Читать книгу Иллирика - Лука Ильин - Страница 4

Проходили недели, а в мире ничего не менялось. Всё также было серо и тускло. Люди не спеша шагали к станции метро, возле которой всегда была какая то неразбериха, и толпа попрошаек. Это был обычный день, как и все остальные, скучный и ненужный.

Музыкант вошел в метро и сразу же кинул пару монет человеку с гитарой, стоящего в переходе между станциями. В метро можно было курить, поэтому он затянулся своей потрёпанной папироской и ускорил шаг. Вдалеке он увидел, что подходит его поезд, и ринулся вперед. Роман чуть ли не взлетел над эскалатором и помчался дальше, но всё равно не успел. Поезд закрыл двери прямо перед ним, и, ускорившись, исчез в тоннеле.

Самое интересное, что люди никогда не задумываются над тем, как может измениться их жизнь от того на каком поезде они поедут. Что такое опоздание для человека? Потерянные минуты, не более, но на самом деле и одна минута может изменить жизненный путь человека. В нашем случае всё не так кардинально, просто в том поезде ехал Давид, и если бы Роман успел, на него, то произошел бы возможно интересный диалог, который был бы приятен для обоих, но судьба такова…

В этот знаменательный для Давида день было достаточно мрачно и серо, что немного портило настроение капитана. До Давида дошел слух, что на следующем месячном совещании его повысят и это не могло его не радовать. Он уже представлял, как он переезжает в новый кабинет, ходит по секретным цехам, работает с важнейшими документами. Майоров в городском штабе было всего пятеро, он станет шестым. Это мысль, словно перышко проходящая по ступне ноги, вызывало у него лёгкую дрожь по телу, и улыбка вмиг появлялась на его лице.

Он зашел в штаб и уже шел к лифту грациозной походкой, думая о том самом повышении. В голове Давид представлял, как полковник говорит его имя и фамилию, просит выйти на середину и тогда он отдаст честь и получит своё долгожданное звание. Капитан вошел в свой кабинет, повесил верхнюю одежду на стойку и заварил чай. Уже с кружкой он сел в своё кожаное кресло и потихоньку начал пить бодрящий напиток.

Часы показали, что до поверки осталось пять минут, поэтому Штерн вышел из кабинета и спустился на пятый этаж. В коридоре уже не было толпы, всех запустили немного пораньше. Капитан зашел в зал и сел рядом со старшим лейтенантом, у которого было сильно изуродовано лицо. Это был Виктор Корнелл, его недавно перевели в главный штаб, до этого он рыл окопы восемь лет на границе с Софией. В один зимний день осколки мины прилетели в его лицо, и теперь казалось, что его пропустили через мясорубку. Хоть Давид с ним практически не общался, руки они всё же пожали.

В зал вошел полковник, и все сделали то, что было две недели назад, когда приезжал генерал. После обязательных процедур приветствия полковник начал свою речь:

– Сегодня мы все собрались, чтобы подвести итоги уходящего месяца. Он был тяжелый и долгий, но мы выстояли, хоть и не все. Объявляю минуту молчание в память о погибших.

Все встали, и в кабинете воцарилась гробовая тишина, только один парень поперхнулся, нарушив её. Те, кто стояли лицом к нему с укором посмотрели на него, но дальше грозных брошенных взглядов ничего не было, офицеры молча провели данную минуту и сели обратно на свои места.

– Итак, начнем, за этот месяц мы потеряли пять тысяч военнослужащих, укрепляя свои границы, а также прибыло восемь тысяч новобранцев. Этот месяц является рекордным по поступлению в ряды вооруженных сил. Это на две тысячи больше, чем в прошлом и на четыре чем в позапрошлом. Хочу также поприветствовать новых офицеров в наших почетных рядах – сказав последнюю реплику, он бросил взгляд на Корнелла.

После он говорил то же самое, что и генерал, даже складывалось ощущение, что он заучил его текст. Его тест отличался только небольшой критикой в адрес подчиненных.

