он был богат и сейчас находился здесь.

Леони вошла в открытую дверь.

– Благодарю вас, Матрон, за подробную лекцию, – сказала она. – Я знаю, понедельник для вас напряженный день. Я продолжу знакомить лорда Лисберна с нашим заведением, а вы возвращайтесь к своим обязанностям.

Девушка подчинилась с плохо скрываемым нежеланием. И кто бы ее осудил? Мужчина был так красив! Так обаятелен!

К сожалению, мужская красота и шарм плохо повлияли на разум Матрон. В другом случае разве она привела бы его в рабочую комнату. Многие девушки в этой светлой, полной воздуха комнате едва вышли из подросткового возраста. Поставить перед ними сногсшибательного мужчину-аристократа означало привлечь беду.

Большинство пребывало в оцепенении. Трое, которые укололись иголками, теперь сидели и с отсутствующим видом потирали пальчики. Верити Симс перевернула рабочую корзинку. А Бриджет Коппи пришила к рукаву своего платья фартук, над которым трудилась.

Теперь на несколько дней от них не будет никакого толка, от большинства из них.

Леони не сомневалась, что романтический туман проник и в ее голову. Прошлой ночью Лисберн приснился ей. А сегодня он появился здесь. Она мысленно представляла его таким, каким увидела в цирке Астли, мальчишкой с открытым сердцем, каким он мог быть когда-то.

Как бы там ни было, Леони быстро вывела его светлость в коридор из рабочей комнаты.

– У нас немного тесно, как вы заметили, – сказала она.

– Однако вы весьма эффективно используете площади, которые у вас есть, – заметил Лисберн. – Учитывая вашу любовь к порядку, я ничему не удивляюсь. Хотя одно дело заполнять гроссбухи аккуратными столбцами цифр, и совсем другое – превратить тесное старое здание в нечто удобное и даже уютное.

Несмотря на то что Леони была настороже, ей трудно было не оценить его лесть. Они с сестрами много трудились, чтобы добиться того, что у них сейчас имелось. А имелось у них не очень многое. Финансовый успех только-только начал приходить, и Леони прекрасно понимала, что на это пока нельзя полностью рассчитывать. В мире моды крах может случиться за одну ночь из-за природной катастрофы или по женской прихоти. Дела Общества модисток они вели с величайшей осторожностью, не увеличивали расходов на него больше, чем могли покрыть из наличных денег.

Сестры учредили его ради кузины Эммы, которая дала крышу над головой и образование трем беспризорным девочкам. Она научила их шить прекрасные вещи и уберегла от бесцельной и бродяжьей судьбы их родителей.

Эмма умерла слишком рано, вкусив лишь самые первые плоды собственного успеха.

Леони холодно его поблагодарила.

– Вообще-то уют для нас не самое главное. Мы бы предпочли расшириться. Например, на соседнее здание.

– Осмелюсь заметить, пространство для расширения всегда найдется.

Теперь они вышли из зоны досягаемости для посторонних ушей.

– Ладно, я в полном недоумении, – сказала она. – Вы просто забрели к нам и решили посмотреть, как тут все устроено, или у вас есть какой-то конкретный план?

– Конкретный, – признался Лисберн. – Суонтон поручил мне ознакомиться с вашей благотворительной деятельностью. Он хочет собрать для вас денег, пока его все обожают. Вы же знаете, как публика непостоянна, в особенности ее женская часть.

– Он поручил вам… – повторила она.

– Если быть точным, я сам вызвался, – сказал маркиз. – С большим желанием. Сейчас у меня всего два дела. Первое – наблюдать за ним и слушать его, когда он сочиняет. Второе – все время находиться рядом, якобы для того, чтобы защищать Суонтона от девиц, одержимых поэзией. Хотя пользы в этом смысле от меня мало. Я лишь обогащаю себя поучительным опытом становиться невидимым для женской половины человечества.

– Не падайте духом, – успокоила его Леони. – Вы не стали невидимкой ни для Матрон, ни для девушек в мастерской.

– Пусть так, но я получил большое удовольствие от знакомства с вашей работой.

У нее в голове сразу же закрутились мысли: «Что? Что он обнаружил? Что увидел? Зачем?»

