Читать книгу Симбиоз - Лучезар Ратибора - Страница 2

Сергей сидел в рубке и пялился в широкое стекло, за которым вместо привычного чёрного космоса и сияния звёзд было лишь фиолетовое мерцание. Фиолетовый цвет медленно изменял тональность от тёмного до светлого и обратно. И если взглянуть наружу через боковые иллюминаторы – там мы тоже увидим ту же картину, повсюду мерцающий фиолетовый. Сергей сидел в кресле, потому что пристегнулся. Только так он мог сидеть в условиях царящей в рубке невесомости. Он смотрел и смотрел вперёд, почти без мыслей. Фиолетовое сияние его отчасти завораживало, как при просмотре видео переходящих из одного в другой фракталов Мандельброта, отчасти раздражало. Потому что он бы предпочёл наблюдать холодный синий блеск звёзд, к которым они мчались на огромной скорости. Но в своём предпочтении капитан был бессилен: в ускоренном временном потоке всегда было только фиолетовое ничто, в котором даже не чувствовалось движения, словно они летели в никуда, или в никогда.

Их корабль «Кентавр» двигался к Альфе Центавра, а точнее к одной из планет, предположительно подходящей для человеческой жизни, под названием Эльпида. Строители космического шаттла недолго думали с его названием. Раз летит в созведие Центавра, а иначе – Кентавра, то и называться ему соответственно.

Сергей не строил корабль лично, он всё-таки не инженер. Но как утверждённый капитан принимал активное участие в планировке космического челнока. Челноком его называли по привычке, потому как по форме он отдалённо напоминал старый шаттл или ракетоплан "Буран". Только вот размером он был почти в два раза больше. Ведь новый корабль рассчитан на длительный полёт (больше года) с возможностью неоднократного взлёта и посадки.

К своим тридцати трём годам Сергей успел послужить лётчиком-испытателем в воздушном пространстве, перевестись в космические войска, стать космонавтом и уже немало избороздить нашу Солнечную систему. Он участвовал почти во всех экспедициях к ближайшим планетам. Так что опыт его и авторитет были велики. Поэтому никто из коллег, да и из круга интересующихся освоением космоса, не удивился, что из огромного числа желающих отправиться к Альфе Центавра Сергей был избран капитаном предстоящей экспедиции. Давя всем своим авторитетом, красноречием и даром убеждения, Сергей всё-таки добился исполнения своей маленькой прихоти на челноке: поставить искусственную гравитацию в крохотном космическом туалете. Включаешь гравитацию, делаешь большие дела, выключаешь. В профессии космонавта достаточно минусов и рисков, но вот срать в пылесос в невесомости – это больше всего раздражало капитана. С трудом инженеры уступили давлению Сергея и его начальства, у которых тот был на хорошем счету. Хоть и ворчали строители долго, что такой туалет – нерентабельно, дорого и вообще прихоть. Последним самым весомым аргументом был очевидный факт, что экспедиция могла и не вернуться. Риск огромен. Это первая отправка людей к соседней звезде, это первое в истории человечества столь длительное космическое путешествие. Ради этого инвесторы, то есть космические агентства, пошли навстречу прихоти капитана и внесли изменения в изначальную конструкцию космического челнока.

Сергей сидел пристёгнутым и почти не дышал, зависнув в фиолетовом мареве. Потому и не услышал, как в рубку вплыла Евгения, чьей вотчиной на корабле была флора. Евгения была специалистом по биологии и ботанике, здесь она выращивала и следила за хлореллой в отдельном отсеке. Хлорелла давала кислород и увлажняла воздух, из которого в процессе рециркуляции добывалась вода, а из воды снова добывался электролизом кислород. В общем, всё это известные тонкости жизни астронавта в условиях ограниченного во всех смыслах бытия в космосе. Вода – очень ценный ресурс, поэтому рециркуляция касалась мочи и сточной воды в том числе. Сергей не стеснялся, поэтому всю воду на корабле называл ссаной. Он даже признавался, что прямо чувствует происхождение этой воды. Хотя, с точки зрения химии, после долгой тщательной очистки он таки потреблял чистую Н₂О о с примесью электролитов.

Справедливости ради надо отметить, что не вся вода была ссаная. Расчётное количество потребляемой космонавтом воды в сутки составляет семнадцать литров. Из которых два литра – полученные в результате очистки. Так что Сергей пил частично ссаную воду, разбавленную чистой водой, запасы которой были взяты на борт с расчётом на трёх бодрствующих членов экипажа. Потому как остальные шесть человек в это время находятся в криокапсулах в анабиозе и пищевые ресурсы не потребляют. Запаса воды на корабле хватит только на полёт в один конец. На Эльпиде планировалось пополнить отсеки свежей водой.

– Привет! Капитан заснул? – Женя коснулась Сергея и зависла над креслом сверху-сзади.

Сергей встрепенулся и развернул пилотное кресло от обзорного купола, чтобы оказаться лицом к Евгении.

