Читать книгу Моменты времени - Лу Ка - Страница 2

Единственная из нас, кто не палится, так это Мэйби-Бэйби. Не знаю, какой ниндзя её учил, но хочу так же: нацепила очки от солнца и разлеглась вальяжно в кресле около окна. И никто на неё внимания не обращает.

Такая тактика не работает, видимо, только у меня. Потому что Валера тоже не палится. Или это просто бабки слепые, или у них детектор наркоманов работает исправно, но сбоит только на Мэйклаве. Потому что даже он с котом на руках выглядит естественно в этом автобусе, а я с рюкзаком – нет.

Положи перед носом – не заметят. И только я решил переодеться во что-то менее заметное, чем нет-это-не-пижама-крокодила, как все взгляды обращены на меня, будто я и впрямь в этой пижаме.

Я не знаю, как работает этот мир, но хочу себе такого же ниндзя, как и у моих друзей, потому что они что-то темнят. Или это просто я своего ниндзя не вижу и он сейчас пользуется перспективой одиночества у холодильника в моём доме?

Но стоит мне спросить у всех насчёт ниндзя, как они все тактично интересуются, не употреблял ли я, а потом напоминают, что в салоне курить, вообще-то, нельзя.

Что это за правило такое? Нельзя курить?!

Нет, я могу без палева на заднем месте нарушить это правило, так что даже Валерка рядом со мной ничего не заподозрит. Но сидящие впереди люди более зрелого возраста то и дело оглядываются, будто я уже закурил.

Люди более зрелого возраста. Какой чёрт дёрнул всю нашу шайку поехать со всеми в автобусе, когда можно было добраться в одиночку. Все шикают, что это дороговато, но я знаю, что они темнят.

И смеркается снаружи. Отвоевав у Валеры путём игры в «камень – ножницы – бумага» окно, я теперь могу с грустью дышать на стекло. А потом изрисовывать поверхность и, толкая Валерыча в бок, слетать с сиденья в приступе хохота. Ехать больше суток, и это было единственное развлечение в первые часы.

А потом и ржать стало скучно, и Мэйк решил разыграть Кисёша-Писёша в карты. Видите ли, ему надоело – «и вообще это неприятно» – сидеть с котом, выпускающим тебе в штанину когти.

Играть в карты в автобусе по-особенному интересно. Сидишь носом в экран телефона и обкидываешь других виртуальными козырями. Решили сыграть шесть партий и проигравшему отдать кота.

Мэйби кидает нам жалобы о рабстве, а мы в ответ возвращаем правление крепостного права. Или что-то такое.

Валерыч выходил из каждой партии победителем. Зараза. Но мы с Мэйклавом тоже не отставали и к концу шестой партии двигались на ничью.

А потом плюнули и впёрли Писёша Мэйби, признавшись, что Древняя Русь возвращаться не хочет.

И на первой остановке, под осуждающие взгляды людей более зрелого возраста, мы с Мэйком зажали за туалетом пачку сигарет и, честно стараясь не заржать от последних событий, качались под рэп. Бабки и деды за стеной туалета сквозь зубы, наверное, проклинали нас. А нам было хорошо.

А потом оказалось, что можно было не ныкаться и покурить вблизи автобуса. Но в чём тогда соль? Неинтересно же.

И тогда же мы узнали, что во время наших партий Валерыч мухлевал. И мы впёрли Кисёша нашему горе-диджею до следующей остановки. Потому что подглядывать в отражающиеся в окнах экраны телефонов может только Валера.

А потом мы подумали и, удвоив наказание Валерыча, заставили везти Кисёша на своих коленях до самой конечки. А она будет на следующий день. Пожелав Валерке удачи и дав ему шлейку, отправили гулять с котом, в глубине души надеясь, что в кусты грохнутся оба.