Внешне, на ее лице не дрогнул ни один мускул.

– Как-то это утомительно звучит.

– Я удостоверился, что у вас проблем больше, чем можно предположить, – сообщил он. – Вы с вашими сестрами странно немногословны насчет своей благотворительной деятельности.

Мысли сразу перестали бешено крутиться: «Ах, это… Тогда все в порядке».

– Тут нечем хвастаться.

– Как нечем? – Обернувшись, Лисберн посмотрел на дверь комнаты, откуда они вышли. – Я всегда жил в защищенном мире. Не думайте, что я когда-нибудь видел в одном помещении столько девушек, которые вели… – Он замолчал, потом, прикрыв глаза, задумался. – Давайте скажем так – бесприютную жизнь. – Лисберн неожиданно открыл глаза и пристально вгляделся в мисс Нуаро, отчего ей стало неспокойно. – Вы добились интересных результатов. Это что-то вроде испытания.

– Это всего лишь работа, – сказала она. – Некоторые девушки начинают проявлять больше способностей, чем другие. Для «Модного дома Науро» мы отбираем самые сливки. Обучаем их и натаскиваем и, разумеется, знаем, что получаем в ответ. Они нам интересны, не то что вашим герцогиням и виконтессам. Но это не филантропия в чистом виде.

– Факт остается фактом – вы подбираете их на улицах, в сиротских приютах и работных домах.

Леони улыбнулась.

– Нам это обходится недорого. Иногда вообще даром.

Она провела его в маленькую комнатку, где в витринах были выставлены образцы работ, выполненных девушками.

– Если ваша светлость соблаговолит купить какую-нибудь безделушку, сделанную их руками, они будут в восторге.

Подойдя к одной из витрин, Леони открыла стеклянную дверцу.

Лисберн постоял секунду, разглядывая подушечки для булавок, носовые платки, шарфы, кошельки и все в таком роде.

– Мисс Нуаро, – позвал он.

Она подняла на него глаза. С пораженным видом маркиз продолжал разглядывать содержимое витрины.

– Все это сделали девушки? Девушки из той мастерской?

– Да. Помните, Матрон сказала, что мы пополняем наш фонд, продавая их работы?

– Помню, – сказал он. – Но я не… – Неожиданно он отвернулся и отошел к небольшому окну. Сложив руки за спиной, стал смотреть на улицу.

Леони была сбита с толку. Она взглянула на витрину, потом на его спину в отлично подогнанном сюртуке.

Ей показалось, что прошло много времени, когда Лисберн отвернулся от окна. И с легкой улыбкой вернулся к витрине.

– Я тронут, – сказал он. – Чуть ли не до слез. И очень рад, что пришел сюда вместо Суонтона. Он бы обрыдался здесь, а потом написал бы элегию из пятидесяти строф о потерянной невинности, или о надругательстве над невинностью, или еще какую-нибудь ерунду. К счастью, здесь только я, и теперь публике не угрожает страдание от стихов, вдохновленных этим местом.

На миг она растерялась. Но быстро справилась с собой, логический склад ума пришел на помощь. Он мог испытывать настоящее сочувствие к девушкам, а мог разыграть страдания большого и щедрого сердца, как это часто делают аристократы. Филантропия для них была сродни обязанности, и они выставляли ее напоказ, в действительности не переживая ни о чем. Если бы, по крайней мере, половина из них проявила настоящую заботу о таких девушках, Лондон стал бы другим городом.

Но совершенно не важно, что он чувствует на самом деле, пришлось напомнить себе Леони. Девушки – вот что важно. А деньги – это деньги, предлагают ли их от чистого сердца, или чтобы покрасоваться.

– Мне кажется, поэзия вашего друга заразила вас непомерной чувствительностью.

– Может, и так, мадам, но я хотел бы посмотреть на человека, который смог бы устоять перед этим. – Он показал в сторону витрины. – Взгляните на эти маленькие сердечки, на цветочки и причудливые завитушки, на лилии, на кружево. Все это сделали те, кто не понаслышке знаком с потерями, нищетой и насилием.

Леони посмотрела на перчатки и носовые платки.

– Девушки никогда не видели картин Боттичелли, – напомнила она. – Если им хочется присутствия красоты в их жизни, они создают все это.

