Читать книгу Неупокоенные - Лука Каримова, Лу Ка - Страница 2

Жнец не повел детей к их дому, а направился прямиком в госпиталь, где работал его единственный друг – Джек.

Они познакомились, когда Жнец пришел за очередной душой в Уайтчепел8, оказавшись в съемной квартире не самого презентабельного вида. В ту ночь было совершено очередное убийство, город полнился слухами о Потрошителе. Жнецу не было дела до людских волнений – убивает и ладно, главное, выполнять свою работу. На своем веку ему довелось повидать многое, но чтобы убийца так изящно и несколько деликатно обращался с трупом – никогда.

Мужчина бережно держал на ладони вырезанное девичье сердце. Черные глаза в полумраке светились алым блеском, словно перед ним лежал не человеческий орган, а некая святыня. Внезапно он обернулся и увидел Жнеца, но вместо испуга спокойно поприветствовал нежданного гостя:

– Добрый вечер, позвольте мне закончить и можете забрать душу этой леди.

Жнец никуда не торопился.

– Благодарю, это была очень важная операция, но не стойте же, у стола есть приличный и вполне крепкий стул, присаживайтесь.

Он покорил Жнеца своей вежливостью, и тот послушно опустился на скрипнувший стул и стал внимательно наблюдать: убийца уложил орган в стеклянную емкость, стянул окровавленные перчатки, снял защитный халат – черная, гладкая материя скользнула в медицинский саквояж, туда же были убраны и все протертые инструменты. Наконец мужчина поднялся и, подойдя к столу, поставил на него саквояж.

– Прошу вас, я закончил, – он склонил голову.

На простыне лежало вымытое тело с аккуратно разрезанной и раскрытой грудной клеткой. Окровавленные ребра выглядели острыми зубцами, между которых зияла дыра. Еще ни разу Жнецу не доводилось видеть грудную клетку в подробностях, хотя в Корпсгрэйве проводились лекции по человеческой анатомии для всех желающих. Очень многих коллег-дам интересовали мертвые беременные женщины.

– Подскажите, а как вы сделали, чтобы кровь не растеклась? – полюбопытствовал Жнец и осмотрелся – ни на стенах, ни на полу не было пятнышка или лужицы.

– О! Это совсем просто – зажимы, но они необходимы лишь вначале, иначе я бы весь перепачкался, – мужчина достал из саквояжа железный прибор похожий на ножницы, но с тупыми концами, и показал, где на теле пережимал кровеносные сосуды. Собеседник рассказывал занимательнейшие вещи, детально объясняя каждое действие.

– Когда-нибудь человечество сможет проводить колоссальные операции на сердце и других органах, быть может, мы даже сможем побороть смерть, – с усмешкой поведал новый знакомый.

Жнец понимающе кивнул, но сомневался в успехе человечества. Смерть… пока еще не удалось никому победить, отдалить – возможно, но не стать вечным. Такое подвластно лишь вампирам: те умирают по собственному желанию – от тоски, не зная, чем себя занять. Хоть и всячески экспериментировали с мнимыми средствами против них, но от чеснока у некоторых возникала изжога, другие же, наоборот, любили кровь с острым привкусом. Осиновые колья, серебряные кресты – вампиры насмехались над примитивными человеческими способами охоты (хотя сами же и пустили «утку» об этих средствах).

– Ох, прошу прощения, как я неучтив, – переполошился убийца и даже слегка покраснел. – Я повстречался со столь важным гостем на моем маленьком опыте. Мое имя… – новый знакомый представился, и они со Жнецом пожали друг другу руки.

В ту ночь они поговорили о многом, и Жнецу не нужно было скрывать правду о себе, ведь Джек знал, кто он, и на протяжении жизни неоднократно встречал его коллег, но ни с кем не общался, а сегодня выпал такой удачный случай. Джек также поведал Жнецу о своем феномене: он с детства видел необъяснимые вещи. В восемь лет впервые встретил жнеца – светловолосую женщину, пришедшую за его младшей сестрой.

В кодексе Смерти не воспрещалось общение с такими особенными людьми, как Джек, или медиумами, ведьмами – всеми, кто мог видеть жнецов. Но чаще всего люди не замечали их и быстро забывали.

С тех пор у Жнеца появился единственный друг по имени Джек. Они не раз встречались и подолгу вели душевные беседы над остывающими телами умерщвленных дам.

Как оказалось, Джек и был тем самым Потрошителем, но сам он морщился от этого прозвища, считал его вульгарным и всячески сокрушался о другом убийце, настоящем маньяке, который работал примитивно и очень грязно.

Они обсуждали это за чашечкой кофе в небольшом кафе в фешенебельной части Лондона. Никому из окружающих и в голову бы не пришло, что интеллигентный молодой человек, аристократических кровей, лучший студент на своем курсе и есть Джек-Потрошитель. Правда себя он называл просто Джек.

Тогда Жнец впервые попробовал кофе, и этот горьковато-терпкий напиток с нотками шоколада, как объяснил Джек, пришелся ему по вкусу, особенно с кусочком лимонного пирога со взбитыми сливками. Джек оказался не только гурманом, но и обладал по истине острым природным обонянием, которое Жнец сравнивал с лисьим, а зоркий взгляд друга называл не иначе как орлиным.

В тот солнечный полдень Джек рассказывал Жнецу об убийствах, своих чувствах, тонкостях человеческой души и тела. О том, как изучал девушек на предмет различных болезней: да, он действительно их убивал – перерезав горло или сломав шейный позвонок, иногда душил, но такой метод оставлял следы на коже убитой (после подобного Джек стал работать аккуратнее). Он разрезал девушек, извлекал уже больные органы, некоторым из них оставалось недолго жить – он ускорял их смерть, проявляя, как ему казалось, милосердие.

