Читать книгу Список заветных желаний - Лори Спилман - Страница 7

Не помню, как добралась домой. Словно в тумане вспоминаю, как, спотыкаясь на каждой ступеньке, я поднимаюсь по лестнице в наш лофт и валюсь на кровать. Следующие два дня я проспала, а при каждом пробуждении принималась плакать.

К утру пятницы я превышаю лимит сострадания, доступный Эндрю. Он садится на край кровати, ослепительно-красивый в черном костюме и белоснежной хрустящей рубашке, и гладит меня по свалявшимся волосам:

– Надо взять себя в руки, малыш. Я понимаю, тебя придавил груз ответственности и ты пытаешься выйти из игры хотя бы на время. – Я открываю рот, чтобы возразить, но он касается моих губ пальцем. – Уверен, ты прекрасно справишься с новой должностью, но вижу, что ты боишься. Ты же сама понимаешь, солнышко, прогуливать четыре дня подряд – это непозволительная роскошь. Когда ты работала в отделе маркетинга, то могла время от времени пофилонить, но теперь все иначе.

– Никогда я не филонила, как ты изволил выразиться!

Внутри у меня поднимается волна раздражения. Он думает, моя работа в отделе маркетинга была пустяком! Впрочем, какая разница, ведь мне все равно дали пинка под зад.

– Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, – вздыхаю я. – Поверь, я заслужила право спокойно поплакать несколько дней.

– Ты же знаешь, малыш, я всегда на твоей стороне. Просто хочу тебе напомнить: настало время возвращаться в игру.

Я с ожесточением тру ноющие виски:

– Понимаю. Прости. Все эти дни я сама не своя.

Эндрю поднимается, но я вцепляюсь в рукав его пиджака. Настало время сказать ему правду! Мой план открыть все в среду вечером рухнул, потому что мама меня уволила. С тех пор я так и не набралась храбрости рассказать Эндрю, что случилось.

– Прошу тебя, останься со мной дома. Ну пожалуйста. Мы могли бы…

– Извини, детка, не могу. Мои клиенты этого не переживут. – Он осторожно освобождает рукав из моей хватки и приглаживает его. – Постараюсь сегодня прийти домой пораньше.

Скажи ему. Скажи сейчас!

– Подожди!

Эндрю останавливается на полпути к дверям и оглядывается через плечо.

Сердце мое вот-вот выскочит из груди.

– Я должна сказать тебе что-то важное.

Он смотрит на меня с удивлением. Похоже, я поставила его в тупик. Возвращается, снова садится на край кровати и целует меня в макушку, словно я пятилетняя девчонка, которой вздумалось покапризничать.

– Бретт, прекрати дурить! Все, что тебе сейчас нужно, – это вытащить из постели свою восхитительную попку. Компания ждет своего президента.

Он гладит меня по щеке и, прежде чем я успеваю что-то сказать, исчезает за дверью.

Услышав щелчок замка, я зарываюсь лицом в подушку. Черт подери, что делать? Я не стала президентом «Болингер косметик». Я даже не сохранила должность начальника отдела маркетинга. Мой преуспевающий бойфренд всегда придавал значение статусу. Страшно подумать, что он скажет, когда узнает, что отныне мой статус – безработная.

Вскоре после нашего знакомства Эндрю рассказал, что вырос в Даксбери – богатом пригороде Бостона. Меня это ничуть не удивило. У него имелись все признаки преуспевания, которые положено иметь парню из богатой семьи: итальянская обувь, швейцарские часы, немецкая машина. Однако разговоров о своем детстве он явно избегал. У него была старшая сестра. Отец занимался собственным небольшим бизнесом. Вот и все, что мне удалось узнать. Естественно, подобная скрытность возбуждала любопытство.

Как-то раз, после трех месяцев знакомства и двух бутылок вина, Эндрю наконец разоткровенничался. Красный от злости, он признался, что его отец – всего-навсего посредственный столяр-краснодеревщик, так и не сумевший реализовать свои жизненные амбиции. Что до матери, она всю жизнь проработала продавщицей в универмаге «Сейфуэй» в Даксбери.

Эндрю не был отпрыском из состоятельной семьи. Но он из кожи вон лез, чтобы им казаться.