– Мадам, – сказал Лисберн. – Вам обязательно разбивать мне сердце окончательно?

Леони посмотрела в его зелено-золотистые глаза и подумала о том, как легко утонуть в них. Эти глаза, как и его низкий голос, казалось, обещали целый мир. Они словно приглашали открыть завораживающие глубины характера и секреты, которыми больше никто не владел в целой вселенной.

– Итак, означает ли это, что вы что-нибудь купите?

Особняк Лисберн-Хаус, в тот же день, позже

Суонтон разглядывал предметы, которые его друг разложил на одном из письменных столов, очистив его от стопок писем и писчей бумаги, покрытой небрежным поэтическим почерком.

После паузы, показавшейся бесконечной, Суонтон, наконец, поднял на него взгляд.

– Там осталось хоть что-нибудь?

– Было очень сложно выбрать, – объяснил Лисберн.

– А еще утверждаешь, что это я всегда позволяю продать себе больше необходимого.

– Мисс Нуаро этим не занималась, – возразил Лисберн. – Как настоящая деловая женщина, она просто воспользовалась моментом моей слабости.

Он так и не мог понять, откуда в нем взялась эта слабость. Ему уже доводилось посещать благотворительные учреждения. Вместе с отцом он бывал на завтраках для филантропов, в приютах, сиротских домах и в школах для неимущих. Он видел их обитателей, одетых в характерную униформу с эмблемами, стоявших навытяжку, или маршировавших перед проверявшими, или певших молитвы богу, монарху, а может, и великодушным богачам.

Саймон был привычен к таким вещам. Но все равно ему хотелось сесть, уткнуться лицом в ладони и оплакать всех этих девушек с их изящными маленькими сердечками и носовыми платками, с вышитыми анютиными глазками, фиалками и незабудками.

Проклятый Суонтон все-таки затянул его в этот омут чувствительности!

– Я думаю, ты просто не догадывался, насколько она умна.

– Не догадывался, – согласился Лисберн. – Она чертовски хороша как деловая женщина.

Разбив его сердце на куски, мисс Нуаро очистила витрину от образцов, как и его кошелек, а потом весьма изящно избавилась от посетителя.

– Рад, что тебя там не было, – сказал он Суонтону. – Тебя бы это убило. Я сам чуть не умер, когда она сказала: «Девушки никогда не видели картин Боттичелли. Если им хочется присутствия красоты в жизни, они создают вот это».

Суонтон быстро заморгал, но эта уловка ему редко помогала. Эмоции брали верх в девяти случаях из десяти. Данный случай десятым не был. Он сглотнул, глаза наполнились слезами.

– Не вздумай разрыдаться, – приказал Лисберн. – Ты превращаешься в переполненный бассейн, прямо как те безумные барышни, которые ходят за тобой по пятам. Возьми себя в руки. Это ты предложил пополнить благотворительный фонд «Модного дома Нуаро». Я все разузнал для тебя. И принес обильные свидетельства их деятельности. Будешь сочинять скорбный сонет на данный случай, или мы с тобой обсудим практические шаги?

– Тебе легко говорить – «возьми себя в руки». – Суонтон вытащил носовой платок и высморкался. – Это ты у нас не думаешь, куда поставить ногу, чтобы не наступить на какое-нибудь юное создание. А мне приходится быть очень осторожным, чтобы не ранить их нежных чувств и в то же время не сказать чего-нибудь, что может быть воспринято как намек на разврат и соблазнение.

– Да-да, это, конечно, дьявольски тяжело, – усмехнулся Лисберн. – Если завтра захочешь вернуться во Флоренцию или в Венецию, я с радостью составлю тебе компанию.

И он поехал бы. Что ему делать здесь, кроме как пытаться оградить Суонтона от проблем с сумасшедшими девицами? Взрослый человек, способный, казалось бы, отвечать за самого себя, временами был жутко рассеян. Это делало его легкой добычей для малоприятных женщин, вроде Альды – младшей дочери леди Бартэм.

А что касается мисс Леони Нуаро…

Если Лисберн завтра уедет в Италию, заметит ли она его отсутствие, или просто найдет другого джентльмена, чтобы, завязав интрижку, опустошать карманы растяпы?