Жнец внимательно слушал, поправляя солнцезащитные очки (в мире людей он с ними не расставался), и даже сочувствовал. Эти двое любили порассуждать о превратностях жизни, о ее смысле. Джек очень расстраивался из-за грубой работы своего названного тезки и даже попросил Жнеца оказать услугу – убить того сумасшедшего, вспарывающего женщин, словно свиней на бойне. Но Жнец отказался, поведав о незыблемом правиле своей профессии.

Окружающие оборачивались вслед этой парочке, когда они прогуливались по парку. Запоминали миловидного юношу с черными гладко причесанными волосами, яркими голубыми глазами, облаченного в белоснежную рубашку и выглаженный костюм. Жнеца же они видели как мужчину в темном, но спроси их, как он выглядел, – никто не вспомнит.

***

Джек как всегда торчал в морге. На железном столе рядом с трупом лежала широкая тетрадь, куда он зарисовывал строение матки, добавив рисунку ярких красок и украсив яичники изображением распустившихся цветов.

– Я не один, – констатировал Джек, на секунду оторвавшись от тетради и быстро взглянув на детей. Скрытых тенями их было сложно разглядеть.

– Мне нужна твоя помощь, – обратился Жнец, подойдя ближе.

Джек вложил карандаш между страниц и закрыл тетрадь.

– Я весь внимание.

Жнец усадил девочку на соседний стол и потянул за ленточку воротника, обнажив разрез на горле.

– Сможешь зашить?

Джек задумчиво сдвинул брови и, приблизившись к девочке, коснулся ее горла.

Вайолет взвизгнула, и Джек отпрянул.

– Щекотно, – с улыбкой сказала она.

– Оу, прошу прощения, маленькая леди, – Джек галантно склонил голову, а затем посмотрел на Жнеца. – Ты просто обязан обо всем мне рассказать, невероятный случай.

– Хорошо, но позже.

Джек достал из ящика иглу и, бросив взгляд на девочку, кивнул собственным мыслям:

– Шелк, однозначно, – вдел полупрозрачную нить в иглу. – Ей не грозит заражение?

Жнец покачал головой:

– Все от чего она теперь может умереть – это если отрезать голову или же четвертовать.

– Удобно, – согласился Джек и приблизился к малышке. – Будет немного неприятно, – вначале он вколол ей обезболивающее, после чего уложил на стол и приступил к «штопке».

Девочка слегка морщилась, но не плакала и не кричала, смирно ожидая окончания процедуры.

– Готово, вы просто умница, – похвалил Джек и помог слезть со стола.

Малышка коснулась горла и удивленно распахнула дивные фиалковые глаза, став похожей на куколку.

– У вас есть зеркало? – спросила она.

Джек указал на ширму – за ней находился рукомойник, кушетка для отдыха и зеркало в простой раме с легкими сколами по углам.

– С этим юношей что? – спросил Джек, обернувшись к мальчику.

Жнец коснулся плеча Калеба, и тот стал неторопливо раздеваться, пока не предъявил хирургу ножевую рану на груди.

– Да вам, юноша, повезло, поразительно! – Джек с интересом стал рассматривать порезы на груди и спине. – Дорогой друг, как жаль, что ты не приводишь ко мне такие экземпляры чаще, каких бы достижений я достиг и продвинулся бы в своих исследованиях.

– Это случайные, – пояснил Жнец.

Мальчик отказался от обезболивающего и не испытал неприятных ощущений (словно игла не штопала живую плоть) – кровь Жнеца позволяет телу жить дольше, а колющие и режущие раны не страшны, впрочем, как и пули.

– Одевайтесь, молодой человек, – скомандовал Джек, продезинфицировав инструменты и убрав их в ящик.

– Смотри, Калеб, как узор, – похвасталась Вайолет, указав на горло. – Спасибо, а то с этим ужасным порезом я выглядела совсем неженственно.

Джек улыбнулся:

– Я рад, что сумел вам помочь, но кое-кто обещал мне историю, – он перевел взгляд на Жнеца.

Тот рассказал ему обо всем, что посчитал важным, и Джек надолго призадумался.

– Хм, убийство скрыли под видом несчастного случая, а затем замели все следы пожаром… – он прикрыл тело женщины простыней. – Хуже не представить, но за что убили невинных детей, вряд ли они знали что-то важное, ведь так? – спросил он у Калеба.

Мальчик пожал плечами:

– Отец не любил рассказывать о работе, но в последнее время ходил напряженный. Мама вела себя как и прежде, я даже не знаю, кто были те люди, и почему они нас убили.

– Сейчас, я думаю, вам не следует идти к дому, – поделился соображениями Джек.

– Почему? – удивилась Вайолет. – Я бы зашла к нашей соседке, мисс Пети, у нее на обед подают дивный пудинг.

– Ты голодна? – спросил Жнец. Он никогда не испытывал голода, но его кровь должна была изменить и детей, приблизив их к нему.

– Нет, но помню его вкус, – Вайолет равнодушно пожала плечами. – Так почему нельзя?

– Потому что все считают вас погибшими, в том числе и те убийцы, один из них сбежал, убив напарника, – ответил Джек.

– Вы правы, – согласился Калеб. – Но… я не оставлю это, они убили наших родителей, лишили дома, я отомщу, – процедил он. На его щеках появился гневный румянец, глаза недобро загорелись, и бледный мальчик преобразился.

«В будущем он будет разбивать женские сердца», – отметил про себя Джек.

Жнец удивленно вскинул брови. Он привык к холодности и молчаливости Калеба, но сейчас тот разозлился не на шутку.

– И это похвальное желание, однако, следует разобраться, что к чему, понять против кого мы выступим, – Джек похлопал его по плечу.

– Мы? —Калеб и Жнец задали вопрос одновременно и удивленно переглянулись.

– Конечно, ведь ты не будешь нарушать свое правило, а я не откажусь от бесплатного тела для экспериментов. Правда, боюсь, как бы мое амплуа дамского угодника не сменилось на мужеложца, – Джек поморщился.

– Что это значит? – Вайолет невинно захлопала глазами, глядя на хирурга, и тот смущенно прикрыл рот рукой.