В автобусе по телику крутили допотопный юмористический фильм, сделанный в России. Люди на передних сиденьях тихонько хихикали. Потом пытались включить «Зе Авенджерс», как гласила надпись, но фильм был плохого качества, и вообще водитель вспомнил, что он патриот, и лицо рыжей Наташки сменилось юмористической комедией, сделанной, конечно, в России. Включил бы «Защитников», чё стесняться.

Но захватить телевизор у меня не получилось бы, поэтому вместо серьёзного русского боевика пришлось смотреть серьёзные русские виды. Моя юность медленно утекает, а я пялюсь в окно. Зато не в телевизор, в котором, по звукам, и впрямь включили «Защитников», где в конце побеждает дружба. Из-за этого в голове возникли образы Крисов, смеющихся над тем, что Россия забазарилась на святых «Мстителей». Эванс и Хемсворт описывали моё состояние в ту секунду, когда осознание пародии вдарило в голову, и на этот момент я сделал их своими тотемными людьми. Потому что, как мне кажется, тотемное животное всей нашей группы – — сидящий на коленях Валеры Кисёш-Писёш.

Только, правда, мы не ходим в тапки Мэйка.

Это даже лучше.

Как-то раз Мэйклав, не выдержав, тыкнул Кисёша носом в тапки, и потом у них завязалась баталия. Видео данного момента находится у всех наших на телефонах, и только у меня оно называется версус-батлом, где они оба орут на кошачьем. И, чёрт, в тот момент они показались самыми музыкальными, потому что только они умудрились слово из трёх букв растягивать больше часа.

И после этого момента Мэйклав превратился в моих глазах в кота, а в телефоне я его переименовал и стал прятать свою обувь.

А так, в целом всё нормально.

После многочасовой поездки и выкуривания всей пачки, разбавляемых анекдотами и более громким, чем у всех, смехом нашего зачётного водителя, мы соизволили занять свои комнаты. Нас было четверо, а мест в одном номере было три. Я уже хотел было заселиться отдельно, но стоило вспомнить, что за курение в комнатах без слов выселяют, и решительность быстро пропала. Жить на коврике под дверью не хотелось. И Мэйби с воодушевлением забрала комнату себе. И мы всей оравой под морось стали таскать сумки нашей девушки. После этого во вторую комнату заходить было страшно.

А потом мы решились зайти в свой номер. И лучше бы мы это второй раз не делали, потому что мне пришла мысль повеситься. Хотя куда тут петлю вешать? И для петли места нет.

Мы с пацанами посмотрели на выход. Вновь оглядели комнату, и я, с мыслью потом прибить крючок, занял первую попавшуюся кровать. Не скрипит, и то кайф. Допотопные условия. Постельного белья нет, живи в шатрах – умывайся бисером, но только укрывайся выданным пледом. И на том спасибо. Хоть не замёрзну.

А потом Мэйби принесла купленное постельное бельё, и жизнь вроде как начала налаживаться. Кисёша она забрала себе, отчего Мэйклав на радостях чмокнул её в щёку, как какой-то бойчик. Я позвал его в курилку напротив корпуса, но из-за мороси нас категорически не пустил Валеркин. Потому что наша Бэйби ушла разбирать вещи, а диджейкину будет скучно. Так хотя бы с кем-то поугорать можно.

Заходить к Мэйби было по-прежнему страшно, и мы, разыграв «камень – ножницы – бумага», двинулись в путь – я впереди, а Валеркин с Мэйком позади, выглядывая из-за двери. Дождь вроде прошёл, можно сгонять ноги помочить, только не в лужах, а в море. Отдыхать же приехали, и не зайти в воду грех. Ну, так мы думали до окончания этого дня.

Потому что море, вроде тёплое, обмануло: не успев зайти в воду, мы затряслись от ветра и холода. Да и потом ещё дождь пошёл, и мы отжигали настоящими картами до самого ужина. Потому что наши телефоны в порядке очереди ждали своей зарядки, а розетка в комнате была одна. Даже на портативки после автобуса нельзя было полагаться.