– Привет, Женя. Нет, не заснул, просто потерялся где-то глубоко в этом потоке.

– Да, у меня тоже такое бывает, если начинаю вглядываться пристально. Поэтому не смотрю.

Сергей смотрел на Евгению и внутренне любовался ею: высокая блондинка, выше него на целых семь сантиметров, карие глаза с вечно заинтересованным взглядом, чувственные пухлые губы… При этом Женя успела защитить кандидатскую по выведению водорослей с бактериями-симбионтами в их неразрывном составе и метаболизме. Ценность этих новых водорослей в повышенном продуцировании кислорода, что очень актуально для космических путешествий. Так что штатный биолог экипажа занималась в отсеке гидропоники своим детищем. Сергей не помнил, нравился ли ему такой типаж раньше – высокие крупные кареглазые блондинки – или нет. Сейчас он испытывал явное влечение к Евгении, которое пока сдерживал и не проявлял, разве что иногда его мог выдавать взгляд. Хотя эту тягу капитан тут же объяснял не типажностью девушки, а очевидным отсутствием рядом других представительниц женского пола. Сейчас бодрствовали он, Женя и физик-техник из Азиатского Анклава Фанг. Сиена, лингвист из Австралии, и Паола, врач из Южноамериканской конфедерации, почивали в анабиозе. Если прислушаться, можно было услышать пыхтение Фанга в гравитационной комнате – тренируется. Каждый бодрствующий член экипажа должен был проводить тренировку от тридцати минут до часа ежедневно со своим весом или, как дополнение, использовать маленькие гантели по четыре килограмма. Было даже утверждено расписание.

– Капитан, ты проводишь много времени в рубке в невесомости, хотя бо́льшую часть должен находиться в гравитационной комнате.

– Ха, кто бы говорил! Саму Женю из водорослевых джунглей иногда не дозовешься.

– Да, ты прав, нам надо чаще и дольше испытывать на себе силу тяжести. Это вопрос здоровья. Одних часовых тренировок недостаточно.

– Не забывай, мы ещё и спим там. Весь сон проходит в гравитации, – возразил Сергей.

– Точно. Но всё равно… – не желала сдаваться в споре Женя.

– Ладно, убедила, сейчас Фанг закончит тренировку и отправится в душ. А я сяду почитать в комнате. И жду тебя. Не потеряйся в своих водорослях!

– Не потеряюсь, – ответила Евгения и наградила Сергея своей волшебной улыбкой, от которой у того все мужское естество внутри всколыхнулось.

Сергей изменил голос и процедил хриплым басом:

– Джонни! Тебе никто не говорил, что ты самый красивый ковбой к югу от Миссисипи?

– Может быть, все-таки "каугёрл"? И почему Джонни?! Меня зовут Женя, капитан!

Джонни изобразила напускное негодование на кличку.

– Не злись. Так уж повелось, что к человеку с именем Женя прилипает также имя Джонни или Жека. Независимо от пола.

– Это где так?

– В моём детстве, в военном городке, где я вырос.

– Фи, – фыркнула Женя, – это только у вас. У меня в детстве ничего подобного не было. И что это за ковбой?

– Знаешь, в старые времена были такие люди на Диком Западе, на североамериканском континенте, который уже почти полностью затонул. Это были пастухи, чей образ сильно исказили и романтизировали в кинематографе…

– Я знаю, кто такие ковбои, я изучала историю, – прервала Сергея биолог. – Имею в виду, почему я вдруг вызвала у тебя ассоциацию с пастухом Дикого Запада?

Сергей рассмеялся и медленно поднял руки в примиряющем жесте. Быстро поднимать руки в невесомости он отучился в первый же свой полёт, когда случайно заехал себе по носу, что аж искры из глаз посыпались.

– Когда я был маленький, лет пять или шесть мне было, я часто гостил у прадедушки на даче. Он уже тогда был старый и дремучий. Думаю, ему перевалило за девяносто. Но взгляд и ум его оставались на удивление ясными. Он часто сажал меня на старый протертый кожаный диван рядом с собой, и мы вместе смотрели старые вестерны – был такой жанр фильмов про освоение Дикого Запада. Помню, диван был такой старый, что скрипел, даже если двинешься на миллиметр, но всё равно прочный, уже давно таких не делают. Я даже прыгал на нём, и он не сломался. Пока смотрели фильмы, деда Пётр – так я его называл – медленно цедил бурбон, держа стакан в своих узловатых, навсегда пропавших никотином пальцах и комментировал особо яркие или непонятные мне моменты происходящего на экране. Мы пересмотрели много фильмов с Джоном Уэйном, а "Рио Браво" и "Эльдорадо" – вообще по несколько раз. Поэтому ковбой у меня с тех пор чётко ассоциируется с именем Джонни.

– Понятно, – задумчиво произнесла Женя. – Значит, ты силён в истории затонувшего континента.