– Ничего, забудьте это слово, барышня, и не вспоминайте.

– Нам нужно жилье, – напомнил Калеб. – Но не в скверном районе, – хоть и умершим, а затем воскресшим ему не хотелось подвергать сестру опасности и жить, не пойми где.

Джек снял белый халат и накинул пиджак с плащом, подхватил саквояж с зонтом и водрузил шляпу на голову:

– Думаю, сегодня вы можете остаться у меня, квартира холостяцкая, но в приличном районе, здесь недалеко. Места всем хватит.

– Мне нужно поработать, – прошелестел Жнец и исчез, оставив детей новому опекуну.

– У меня воротничок в крови, – пожаловалась Вайолет.

Все забыли о ее грязной одежде, и девочка вновь об этом напомнила, ведь красивый джентльмен не позволит ей ходить грязнулей.

Джек потер воротничок и тяжело вздохнул:

– На выброс, кровь хорошо отстирывается в холодной воде сразу же, но не спустя сутки. Пока с новым платьем, да и… костюмом придется немного потерпеть, – он увидел такие же пятна на одежде Калеба. – На улице хмурая погода, вы спрячетесь под моим плащом, и никто ничего не заметит.

Квартира Джека располагалась на Бейкер-стрит в пятиэтажном доме из красного кирпича с высокими потолками, узкими балкончиками и комнатами-мансардами.

В отличие от Вайолет, которую Джек укрыл плащом, Калеб предпочел идти рядом. На темном костюме след крови был заметен только при тщательном осмотре.

– Разве не здесь живет известный сыщик? – спросила Вайолет, взяв Джека за нежную и теплую руку. Рядом с этим мужчиной ей было совсем не страшно, а наоборот – он успокаивал сладковатым ароматом лекарств, напоминающем ей о магазине сладостей у Ридженс парка, где матушка частенько покупала им с братом леденцы или мороженое.

– Да, его квартира как раз напротив моего дома. Выдающийся человек и такой разносторонний! Давеча у меня была с ним беседа по поводу одного открытия. Он пытается создать формулу, чтобы определять пятна крови, где они уже высохли, или остался их след, – поделился Джек, бережно держа тонкие холодные детские пальчики.

Если бы его сестра была жива, то он также мог бы идти с ней по улице, взяв за руку и переговариваясь, но единственного дорогого сердцу после гибели родителей человека не стало. Джек подавил тяжелый вздох, и они повернули на Бейкер стрит.

Черная дверь с массивным кольцом под табличкой «Б-221» призывно сверкнула, но у Джека были другие дела, а поболтать с сыщиком он сможет и в следующий раз. У него как раз есть наводка на Потрошителя.

«От этого сумасшедшего одни беды, что он делает с телами бедняжек, варвар!» – думал Джек, достав ключ из кармана плаща и повернув в замочной скважине двери дома напротив.

Студент жил в уютной двухэтажной квартирке, но для детей она оказалась не такой маленькой, как у Жнеца.

Чего здесь только не было: дорогая мебель ручной работы, восточные статуэтки и драпировки, китайские веера и даже самурайские доспехи. На одной из узких, высоких тумб стояла подставка с двумя катанами. Такие Калеб видел в доме японского посла, куда они с родителями были приглашены на ужин. Отец пообещал, что обязательно купит ему подобные, когда отправится в командировку, но до этого так и не дошло – отца убили. И единственный, кто у них остался – младший брат отца, дядя Блейк, тот изредка приезжал в Великобританию, предпочитая жить в Китае, где у него имелась своя небольшая чайная плантация.

– Ух ты! – восхитилась Вайолет, кружа по квартире и поднимаясь по винтовой лестнице на второй этаж. – Здесь так необычно, очень напоминает наш дом, правда, Калеб?

Мальчик кивнул и подошел к широкому окну, отодвинув занавеску, увидел напротив кабинет – на столе лежала скрипка и курительная трубка.

«Возможно, нам стоит обратиться к сыщику, чтобы тот расследовал убийство родителей? Хотя кто послушает детей?», – подумал он, сложив руки на груди и чувствуя, как неприятно покалывает зашитая рана.

– Господин Джек! – окрикнула Вайолет, спустившись вниз. – Где же ваша кровать? Я увидела лишь тонкий матрас, – девочка спрыгнула со ступенек, и Джек ловко поймал ее, устроив у себя на руках.

«Маленькая куколка. Как у кого-то могла подняться рука на такого ангелочка?»

– Это называется футон – традиционная японская постельная принадлежность, на ней мне спится лучше, чем на шикарной кровати, – пояснил Джек и усадил девочку в кресло, а затем подал чай в дорогом китайском фарфоре кроваво-красного цвета с дивной росписью цветами. – Калеб, присоединяйся, если вы голодны, я могу сделать сэндвичи с огурцом или поджарить яичницу с беконом.

Вайолет наморщила нос:

– Благодарю, мне хватит и чая.

Калеб нехотя отошел от окна – соседская скрипка напомнила ему о днях, когда матушка, Психея, обучала их игре на музыкальных инструментах. Калеб умел виртуозно играть на фортепьяно, а Вайолет на скрипке, и очень часто их дом наполняли мелодичные звуки вальса или же грустные этюды. По образованию матушка была выпускницей женского пансиона и в свое время работала компаньонкой в богатом доме (у супруги какого-то посла или дипломата) в Санкт-Петербурге, где и познакомилась с Бенджамином. Психея владела разными языками, и как-то само собой вышло, что между ней и атташе завязался разговор. Вайолет всегда воспринимала историю их знакомства как нечто романтичное и мечтала, что в будущем точно так же познакомится и со своим мужем. Калеб же смотрел на встречу родителей весьма скептично и не питал иллюзий. Из разговоров матушки он слышал, что ей с риском для собственной репутации удалось покинуть дом патронессы и уехать с отцом в Париж, а затем в Лондон, где они и обосновались. Еще в Санкт-Петербурге аристократы шептались о способностях матушки: говорили, что Психея – медиум и умеет говорить с миром духов, умершими, и поэтому патронесса не хотела потерять такую диковинку! Однако судьба распорядилась иначе, и Психея с Бенджамином остались вместе и жили долго и счастливо столько, сколько им было уготовано высшими силами до той роковой ночи.