Суонтон взял в руки одну из подушечек для булавок, от вида которой на сердце у Лисберна становилось тяжело.

– Это работа Бриджет Коппи, – сказал Лисберн. – Мисс Нуаро объяснила, что такая форма подушечки – традиционная. И обычно они красного цвета. Но девушка тренировала свое воображение и поэтому сделала ее белой с коралловой отделкой, чтобы уравновесить разные цвета. Шнурок нужен для того, чтобы вешать подушечку на талию.

– Цветочки просто очаровательны, – восхитился Суонтон. – Какое изящество!

– Бриджет станет искусной вышивальщицей, – заметил Лисберн.

– Моей матери понравится такая работа, – сказал Суонтон.

– Давай сами займемся их распространением. Кое-что из этого можно подарить моей матери. И ее новому мужу. Им обоим понравится.

Его мать с таким же умом выбрала себе второго мужа, как и первого. Лорд Раффорд – добрый, щедрый человек – сделал ее счастливой. И стал другом своему пасынку, что было настоящим подвигом.

– Ты, оказывается, дьявольски торопишься вернуться в Италию, – удивился Суонтон.

Лисберн засмеялся.

– Может, и так. Я ведь такой космополит, а рыжеволосая французская модистка взяла надо мной верх. Что если мне от стыда хочется тихонько скрыться.

– Позволю себе усомниться, – заметил Суонтон. – Ты совершенно далек от этой мысли, потому что сейчас пытаешься понять, каким образом француженка сумела обойти тебя, чтобы одержать над ней победу в следующей схватке.

Лисберн внимательно смотрел на друга.

– Она – единственная женщина, на которую ты обратил особое внимание после возвращения в Лондон. А я очень хорошо знаю тебя.

– Если тут есть хоть что-нибудь, что нужно знать, – отмахнулся Лисберн. Однако его друг был поэтом. А поэтам всегда кажется, что людские души полны тайн. Но если бы у Лисберна таковые и имелись, вряд ли он стал бы выставлять их напоказ, и еще меньше ему хотелось бы, чтобы в них кто-либо копался. – А как насчет тебя? Ты чувствуешь, что должен здесь остаться?

– Да, – признался Суонтон.

– Правда? Я бы предпочел разгуливать в окружении стаи волков, нежели в компании прекрасно воспитанных барышень.

– Я им скоро надоем, – сказал Суонтон. – Однако буду трусом, если сбегу отсюда, когда могу сделать много хорошего. Это недостойно памяти твоего отца.

– Да-да, рази меня напоминанием об отце, давай!

– Я понимаю, что поступаю нечестно, но это единственный способ одолеть тебя в споре, – признался Суонтон.

– Ладно, – сказал Лисберн. – Мы останемся здесь до того момента, когда они накинутся на тебя. А там будем молиться, чтобы вовремя унести ноги.

Он посмотрел на кипы писем, которые только что переложил со стола на один из диванов в комнате.

– Между прочим, твоему секретарю не нужен секретарь? Груда писем выросла со вчерашнего дня. – Вспомнив, что друг сказал несколько минут назад, Саймон добавил: – Письма с просьбами есть? Одна из опасностей для людей богатых и с положением. Все начинают тянуть к ним руки, и тогда приходится решать, кто достоин подаяния, а кто – нет.

– Хорошо бы, если бы только это, – заметил Суонтон. – Лишь за сегодня я получил два письма, в которых требуют денег на двух моих незаконнорожденных детей, и еще одно, в котором меня шантажируют тем, что разорвут обещанное сватовство.

Для тех, кто знал Суонтона, такие требования были абсурдом. Однако нельзя относиться к ним легкомысленно.

В некоторых людях популярность рождает зависть, жадность и вообще пробуждает низменные инстинкты. Слишком многие начнут думать о нем плохо.

– Покажи-ка мне письма, – сказал Лисберн.

* * *

Вечер вторника, 14 июля

Если бы Лисберн не погрузился с головой в малоинтересную корреспонденцию своего кузена, до него все дошло бы намного раньше. А может, и нет.

