Читать книгу Таинственный ключ и другие мистические истории - Луиза Мэй Олкотт, Луиза Мэй Олкотт, Mybook Classics - Страница 7

Никому, кроме Эстер и матери, Лиллиан не поведала о своем открытии. Из прежних слуг в доме остался только старик Бедфорд, и Лиллиан сочла за лучшее помалкивать, пока Пол сам не решит возобновить дружбу. Велико было удивление миледи и Эстер, велика была их радость при известии о том, что их протеже теперь богат и знатен. Обе, госпожа и служанка, строили догадки: как Пол объяснит свое внезапное исчезновение?

– Ты ведь нанесешь ему визит, мама, не правда ли? Ну или хоть справишься о нем? – спросила Лиллиан. Ей не терпелось дать знать Полу, что его, блудного грума, встретят с радушием, ибо фраза, оброненная Полом возле экипажа, согрела ей сердце.

– Нет, милая, это он должен искать встречи с нами. Первой я ни шагу не сделаю. Ему известно, где мы живем, пусть сам возобновит столь неожиданно прерванное знакомство, если сочтет нужным. Наберись терпения, а главное, помни: ты уже не ребенок, Лиллиан, – отвечала миледи, встревоженная слишком пылкими восторгами дочери в отношении Пола.

– Не ребенок? Как жаль! Иначе я вела бы себя, как велят мне чувства, и не боялась бы шокировать общество нарушением условностей.

И Лиллиан отправилась спать – точнее, мечтать о своем герое. Три дня она просидела дома – все ждала Пола, который так и не появился; на четвертый день поехала на прогулку в Парк, надеясь, что Пол будет там. Ее сопровождал пожилой грум, на которого Лиллиан смотрела с отвращением, отлично помня, что в прежние времена на его месте был юный красавец.

Пола она не нашла, зато при выезде на Дамскую Милю ей встретился элегантный экипаж, в котором сидели прелестная девушка и кроткая с виду пожилая женщина.

– Невеста Тальбота, – шепнула Мод Черчилл, которая присоединилась к Лиллиан на прогулке. – Красивая, да?

– Ничего подобного… да, очень, – последовал странный ответ, ибо ревность вступила в противоречие с правдивостью.

– Тальбот совершенно поглощен и предан ей. Пожалуй, они и впрямь помолвлены, что бы он там ни говорил. Распрощаемся с нашими надеждами, – усмехнулась Мод.

– А у тебя были надежды?.. До свидания, Мод, мне пора.

К недовольству тучного грума, Лиллиан пришпорила лошадь и помчалась домой.

– Мама, я видела невесту Пола! – выпалила она, врываясь в будуар миледи.

– А я видела самого Пола, – отвечала миледи, глазами показывая, чтобы Лиллиан придержала язык. Поскольку Пол был здесь – стоял с простертой рукой, будто ожидая, когда его признают.

Лиллиан от радости позабыла смущение, присела в глубоком реверансе и молвила с веселым упреком:

– Мистер Тальбот – желанный гость, в каком бы обличии он ни явился.

– Значит, сегодня я просто Пол. Позвольте предложить вам кресло, мисс Лиллиан, – произнес Пол с почтительностью юного грума.

Лиллиан села. Только напрасно она старалась вернуть себе непосредственную манеру – слишком велико было различие между юношей, которого она так ясно помнила, и мужчиной, который стоял перед нею.

– Теперь поведайте нам о своих приключениях, а главное, ответьте, почему четыре года назад вы исчезли столь загадочным образом, – властно, как избалованное дитя, распорядилась Лиллиан, но не смогла выдержать взгляд Пола и потупила свои ясные глаза.

– Я как раз хотел это сделать, когда ворвались вы с новостью о моей кузине… – начал Пол.

– Так она – ваша кузина! – перебила Лиллиан.