Узнав об этом, я ничуть не была разочарована. Напротив, почувствовала прилив уважения к Эндрю. Уважения и нежности. Богатые родители не устилали его жизненный путь розами. Чтобы добиться успеха, ему пришлось вкалывать, не жалея сил. Я поцеловала его в щеку и сказала, что горжусь им и что теперь, узнав, как много трудностей ему пришлось преодолеть, буду любить его еще сильнее. Но, похоже, мое признание отнюдь не пролило бальзам на его душу, где скромное детство, проведенное в элитном квартале, оставило глубокий шрам. Во взгляде, который он на меня бросил, мелькнуло откровенное презрение. Мой восторг по поводу его трудового происхождения Эндрю счел попросту глупым.

Меня накрывает волна паники.

Бедный маленький мальчик, став взрослым, старательно окружал себя атрибутами успеха, компенсируя таким образом унижение, пережитое в детстве. Любопытно, не являюсь ли я для него одним из подобных атрибутов?

Подъезжая к дому Джея и Шелли, я любуюсь нарядным, как на картинке, Кейп-Кодом. Выложенные кирпичом тротуары обрамляют аккуратно подстриженные кусты, в бетонных кадках красуются растения с оранжевыми и желтыми цветами. В душе моей просыпается зависть, обычно мне несвойственная. Если вспомнить старую пословицу, брату с женой досталось пышное мягкое ложе, а мне – жесткая постель, кишащая клопами.

На заднем дворе, среди зелени, я вижу своего племянника, играющего в мяч. Выхожу из машины и хлопаю дверцей. Малыш поднимает голову:

– Тетя Блет!

Я подбегаю к Тревору, хватаю его в охапку, и мы кружимся чуть ли не до упаду. Впервые за последние дни на моем лице светится улыбка.

– Как этому мальчишке удалось меня развеселить? – спрашиваю я и щекочу его животик.

Тревор хохочет. Во двор выходит Шелли, волосы ее наспех собраны в хвост. На ней подвернутые джинсы, которые, как я подозреваю, раньше принадлежали Джею.

– Привет, сестричка! – говорит она.

Мы с ней были подругами еще до того, как она вышла замуж за Джея. Даже жили в одной комнате в общежитии колледжа. До сих пор, в память о тех временах, иногда называем друг друга сестричками.

– Привет. Ты сегодня не работаешь?

Шелли идет мне навстречу, прямо в домашних шлепанцах:

– Я уволилась.

– Да ты что? – У меня глаза лезут на лоб.

Шелли наклоняется к клумбе и вырывает какой-то сорняк:

– Мы с Джеем решили, так будет лучше для детей. Теперь, когда мы получили наследство, можно обойтись и без моего заработка.

Тревор, соскучившись, начинает извиваться у меня на руках, и я опускаю его на землю.

– Но ты же любишь свою работу! Если вы с Джеем считаете, что детям нужно уделять больше внимания, почему увольняться должна ты, а не он?

Шелли пожимает плечами, глядя на одуванчик в своей руке:

– Но я же мать. Мы оба думаем, что так будет лучше.

– И ты бросила работу. Вот так, сразу.

– Ну да. К счастью, выяснилось, что женщина, которая меня замещала, пока я рожала Эмму, сейчас не работает. – Шелли обрывает с одуванчика сухие лепестки и бросает на землю. – Она очень обрадовалась, узнав, что может занять мое место. Вчера прошла собеседование, а сегодня приступила к работе. Мне даже не пришлось ничего ей объяснять. Видишь, как все здорово сложилось.

Голос ее звучит не слишком убедительно. Догадываюсь: на самом деле все далеко не так безоблачно, как Шелли хочет показать. Моя невестка работала специалистом по нарушениям речи в реабилитационном отделении больницы Святого Фрэнсиса. Помогала взрослым людям, перенесшим черепно-мозговую травму или инсульт, заново научиться не только говорить, но и думать, рассуждать, общаться. Это не просто работа, это призвание, говорила с гордостью Шелли.

– Прости, но мне трудно представить тебя в роли мамаши, безвылазно сидящей дома, – говорю я.

– По-моему, это самая замечательная роль на свете! Почти все мои соседки не работают и занимаются своими детьми. Каждое утро они собираются в парке, устраивают детские праздники, ходят в клуб йоги, где мамы занимаются вместе с малышами. Ты не представляешь себе, скольких радостей были лишены мои дети только потому, что я работала. – Шелли находит взглядом Тревора, который носится по лужайке кругами, раскинув руки. Похоже, он изображает самолет. – Может, став безработным логопедом, я наконец научу собственного ребенка выговаривать все буквы, – смеется Шелли.

