Читать книгу Поцелуй меня первым - Лотти Могач - Страница 5

Две новости за сегодняшний день: Тессу опознали вполне вменяемые парень и девушка, а еще мне удалось зайти в интернет.

Утро выдалось неплохим. Чтобы избежать пробуждения в липкой духоте, как вчера, я не стала застегивать палатку на ночь и улеглась головой к выходу, предварительно повесив на шею маску для сна. С наступлением утра я выползла из палатки, оттащила матрац в тень соседнего дерева и сразу же натянула маску на глаза. Все это я проделала в полусне, так что к двум часам дня выспалась и чувствовала себя посвежевшей.

Я съела на завтрак три печенья, наскоро вытерлась влажными салфетками и отправилась продолжать опрос. Недалеко от центральной поляны двое новоприбывших ставили палатку. Я не сразу разобралась, кто из них парень, а кто – женщина: у обоих длинные прямые волосы, оба тощие, вдобавок девушка плоскогрудая, как доска. В мочки ушей парня вставлены большие втулки черного цвета размером с монету в один евро.

На вопрос, приходилось ли им отдыхать здесь прошлым летом, они ответили утвердительно. Тогда я показала им фотографию Тессы. Они перебросились парой фраз на своем языке, и мужчина сказал, что помнит англичанку, похожую на ту, которая на фотографии. Она приехала одна, но волосы у нее были длиннее, и звали ее не Тесса. В этом они не сомневались, хотя имени вспомнить не смогли, только то, что оно было длиннее и начиналось на «с».

Разумеется, Тесса могла назваться чужим именем. Меня интересовало, как она была одета или о чем говорила, но мои собеседники не могли вспомнить, хотя обещали подумать. Не буду радоваться заранее. Нужно больше сведений.

Я вернулась на свой матрац в тени и только задремала, как вдруг меня потянули за руку.

– Энни тебя с нами зовет, – сказал Мило.

Задняя дверь фургона была закрыта. Энни, сидя за рулем, объяснила, что ей нужно в банк, и пригласила меня съездить с ней в город и купить еды.

– Нельзя же питаться одними печеньями, – упрекнула она.

– А интернет-кафе там есть?

– Наверняка. Это ведь не глухая деревня, а приморский город, перевалочный пункт для туристов.

Я уселась впереди, вместе с Мило; малыш лежал на заднем сиденье. Мне уже доводилось ездить в автофургоне, когда перевозили мамину мебель на склад, но фургон Энни был совсем другим: очень старая модель. Отсутствие пластиковых деталей и вставок на приборной доске придавало автомобилю какой-то незавершенный вид. Чего-то недоставало и колесам: я чувствовала каждый камешек на дороге. Внутри было невообразимо душно и пахло то ли пластмассой, то ли молоком, то ли старыми носками. Везде – не только в кузове, где они жили, но и впереди – что-то валялось, на полу толстым слоем лежали книги и CD-диски, боковые окна наполовину заклеены яркими наклейками. С переднего зеркала свисала непонятная пушистая штука на веревочке; Мило, заметив, как пристально я изучаю ее, поторопился объяснить, что это – лапка его кролика.

– Он умер своей смертью, – пояснила Энни и с натугой крутанула руль. Машина глухо и озабоченно закряхтела, очень похоже на мамино покашливание по утрам, но не остановилась, и мы поехали дальше.

Мы выехали на узкую каменистую дорогу, ведущую под гору.

– Так что там за история с пропавшей подругой? – спросила Энни.

Несмотря на то, что я все ей рассказала еще в день приезда, я начала по новой.

– Да, я помню, что ты ее ищешь. Но почему? – перебила она и посмотрела на меня с лукавой полуулыбкой. – Ты влюблена в нее? Между прочим, не вижу в этом ничего дурного.

Я не удостоила ее ответом и продолжала молча смотреть в окно. Это сработало, и Энни стала рассказывать о себе. Не то чтобы я интересовалась подробностями ее жизни, но от меня не требовалось отвечать, и я немного расслабилась: голос Энни и пейзажи, проплывающие за окном, действовали успокаивающе.

Ее американский акцент напоминал мне об Адриане, и, прикрыв глаза, я вспоминала его подкасты, хотя то, о чем щебетала Энни, не шло ни в какое сравнение с его лекциями. Энни рассказывала о своей жизни в Коннектикуте, где у нее небольшой бизнес по производству деревянной мебели ручной работы, а живет она в съемном доме вместе с другой матерью-одиночкой. Упомянула Энни и об отце Мило: она дала ему «отставку», когда мальчику было два года, но позволяет время от времени видеться с сыном.