– Да, матушка Елены и моя были родными сестрами. Обе вышли замуж за англичан, обе рано умерли, оставив нас, своих детей, заботиться друг о друге. Мы с Еленой росли как родные брат и сестра. Мы были неразлучны, пока я не поступил на службу к полковнику Дейвентри. Смерть старого священника, которому я доверил Елену, заставила меня вернуться в Геную, ведь я остался ее единственным опекуном. Я хотел проститься с вами, миледи, как подобает, но обстоятельства – мой глупый розыгрыш – вынудили меня бежать. Я скрылся как недостойный человек.

– Значит, это ты был тогда в главной зале! Так я и думала! – И леди Тревлин испустила вздох облегчения.

– Да, я. Я слыхал от слуг, что в главной зале обитает привидение. По мальчишескому неразумию мне казалось необходимым проверить это, а заодно испытать собственную храбрость. Эстер заперла меня, зная, что я – сомнамбула, а я спустился через окно по веревке и таким же способом, через окно чулана, проник в главную залу. Вас я принял за Эстер, миледи, и юркнул в постель, думая напугать ее и тем поквитаться с нею за то, что она заперла меня. Но вы вскрикнули, я узнал ваш голос и понял, что натворил. Меня обуяло раскаяние, и я покинул ваш дом со всей возможной поспешностью. Мне следовало просить у вас прощения гораздо раньше, но я делаю это теперь. Я искренне раскаиваюсь, миледи, ибо выходки, подобные моей, в таком месте, как главная зала, поистине равны святотатству.

Во время первой части рассказа, когда Пол перечислял свои действия, по его лицу и манере держаться было видно, что он искренен. Однако когда он добрался до последних фраз, поведение его претерпело странную перемену. Он глядел теперь себе под ноги и говорил так, будто отвечал вызубренный урок, причем то бледнел, то краснел. Лицо, прежде хранившее печать правдивости, приняло иное выражение – наполовину гордое, наполовину покорное. Лиллиан наблюдала за этими метаморфозами с тревогой, а миледи списала их на юношеский стыд и приняла извинения милостиво, сразу даровала прощение и выразила радость по поводу того, что Пол теперь – человек состоятельный. Слушая миледи, Пол вдруг стиснул кулак и сдвинул брови, словно стараясь обуздать неотвязную эмоцию или мятежную мысль. В прежние дни Лиллиан нередко видела Пола таким, вот и сейчас заметила, что в нем происходит внутренняя борьба.

– О да, половина дела сделана – я обрел дом, хвала моему щедрому благодетелю. Надеюсь, что сумею распорядиться состоянием, – сурово произнес Пол, словно капиталы и поместье не были его главной целью.

– И когда же вы рассчитываете довести дело до конца? Вероятно, это зависит от вашей кузины? – В печальных глазах леди Тревлин мелькнул проблеск женского любопытства.

– Да, но не в том смысле, который вы, миледи, в это вкладываете. Кем бы ни была Елена, она не является моей невестой, так и знайте, мисс Лиллиан.

Вид у юной леди сделался до того сконфуженный – даром что она испытала облегчение от слов Пола, – что он засмеялся, и тень сошла с его чела.

– Я лишь повторяю то, что говорят в свете, – молвила Лиллиан наигранно-беззаботным тоном.

– Свет – великий лжец, в чем вы сами убедитесь в свое время.

– Надеюсь увидеть вашу кузину, Пол. Возможно, она примет нас как ваших старых друзей?

– Благодарю, но для этого не пришел срок. Моя кузина еще не освоилась здесь настолько, чтобы встретить новые лица, хотя и доброжелательные. Я обещал пока ничем не обременять ее и не ограничивать ее свободу, однако не сомневайтесь: вас она примет первыми.

И снова Лиллиан отметила тщательно скрываемую неловкость, и любопытство ее возросло. Подумать только, эта Елена знакомству с ней, Лиллиан Тревлин, предпочитает затворничество; Елене дела нет до интереса и восхищения ее особой!.. Самолюбие Лиллиан было задето, и она сказала себе: «Нет уж, я ее увижу, даже если она против. В Парке я не успела ее толком разглядеть. Что-то здесь неладно, недаром Пол беспокоится. Я выясню, в чем проблема, и, как знать, может быть, помогу ему».