Я смотрю на нее без улыбки, всем своим видом показывая, что не разделяю ее оптимизма.

– Представляешь, он до сих пор не может толком сказать, как его зовут, и… – Шелли осекается и смотрит на часы. – Слушай, а сама-то ты почему не на работе?

– Кэтрин меня уволила.

– Вот это номер! Пойду вызову няню.

К счастью для нас, Меган Уитерби, гипотенуза нашего дружеского треугольника, хотя и называет себя риелтором, считает свою работу чем-то вроде приятного хобби и отнюдь не стремится продать как можно больше домов. К счастью для Меган, она практически помолвлена с защитником футбольной команды «Чикаго беарз» Джимми Нортрапом, а он считает комиссионные агента презренной ерундой. Так что, стоило нам с Шелли позвонить ей по дороге в кафе «Буржуазная свинья», она примчалась туда даже раньше нас, словно предчувствовала, что в моей жизни разразился кризис.

«Буржуазную свинью», расположенную в Линкольн-парке, мы удостоили звания нашего любимого безалкогольного кафе. Местечко очень уютное и стильное, повсюду книжные полки, антикварные статуэтки и старинные ковры. И, что особенно ценно, там всегда полно народу и достаточно шумно от постоянной болтовни посетителей. Можно разговаривать, не опасаясь, что тебя услышат посторонние. День стоит теплый, и мы решаем устроиться на улице, тем более что Меган уже сидит там за металлическим столиком. На ней черные легинсы и джемпер с глубоким вырезом, обтягивающий соблазнительные выпуклости, которые, по утверждению Меган, являются ее собственными, «без всяких ухищрений», сиськами. На веках – темно-серые тени, делающие ее прозрачные голубые глаза неестественно огромными, на ресницах – не меньше трех слоев туши. Белокурые волосы, схваченные серебристой заколкой, и нежно-розовые румяна на щеках придают ее облику легкий привкус невинности. В общем, Меган одновременно похожа на девушку по вызову и на юную студентку – сочетание, которое разит многих мужчин наповал.

Меган, не отрываясь, смотрит на экран своего айпада. Нас она даже не замечает. Я хватаю Шелли за рукав:

– Не мешай ей. Ты же видишь, она работает.

Шелли качает головой:

– Обман зрения. – Она подходит ближе и тычет пальцем в экран. – Что и требовалось доказать. PerezHilton.com.

– А-а, привет! – Меган убирает свои солнцезащитные очки со стула, не дав Шелли их раздавить. – Послушайте, ну и дела творятся!

Мы устраиваемся за столиком, заказываем латте и маффины. Меган выкладывает все новости о последнем скандале между Анджелиной и Брэдом и об офигительной вечеринке в честь дня рождения Сури, а потом переключается на Джимми.

– Представляете, он водил меня в «Красный омар». Серьезно! Я вырядилась в утягивающее платье от «Эрве Леже», едва прикрывающее задницу, а он потащил меня в этот чертов «Красный омар»!

Полагаю, каждой женщине неплохо иметь возмутительно самоуверенную подругу, которая одновременно подавляет и заряжает энергией. Подругу, которая сыплет грубыми шутками, заставляя вас хохотать до истерики и при этом испуганно озираться по сторонам, проверяя, не услышал ли это кто-нибудь. Меган именно такая подруга.

Мы с Мег познакомились два года назад благодаря младшей сестре Шелли, Патти. Патти и Меган жили в одной комнате в Далласе и готовились стать стюардессами в «Американ эрлайнс». Но на последней неделе обучения выяснилось, что Меган не в состоянии достать сумку с багажной полки над сиденьем. У нее оказались слишком короткие руки для этого дела! По сей день Меган скорбит по поводу этого дефекта, который в обычной жизни практически незаметен. Убитая горем, она перебралась в Чикаго, занялась торговлей недвижимостью и во время первой же сделки познакомилась с Джимми.

– Спору нет, пирожные в «Красном омаре» классные, но все остальное – полный отстой!

Шелли наконец решает пресечь словоизлияния Меган:

– Мег, я говорила тебе, у Бретт проблемы. Ей нужна наша помощь.

Меган выключает айпад и складывает на столе руки:

– Я вся внимание. Что случилось, киса?

Когда она не слишком поглощена собой, Меган прекрасно умеет слушать. И, судя по ее демонстративно сложенным рукам и устремленному на меня взгляду, она предоставляет мне слово. Пользуясь возможностью, я выкладываю все о мамином замысле полностью разрушить мою жизнь.