Способности медиума стали проявляться в детях с малых лет. Психея осторожно развивала их дар. Вайолет видела духов, но не слышала и поэтому не могла с ними общаться. Калеб же видел, слышал и вел беседы, а бывало участвовал в спиритических сеансах, перенимая у матери необходимые знания. Особого интереса к духам Вайолет не проявляла, только если речь не заходила об известных личностях. В пять лет она заинтересовалась Клеопатрой, и дошло до того, что им с Калебом каким-то чудом удалось вызвать прекрасную царицу, однако, та оказалась не самой приятной особой и сразу же потребовала горячую молочную ванную и массаж. Калеб слышал ее приказы и с усмешкой пересказывал сестре, от чего та хмурилась и обижено поджимала губы. К счастью, Психея успела прервать сеанс и потом долго отчитывала детей: быть медиумом – не шутка, и к каждому вызову духа стоит тщательно готовиться, иначе призраки могут выпить часть жизненной энергии, а то и вселиться в живое тело. Так Калеб понял, откуда у матери в волосах серебристые прядки седины и постоянная бледность лица.

С рождения Психея готовила их к смерти, повторяя: «Все мы рано или поздно умрем, но нас ждет перерождение, и даже если меня или вашего отца не станет – не печальтесь, мы увидимся вновь, я вам обещаю». Подобные разговоры стали обычной темой для повседневных бесед, а то и нравоучений. Психея воспитывала в детях отсутствие страха перед неизбежным, чтобы они не боялись умереть, ведь жизнь циклична, и все в ней повторяется, идя по кругу бытия. Отец не встревал в их обучение, полагая, что раз природой дан такой дар – грех его не развивать, не стремиться узнать больше.

Справа от гостиной находились кабинет и небольшая кухонька, а также две свободные, но абсолютно пустые комнаты. Окна обеих выходили в ухоженный сад с дубом. От сильного порыва ветра на толстой ветке закачалась качеля.

Бродя по новому жилью с чашкой чая и внимательно его изучая Вайолет обнаружила в кабинете за ширмой краешек музыкального инструмента. С трепетом проведя ладонью по старинной поверхности клавикорда9 она ощутила знакомый трепет. Впервые она услышала его необычную музыку в Биаррице10 на семейном отдыхе у моря, вечером в ресторане. Тогда девочка даже заупрямилась, не желая покидать зал, чтобы отправиться спать, и страшно обиделась, что ей не позволили дослушать мелодию. Сейчас эти обиды казались Вайолет глупыми и нелепыми. Матушки больше нет, некому ее ни пожурить за недостойное для леди поведение, ни погладить по голове, причесать волосы, поцеловать перед сном и рассказать сказку. Они с Калебом совсем одни. Слезинка скатилась по ее щеке, обжигая кожу, и упала в чашку с остывающим чаем.

«Мы еще встретимся», – вспомнились ей слова матери, и она грустно улыбнулась.

«Да-да мамочка, мы увидимся. Я знаю и буду ждать этого дня», – подумала Вайолет, ставя чашку на крышку инструмента и садясь на скамеечку. Пожелтевшие клавиши призывали смахнуть с них незримую пыль и сыграть. Она играла не так хорошо как Калеб, но одно прикосновение заставило Вайолет отдаться музицированию. Лишь на миг к ней заглянул брат и удалился.

Джек устроился в кресле и прикрыл глаза, наслаждаясь мелодией. Вайолет хоть и ошиблась пару раз, но играла неплохо. Он вспомнил, как был на концерте в А́льберт-холле11 и безбожно фальшивящего альтиста. Усмешка тронула его губы, но Калеб не обратил на это внимания, решив, что мужчине нравится игра сестры. Джек же вспоминал об убийстве альтиста, как изящно он его проделал, а после позаимствовал кишки горе-музыканта и, как следует промыв их, продал струнных дел мастеру под видом овечьих.

Джек распахнул глаза и внимательно осмотрел мальчика, посвятив этому больше времени, чем в прозекторской12. Узкое личико с острыми скулами и прямым носом. Слишком бледная, как для живого человека кожа, под которой не проступали голубые вены, а серую радужку глаз вытесняла чернота широких зрачков. Тонкие, словно рисовавшей их кисти не хватило яркой краски, губы слегка приоткрыты. Черные короткие волосы гладко причесаны, но не прилизаны. Руки с музыкальными пальцами, как и у Вайолет, лежат на подлокотниках, постукивая острыми ноготками по дереву в такт мелодии.

Если бы Джек не знал, что мальчик жив, то решил, будто перед ним сидит вампир или же восставший из мертвых. Для убитого он выглядел слишком спокойно.

Калеб молчал до тех пор, пока Вайолет не закончила игру и не присоединилась к ним.

– Неплохо, – отметил брат и подвинулся. Малышка села и поставила чашку на столик.

– Не так хорошо, как у тебя, – она вздохнула и прижалась щекой к его груди. Калеб покровительственно коснулся рукой ее плеча.

– Не хотите поделиться последним, что вы увидели в своем доме? – спросил Джек. О подробностях Жнец не рассказал.

– После ужина мы занялись уроками. Но услышали шум – и мама выскочила из детской, я последовала за ней и… – начала Вайолет.

– И что же увидела? – Джек затаил дыхание.

– Некто в маске убил отца, а затем перерезал матушке горло, – взгляд Калеба остекленел, и Джек понял – мальчик переживает тот миг.

– Мама закричала, и я выбежала к ней, Калеб бросился за мной, – добавила девочка, теребя окровавленную ленточку на воротнике.

– Мама сидела на полу рядом с отцом и смотрела на того незнакомца, как вдруг с нами произошло тоже самое, напавшего сзади я не видел, почувствовал, как в груди что-то лопнуло, затем последовала острая боль.