Едва в ее пылком, но своевольном сердечке зародилась ясная цель, Лиллиан стала самой собой – то есть обворожительной светской барышней. Они с Полом доверительно говорили о многих вещах, воскрешая затем в памяти эту беседу, Лиллиан удивлялась, как мало, по сути, рассказал ей Пол о своем прошлом, равно как и о планах на будущее. Они решили не раскрывать своих прежних отношений и явиться обществу не старыми, а новыми друзьями, ведь объяснения вызвали бы волну слухов. Один только старик Бедфорд, воплощение осмотрительности, удостоился быть посвященным в тайну мистера Тальбота. Миледи предложила Полу остаться на ужин, но Пол отказался, сославшись на неотложные дела вне пределов города. Он задержал на Лиллиан взор, после которого девушка долго изучала себя в зеркале и гадала, достаточно ли хороша была при прощании, ибо в глазах Пола она прочла откровенный восторг. Леди Тревлин удалилась к себе, предоставив дочери развлекаться, как ей заблагорассудится. Словно боясь, как бы решимость не иссякла от промедления, Лиллиан велела закладывать экипаж, взяла с собою Эстер и отправилась в Сент-Джонс-Вуд.

– Эстер, не читай мне нотаций и забудь о чопорности, ибо я кое-что затеяла, – начала Лиллиан, предварительно, посредством сотни уловок, которыми располагает каждая юная красавица, подготовив свою горничную. – Надеюсь, ты одобришь мой план, если же выйдет неувязка, я всю вину возьму на себя. По-моему, что-то не так с таинственной кузиной Пола, и я намерена выяснить, что именно.

– Благослови вас Господь, мисс, каким образом?

– Она живет одна, редко показывается, ни к кому не ездит и никого не принимает. Это ненормально для красивой молодой девушки. Пол не желает обсуждать ее, хотя явно очень к ней привязан. Стоит мне задать вопрос, он мрачнеет и сердится. Я ужасно заинтригована. Мод, моя подруга, помолвлена с молодым Рэли, как тебе известно; так вот Рэли признался ей, что разведал, где живет Елена, со своим приятелем пробрался на соседнюю виллу, которая как раз пустует, прикинулся, что желает осмотреть дом, а сам разглядывал Елену, когда она гуляла в саду. Я поступлю точно так же.

– А мне что прикажете делать? – спросила Эстер, втайне одобряя затею своей госпожи, поскольку и сама сгорала от любопытства.

– Твоя задача – отвлекать компаньонку. Ну же, ответь, что согласна! Взамен я буду сущим ангелом.

Эстер сдалась, почти не испытывая угрызений совести, и, когда экипаж подкатил к вилле под названием «Золотой дождь», сыграла свою роль просто превосходно. Лиллиан удалось прокрасться мимо компаньонки на верхний этаж, откуда был виден сад. Елена как раз вышла на прогулку. «Очень, очень хороша», – думала Лиллиан, поедая глазами изумительную, совершенную, будто изваяние, темноволосую и темноглазую девушку, одаренную вдобавок грациозностью, которая ценится не менее красоты как таковой. Елена гуляла одна; когда Лиллина начала наблюдение, кузина Пола стояла, склонившись над цветком, причем долго не меняла позы, словно цветок ее крайне занимал. Затем Елена принялась ходить кругами по лужайке, руки она выставила перед собой, взгляд смотрел в пустоту. Казалось, она охвачена глубокой задумчивостью.

