Читать книгу Герои Малахова кургана - Луи Буссенар - Страница 7

Битва продолжалась недолго. В половине шестого все было кончено. Неприятель отступил. Все заняты ранеными, которые громко стенают и жалуются. Между ними много русских. Бедняги уверены, что для них наступил последний час. По опыту зная дикую жестокость турок, русские думают, что союзники обладают такими же кровавыми наклонностями.

Когда к ним подходят носильщики и лазаретные служители с окровавленными руками, несчастные смотрят на них с ужасом. Окровавленные и изувеченные, они покорно подставляют шею и просят покончить скорее. Но французы ласково наклоняются над ними, осторожно поднимают их, дают пить, говорят несколько участливых слов. Одному подают стакан воды, другому перевязывают искалеченную ногу, там – вытирают запекшуюся кровь или очищают наполненный землей и пеной рот.

Большая часть раненых начинают рыдать, как дети. Некоторые крестятся…

– Эх… дружище… тебя славно зацепили… что поделаешь! Война… сегодня – ты, завтра – я. Бодрись! Выпей глоток! Доктор живо поправит тебя!

Раненый не понимает слов, но угадывает смысл.

Печальная улыбка появляется на бледных губах, которые шепчут:

– Добрый француз!

Спаситель-француз ласково отвечает:

– Добрый Москов!

Эти четыре слова делаются основой всех разговоров между врагами. Такие сцены повторяются на каждом шагу. Медленно, шаг за шагом, тянутся печальные носилки к походному лазарету Поле битвы снова оживляется. Зуавы ищут Там брошенные мешки со своим скромным хозяйством. Там – пакет с табаком, трубка, несколько безделушек, письмо с родины… Солдаты веселы нервной лихорадочной веселостью людей, избежавших смерти. Курят, поют, шутят. Один из зуавов свистит и кричит: – Сюда! Азор! Иди сюда, лентяй!

Азор – это название мешка. Но Азор не идет.

Его находят среди других мешков, потерявших своих хозяев.

– Азор – сирота! Сиротка! – говорит один солдат, и в голосе его слышатся слезы.

Вдруг раздается долгий печальный вой.

– Постойте! Это настоящий Азор воет… надо посмотреть!

Сорви-голова и его неразлучные товарищи вышли из боя без малейшей царапины. Они стоят теперь около батареи. Тут какая-то каша из людей, лошадей, сломанных орудий. Трупы русских кавалеристов, пехотинцев, артиллеристов лежат кучами, свидетельствуя об ожесточенности битвы. Заслышав вой, Сорви-голова подходит ближе и находит собаку-грифона, старающуюся лапами и зубами разгрести груды трупов.

Собаке не удается это, она визжит, потом поднимает морду вверх, издает протяжный вой, затем снова возобновляет попытки. При виде зуава собачка настораживается и показывает острые зубы.

– Ах ты, моя храбрая собачка! Мы будем друзьями! – ласково говорит ей Жан.

С помощью Бокампа он поднимает трупы трех гусар и находит французского офицера. Очень юный, со шрамом на лбу, несчастный все еще сжимает рукоятку изломанной сабли. На нем артиллерийская форма. Собака бросается к нему, тихо визжа, лижет его залитое кровью лицо.

– Гром я молния! – вскрикивает Сорви-голова. – Это наш храбрый лейтенант! Тело еще теплое, но дыхания не слышно!

– Быть может, он жив? – говорит Бокамп.

Сорви-голова расстегивает мундир офицера, прикладывает ухо к груди и слышит слабое биение сердца.

– Надежда есть… скорее! Понесем его!

Но как быть? Лазарет – далеко, темнеет… Зуавы делают носилки из ружей, кладут на них русские шинели и помещают туда раненого. Словно понимая, что солдаты хотят спасти ее господина, собака перестает лаять и ворчать. Она виляет хвостом, бегает взад и вперед и начинает прыгать, когда шествие пускается в путь.