– Теперь можно и перейти к главной части. В этом месяце многие из вас отличились от всех исключительным профессионализмом и трудолюбием, поэтому хотелось бы присвоить новые воинские звания… – после пошел список тех, кто заслужил повышения. Офицеры гордо выходили на середину и, отдавая честь, забирали заслуженные непосильным трудом новые погоны. Порой в центр выходили измученные жуткой бессонницей солдаты, на их лицах играла еле живая торжественность, которую немного передавала лёгкая улыбка после всех официальных слов. Эти люди были обречены, в их жизни, возможно, не зажигались и не зажгутся непринуждённые искры любви, поэтому служба являлась для них последним делом жизни. Давид ждал, когда озвучат его имя и фамилию, и вот: " Давиду Лаврентьевичу Штерну присвоить звание майора с переводом на новое место работы, в Люстиг».

Сначала, услышав своё имя, Давид обрадовался, но когда речь зашла о переводе… «Люстиг! Боже мой! Это же такая дыра!» – думал он. Новоиспеченный майор был обескуражен. После повышение Давида дошло и до Корнелла, его поставили на место Штерна. Давид был разозлен. «С ума сойти, эта тупая грязная обезьяна будет сидеть на моём месте, да он же даже дважды два не сложит» Корнелл нейтрально отнесся к повышению, он подошел взять свои новые погоны капитана и, усевшись обратно, стал их разглядывать. Его поведение стало раздражать Штерна, он видел не офицера, который заслуженно получил новое воинское звание, он видел гориллу, которая разглядывала банан, пытаясь понять, как его открыть.

Несмотря на то, что Джон пахал, как проклятый, иногда его даже заставляли заполнять журналы по ночам, его не было в списке награжденных. По его лицу было видно небольшое недоумение, но оно было таким же мимолётным, как и злоба Штерна, которая уже утихла.

Совещание закончилось. В конце полковник сказал, что те, кому было назначено перевестись в другую часть зашли к нему в кабинет через час. Давид вышел на улицу, слабое осеннее солнце щекотало его уставшие глаза. Он сходил в ближайшую забегаловку и перекусил хот-догом. Поедая не самую удачную пищу в своей жизни, он немного грустил, несмотря на всё понимание ситуации и осознание того, что такова судьба, без сигареты дело не обошлось. Вернувшись в штаб, Давид, как и полагалось, пошел в кабинет начальника.

Там уже стояли офицеры, которым тоже «выпала удача» перевестись в другой город. Среди них не было ни одного из знакомых Давида. Все они походили на жалких актеров, которые отыгрывают роль военнослужащих, бледные и хилые, на их погонах виднелись новые звёзды лейтенантов и на одном, старшего лейтенанта. Среди них Давид выглядел лишним, он был крепким мужчиной средних лет и серьёзным взглядом, а это были мальчишки, на лицах которых можно было только заметить набирающую рост щетину, им не было и двадцати пяти. Давид даже задумался, почему его, человека, который хорошо выполняет свои обязанности, да и ещё дополнительно подрабатывает куратором у новобранцев практически на добровольных началах, переводят в другую часть, в разы хуже, чем эта, как ни крути это один из главных штабов страны, а Люстиг, грубо говоря, это деревня. Штерн стал сомневаться в том, что он хорошо выполнял свою работу, может он где-то ошибся…

Запускали в кабинет по одному, и каждый выходил оттуда на удивление радостным. После, Штерн узнал, что этим соплякам, дают управляющие должности на их новом месте работы, и это не могло их не радовать. Кто они здесь, так, те, которые просто заполняют пустые графы в списке личного состава, здесь у них нет ни власти, ни возможностей, только несоизмеримые обязанности для своего возраста и маленького опыта. Но Давид – другое дело, он здесь был не последний человек, у него собственный кабинет и неплохая должность, которая как-никак даёт ему желаемые ресурсы для его жизни, ему было, что терять. «Наверное, я, где то ошибся» – накручивал он себя.

Наконец пришла очередь Штерна, он открыл дверь в кабинет, полковник, стоявший возле окна, повернулся к нему и сказал: «А, Штерн заходи, что встал в проходе?». Давид вошел и закрыл за собой дверь.

– Присаживайся – уважительно сказал полковник.

Штерн неуверенно приблизился к стулу и сел.

– Ты, наверное, думаешь, что это я тебя в наказание отправляю в другую часть? – спросил его непосредственный начальник.

