Читать книгу Юность Розы (сборник) - Луиза Мэй Олкотт - Страница 6

Роза чувствовала, что старшие собираются поговорить о ней. По окончании обеда она уже не сомневалась в этом, потому что, когда все пошли в гостиную, тетушка Изобилие шепнула ей:

– Пойди наверх, моя дорогая, и посиди с тетушкой Спокойствие. Она любит слушать, как ты читаешь, а нам надо заняться делами.

Роза послушалась. Комнаты наверху своей тишиной походили на церковь и часто успокаивали ее встревоженную душу, а девочка, в свою очередь, приносила радость доброй старой леди, которая уже много лет терпеливо ждала там прекращения своих страданий.

Роза знала грустную историю ее жизни, и это окружало тетушку, которую она любила, ореолом нежного очарования и грусти. Когда тетушке Спокойствие было двадцать лет, она собиралась выйти замуж. Все было готово: подвенечное платье сшито, свадебный букет ждал своего часа. Счастье было уже на пороге, когда пришло известие о том, что жених ее погиб.

Все думали, что мягкая и добрая девушка умрет от горя. Но она убрала подвенечное платье и смогла мужественно перенести несчастье. Красивая и смиренная, с белыми как снег волосами, она продолжала жить, но румянец на ее щеках так и не появился. Она не носила траура, предпочитая платья нежных, светлых тонов, будто готовилась к свадьбе, которой никогда не суждено было состояться.

Тридцать лет прожила она, медленно угасая, но всегда оставалась веселой и трудолюбивой, интересуясь всем, что происходило в семье. Ближе всего принимала она к сердцу радости и печали молодых девушек, выраставших рядом с ней. Для них она была советчицей, доверенным лицом и другом во всех волнениях и радостях. И в самом деле, красивая старая дама с волосами цвета серебра и с безмятежным выражением лица казалась окруженной облаком спокойствия, которое окутывало всех, кто оказывался с ней рядом.

Тетушка Изобилие была полной противоположностью своей сестре. Пышная, живая старая леди с проницательными глазами, веселой речью и с лицом, румяным, как зимнее яблоко. Она была поглощена мирскими заботами и совершенно счастлива ими.

Роза была права: пока она читала псалмы тетушке Спокойствие, остальные родственники вели откровенную беседу о ее положении и воспитании.

– Ну, Алек, как ты находишь свою воспитанницу? – начала тетушка Джейн, когда все уселись кружком у горящего камина, а дядя Мэк притулился в тихом уголке, где и начал подремывать.

– Я? Было бы лучше, если бы мне пришлось заботиться о ней с самого начала. Бедный Джордж вел такую уединенную жизнь, что дитя страдало от одиночества. А после его смерти страдает еще больше, судя по состоянию, в котором я ее нашел.

– Мой милый мальчик, мы делали для девочки все, что казалось нам правильным и полезным, ожидая, когда ты оставишь свои дела и вернешься домой. Я всегда говорила Джорджу, что он воспитывает ее совсем не так, как надо; но он никогда не принимал моих советов, а теперь мы и остались с несчастной девочкой на руках. Признаюсь откровенно: я решительно не знаю, что с ней делать. Она похожа на тех странных экзотических птиц, которых ты привозил, – и тетя Изобилие тряхнула головой так сильно, что украшавшие ее чепчик пунцовые ленты, похожие на бутоны крокуса, смятенно заколыхались.

– Если бы меня послушали, она бы и теперь оставалась в той прекрасной школе, куда я ее поместила. Но тетушка решила, что лучше забрать ее оттуда, потому что девочка все время плакала и жаловалась. Из школы Розу забрали, и с тех пор она бездельничает. Ничего хуже и придумать нельзя для такой нервной и избалованной девочки, как она, – сказала миссис Джейн строго.

Она не могла простить старой леди, что та уступила трогательным просьбам Розы дождаться приезда опекуна и не отдавать ее на следующий учебный год в школу. Школа эта была настоящей оранжереей, где молодые дарования взращивались, как экзотические растения. Там в бедные детские головы вбивали такое количество знаний, что не всякие мозги могли это выдержать.

– Я всегда считала, что эта школа не годится для такой богатой наследницы, как Роза. Она хороша для девушек, которым придется стать гувернантками и зарабатывать на хлеб уроками. А нашей девочке нужно всего лишь проучиться пару лет в модной школе, чтобы к восемнадцати годам блистать в свете, – заметила тетушка Клара, которая в молодости славилась красотой и до сих пор была очень привлекательной женщиной.

– Ах, милые, милые, как вы все близоруки; все рассуждаете о воспитании и строите какие-то планы, а несчастный ребенок стоит одной ногой в могиле, – проговорила тетушка Майра с глубоким вздохом. Она мрачно покачала головой в темном чепце, который не снимала, потому что страдала хронической простудой.

– По моему мнению, наша дорогая малютка нуждается только в свободе, спокойствии и заботе. Совершенно очевидно, что ей недостает того, чего никто из нас не может дать – материнской любви, – сказала тетушка Джесси, блестящие глаза которой наполнились слезами при мысли, что ее мальчики могли так же, как и Роза, остаться на попечении старых леди.