Вайолет прижала ладошку к сердцу брата, где под одеждой скрывался шов:

– А я даже не сообразила, и вот… мы уже духи, висим над своими телами воздушными шариками, а мама – она тоже стала призраком – сказала, что Жнец не может нас забрать.

– Почему? – Джек приосанился и задумчиво коснулся подбородка.

– Неучтенные души, таких, как мы нет в списке, а просто так забирать кого попало Жнец не имеет права, – пояснил Калеб.

– Это правило мне известно, – согласился Джек.

– Вы… не боитесь господина Жнеца? – полюбопытствовала Вайолет. Сама-то она ничуть его не испугалась, как и их нового знакомого – Джека. Интересно, когда они отправятся за ее новым нарядом?

– Страх – нечто эфемерное, я вижу смерть каждый день, но это не повод ее бояться, – отметил Джек и посмотрел в окно. На улице постепенно темнело, в Лондоне зажигались светлячки фонарей, но сегодня Джек-Потрошитель не выйдет на охоту. Он занят. – Мы как раз успеем к закрытию магазина, чтобы купить вам необходимое на первое время.

Денег от подработки в морге ему бы хватило на обновление детского гардероба, но не будь у Джека наследства от покойного дяди из Франции, он бы даже не смог позволить себе снимать эту квартиру. Конечно, деньги от его научных статей в журналах также приносили небольшой доход, но их едва бы хватило на приличный ужин в ресторане. Особенно с гастрономическими пристрастиями Джека, в которых он не мог и не хотел себе отказывать. Чума, нищета, землетрясение, что угодно, а у Джека всегда будут дорогая бутылка отменного красного вина и свежеиспеченный багет с фирменным сыром. И ко всему этому одежда и обувь от лучших мастеров.

Почувствовав на себе все удобства современных ботинок, Жнец перенял эту особенность от друга, сменив остроносые пулены13 на оксфорды14, а заодно и черную мантию на костюм с плащом. Правда, от капюшона не отказался, а вот в головном уборе он посчитал, что выглядит презабавно, как, впрочем, и в солнцезащитных очках (подарок графа Дракулы он не променял бы ни на что). В свое время Влад Цепеш провел для него занимательнейшую экскурсию по кольему саду, рассказывая, кого и за что из нанизанных на колы людей он убил.

– Значит, вы не знаете тех убийц? – уточнил Джек, и дети кивнули. – Хм, а кем были ваши родители? Известные личности?

– Отец – атташе, мы часто путешествовали, а мама… – Калеб задумался: отвечать или нет.

– Медиумом, – Вайолет гордо выпятила грудь вперед. – Она умела общаться с духами, видела все необычное, то, чего другие не могли или не хотели видеть. И совсем не боялась смерти.

Джек понимающе улыбнулся:

– Пойдемте, время не ждет.

Джеку нравилось в Лондоне. Туманный Альбион дышал сыростью и тленом смерти, здесь всегда происходило столько интересного, а как много занимательных личностей, скрытых пеленой дождя, скользило по его мрачным улицам.

«Стоит не забыть подкинуть Сыщику мысль о личности Потрошителя. Тот сумасброд мешает моей работе, нарушая ее спокойствие», – мстительно думал Джек, спускаясь с детьми по лестнице на улицу. Черные камни покрывала морось.

– Лучше бы сразу прошел дождь, – проворчал Джек и раскрыл широкий зонт. Вайолет куталась в его плащ, Калеб тоже держался рядом.

К счастью, в столь поздний час в магазине не было ни одного покупателя. За прилавком стоял мужчина с пышными усами и листал модный журнал.

Приодеть детей не составило труда, правда, найти для Вайолет такое платье, которое понравилось бы ей безоговорочно, оказалось сложнее. Девочка прошлась вдоль ряда готового платья, морща носик и поддевая ткань кончиками пальцев.

– Ничего… все не то, – шипела она и, в конце концов, остановила выбор на черном платье с фиолетовым отливом и высоким воротником под новый костюм брата.

Продавец хотел было позвать помощницу, да и Вайолет была не против, но брат так на нее посмотрел, что сестра вспомнила о злополучных следах крови и своем шве на горле.

– Уф, все приходится делать самой, – избавившись от старого наряда и надев новый, бормотала она.

– У вас очаровательные дети, господин, – отметил продавец.

Джек одарил его улыбкой, терпеливо дожидаясь Вайолет: в отличие от уже одетого и вышедшего из примерочной брата она не торопилась.

– Вайолет, у тебя все хорошо? – едва слышно спросил Джек.

Девочка высунула недовольное личико и повернулась, показав застежки сзади:

– Мне самой не справиться, обычно это делала мама или Бетси, да и почти у всех моих платьев были застежки спереди, по последней моде, не то, что это… старье.

Джек пришел на помощь. Девочка с фиалковыми глазами навсегда пленила его сердце и вызывала невероятное умиление, ему хотелось сжать ее в объятьях и не отпускать. Одаривать подарками, нарядами, игрушками, дабы заполнить пустоту одиночества без сестры. Но он понимал: у Вайолет есть Калеб, и они никогда не должны расстаться, он не позволит, чтобы их постигла его судьба.

Расплатившись и забрав старую одежду с собой, троица зашла в ресторанчик. Здесь они предались настоящему чревоугодию. Джек не скупился, оставив официанту приличные чаевые. По возвращению в квартиру их поджидал Жнец.

– Вы хотели увидеть свой дом, – прошелестел он тихим голосом, кутаясь среди теней в углу комнаты.

– Да, – подтвердил Калеб, а Вайолет кивнула и выпустила руку Джека, даже не заметив, как дрогнули пальцы мужчины.

Снимая пальто, он уже не увидел, как троица исчезла, окутанная мраком.