Но когда прошло первое потрясение от ее восхитительной внешности, Лиллиан поняла: чем-то эта девушка отличается от других, и дело не в платье и уборе, каких не носят англичанки. Дело в ее лице, в движениях, в тоне ее голоса. Описывая круги, Елена мурлыкала какую-то заунывную песню. Лиллиан всматривалась все пристальнее, отмечая бесцельные жесты изящных рук, апатичность прекрасного лица, тоску в голосе. А самым странным было выражение огромных темных глаз – они неизменно смотрели в одну точку. Механическое круженье по лужайке продолжалось, утомляя и раздражая Лиллиан. Шаги были четкими и выверенными, словно двигался не живой человек, а машина.

«Да что с нею такое?» – недоумевала Лиллиан, все более тревожась по мере того, как обнаруживала новые детали в поведении ничего не подозревавшей Елены. Лиллиан была настолько поглощена, что не слыхала, как ее зовет Эстер, и не видела, как та приблизилась к ней. Несколько минут они смотрели на Елену вместе; затем в сад вышла компаньонка, и Елена была уведена, причем продолжала тянуть свою заунывную песню и делать странные движения руками, будто в попытках поймать и удержать солнечный свет.

– Несчастное создание! Понятно, почему Пол так печален, почему не желает обсуждать ее и почему она сама ни с кем не видится, – вздохнула Эстер, явно сострадая Елене.

– В чем ее беда? Я смотрела, смотрела, но ничего не поняла, – прошептала Лиллиан.

– Она – блаженненькая, дитя мое. Просто язык не поворачивается называть слабоумной такую красавицу.

– Вот кошмар! Поедем скорее домой, Эстер! Никому, никому не рассказывай о том, чему мы были свидетельницами!

Содрогаясь от жалости, Лиллиан поспешила вниз. Камнем на сердце лежала боль за Елену, да еще ее мучило сознание собственной вины – нечестно, гадко было узнать о пороке Елены таким путем. Угрызения совести не давали Лиллиан покоя. Перед ее мысленным взором стояла одинокая девушка, а раскаяние, и без того сильное, усугублялось в присутствии Пола. Так продолжалось неделю. Наконец Лиллиан решила открыться Полу, надеясь, что он позволит ей подставить плечико под свой тяжкий крест.

Лиллиан выбрала минуту, когда матери не было рядом, и со своей обычной прямотой заговорила:

– Пол, я совершила дурной поступок и не успокоюсь, пока ты меня не простишь. Я видела Елену.

– Где? Когда? При каких обстоятельствах? – Пол так и вскинулся. Хотя, казалось, что в то же время он испытал облегчение.

Во всем признавшись, Лиллиан подняла на него свое очаровательное личико, исполненное жалости, стыда и раскаяния, которые проняли бы всякого.

– Сможешь ли ты простить меня за то, что я обнаружила ее порок?

– Я простил бы тебе, Лиллиан, и куда более серьезную вину, – отвечал Пол, своим тоном открывая столь многое.

– Шпионить очень дурно и недостойно, шпион достоин презрения. Неужели ты с такой легкостью простишь меня? – спросила Лиллиан, потрясенная великодушием молодого человека.

– Выходит, ты сама едва ли простила бы того, кто тайно следил за вами? – уточнил Пол. Его лицо приняло одно из тех выражений, которые всегда озадачивали Лиллиан.

– Мне это было бы трудно, однако тем, кто мне дорог, я многое простила бы во имя любви.

Внезапно Пол перехватил ее руку и выпалил:

– Ты почти не изменилась! Ты помнишь наш последний выезд – без малого пять лет назад?

– Да, Пол, – отвечала Лиллиан, пряча глаза.

– И ты помнишь, о чем мы говорили?

– Не очень точно, хотя часть нашей детской болтовни врезалась мне в память.

– Какая именно часть?

– Твой романтический рассказ.

Лиллиан подняла глаза, жаждя спросить о ранних годах Елены: было ли и детство ее омрачено так же, как юность? Пол выпустил руку Лиллиан, словно прочел ее мысли; его рука неосознанно прижалась к груди – значит, он все еще носит медальон, поняла Лиллиан.