– Не совсем. Яркая эпоха ковбоев занимала относительно небольшой период в истории США. Да и изучал я её по фильмам, а там зачастую много чего перевирали.

– Тебе повезло, ты застал живым даже прадедушку. Я вот даже дедушку, маминого отца плохо помню: он умер, когда я была совсем маленькой. А папиного отца я не видела, как и сам папа.

– Даа, – ностальгически протянул Сергей. – Деда Пётр знал толк в вестернах, а ещё в бурбоне. И курил он только трубку, которую сам набивал. Для него это было сродни ритуалу. Сигареты и даже сигары он не признавал, а уж от различных электронных вариаций курения вообще плевался. Сравнивал это с резиновой бабой и безалкогольным пивом. Только трубка, которая была, наверное, ровесницей самого прадедушки.

Вообще, касаемо тебя я слегка преуменьшил твою привлекательность. Исправляюсь: ни капли не лукавя, могу заявить со всей ответственностью, что Джонни – самая красивая каугёрл не только к югу от Миссисипи, но и на ближайшие сотни парсеков во все стороны и направления!

Женя улыбнулась. Было видно, что ей всё-таки приятны слова капитана.

– Скажешь тоже. У нас вообще-то есть ещё Паола и Сиена, если ты не забыл.

– Ага, помню. Спят в позе и состоянии трупа, – засмеялся в голос Сергей. – А ты такая живая и тёплая.

– Ха-ха! Сергей, нам тоже скоро ложиться в морозильник.

– Ничего, ляжем и переживём. Субъективно время в анабиозе пролетает очень быстро. Только закрыл глаза – уже пора вставать.

Биолог испытывала состояние криосна только во время подготовки к полёту, чтобы привыкнуть к этому состоянию, чтобы отследить степень переносимости и возможное наличие индивидуальных побочных эффектов. Сергей же в своих полётах по Солнечной системе погружался в сон гораздо чаще.

Евгения смотрела на капитана, на его серые глаза, яркие, живые и открытые в настоящий момент, они лучились, по ним можно было читать настроение Сергея. Но его глаза часто жили собственной жизнью с собственным настроением: иногда они были холодные и непроницаемые, не выдающие ни одной мысли и эмоции, хотя сам Сергей при этом внешне мог вполне искренне радоваться и смеяться.

Девушка смотрела на капитана и пыталась понять, насколько он ей нравится. Она была уверена, что он ей нравится, но ещё не решила, насколько именно. Особенно это осложнялось недавним негативным опытом, когда незадолго до этого полёта её молодой человек Витя, козёл и лентяй, испарился. Женя бы не удивилась, если бы причиной поспешного побега ухажера оказалась витина уверенность, что Женя больше не вернётся. Витя был помладше её, двадцати трёх лет от роду, а ей двадцать семь. И психическая незрелая инфантильность сквозила у Вити из всех щелей. Женя даже раздумывала, не слишком ли рано в восемнадцать лет людей начинают считать взрослыми и совершеннолетними.

А Сергей постарше, обладатель мужественного подбородка, с суровым, когда нужно взглядом, ответственный, капитан космического челнока, побывавший почти во всех экспедициях по Солнечной системе. Слегка искривленный нос – последствия занятий боксом в молодости – не портили внешность Сергея, а наоборот, прибавляли брутальности. Да, он пониже ростом, но с этим от природы высокая Евгения смирилась уже давно: все ухажеры были ниже неё ростом. Кроме одного. Но с ним, слава небесам, она пробыла недолго. Потому что его интересы не поднимались выше "дешевле купить и дороже продать". Разговаривать там совсем было не о чем, открытия молекулярной биологии или трасплантологии не обсудишь.

Так что Сергей казался Жене вполне себе приличной предположительной партией. Но торопиться она не будет, подождёт его действий, подождёт своего внутреннего созревания. Проводящей много времени на работе в лабораториях биологу хотелось в отношениях искренности, настоящести, равноценности. А этого ей так не хватало. Всегда в отношениях с ней партнёры искали свою корыстную выгоду: кому-то нужна была её красота, кому-то её связи, кому-то даже деньги и статус, как этому молодому козлу Вите. Поэтому торопиться однозначно она не будет. Нет, она не ушла в отрицание отношений, обжегшись. Но хотела увидеть и почувствовать эту настоящесть. Это не пламенная страстная влюблённость, которая эфемерна, безусловно вкусна и ненадежна, но которую многие ищут. Искренность, надежность и уверенность в партнере, доверие ему – на это нужно время, нужны усилия по выращиванию и пестованию подобного в отношениях.

– Ладно, Сергей, всё с тобой понятно, любитель вестернов. Я поплыла в отсек гидропоники.

– Давай, через десять минут Фанг закончит тренировку, и я жду тебя в гравитационной комнате.

Женя медленно плыла спиной вперёд, подняв большие пальцы двух рук.