Несмотря на свои довольно частые появления в клубе «Уайтс», он по нескольку дней не заглядывал в книгу, в которой регистрировались пари. И о чем, собственно, беспокоиться? Большинство спорщиков были людьми глупыми, а их пари рождались от скуки. Например, как долго муха будет ползать по оконному стеклу, пока не подохнет, или не улетит.

Лисберну, по крайней мере в последнее время, скучать не приходилось. Конечно, наблюдать за тем, как женщины обхаживают Суонтона, было утомительно, и даже скрытая опасность этой ситуации не добавляла интереса. Но потом на сцене появилась мисс Нуаро, и Лондон стал более привлекательным местом.

Так как Леони и скука были несовместны, Саймон совсем не удивился, когда узнал, что она оказалась в центре последних сплетен.

Вместе со Суонтоном они появились на приеме у графини Джерси, где дамы, как обычно, создали ажиотаж вокруг поэта. Пока юные леди пытались обратить на себя внимание Суонтона, Лисберн переместился в карточный салон. На входе его задержала леди Альда Моррис для того, чтобы, прикрывшись веером, шепнуть ему кое-что на ухо.

* * *

«Модный дом Нуаро», пятница, 15 июля

Леди Глэдис стояла перед трюмо с легким румянцем на щеках.

Четыре женщины – Леони, Марселина, леди Клара и Джеффрис – ждали ее реакции.

Сегодня впервые леди Глэдис надела корсет, который Леони сшила специально для нее.

В отличие от корсета, который ей спешно подогнали по фигуре взамен того чудовищного, который она привезла из дома, этот воплотил в себе все, что мисс Нуаро знала о математике, физиологии и физике. До этого момента ей не было позволено оценить свои собственные успехи, потому что леди Глэдис отказалась выйти к ним в одном корсете. Она заявила, что не собирается скакать в одном белье перед зрителями, которые будут смотреть на нее.

Но это было еще до того, как она увидела свое золотистое вечернее платье.

Когда его показали ей в первый раз, леди Глэдис состроила гримасу и объявила, что в этом платье вид у нее будет, словно она страдает печеночной болезнью. По ее меркам, это еще был слабый протест. Но минуту спустя леди Глэдис сказала, что так и быть, примерит его. Потом потребовала, чтобы Джеффрис – модистка, якобы отвратительно говорящая по-французски, – проводила ее за ширму, переодеться.

Остальным пришлось смириться с капризом. Но эта барышня явно посвятила свою юную жизнь тому, чтобы вызывать у окружающих жгучее желание придушить ее.

– Хорошо, – сказала она, наконец.

Всего одно слово, но Леони уловила в нем легкий намек на удовольствие. У леди Глэдис был замечательный голос, такой же выразительный, как у оперной певицы.

– Представить не могла, что надену подобный цвет, – призналась она.

– Все стало очевидным, – сказала леди Клара. – Думаю, мы можем выпить немного за то, что ты сегодня решилась примерить нечто новое.

– Это не так. Я не хотела поднимать шум из-за примерки корсета. Мне просто не хотелось разгуливать в одном белье, когда на меня смотрят.

Она разгладила платье спереди, хотя Джеффрис, естественно, каждый стежок пристроила на свое место.

– Корсет очень удобный, – заметила леди Глэдис. – Не знаю, как вам это удалось… – Она покрутилась из стороны в сторону, разглядывая себя в трюмо. – Но вы это сделали.

Леони сделала много чего. Она придумала такой корсет, который смог бы поддержать роскошные округлости ее светлости. Форма корсета делала талию узкой, хотя давление на тело было минимальным.

Конечно, фигура у ее светлости оставалась полноватой и немного бесформенной по сравнению с модными идеалами. Но модные идеалы – всего лишь модные идеалы. Самое главное – сделать так, чтобы леди выглядела красавицей, насколько это возможно при ее внешности. А золотистый атлас стал такой же неожиданностью для Леони, как и для леди Глэдис.

Обычно Марселина представляла себе платья целиком в своем воображении. На этот раз она полностью доверилась детальному описанию новой клиентки, сделанном сестрой.

И все равно, несмотря на слабость и постоянную тошноту, ей удалось создать не платье, а настоящее чудо. Золотистый атлас отделали черным и кремовым кружевом. Просто, но драматично. Заостренный вниз рисунок талии подчеркивал ее узость, а черные язычки, нашитые спереди, лишь усиливали эффект.