Два зуава несут ружья, два следуют позади, Сорви-голова поддерживает раненого. Кругом тихо и пустынно. На каждом шагу зуавы натыкаются на трупы.

Сильный толчок вырывает стон у раненого лейтенанта.

– И худое бывает к хорошему, – замечает Сорви-голова. – По крайней мере, мы знаем, что он жив!

– Хорошо бы дать ему выпить! – говорит Робер.

– Это мысль! – одобряет Бокамп. – Человек, который может пить, – наполовину спасен!

Носилки останавливаются. Сорви-голова вливает в рот раненого каплю водки, каким-то чудом найденной на дне котелка.

– Выпил! – произносит Бокамп, с интересом следивший за операцией.

– Это – молодец, держу пари, что он скоро поправится! Лейтенант шевелится, открывает глаза и видит лицо Жана, озаренное доброй улыбкой. Он вздыхает, узнает его и тихо говорит:

– Вы снова… спасли меня! Спасибо!

При звуках дорогого голоса собачка взвизгивает и скачет как бешеная.

– Только по милости собачки мы нашли вас, господин лейтенант! – говорит Сорви-голова.

– Митральеза! Верная моя собака! – шепчет раненый.

– Славное имя для собаки артиллериста!

Пока доброе животное старается всячески выразить свою радость, лейтенант спрашивает слабым голосом:

– Мы победили?

– Да, господин лейтенант, по всей линии!

– Я счастлив и могу умереть!

С ним опять делается обморок. В этот момент зуавы замечают в темноте сумерек скачущего всадника.

– Смирно! – говорит Сорви-голова товарищам… – Мне пришло в голову… увидите!

Он протягивает руки к лошади, останавливает ее, потом, отдавая честь, вежливо говорит офицеру английской армии, смотрящему на него сквозь дымок сигары.

– Простите, господин офицер! У меня к вам просьба… У нас тут умирает лейтенант… не можете ли вы послать ему на помощь… или не одолжите ли лошади, чтобы доставить его в лазарет? – Англичанин, флегматичный и холодный, спокойно курит и не отвечает.

Сорви-голова, от которого не ускользает ничто, замечает французскую упряжь лошади, всадника без шпор, в смешном костюме… Это очень странно.

– Что это? – думает он. – Шутка, измена?

Жан подходит ближе и, разглядывая всадника, видит тяжелые черные косы, едва прикрытые, подрисованные усики, портящие это лицо античной статуи с безукоризненно правильными чертами. Яростный взгляд больших черных глаз сразу объясняет ему все… Он схватывает лошадь за поводья и кричит:

– Черт меня побери! Это дама в черном! Во второй раз – вы – моя пленница!

Незнакомка наклоняется, сжимает колени и хлещет лошадь. Измученная с утра, возбужденная битвой, лошадь встает на дыбы, толкает Жана и летит стремглав.

Несмотря на атлетическую силу, Сорви-голова отлетает в сторону и слышит злобный хохот незнакомки.

– Проклятый! – кричит она. – Я убью тебя при третьей встрече!

Сорви-голова спокойно поднимается в то время, как его товарищи отчаянно ругаются, берет карабин, прицеливается в лошадь и стреляет. Лошадь подпрыгивает и стонет от боли.

– Готово! Через четверть часа конь падет! – кричит Бокамп.

– Надо бы погнаться за ней!

– Что ж! Ты, Жан – лучший стрелок в полку и лучше всех бегаешь! На твоем месте… я побежал бы за ней!

– Да, это хорошая мысль. Эта негодяйка еще наделает нам зла! Как же лейтенант?

– Не беспокойся! Мы доставим его в лазарет!

Этот разговор занял не более четырех минут. Сорви-голова решился. Он бросается бежать за незнакомкой.

На первый взгляд, эта погоня кажется безумием, но для Жана возможно невозможное.