– Спорим, ты сейчас думаешь, от кого младшенький? – сказала Энни, кивнув головой в сторону младенца на заднем сиденье, хотя мне было все равно. Ей хотелось второго ребенка, продолжала она, но не возникало желания надолго связываться с мужчинами, так что она «в нужное время переспала» с незнакомцем. Потом она призналась, что беспокоится о том, как скажется на детях отсутствие фигуры отца.

– По-моему, отец совершенно необязателен.

– Правда?

Я объяснила, что никогда не видела своего отца, который исчез, когда мама была беременна, и мне это нисколько не навредило.

– А твоя мама не переживала, что у нее никого нет? – хмыкнула Энни.

– Нисколечко. Нам и вдвоем было хорошо. Она всегда повторяла, что, пока я рядом, ей никто не нужен.

Энни стала спрашивать про отца, и я рассказала, что знала сама: продавал машины в Ирландии, мечтал о беговой лошади. Еще у него были изящные кисти рук, как у меня.

Я заметила, как изменился пейзаж за окном. Оставив холмы позади, мы выехали на равнину, деревья уступили место длинным невысоким сооружениям из грязно-белого пластика, переходящим одно в другое, как будто образуя единую нескончаемую конструкцию. Я спросила у Энни, что это. Оказалось, теплицы, где выращивают зелень на продажу.

– Вот откуда берутся помидоры для твоего салата, – сказала она.

Я могла бы ответить, что не ем помидоры, но промолчала.

Мило захотел в туалет, и Энни остановилась у обочины. Я всмотрелась в теплицы. Сквозь непрозрачный пластик виднелись тени, а там, где обшивка разошлась, можно было заглянуть внутрь. В бесконечном зеленом море листвы черные мужские фигуры склонились над растениями. Внутри наверняка стояла невыносимая духота. Больше всего меня поразила тишина. Там, где работают руками, всегда шумно, а тут не слышно ни музыки, ни перекликающихся голосов, только журчание разбрызгивателей. В дороге Энни жаловалась, что кругом засуха, речка возле коммуны почти пересохла, а тут, в теплицах, расходуют массу воды. Странно, если не сказать больше – безнравственно.

Когда мы двинулись дальше, я узнала от Энни, что в теплицах работают в основном нелегальные африканские иммигранты. Прибрежная зона этой части страны совсем рядом с африканским побережьем, и иммигранты тайно пересекают пролив на лодках в поисках лучшей жизни в Европе. Некоторые пробираются дальше на континент, но у большинства нет никаких документов, и они остаются здесь, работают в теплицах.

Через час пятнадцать минут мы въехали на улицы Мотриля. Энни криво припарковала фургон, и мы договорились встретиться через час. Она с детьми отправилась в банк, а я пошла к центру города. Было непривычно тихо и безлюдно, по обеим сторонам пыльной дороги тянулись низенькие строения. Я увидела указатель с изображением волны и пошла в направлении пляжа. По мере приближения к морю здания почему-то становились выше, загораживая собой вид, как рослые люди впереди толпы.

Внезапно я очутилась на оживленной улице, где гуляли толпы отдыхающих, радикально непохожих на обитателей коммуны. Кто-то еще не успел загореть, у других была красная, обожженная кожа, третьи явно перестарались с загаром, но все носили нормальную одежду – майки и шорты. За столиками посреди улицы посетители кафе распивали пиво, хотя было только половина пятого. Из открытых дверей магазинов неслась танцевальная музыка, внутри предлагали дешевые пляжные принадлежности, хотя в одной лавке почему-то торговали тостерами и микроволновками. Все вывески и ресторанные объявления были на английском, у входа в кафе и магазины продавали английские газеты.

Все это было приятно, хотя, возможно, я просто обрадовалась, что на время уехала из коммуны. С моря дул свежий ветер, пахло чипсами и кремом для загара, вокруг ходили нормальные улыбчивые и умиротворенные люди, вроде покупателей в «Теско экстра».

Я побродила еще немного, нашла интернет-кафе и, заплатив два евро, села за компьютер. Рядом огромных размеров женщина с одышкой просматривала газонокосилки на аукционе Ebay. Сначала я зашла на «Фейсбук», по привычке залогинившись как Тесса, но, разумеется, ничего не вышло: к тому времени ее учетная запись давно была заблокирована. Тогда я попыталась зайти на свою страницу, но не смогла вспомнить пароль, то и дело сбиваясь на пароль Тессы. Правильный пароль я вспомнила только с третьей попытки: «inspectormorse», один из любимых маминых сериалов.