Правда, стоит отдать должное, за полдня нахождения в этом месте поесть успели только один раз, но неплохо. Если растолстею, то счастливо это сделаю, а не с болями от доширака.

И это единственное, что я могу сделать счастливо. Ну, блеск в глазах тоже говорит о себе, стоит мне два козыря положить на плечи Мэйклава.

Небольшие коридорчики между корпусами и дверьми комнат напоминают тёмные кварталы до того момента, пока не включишь одну-единственную лампочку на все пять метров. Ревизорро бы не одобрила. Но фишка в том, что эту лампочку для начала надо найти, и из-за этого приходится вкалывать в тёмных кварталах, будто бы ты янтарь ищешь.

А ты и вправду потом получаешь янтарь.

Мэйк говорит, что я дебил, и свет, на минуточку, оранжевый.

Вот приехали. Поезд детства ломает. В курилку больше не зову.

На десять минут курилку просто затягивает дымом, и видны только силуэты. А нам ничего не скажут, потому что табу на курение в курилке вообще нет.

Сидящий около деревянного строения зожник Валерыч, приперев гитару, грустно на ней бренькает. Эмо-рокстар просто, прямиком из дветыщиседьмого. Если ща Мэйк запоёт, то я тоже почувствую себя дветыщиседьмым.

Мэйклава я простил. Но теперь у меня появилась актуальная до конца отпуска угроза. Не, она и потом будет актуальной, но сейчас в разы больше. Во.

К Мэйби заходить стало более-менее спокойно. Но пацаны стремаются, и снова бойчики. Говорят, переодевается там, пока Кисёш у нас в комнате ошивается.

Мэйк дал дёру. Если Писёш у нас, то тапки смело можно выкидывать. Валерыч начинает ржать, а потом кашлять.

А я – дым в потолок. В рай меня не пустят от этого, но и ладно. С Валерой тоже нормально.

На следующий день отряд «Трудовых пчёлок» заметно пополняется, и в тёмных кварталах активно плывёт работа. Ладно, активом это нельзя было сказать, потому что один в поле не воин.

И чем я думал за минуту до? Если бы я не угорал как не знаю кто, работать не отправили бы.

Злой крокодил с веником по щиколотку в воде без костюма – природный монумент. Экспонат музея.

Спасибо, что швабру не дали. Веником воду буду мести, ага.

Наши тёмные кварталы оказались быстро затопляемые. И не в том плане, что много людей – нет, их тут тоже достаточно, – а всё оттого, что все лужи сбегают к нам. И мы, деревенские, ходим потом по тем лужам в стельку офигевшие.

Не, пить тут, конечно, можно, но мы все за ЗОЖ. Или нам просто делать нефиг, чтобы пить.

А мне что, тоже, получается, делать нефиг, раз я тут работаю?

Приглашаю выглядывающего из-за двери Мэйка поплавать. Он крутит пальцем у виска, и из глубин комнаты Мэйби решает напомнить мне о первой попытке.

Да я что, знал о том, что вода холодная? И вообще, лужа вон тёплая вроде. Не нравится – неси кипятильник.

Валерыч призывно ржёт за стенкой. Я кидаю в него обидное «в курилку больше не зову» и продолжаю гонять воду метёлкой, которая, по виду, побывала в соседнем за углом унитазе.

Но в курилку парней всё равно зову. Точнее, зову Мэйка, а Валера специально ради нас туда ходит. Там мы и забиваемся, что бегать по утрам – проще пареной репы. Валерыч темнит, что это не репа, а я и Мэйк всё равно прёмся на пляж.

Потому что бегать по пляжу – интересное занятие.

Ровно до той поры, пока я не запнулся о водоросли и не укатил на песок, а Мэйк опустился через пару метров на лежак.

Да ну, как-то не комильфо. Мэйклав сипит о бросании курить, я в ответ только мычу, и по возвращении на базу запираемся в курилку.