Какая смелость! Какая твердость и выдержка! При этом умение бегать и легкие из бронзы! Сорви-голова прыгает через трупы, бежит и видит впереди себя коня, видимо замедляющего шаг. Благородное животное ранено, но будет бежать до последнего вздоха.

Темнеет все более. Кругом пустынно и тихо. Жану не попадаются более ни раненые, ни трупы. Он оставил позади себя поле битвы и бежит вперед.

Видимо, незнакомка хорошо знает местность и сумела ловко избежать линии войск, авангардов, часовых. Она несется вперед по дороге, и конь ее начинает храпеть.

Сорви-голова, бодрый и свежий, прыгает за ней с ловкостью козы, все более удаляясь от своей армии. Теперь он во владениях неприятеля. Какие-то тени мелькают впереди. Мародеры? Не все ли равно! Он хочет догнать беглянку, куда бы она ни привела его: в засаду, в опасность, на смерть!

Копыта лошади стучат по каменистой дороге. Погоня продолжается уже более получаса. Сорви-голова на минуту останавливается, вытирает пот на лбу и бормочет:

– Куда она ведет меня? В Севастополь? Не могу же я один взять город!

До его ушей доносится странный звук. Хрип умирающей лошади. Скорее! Туда!

Зуав быстро бежит вперед и натыкается на конвульсивно подергивающееся тело лошади.

– Я был уверен. Но куда девалась проклятая дама?

Вместо ответа он слышит команду на незнакомом языке. Пять или шесть выстрелов раздаются справа и слева. С хладнокровием опытного солдата Жан кидается на землю, и пули пролетают мимо. Тогда он поднимается, хватает свой страшный карабин и стреляет в появившегося человека.

Тот падает с пробитой грудью. Другой убегает.

– Не торопись так! – усмехается Сорви-голова, и штык его вонзается в спину беглеца.

– Теперь чья очередь? – кричит зуав. – Никого! Все убежали!

Но занявшись этой борьбой, Сорви-голова потерял всякий след дамы в черном.

Всякий другой на его месте отказался бы от преследования, но Сорви-голова был достоин своего прозвища и поступал всегда по-своему. Опасность привлекала его, невозможность только раздражала и усиливала его энергию.

Жан бежит вперед, прислушивается к малейшим звукам; глухой шум вдали, ржание лошадей, стук колес, неопределенный хаос звуков – он различает в них движение армии. Это – русские войска отступают к югу. Сорви-голова подвигается вперед, думая, что если не догонит незнакомки, то все же принесет в лагерь драгоценные сведения. Перед ним мост. Он переходит его, идет среди виноградников, срывает спелые кисти винограда на ощупь и ест. К несчастью, подымается густой туман, луна прячется за облака.

Невозможно ориентироваться.

Сорви-голова бредет наудачу и после бесконечных аллей и переходов останавливается перед большим строением. В нижнем этаже одно окно освещено. Зуав различает звук человеческих голосов, прикладывает ухо к стеклу и слышит знакомый голос, заставивший его вздрогнуть.

– Маршрут союзной армии назначает остановку на реке Каача. Здесь, в замке князя Нахимова, будет главная квартира французского штаба. Всех их надо уничтожить… одним ударом!

– Хорошо, княгиня! – отвечает мужской голос.

– Это она! Она! – ворчит зуав.

– Бочки на месте?

– Да, княгиня, в подвале… А этот солдат, которым гнался за вами?

– Он потерял мой след и, вероятно, убит в засаде!

– Ого, – иронически бормочет Жан, – я докажу тебе сейчас, что он жив.

Разговор продолжается, и зуав, испуганный, несмотря на свою смелость, узнает о заговоре, благодаря которому должны погибнуть лучшие начальники французской армии.

Нельзя терять ни минуты. Надо уведомить главнокомандующего и изменить маршрут во избежание катастрофы.