***

«Большой трехэтажный дом из красного кирпича с белыми оконными рамами. Все, что отличало его от соседских, подпирающих друг дружку по бокам, – это установленный отцом флюгер в виде грифона над печной трубой. Когда дул сильный ветер, флюгер крутился, готовый улететь в хмурое, затянутое темными облаками небо. Но ни разу я не увидел, как мифическое животное взмахнуло своими железными крыльями и взмыло вверх. Грифон всегда оставался на страже дома, наблюдая за прохожими черным глазом», – Калеб шатался внутри дома, где сползшие со стен кусочки обоев, обгоревшие книги и обломки буддийской статуи напоминали о былом величии дома Рестлессов.

– Совсем ничего, – повторяла Вайолет, осматриваясь по сторонам и пытаясь не расплакаться. – Калеб! – она сжимала в руках тонкую закоптившуюся книжку. – Попробуй связаться с мамой или отцом, ты ведь можешь…

Мальчик тяжело вздохнул и обернулся к Жнецу. Погруженный в себя тот стоял у двери, подпирая косяк, и даже не смотрел на детей.

– Ладно, – шепнул сестре Калеб и сосредоточился, как учила матушка. Представил ее лицо, аромат, как протягивает ей руку в надежде коснуться, притянуть к себе из мира духов. – Психея Рестлесс, приди ко мне – своему сыну! Психея! – просил он, пока не почувствовал на лице дуновение холодного ветра, его плечо сжали ледяные пальцы, но, обернувшись, Калеб увидел не маму, а Жнеца. Тот качнул головой.

– Она не придет – ее тело было сожжено. Единственный возможный способ для медиума уйти из мира живых.

Вайолет отвернулась, пряча катящиеся по щекам слезы. Она все еще надеялась на встречу с духом, но ничего не вышло. Мама ушла… навсегда.

– А отец? Попробуй его!

Калеб вновь сосредоточился, но ощутил острую боль, словно в нос вонзили длинную иглу, и она обожгла его сознание. Застонав, он схватился за лицо и почувствовал, как по подбородку на руку стекает кровь.

– Калеб! – Вайолет бросилась к нему и прижала свой новенький платок, промакивая кровь. – Прости меня! Я не должна была этого делать, матушка ведь говорила, что за один раз нельзя пытаться вызвать больше духов, чем можешь, а ты ведь ещё не такой сильный, как она, – голос девочки дрогнул, в глазах замер страх, но она страшилась не своего поступка, а боялась потерять брата и остаться совсем одна.

– Ничего, – прогнусавил Калеб, слегка запрокинув голову, и держа платок у носа. – Немного льда – и все пройдет.

Жнец коснулся его подбородка, обжигая кожу холодом пальцев.

– Тебе больно? – спросил он, осматривая свою окровавленную руку. С тех пор, как Жнец умер он позабыл, каково это испытать боль. Должно быть, неприятно.

– Уже нет, подобное случалось. Я ведь не такой сильный медиум, как мама, – она могла вызывать духов несколько раз в день, хотя отец запрещал, говорил, это сказывается на ее здоровье, – поделился Калеб.

– Поэтому у мамы была седина, – Вайолет распушила волосы. – И она часто болела, а порой, – девочка перешла на шепот и приблизилась к Жнецу. – На руках оставались следы от пальцев, порезы… от людей с того света.

Жнец понимающе кивнул:

– Души не всегда любят, чтобы их тревожили, это как прийти в гости без приглашения. Калебу ничего не угрожает.

Вайолет успокоилась.

– Нам стоит вернуться, – Жнец коснулся их плеч.

Дети бросили последний взгляд на обгоревшую гостиную с полуразвалившейся лестницей и прижались к Жнецу. Их дом сожрал огонь, прошлое – мертво, и родителей не вернуть.

Вайолет устроилась в ногах у Жнеца, положив руки на его колени, а Калеб занял кресло напротив, прижимая к переносице врученный Джеком мешочек со льдом. Хозяин квартиры отправился на ночную прогулку, а дети остались под присмотром Жнеца и приготовились слушать самую мрачную и волшебную сказку из когда-либо рассказанных.

– Говорят, что Корпсгрэйв появился вместе с луной одной глубокой ночью, когда мир был только создан и начал пробуждаться со всем живым. Даже я не знаю, как это произошло на самом деле, ведь и меня тогда не существовало, – едва слышно рассказывал Жнец, глядя на огонь и чувствуя тепло детских рук на своих ладонях. Пальчики Вайолет подрагивали от волнения, она заерзала на ковре среди подушек и от любопытства закусила нижнюю губу.

– Смерть пришла вместе с жизнью, вечными остались небо и земля, но и та… подвергалась многочисленным изменениям. По ней ходили живые, и в ней же они растворялись, уходя глубоко, как корни деревьев. Тогда Смерть еще не обрела лица, но забрав душу первого человека, она примерила его облик и решила, что отныне и навсегда все Жнецы – ее помощники – будут подобны людям. Нет жизни без смерти – это круговорот событий, непрекращающийся цикл. Если смерть не заберет одного, то не сможет родиться другой. Как не может быть дня без ночи, света без тени… – философски отметил он. – Есть и другие отражения Корпсгрэйва, и все они разбросаны по миру. Тот, в котором работаю я, отражает Лондон, но также заведует землями Ирландии и Шотландии.

– Ты помнишь свою прошлую жизнь? Когда был живым? – спросила Вайолет.

Жнец призадумался, и его лоб прочертили тонкие морщинки:

– Не очень, у всех по-разному. Кто-то помнит обо всем, другие – обрывками, третьи – совсем ничего и не испытывают сожалений.

– Но не каждый человек подходит для этой роли, верно? – добавил Калеб, постукивая ноготками по подлокотникам.

Жнец кивнул:

– Не каждый, но даже мы не знаем критериев отбора. Бывало, что Жнецом становился убитый монах или же умершая во сне нянька, аристократы и простолюдины. Для смерти не важны титулы, богатство и власть.

– Должно быть… их отбирают за другие качества, – Вайолет задумчиво накрутила прядь волос на палец. – Может… они должны обладать твердостью духа? Быть сильными, уметь принимать нелегкие решения, ведь забрать душу – не разбить яйцо.