Такие талии явно вышли из моды, но Марселина никогда не обращала внимания на то, что считала незначительными колебаниями во вкусах.

Это платье вновь сделает модным такой рисунок, подумала Леони. Черная кружевная мантилья, прикрепленная к верхней части рукавов не только добавит драматизма, но и заставит перевести взгляды на высокую грудь леди Глэдис. Возможно, это не лучшее решение для юной, незамужней девушки, но леди Глэдис выглядела бы весьма странно в платье, которое подходило бы для обыкновенной девушки.

Она поднесла руку к вырезу.

– Очень низко.

– Ну, разумеется, моя дорогая, – согласилась Марселина. – У вас очень красивый бюст. Мы хотим привлечь к нему внимание.

– Я чувствую себя голой, – сказала леди Глэдис.

– И что с того? – удивилась леди Клара. – Будешь чувствовать себя голой, а выглядеть – абсолютно прилично.

– Нет тут ничего абсолютно приличного, – возразила ей кузина.

– Это нормально – выглядеть соблазнительной, – настаивала леди Клара.

– Прекрати! – отрезала леди Глэдис. Всех поразила ее горячность. – Перестань быть добренькой. Я не могу сказать тебе, насколько провоцирующе это выглядит. Нет, подожди, могу. Тебе достаточно поманить пальцем, чтобы мужчина стал твоим. Ты не представляешь, что значит не быть красивой и милой!

– Я вовсе не мила, – заявила леди Клара. – Люди так думают из-за моей внешности.

– Вот именно! И при этом ты можешь говорить, что угодно.

– Нет, не могу, – огрызнулась леди Клара. – Я не могу быть сама собой. Мама все время опекает меня. Ты не представляешь, как мне душно от этого.

– Ну, конечно! Все эти мужчины, которые вьются вокруг тебя, ловят твою улыбку.

– Они видят только оболочку. Не знают, какая я на самом деле, и не хотят узнать. Ты знаешь меня или, по крайней мере, должна знать. И понимаешь, что я на твоей стороне и всегда была, несмотря на все преграды, которые ты выстраиваешь.

Леди Глэдис стала пунцовой, на глаза навернулись слезы.

– Я не умею себя вести! – выкрикнула девушка. – Я вообще не знаю, что можно делать, а что нельзя! Ты жалуешься, что мать постоянно рядом с тобой. Но у тебя есть хоть кто-то. Рядом с тобой есть женщина, которая может научить, как быть женственной. А теперь посмотри на меня! Мой отец – солдафон, и меня воспитали словно в военном лагере. Он командует мной, как полком. Отдает приказ и уходит, чтобы сражаться с врагами Англии. – Она кинулась назад за ширму. – Джеффрис, сними с меня это!

Бросив на Леони полный паники взгляд, модистка заторопилась вслед за леди Глэдис.

Дойдя до кресла, леди Клара рухнула в него.

Марселина посмотрела на сестру.

Леони пожала плечами и произнесла одними губами: «Ничего не понимаю».

– Ради бога, что происходит? – Марселина обратилась к леди Кларе.

– Не знаю, – сказала она.

– Я вам скажу, что происходит, – заговорила из-за ширмы леди Глэдис. – Сегодня вечером я не пойду на прием в клуб «Олмак», как бы они меня ни упрашивали. Я уже говорила, что ни за что не стану этого делать, однако Клара не перестает надоедать мне. А теперь отдайте ей эту проклятую амуницию.

– Ты прекрасно выглядишь в этом платье, просто слишком упряма, чтобы согласиться! – воскликнула ее кузина.

– Мне наплевать, пусть я даже и выгляжу прекрасно. Они работали впустую, потому что у меня не будет случая надеть его. Я не хочу! Не стоило вообще приезжать в Лондон!

Вздохнув, леди Клара приложила руку ко лбу и уставилась в пол.

Из-за ширмы послышались сдавленные рыдания.

В примерочной воцарилась тишина.

И в этот момент вошла Мэри Парментер, взволнованная и полная беспокойства. Она сообщила, что приехали лорд Лисберн с лордом Суонтоном. По их словам, у них было дело к мисс Нуаро. Нужно ли попросить их подождать в демонстрационном зале или проводить в кабинет?