Дядя Алек, который до сих пор молчал, вдруг повернулся к сестре, которая говорила последней, и произнес, одобрительно кивнув головой:

– Ты совершенно права, Джесси! Я надеюсь, мы дадим девочке почувствовать, что она не совсем сирота.

– Я приложу все силы и рассчитываю на твою помощь, милый Алек. Уверена, что буду нужна тебе. Как ты ни умен, но понять нежное и робкое сердце Розы так, как его поймет женщина, тебе не дано, – ответила миссис Джесси, улыбаясь ему нежной материнской улыбкой.

– Я совершенно уверена, что я, как женщина, у которой была дочь, могу лучше вас всех воспитывать девочку, и до сих пор удивляюсь, отчего это Джордж не поручил ее моим заботам, – заметила тетушка Майра с мрачным достоинством. У нее одной из всей семьи была дочка. И этим она отличалась от других сестер, у которых рождались только мальчики. Правда, злые люди говорили, будто она до смерти залечила свою девочку.

– Я никогда не буду осуждать его за это, потому что отлично помню, как ужасно ты обращалась с бедной Кэрри, – начала миссис Джейн резким тоном.

– Джейн Кэмпбелл, я не хочу слышать ни одного слова! Память о моей Каролине для меня священна! – тетушка Майра гневно поднялась, чтобы выйти из комнаты.

Доктор Алек остановил ее. Ему нужно было защитить свою позицию и получить поддержку сестер, чтобы по-настоящему помочь Розе.

– Незачем нам ссориться, мои милые, и драться из-за Розы, как собаки из-за кости. Хотя, правду сказать, она и в самом деле тонка, как косточка. Бедная девочка! Она провела с вами целый год, и вы делали с нею, что считали нужным и полезным. Не могу сказать, что вы достигли больших успехов. Не бывает толку, когда тесто месят много рук. Теперь я буду действовать так, как сам считаю нужным. Если к концу года Розе не станет лучше, я сложу с себя обязанности опекуна и передам девочку кому-нибудь из вас. Это разумно, не правда ли?

– Через год нашей дорогой девочки уже не будет в живых, и никому не надо будет брать на себя ответственность, – сказала тетушка Майра, натягивая черные перчатки, будто готовясь идти на похороны.

– Право, Майра, ты способна отнять всякую энергию и у святого! – воскликнул в сердцах доктор Алек, и глаза его вспыхнули. – Твои мрачные прогнозы собьют девочку с толку; она – котенок с пылким воображением, и подобные рассуждения ей очень вредны. Ты уже вбила ей в голову, что у нее слабое здоровье, и ей нравится эта мысль. Не будь у нее крепкого сложения, она давно лежала бы в могиле, и вам не о ком было бы заботиться. Мне не нужны помощники. Пожалуйста, поймите это и отступитесь; предоставьте мне принимать решения самому. Если мне понадобится совет, я спрошу его.

– Слушайте, слушайте! – раздалось из угла, где дядя Мэк притворялся спящим.

– Ты – законный опекун, и мы ничего не можем с этим поделать. Но я предсказываю, что твое воспитание только испортит хорошую девочку, причем окончательно и непоправимо, – мрачно отозвалась миссис Джейн.

– Благодарю тебя, сестра. Я думаю, что если женщина может так хорошо воспитать двоих мальчиков, как ты своих сыновей, то и мужчина, если он целиком посвятит себя воспитанию ребенка, с таким же успехом сможет воспитать девочку, – возразил доктор Алек с комически-серьезным видом. Его слова заставили присутствующих улыбнуться. Всем было прекрасно известно, что мальчики тети Джейн были избалованы больше, чем все остальные дети вместе взятые.

– А я абсолютно уверена, что Алек сможет вылечить Розу. Он – отличный врач. А через год мы отдадим ее в школу мадам Роккабеллы, где она получит достойное воспитание, – сказала тетушка Клара, поправляя свои кольца и думая о том, как она будет вывозить в свет хорошенькую и прекрасно образованную племянницу.

– Вероятно, ты останешься здесь, в старом доме, пока не надумаешь жениться, – кстати, тебе уже давно пора, – заметила миссис Джейн, обиженная последними словами брата.

– Нет уж, с женитьбой я повременю, благодарю вас. Пойдем, выкурим по сигаре, Мэк, – пригласил доктор Алек.

– Не женись, в семье и без того слишком много женщин, – пробормотал дядя Мэк, и джентльмены поспешно удалились.

– Тетушка Спокойствие желает видеть всех вас, – сказала Роза, входя в комнату. И леди были лишены возможности продолжить разговор.

– Чахотка, чахотка, моя дорогая! – пробормотала тетушка Майра, и тень мрачного чепчика упала на Розу, а пальцы в черной перчатке коснулись ее щеки. Роза покраснела под перекрестным огнем взглядов родственниц.

– Я очень рада, что ее локоны вьются от природы, это замечательно. Девочка подрастет и станет настоящей красавицей, с такими-то волосами, – проговорила тетя Клара, склонив голову набок.