– Нет, вовсе нет – не дожидаясь ответа, офицер стал оправдывать свой поступок, – просто пришел приказ от начальства, чтобы я направил кого-нибудь из своих сотрудников в Люстиг. Там сейчас нужен грамотный специалист, мы практически потеряли контроль над этим городом и не получаем оттуда никакой информации. Через два с половиной месяца, ты будешь переведён обратно, и совещание с представителями из Софии пройдёт уже с твоим присутствием, – красил он ситуацию майора в яркие тона, – а в Люстиге у тебя пройдёт испытательный срок в роли заместителя командира части, и ты будешь нам докладывать информацию о происходящем в городе.

Штерн был в хороших отношениях с полковником, они вместе были в одной роте во время войны, поэтому Давид мог позволить себе отношение на равном уровне, несмотря на субординацию.

– Просто лучше, чем ты, с этой задачей не справиться никто – добавил полковник.

– Хорошо, – начал Штерн, – я то уж подумал, что я где-то ошибся, поэтому вы меня переводите – сказал Давид

– Нет, нет, я же говорю, через два месяца вернешься обратно – успокаивающе сказал он.

– Когда мне выезжать? – прямо сказал майор.

– Завтра – сказал полковник, потом немного задумался, пытаясь понять смысл своих сказанных слов, – да, завтра, готовься к отъезду, собирай вещи, а сегодня, ты освобожден от своих обязанностей, можешь идти домой.

Штерну немного полегчало, он даже ничуть не расстроился из-за того, что ему придется поработать в другом городе пару месяцев, «Наберусь опыта, освежусь на другом месте немного» – подумал он.

– Я могу быть свободен? – спросил Давид.

– Да возьми вот это и ступай – полковник дал ему его документы и приказ о переводе в Люстиг.

– Всего доброго, товарищ полковник – сказал он, открывая дверь

– До встречи, Штерн – сказал полковник и снова повернулся к окну.

Давид вышел из кабинета и направился к выходу. Выйдя из здания, он решил не спешить домой, Собраться он всегда успеет, брать то, по сути, и нечего, гитару, да кое какие вещи, всё это можно сложить и за пять минут перед выходом, а вот в своём любимом баре он долго не посидит. Давид решил зайти и выпить чего-нибудь горячительного. Он сел за столик, предварительно заказав бутылочку скотча, и стал с интересом читать свою книгу. Штерн сидел, облокотившись на жесткую спинку старенького стула, в одной руке была книга, а в другой он держал стакан скотча, через некоторое время, попивая его. Страницы в твёрдом бумажном переплёте отправляли далеко от места, где он находился. До войны он практически не брал в руки книг, придерживаясь, правила: « У меня есть своя жизнь, мне вовсе ни к чему читать и тратить своё время на описание чужой». Но теперь он нуждался в заменителе своего простого и обыденного бытия. Ведь книга это набор чьих то мыслей, находящихся в мертвом, сонном состоянии и которые оживают в руках мыслящего читателя, а некоторые из них обретают новую жизнь уже в другой голове. Штерн мог даже читать порой и школьную литературу, ему совсем было неважно, для кого была написана книга.

Сегодня Давид показывал своим видом заинтересованность к посетителям заведения. Как только до его ушей доносился скрип входной двери, он тут же отрывался от чтения и смотрел на входящего человека. Но ни разу за вечер его не удовлетворило появление нового гостя, майор смотрел на них не больше секунды, а после снова погружался в чтение. Также в этот вечер он очень зачастил с выпивкой, каждые две страницы Давид запивал скотчем при этом, делая это так громко, словно пьёт кипяток. Чрезмерное употребление привело к полному опустошению бутылки за где-то полтора часа. Он стал ловить себя на мысли, что прочитав страницу, не помнил о чём она, и начинал читать сначала. Буквы немного стали плыть, и Штерн, теряя концентрацию, закрыл книгу. Подозвав официанта, Давид заказал кофе. Персонал знал Штерна, поэтому какие-нибудь маленькие заказы они приносили ему без задержек. А так как он только и заказывал алкоголь с сигаретами да кофе, для него не существовало очередей.

Официант поставил чашку кофе на стол и мигом удалился. Штерн взял чашку в правую руку, и, закинув ногу на ногу, стал пристально смотреть на дверь. Он надеялся, что сейчас зайдёт потрёпанный музыкант и выпьет с ним, приправляя процесс интереснейшей беседой. Но Роман не пришел.