Надо же эмоциональное состояние наладить.

А то чё-т снова не комильфо.

Мимо нас продефилировала Мэйби в топике. Мы спросили, что за топ-модель по-френдзоновски, и она, кивнув в сторону душевой, заставила нас подорваться с места.

Ждать пришлось долго. Рак на горе в такой момент просвистел раз триста. Или это просто Мэйк от скуки ловит.

Даже несмотря на то, что душ разделён на мужской и женский, Мэйби прошла мимо нас, источая цветочные ароматы, а мужские кабинки всё ещё не освобождались. Мимо нас дважды пробежал Валеркин, на третий раз он просёк фишку ниндзя и уселся ждать с нами.

На освободившуюся кабинку на «камень – ножницы – бумага» решили не спорить. Я бы предложил пустить того, кто выше, но, вспомнив о несуществующей разнице, пропустил нашего зожника.

Потому что кто первый идёт, того Посейдон утаскивает.

Вообще тупо, но единственная интересная вещь.

Ладно. На самом деле Валерыча жалко, потому что в подводном мире ему не дадут отдыхать. И постоянно будут просить новые дискачи. Поэтому, как только дверь душевой открылась, я ворвался защищать и отвоёвывать честь и достоинства верного друга.

А потом всё как-то само, и горячая вода оказалась слишком шикарной, поэтому стоящий за стенкой Валерыч может подождать.

Ну, он и подождал. А Мэйклав – нет. С возмущённым вопросом об освобождении кабинки он ворвался в душевую. Я через занавеску поинтересовался у него о желании скрасить мои расслабляющие будни. Но, увы, откликнулся на это смелое предложение только Валера.

Вечером Мэйклав не пошёл со мной в курилку. И Валера меня тоже бросил. Поэтому я освещал свои курительные минуты гуляющей неподалёку Мэйби с Кисёшом. Радостно сообщив мне о завтрашнем солнце, стоя под зонтиком, и взяв клятву пойти на пляж, она пообещала заскочить к нам с чайником.

Но в конце оказалось, что чайников было два. И в том, что Мэйби сможет обокрасть магазин чайников, никто не сомневался.

Мокрый Кисёш умостился на ногах Мэйка, и тот, вытворяя с ним всякую шнягу, крушил шерсть полотенцем. Я вытворял всякую шнягу с картами, вновь и вновь тасуя их и обкидывая мелкими Мэйби. Валерыч давно уже вышел из партии, а мы с Мальвиной всё никак не могли определиться, за кем будет выигрыш.

Валеркин постоянно шутил, что нам наконец пора рожать. В конце концов мы отправили его мести лужи на улице. Он вернулся спустя пару махов и с прискорбным видом плюхнулся на кровать, твердя о скукоте на улице. Тёмные кварталы уже не те, и «ваще тусуй, тебя Бэйби слила, фу, хватка не та, скоро и катки перестанешь выигрывать».

Я даю ему пиковой дамой по лбу, и мы продолжаем нашу пижамную вечеринку, в которой Кисёш каждого по очереди обтирал и просился на руки.

Хоть он и Писёш, но мы его любим. Даже Мэйклав.

В этом мире ещё не всё потеряно.

На моих плавках крокодильчики, все вокруг меня ржут, а мне нормально. Чего стесняться-то? Я внутри крокодильчик, и пусть все знают.

Сегодня солнце, и я решил выйти в своём костюме-не-пижаме.

И я, видимо, с этим приобрёл боевой окрас невидимки. И даже у бабушек детектор наркоманов стал сбоить и на мне, и я теперь в команде не палева.

Все орут, что я спалю их контору, а моя месть страшна ровно до той поры, пока кто-то не кричит о хомячках.

Я приду и сожру все твои запасы ночью. Правда, придётся взломать столовую, но всё равно сожру все твои запасы.

Потому что хомячков надо бояться.