– Теперь, когда твой дядя приехал, я не думаю, что тебя отправят в школу. Но надеюсь, что ты не будешь проводить время в одних пустых развлечениях, – заметила тетя Джейн и вышла из комнаты с видом мученицы.

Тетушка Джесси не сказала ни слова, но поцеловала маленькую племянницу с таким теплом и искренней симпатией, что Роза прижалась к ней на мгновение и провожала тетушку глазами до тех пор, пока за той не затворились двери.

Когда гости уехали, доктор Алек долго бродил в сумерках по нижнему залу, глубоко погрузившись в свои мысли; он то улыбался, то хмурился, то останавливался как вкопанный. Вдруг он заговорил вполголоса, как будто решившись на что-то:

– Я должен начать немедленно, надо заставить ее думать о чем-нибудь другом, а то из-за бесконечных причитаний Майры и нотаций Джейн она выглядит как привидение.

Подойдя к одному из сундуков, которые стояли в углу, и порывшись в нем, он извлек красиво вышитую шелковую подушечку и оригинальную резную чашечку из черного дерева.

– Для первого раза этого достаточно, – сказал он, взбивая подушку и стирая с чашки пыль. – Не надо начинать слишком энергично, а то Роза испугается. Я должен сначала расшевелить и развеселить девочку, а когда вполне заслужу ее доверие, тогда и начну действовать.

В эту минуту вошла Фиби, неся на тарелке поджаренные хлебцы для Розы, которой не разрешали есть их с чаем.

– Я возьму у вас немного хлеба, – сказал доктор Алек и, взяв несколько ломтиков, ушел в кабинет, оставив Фиби в одиночестве удивляться его аппетиту. Она изумилась бы еще больше, увидев, как он сделал из этого хлеба хорошенькие маленькие пилюли, уложил их в ящичек из слоновой кости, предварительно вынув из него лаванду.

– Вот так! Если они будут настаивать на лекарствах, я буду давать девочке эти пилюли, от них никакого вреда не будет. Конечно, я буду все делать по-своему, но мне хочется по возможности сохранить мир в семье. Если у меня получится, то я признаюсь, что разыгрывал их.

Разговаривая сам с собой, он был похож в эту минуту на озорного мальчугана, задумавшего веселую шалость.

Роза тихонько играла на маленьком органе, который стоял в зале наверху, чтобы тетушка могла наслаждаться музыкой, не переставая беседовать с гостями. Дядя Алек тоже с удовольствием прислушивался. Играла Роза хорошо. Когда пробило восемь часов, он сказал ей:

– Моей девочке пора ложиться спать. Иначе завтра она не сможет рано встать, а у нас много интересных планов. Посмотри, что я тебе принес.

Роза подбежала к дяде. Глаза ее светились любопытством.

– Странствуя по свету, я приобрел несколько прекрасных лекарств. Они не только полезны, но и очень приятны. Я думаю, тебе пора начать их принимать. Смотри, это подушечка с травами. Ее мне подарила одна мудрая старушка в Индии, когда я там заболел. Подушка набита шафраном, маком и другими душистыми растениями. Положи ее на ночь под голову, и будешь спать сладко, без дурных снов, а утром встанешь бодрой и веселой.

– Как она хорошо пахнет!

Роза с удовольствием взяла маленькую подушечку, полюбовалась ею и, наслаждаясь приятным запахом, выслушала другой совет доктора.

– Вот чашка, о которой я тебе говорил. Считается, что она приносит больше пользы, если человек, который из нее пьет, сам добудет себе питье и сам нальет его в чашку. Значит, ты должна научиться доить корову, а я тебе покажу, как это делают.

– Я боюсь, что никогда не смогу этому научиться, – сказала Роза, с интересом рассматривая чашечку, на ручке которой был вырезан презабавный пляшущий чертенок.

– А ты не находишь, что она должна принимать какое-нибудь более действенное средство, чем молоко в волшебной чашке, Алек? Я, право, буду беспокоиться, если ты не будешь давать ей что-нибудь укрепляющее, – забеспокоилась тетушка Изобилие, подозрительно разглядывая «лекарства». Она больше верила в проверенные средства, чем во всякие магические чашки и ароматические подушки Востока.

– Хорошо, я буду давать ей пилюли, если вы считаете, что это необходимо. Они просто замечательные, употреблять их можно в большом количестве без всякого вреда для здоровья. Вы знаете про экстракт конопли? А это лекарство приготовлено из ржи и ячменя. Подобные средства пользовались большой популярностью в старину и, я надеюсь, принесут пользу и теперь.

– Господи, как это удивительно! – воскликнула тетушка Изобилие, надевая очки и рассматривая пилюли с таким уважением и интересом, что доктор Алек с трудом сдержал улыбку.

– Прими одну пилюлю утром, Роза. Спокойной ночи, дитя мое, – сказал он и после нежного поцелуя отпустил свою пациентку.

Когда она ушла, дядя Алек взъерошил волосы обеими руками и сказал со смешанным чувством беспокойства и радости:

– Когда я думаю о том, что я затеял, уверяю вас, тетя, мне очень хочется убежать куда глаза глядят и вернуться, когда Розе исполнится восемнадцать лет.