– Мы сейчас заняты, – объявила Леони. – Скажи им, чтобы договорились о другом времени.

Она услышала, как за ширмой ахнули.

– Вы не можете заставлять лорда Лисберна ждать, – дрожащим голосом произнесла леди Глэдис. – Вы уже не заняты со мной. Идите и узнайте, что нужно джентльменам.

– Скажи им, чтобы пришли в другой раз, – приказала Леони помощнице.

Затем выслала всех из комнаты и сама зашла за ширму.

* * *

Она нашла леди Глэдис сидящей на краешке примерочного подиума и закрывшей лицо руками.

– Один из секретов нашего успеха заключается в том, чтобы понять образ мыслей леди, – сказала Леони. – Так или иначе, мы вытащим это из вас. Можете просто рассказать мне обо всем, чтобы нам сэкономить силы и использовать их более полезным образом.

Мисс Нуаро присела на подиум рядом с ней.

Леди Глэдис подняла голову.

– Вы только притворяетесь моей подругой. Вам нужно, чтобы я заказала больше платьев у вас.

– Я пока никем не собираюсь притворяться, – возразила Леони. – Но мне действительно хочется, чтобы вы заказали как можно больше платьев. Разве в торговле бывает по-другому?

– Вы еще не поняли, что я могу вывести вас из дела? Весь Лондон говорит, что вы прибрали меня к рукам. Они уже держат пари на то, каков будет результат.

По правде говоря, из всех причин, которые могли бы заставить леди Глэдис вести себя так неразумно, эта не пришла в голову Леони в первую очередь. Вероятно, из-за того, что она отвлеклась на более важную проблему – маркиза Лисберна.

Однако подобному пари Леони вовсе не удивилась. Представители высшего общества – и мужчины, и женщины – участвовали в азартных инициативах, главным образом из скуки. Участвовали они или нет в пари, женщин все равно жутко интересовало, чем закончатся визиты леди Глэдис в «Модный дом Нуаро».

Леони это понимала. На самом деле это была одна из причин, которая толкнула ее к знакомству с леди Глэдис. Когда «Модный дом Нуаро» добьется того, что ее светлость появится в обществе полностью преображенной, весь столичный мир моды выстроится в очередь у его дверей.

Но ее светлость должна сотрудничать.

– Аристократы заключают пари на что угодно, – живо ответила Леони. – Естественно, у вас это вызывает досаду…

– В особенности когда мерзкая дочь леди Бартэм, не жалея сил, объясняет условия, – сказала леди Глэдис. – Не удивлюсь, если до вас уже дошло выражение «кошелка в шелках».

Леди Бартэм была ближайшей подругой леди Уорфорд – матери Клары и ее достойной конкуренткой в вопросе сплетен. Леони никогда не понимала, почему некоторые женщины делают своими подругами настоящих гадюк. Она не сомневалась, что одна из дочерей леди Бартэм – Альда – такая же ядовитая особа.

– Некоторые люди либо настолько невоспитанны и эгоистичны, либо ужасно несчастны, что делать больно другим доставляет им удовольствие, – заметила Леони. – Это ненормально, но таково общество. Самый лучший способ отплатить – рассмеяться или найти в этом какое-то удовольствие. Такое поведение поставит их в тупик и заставит мучиться. Достойная месть, на мой взгляд.

Леди Глэдис хмуро посмотрела на нее.

– И что в этом смешного? Скажите, почему мне нужно находить в этом удовольствие?

– А разве таким способом – обижая и делая вам больно – она не пытается лишить вас уверенности в себе? Может, она боится того, что вы станете ее конкуренткой.

В ответ Леони получила взгляд, в котором явно читался совет обратиться к врачу.

– Только представьте себе, – продолжала она. – Если вы похлопаете ее по руке и скажете: «О, моя дорогая, мне так жаль, что я огорчила тебя, но обещаю не уводить твоих ухажеров». Потом вы можете засмеяться. У вас такой очаровательный смех. А она отойдет от вас, расстроенная намного больше, чем вы.

– Очаровательный смех? – переспросила леди Глэдис. Отвернулась и стала разглядывать картинки с модами на противоположной стене.