– Такие вот дела. Ни денег, ни работы. Только список кретинских целей, которые я должна достичь за ближайший год.

– Да, детка, ты в полном дерьме! – сочувственно тянет Меган. – Послать бы этого адвоката к чертям собачьим. – Она вырывает список из моих рук. – Родить ребенка. Завести собаку. Завести лошадь. – Меган поднимает солнцезащитные очки на лоб и буравит меня взглядом. – О чем только думала твоя мать? Ты что, должна затащить в койку первого встречного и зачать от него?

Я невольно улыбаюсь. Меган, конечно, жуткая эгоистка, но иногда нужно, чтобы тебя кто-нибудь рассмешил. В такие минуты я не променяю ее на десяток матерей Терез.

– Ну зачем ей первый встречный, когда у нее есть Эндрю, – изрекает Шелли и высыпает себе в кофе еще пакетик сахара. – Кстати, что он об этом думает? Готов к переменам? Согласен сделать тебе ребенка?

– Согласен купить тебе лошадь? – вставляет Меган и оглушительно хохочет.

– Согласен, – бурчу я и разглядываю ложку, словно там обнаружилось нечто интересное. – Уверена, он не будет возражать.

В глазах Меган пляшут шаловливые огоньки.

– Слушай, а как вы устроите лошадь в центре Чикаго? В вашем доме разрешают держать животных?

– Рада, что тебе так весело, Мэг, – с укором говорю я и потираю виски. – А мне, к сожалению, не до веселья. Я даже начинаю думать, что у мамы перед смертью помутился рассудок. В четырнадцать лет все подростки мечтают иметь лошадь и собаку. Все девчонки, за редким исключением, мечтают стать училками в школе. И уж конечно, все хотят нарожать детей и жить в большом красивом доме.

Шелли поднимает указательный палец:

– Дай-ка мне еще раз взглянуть на этот список.

Я передаю ей измятый литок, она читает и бормочет себе под нос:

– Сохранить дружбу с Кэрри Ньюсом, влюбиться, поддерживать хорошие отношения с папой. – Шелли поднимает голову. – Некоторые пункты – совсем пустяк.

– Ошибаешься, – прищуриваюсь я. – К твоему сведению, Шелли, мой отец давно умер.

– Значит, твоя мама хотела, чтобы ты вспоминала о нем с любовью, без обиды и упрека. Сходи на его могилу, посади цветочки и все такое. А насчет семнадцатого пункта вообще можно не париться. Ты ведь влюблена в Эндрю, верно?

Я киваю, ощущая в сердце странный холодок. Не помню, когда мы с Эндрю в последний раз говорили друг другу: «Я люблю тебя». Впрочем, это вполне естественно. Редко кто рассыпается в любовных признаниях после четырех лет, проведенных вместе.

– Тогда иди к этому мистеру Мидару и сообщи, что один пункт уже выполнен. Вечером найди ту Кэрри Ньюсом в «Фейсбуке» и напиши ей пару строк. Школьные друзья снова вместе! Бинго! Еще одно очко.

У меня перехватывает дыхание. С того дня, как обиженная Кэрри убежала из моего дома, прошло почти девятнадцать лет. С тех пор мы ни разу не общались.

– А как насчет пункта двенадцать – «Помогать бедным»? По-моему, он самый легкий. Пожертвую что-нибудь в ЮНИСЕФ, и дело с концом, – заявляю я и смотрю на подруг в поисках поддержки.

– Отлично! – восклицает Меган. – Ты закончишь быстрее, чем прыщавый первокурсник.

– Но этот дурацкий ребенок, – вздыхаю я, почесывая переносицу. – И какого дьявола я буду делать на сцене, да еще на огромной? Помните пункт восемнадцать? Да и становиться учительницей у меня нет ни малейшего желания. Не хочу отдавать себя на растерзание ораве неуправляемых подростков.

Меган тянет себя за запястье. Глупейшая привычка, с помощью которой она надеется удлинить руки.

– Не вижу никакой проблемы. Устройся в школу на время, самое большое на пару недель. Помучаешься немного – и до свидания! Еще одна победа!

Я погружаюсь в раздумья:

– На пару недель, говоришь? Что ж, в мамином письме не говорится, что я должна работать постоянно. – Губы мои расползаются в неуверенной улыбке. – Молодцы, девчонки. В понедельник угощу вас мартини. К тому времени я должна получить от мистера Мидара конверт, а то и два.