Череда чужих статусов на главной странице выглядела полной бессмыслицей. С таким же успехом я могла читать текст на китайском. Незнакомыми казались даже фотографии и имена моих «друзей»; впрочем, когда мы виделись в школе, я толком не знала, что это за люди, теперь же они стали совершенно чужими. Тэш, Эмма, Карен – случайные имена случайно взятых недалеких девчонок, которые комментируют то, публикуют это, делятся какими-то ссылками, сопровождая их неуместными выражениями восторга.

Я завершила сессию и проверила почту. Четырнадцать новых писем, почти все – спам. И одно – от Джонти: он писал, что все в порядке, и спрашивал, как я тут, в Испании.

Джонти – это мой квартирант. О нем я расскажу чуть позже.

Потом я сидела, уставившись на панель инструментов. Целыми днями я представляла себе момент, когда наконец-то зайду в интернет, а теперь не знала, чем себя занять. Все привычные двери были закрыты. Зайти на «Красную таблетку» я не могла, поскольку сайт заблокировали. Вряд ли получилось бы поиграть в World of Warcraft: даже если я и вспомню логин и пароль после вынужденного перерыва, до встречи с Энни оставалось сорок восемь минут – не хватит и на то, чтобы выбрать экипировку для персонажа. Я воображала, будто он надуется и гневно отвернется от меня, уязвленный длительным отсутствием внимания, отказываясь надевать кольчугу или нарочно уронит меч.

Завершив рабочую сессию, я покинула интернет-кафе, хотя оставалось еще 17 минут, и зашла в соседний минимаркет. Внутри было так холодно, что кожа на руках покрылась пупырышками. Магазин немного напоминал сеть магазинов «Лондис», разве что тут бутылки с алкоголем занимали чуть ли не половину всех полок. Я забеспокоилась, что не смогу прочесть этикетки на испанском или не найду привычных продуктов, но почти весь ассортимент товаров оказался привозным и был мне хорошо знаком. Среди английских продуктов я нашла томатный кетчуп «Хайнц» и чипсы «Уокерз». Я купила три большие пачки чипсов и две упаковки овсяного печенья.

До встречи у фургона оставалось еще почти полчаса, и неожиданно для самой себя я решила зайти в кафе, привлеченная большими яркими фотографиями красиво оформленной еды. Официантка говорила по-английски. За соседним столиком сидела пожилая пара: мужчина в кресле-каталке и женщина примерно того же возраста, которая кормила спутника бутербродом с колбасой. Я задумалась. Мы с мамой тоже могли бы уехать в отпуск. В последние годы ее жизни мы не раз обсуждали возможность такого путешествия, но решили остаться дома: слишком много возни с коляской и прочим оборудованием. Теперь, глядя на пару за соседним столиком, я сообразила, что это было бы не так уж и сложно. В Испанию или другую жаркую страну мы бы не поехали: из-за болезни мама плохо переносила жару, а вот в Корнуолл – возможно. Маме всегда хотелось побывать в корнуоллских деревушках, где снимали один из ее любимых сериалов.

В шесть вечера мы отправились назад в общину. На импровизированной автостоянке припарковали незнакомый фургон. Из него звучала музыка. Новенькие. Я выбралась из машины и направилась к ним. Дверь была открыта, внутри на диванчике лениво развалились несколько парней, широко расставив загорелые волосатые ноги. Кажется, итальянцы, подумала я. У них был такой же «первобытно-общинный» вид, что и у остальных обитателей коммуны: неопрятные волосы, ожерелья и цепочки на голой груди, – но еще не такой замшелый, как у тех, кто долго здесь живет. Я рассказала новичкам о своих поисках и протянула фотографию Тессы. Они подсели ближе друг к другу, чтобы получше рассмотреть фото, и кто-то из них воскликнул: «Эй, Луиджи, ты ее помнишь?», и вроде как в шутку ткнул локтем в бок сидевшего рядом приятеля. Все рассмеялись, и кто-то заговорил по-итальянски, сопровождая речь неприличным, как мне показалось, жестом. Пришлось довольно настойчиво задать еще несколько вопросов, пока не выяснилось, что они просто шутили.

Я заметила, что они пьют вино, и, уходя, сообщила, что употребление алкоголя на территории коммуны запрещено.

Остаток вечера я провела под своим деревом, поужинала, отерла лицо и руки влажными салфетками. Сейчас 21:46, я уже в палатке. Снаружи перестали барабанить, слышно только жужжание насекомых.

* * *

Теперь о Тессе. Вскоре я поняла, что придется взять ситуацию в свои руки, иначе это может продолжаться бесконечно. За несколько дней Тесса переслала бессмысленный набор писем, фотографий, записей из блогов, не предоставив никакой вводной информации или контекста. Так спешно собираются на каникулы, наобум выхватывая первые попавшиеся вещи из шкафа и швыряя их в чемодан. Никакой продуманной системы.