– И вообще у вас чудесный голос. – Леони встала. – Пожалуйста, не пытайтесь быть похожей на вашу кузину. Из-за этого вы не замечаете собственных достоинств. Вы никогда не будете выглядеть так, как она. А у леди Клары никогда не будет вашего голоса.

– Это нас не уравнивает.

– Самая большая армия, пусть даже оснащенная лучшим образом, не всегда выигрывает сражение, – сказала мисс Нуаро. – Неужели ваш отец никогда не рассказывал, что для этого требуются еще ум и удача?

* * *

Чуть позже

В это время дня, когда светские модницы переодеваются для прогулки в Гайд-парке, лорд Лисберн рассчитывал, что в магазине будет относительно спокойно. Иначе он не взял бы с собой Суонтона. В магазине действительно было тихо. В демонстрационном зале несколько работниц восстанавливали порядок после ухода недавних клиенток. Они раскладывали ленты и безделушки по ящикам, заново расставляли товары в витринах, расправляли поля у шляпок, поправляли юбки на манекенах. Единственной клиенткой оставалась пожилая дама, которая все никак не могла решить, ленту какого оттенка коричневого цвета ей стоит купить.

Суонтон нервно расхаживал в дальнем конце зала, когда Мэри Парментер вернулась и предложила назначить встречу на другой раз.

– Они, должно быть, заняты с важной клиенткой, – сказал ему Лисберн. – Почему бы тебе не отправиться в «Уайтс»? В клуб женщин не пускают, и ты сможешь восстановить душевное равновесие с помощью бокала вина или виски.

Остановившись, Суонтон смотрел на друга, словно забыв о том, где находится.

– В «Уайтс»? – переспросил он.

– Да. Юные леди не доберутся там до тебя.

– А ты?

– А я подожду, – сказал Лисберн. – Я вполне могу заняться нашим делом и без тебя. У меня это даже лучше получится, если ты не будешь расхаживать рядом.

– Мне нужно написать полудюжину поэм меньше чем за неделю! – воскликнул Суонтон. – Ты, наверное, тоже немного не в себе.

– Это еще одна причина, почему тебе нужно удалиться в какое-нибудь тихое местечко, где женщины не хихикают, не заливаются краской и не придумывают повод, чтобы оказаться рядом с тобой.

Совершенно естественно, Суонтон не понимал, что происходит вокруг. Работницам нужно было бы ударить его по голове подставкой для шляп, чтобы обратить на себя внимание. Но в отличие от светских барышень их главным образом возбуждало присутствие рядом знаменитости. Они наверняка не читали его стихов, если вообще умели читать. Другими словами, их интерес был личным.

Суонтон огляделся, оценив обстановку вокруг себя.

– Ладно, – сказал он. – Намек понял.

«Нет, не понял», – подумал Лисберн.

При удачном стечении обстоятельств Суонтон сумел бы перейти Сент-Джеймс-стрит и не попасть под проезжающий экипаж. Но если бы ему грозила опасность, на помощь поэту кинулась бы какая-нибудь симпатичная девица и спасла бы его, пусть даже она была бы одним из двух человек в Лондоне, которые не знали, кто он такой. Ведь вид у Суонтона ангельский.

В любом случае Лисберн – не его нянька. Более того, в течение двух последних дней ему пришлось помучиться, решая проблемы друга.

Поэтому страшно хотелось отдохнуть.

Мисс Леони Нуаро могла бы помочь ему в этом.

Но она слишком занята, чтобы увидеться с ним.

Саймон прошелся по залу, оглядел манекены, изучил ассортимент в витринах. Даже согласился поучаствовать в обсуждении коричневых лент.

Торжественно нацелив на них свой монокль, он попытался прийти к выводу, какие из них имеют более выраженный желтоватый оттенок. И тут появилась Глэдис, которая пролетела через весь зал и выскочила на улицу. По пятам за ней следовала Клара. Они не заметили лорда Лисберна, а ему не хотелось привлекать их внимание.

– Позвольте узнать, мисс Нуаро примет меня? – обратился он к девушке, которая предложила договориться о другой встрече.

Мэри Парментер исчезла.

Минут через пятнадцать она вернулась и повела маркиза в кабинет мисс Нуаро.