– Что же я тебе поведал? – спросил Пол, улыбаясь. Внезапная скованность Лиллиан его позабавила.

– Ты поклялся завоевать свою возлюбленную маленькую леди и жениться на ней, если так будет угодно судьбе.

– И я не отступаюсь от своей клятвы! – воскликнул Пол, сверкнув глазами.

– То есть ты на ней женишься?

– Да, женюсь.

– Ах, но ведь ты на всю жизнь свяжешь себя с…

Слово замерло на губах Лиллиан, но фразу за нее докончил жест.

– С кем? – взволнованно и требовательно спросил Пол.

– С блаженной; с дурочкой; со слабоумным человеком, – вымучила Лиллиан, забывши о себе в тревоге за будущее Пола.

– О ком ты говоришь? – опешил Пол.

– О несчастной Елене.

– Святые небеса, откуда ты понабралась этого бреда? – Негодование было так велико, что даже голос теперь звучал глуше.

– Я своими глазами ее видела. Ты не отрицал, что у нее какой-то порок, а про слабоумие мне сказала Эстер, вот я и поверила. Я ошибаюсь, да, Пол? Я что-то неправильно поняла?

– Да, ты очень, очень ошибаешься. Елена – слепая, но, слава богу, не слабоумная.

Столько серьезности было в голосе Пола, столько укоризны в словах, столько гнева во взгляде, что гордость испарилась. Лиллиан закрыла лицо руками, и мольбы о прощении утонули в слезах – горчайших за всю ее коротенькую жизнь. Ибо в этот миг, принесший ей острую боль, Лиллиан осознала, как сильно она любит Пола и как тяжко ей будет потерять его. Детское увлечение расцвело в женскую страсть, за несколько недель пройдя ряд стадий: ревность, надежду, отчаяние, самообман. Восторг при встрече после долгой разлуки, радость успехам Пола, неприязнь к Елене, облегчение, которое Лиллиан почувствовала, вообразив, что судьба возвела между Полом и его кузиной непреодолимую преграду (в этом облегчении Лиллиан не признавалась даже себе); далее – открывшаяся истина и неизбежное разочарование; наконец, мучения, вызванные непоколебимым намерением Пола жениться на своей первой любви – все эти противоречивые эмоции достигли апогея, смешавшись, и самообладание изменило Лиллиан в тот момент, когда всего больше было ей необходимо. Как ни старалась, она не могла остановить потоки слез, и напрасно Пол уверял, что прощает ее, и сулил ей дружбу Елены, и чего только не предпринимал, чтобы Лилиан утешилась. Наконец, с огромным усилием, она овладела собой и, отпрянув от ладони Пола, которая отвела с ее лба растрепавшиеся локоны, не смея смотреть на его лицо, полного нежной симпатии, Лиллиан прошептала:

– Мне так стыдно, я так раскаиваюсь в содеянном и в сказанном! У меня никогда не хватит духу встретиться с Еленой. Прости меня, забудь мою неразумную выходку. Сейчас особенно тяжкое время – приближается годовщина папиной смерти. Мама страдает в этот день, оттого и я нервничаю, а теперь наше горе усугубилось моим поступком.

– Но ведь этот день – еще и день твоего рождения. Я помню об этом и дерзну преподнести тебе маленький сувенир в обмен на тот, что ты подарила мне когда-то. Вот он, мой, а теперь твой, талисман. Завтра ты услышишь от меня легенду, с ним связанную. Носи его ради меня, и благослови тебя Бог, дорогая.

Последние слова Пол прошептал тихо и поспешно. Перед Лиллиан блеснуло старинное кольцо, рука ее ощутила касание губ и мягкой бородки – и Пол был таков.

Выходил он, скрипя зубами, бормоча про себя:

– Да, завтра все разрешится! Пора рискнуть всем и принять то, что будет. Больше я не стану мучить ни их, ни себя.