– Это верно, но мы – марионетки смерти. Наши тела – проводники, а ее незримая сила повсюду – в воде, земле, воздухе, каждом человеке. Мы можем отключить все человеческое: чувства, желания, – руководствоваться лишь разумом, но тогда долгая жизнь окажется скучной. Поэтому у каждого из нас есть свои особенности и причуды, например…

– Дорогие ботинки, – поняла Вайолет и лучезарно улыбнулась.

– Да, у моего коллеги Мушкетера – прекрасные дамы и хорошее вино, у кого-то – домашние питомцы, даже призраки. Но мы не можем заводить семьи, не можем дать начало новой жизни, потому что уже мертвы. Да и люди не замечают нас. Столкнувшись со мной нос к носу прохожий в одночасье позабудет о моем существовании, как если бы мимо пронесся поток легкого ветерка.

– Но ведь Джек видит тебя, общается и не забывает, и мы тоже, —лицо Калеба приобрело озадаченное выражение.

– Во всем есть исключения, мир несовершенен и многогранен. Ветер не может дуть либо слишком сильно, либо слабо, быть всегда определенной температуры и плотности. Ветер свободен. Также и с людьми: есть те, кто подвержен всему необычному, они видят, чувствуют или же, наоборот, не видят, но интуиция подсказывает им о чем-то странном. Например, вы унаследовали способности медиума от вашей матери, а она, в свою очередь, от кого-то из своих родителей. Это закономерность, и вашим детям передастся этот дар. Он течет по вашим жилам вместе с кровью, хранится в уголках разума, отражается в глазах. Умрете вы – умрет и дар, вы его носители. И все особенные такими рождаются или же… случайно приобретают, как случилось с Джеком. Он от природы одаренный человек: внимательный, с прекрасно развитой интуицией, зорким взглядом, острым слухом. Такими же талантами обладают и другие люди. В свое время Джек увидел нечто нехорошее, то, что не каждый ребенок смог бы пережить или забыть.

– Это повлияло на него? – прошептала Вайолет, прижав ладошку к груди и успокаивая взволновавшееся сердечко. – Что же с ним произошло? Его мучили? Или он из таких, как мы – неучтенных?

Жнец тяжело вздохнул, он и сам не знал подробностей истории Джека, да и не понимал, что испытывает человек, особенно, ребенок, утратив любимого.

– На его глазах умерла сестра, быть может, ее убили, и, кажется мне… очень изощренно. Это и оставило на нем отпечаток смерти. Возможно, в будущем, умерев, он станет жнецом, но это лишь мои догадки.

Вайолет побледнела, и ее глаза наполнились слезами:

– К-какой уж-жас, – всхлипнула она. – Бедный Джек, несчастная его сестренка.

– Он сам избрал свой путь, как и мы свой, – спокойно сказал Калеб, глядя в одну точку. – Как же мне управлять своими силами? Призывать духов?

– Практикуйся, учись лучше слышать и видеть их, различать среди живых, повелевать. Представь, что ты – кукловод, и от твоих пальцев тянутся незримые нити дара, они оплетают души, и стоит потянуть – те окажутся перед тобой. Я также делаю со своей косой: представляю ее, чувствую леденящую руку сталь, вспоминаю вес, как рукоять меча ложиться в ладонь… – и оружие возникло в руке, Жнец поднял его над собой. – Мне, как Жнецу, это дается легко, ведь я пришел из Корпсгрэйва, тебе же, человеку познавшему смерть, будет немного сложнее, и все же… в вас обоих течет кровь мира мертвых. Она усилила ваш дар, сделала тела отчасти неприкосновенными для смерти. Воспользуйтесь этой силой. Она не сделала вас богами, и жизнь ваша также не вечна, но пока вы дышите – вас ждут незабываемые моменты.

– У меня вот совсем не выходит общаться с духами, – пожаловалась Вайолет, утирая слезы. – Я их вижу, но не слышу слов, разве что могу пытаться читать по губам. Почему так? Вот у Калеба все получается.

Губы Жнеца расплылись в улыбке, и он погладил девочку по голове, коснувшись затылка и почувствовав под ладонью ее хрупкий череп.

– Полагаю, дело в возрасте. Дар не стоит на месте, а растет со своим носителем. Скажи, Калеб, ты с самого детства мог общаться с духами, видел их?

Мальчик призадумался:

– Не то чтобы с самого детства, но, полагаю, лет с трех, возможно, четырех. Мне мама рассказывала, но вот говорить… кажется, с шести или семи.

– Ну вот! А мне шесть! – Вайолет вскочила и заходила по комнате кругами, заламывая руки. – Я тоже хочу, а ничего не выходит, – плаксиво заявила она. – Так нечестно!

– Всему свое время, – прошелестел в полумраке голос Жнеца.

Глубокой ночью, как только дети уснули крепким сном, а Джек вернулся после очередного кровопролитного дела, Жнец неторопливо прогуливался на Хайгейтском15 кладбище между рядами опутанных плющом могил. Укрытые зеленоватым мхом готические склепы возвышались над тропинками, а бледная луна освещала величественные надгробия и гробницы. Из всех кладбищ Лондона Жнец больше всего любил Хайгейтское. Ему нравилась его архитектура – даже памятник умершей кошке вызывал теплую волну чувств. Жнец существовал в эпоху трепетного отношения к смерти. Люди одновременно боялись и уважали ее, у них даже появилась мода – делать фотоснимки покойных, ставить черно-белые портреты в рамочки, а то и носить с собой на встречу с медиумами. Они наводнили Лондон, но мало кто был настоящим. Жнец не раз из любопытства наблюдал за актерской игрой бездарных фигляров, посмеиваясь над ними. Мать детей была не такой. За что же погибли их родители? Жнец присел на лавку, и свет луны заставил его бледную кожу засветиться. Будь поблизости человек, он бы принял его за привидение: бледный, худой, окутанный дымкой мрака.

– Ну и кто у нас здесь расселся?

Жнец обернулся на задорный юношеский голос – перед ним стоял его коллега в красном одеянии, его голову укрывал капюшон, а лицо полностью скрывала венецианская маска цвета слоновой кости. По скулам вились узоры, а в украшенных алыми языками пламени прорезях сверкали золотисто-алые глаза с вертикальными зрачками (особенность всех жнецов). Также маска очерчивала нос и идеально нарисованные губы.

– Валет, давно не виделись, – поприветствовал Жнец, не вставая.

Юноша сел рядом, звякнув тонким мечом. Оружие Валета всегда напоминало Жнецу некий дар природы, особенно явно об этом говорило строение гарды: витиеватые, переплетенные между собой дужки рукояти, посеребренные листики напоминали раскрывшийся цветок лилии, в совокупности с невероятно острой сталью. Тонкая работа, а главное, легкое и удобное оружие.

– Давненько, – Валет хлопнул его по плечу. – Мушкетер шепнул, что ты занимаешься благотворительностью, мол, две душонки при тебе, любопытно, – он усмехнулся, хитро прищурившись.

– Где ты пропадал? В Корпсгрэйве, да и в Лондоне тебя давно никто не видел, только рапорты приходят.

Валет коснулся головы рукой в латной перчатке и почесал. Для работы Валет разделил заключенную в оружие силу надвое, вложив одну часть в перчатку, а другую в меч. Как он говорил: «Ходить без меча – не солидно, а с двумя артефактами работа пойдет быстрее».

Когда-то Валет был знатным картежником и шулером, настоящим профессионалом, хотя умер не из-за карточной игры, а из-за дамы, на дуэли. Потом оказалось, что дама водила его за нос, и с тех пор Валет питал к женщинам неприязнь, бывало, даже издевался над ними, пока те, будучи живыми, медленно умирали, а он все оттягивал их кончину и, только насытившись мучениями, забирал души.

– Я никуда не пропал, просто появилось одно увлечение, оно полностью захватило меня, и, черт возьми, будь я проклят, если лично не заберу душу этого малого! – Валет ударил себя по груди.

Жнец удивился. Не часто коллега был так запальчив.

– Кто же он?

– Сыщик, каких я еще не встречал – не просто ищейка, а настоящий хитрец и мастер своего дела, несмотря на молодость. Старикам Скотленд-ярда стоит у него поучиться, – в его голосе звучало восхищение. Валет действительно запал на эту душу и азартно рассказывал обо всех приключениях, в которых удалось побывать, пока он тенью следовал за Сыщиком. Куда его только не заносило, в каких злачных обителях он не бывал, и каждый раз Валет устраивал Сыщику череду опасностей, но тот всегда уворачивался, а желание Валета забрать душу росло все сильнее.

– И так каждый раз! – взвился он и заходил по дорожке. – Стоит мне подстроить простенькую стычку между пьянчугами с очередным кодлом в портовой забегаловке, как Сыщику удается избежать драки и поножовщины. Даже если лезвие пройдет в сантиметре от его лица, он все равно от меня ускользает, – шипел Валет, а затем выхватил меч из ножен и стал гневно кромсать кусты – истерзанная листва осыпалась к его ногам, укрыв дорожку и землю мягким ковром.

– Рано или поздно – он умрет, – миролюбиво отметил Жнец.

– А вот и нет! – Валет обернулся, его плечи дрожали, и плащ не мог скрыть охватившего его возбуждения. —Может, умрет, а может, нет… – азартно прошипел он.

– О чем ты?

Валет усмехнулся, но Жнец не видел его глаз, тень от капюшона скрыла их хищный блеск.

– Рядом с ним я чувствую жизнь, былую радость приключений, словно снова ожил. Меня охватывает невероятное любопытство, – начал он. – У тебя и Мушкетера есть свои слабости, а у меня Он, такой интересный, всегда на волосок от смерти. Заставляет меня дрожать, волноваться… за него. Словно мои внутренности обвязаны нитью, и та пуповиной тянется к нему. Где он, там всегда смерть. Я… восхищен этой душой. Как ловко он уходит от меня – это наша игра. Стоит мне приблизиться к нему, и я начинаю молиться – «Давай же, вот сейчас ты умрешь, еще минута и…», – но вместо разочарования испытываю дикий восторг и продолжаю следить за Сыщиком.

Жнец удивленно вскинул брови:

– Он сильно тебя зацепил, – «Как и меня души детей, но с ними я испытываю совсем другие чувства, мне не хочется их смерти, время не пришло, и, возможно… я даже рад такому стечению обстоятельств». Наблюдая за Валетом, слушая его восторженную речь о Сыщике, Жнец стал постепенно осознавать, что ему делать с душами и как жить дальше.

– Правда, последние два месяца он немного приуныл, полагаю, это действие наркотика, – Валет вернулся на лавку. – Какой-то новый, называется амфетамин16, достался моему подопечному от ученого румына. И я затосковал по былым денькам, когда мы с Сыщиком шатались по всему Лондону. Сейчас же он торчит дома и пялится в потолок расширенными зрачками, страшно похудел, став вылитым скелетом, ничего не ест, не спит, зато постоянно разговаривает с самим собой. Точно псих!

– Мы можем поспорить, от чего он раньше умрет: от этого лекарства или же твоих подначек, – предложил Жнец.

– Думаю, второе вернее, румына на днях убили. Сыщик приходил к нему на квартиру, они договорились о встрече, а там все верх дном, и тело ученого с пробитой черепушкой. Кровища, похоже, ограбили мужика.

– Случается.

Валет засмеялся и хлопнул Жнеца по плечу:

– Только не в случае с Сыщиком, он всюду видит заговоры, впрочем… так оно и есть, но у меня тогда появилось дело, и я отправился по списку, чем все закончилось – неизвестно. Может, действительно ограбили, у нас и статистика подобных преступлений имеется.

Они еще немного поболтали и разошлись, окутанные мраком.