Читать книгу Смерть наркомана. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?» Роман в шести томах. Второй том «Смерть наркомана» и третий том «Антон» - Лукерья Сайлер - Страница 2

Лукерья Сайлер-Мария Трубина

Смерть наркомана

продолжение романа

Хорошо ли нам будет там, где нас нет?

Роман в шести томах

Второй том «Смерть наркомана» и третий том «Антон»

издаётся на русском языке

Второй том

Смерть наркомана.

Глава первая

«Борис»

Ещё в первые дни, как только семья Бориса поселилась в общежитии, их посетил бывший односельчанин, Дима Вайс. Он уехал из России два года назад и в настоящее время жил в городе Регенсбурге, учился там, в профессиональном училище. Диме нравилось здесь. Про Кам, где жил Борис и его семья, он сказал: «Этот город – одно название, деревня, а вот Регенсбург – это классный город». В следующие выходные Дима обещал Борису показать его, свозить на дискотеку, познакомить с нормальными ребятами и, если он не будет против, то и с нормальными девчатами.

Борис вместе со своими родственниками посещал курсы немецкого языка. Программа, преподаваемая на занятиях, оказалась, знакомой Борису, он изучил её в России. Она была почти такой же, даже учебники одинаковые, с той только разницей, что здесь не было перевода с немецкого языка на русский. Те, кто в России изучил эту программу или по другой причине знали немецкий язык, не имели от неё пользы. Те же, кто впервые услышали немецкую речь, приехав в Германию, а в России пытались постичь немецкий по самоучителям, из-за отсутствия объяснений на русском языке, ничего почти на уроках не понимали. Сколько по этой программе переселенцев освоило азы немецкого языка, и кому пришла такая «выдающаяся» мысль учащимся не говорили. Учителям вообще было запрещено разговаривать на русском языке, и они не разговаривали. Даже, если видели, что большая часть из учеников ничего не понимает, просто сидит на уроках, отбывая время, оплачиваемое биржей труда, всё же продолжали вести урок и работали с теми, в основном, которые «привезли» знания из России. Учили всех в одной группе: учителя немецкого языка из русской школы, немца, с детства говорившего на немецком языке, окончивших курсы или институты иностранных языков в России и впервые услышавших немецкую речь, по приезду в Германию. Самым комичным было то, что, всем по окончании курсов, выставляли отметки за полученные знания и выдавали аттестат. В дальнейшей жизни в Германии его никто не требовал и, практически, он никому не был нужен. Хорошими учениками выходили те, кто имел знания раньше, плохими – те, кто не имел совсем. Среди обучающихся иногда встречались возмущающиеся. Своё не довольствие они высказывали очень тихо, чтобы слышали только сами обучающиеся. Те, кто выслушивал возмутившихся, говорили так: «Ну что вы возмущаетесь? Платит вам биржа труда за то, что вы ходите на занятия? Ну и будьте довольны. Понятно же, что за шесть месяцев не изучить немецкий язык, понятно и то, что ситуацию биржа труда не знать не может, стоит ли на это тратить время, силы, нервы? Самое правильное – тихо отсидеть так называемые курсы, найти работу и на работе изучать немецкий язык.

Тихо повозмущавшись, большая часть из них, хорошо понимая ситуацию на новом месте жительства и реально её оценивая, обзаводилась дополнительными учебными пособиями, аудио и видеокассетами, изучала язык самостоятельно. Были и такие, которые ничего не делали, а на занятиях читали художественную литературу, разумеется, на русском языке.

Борис, по совету своего дяди Эдуарда и с помощью родителей, тоже стал изучать немецкий язык дополнительно, самостоятельно, по другой программе. После времени, проведенного на курсах, немного отдохнув, он надевал наушники, брал в руки учебники и учил, учил, запоминая фразы, новые слова.

Борису нравилось в Германии всё: красивые дома, цветы в садах, чистые улицы, множество машин, люди – неторопливые, аккуратно одетые и очень вежливые.

Рассказ Димы о красивом и большом городе Регенсбурге заинтересовал его. Он представлял его со старинными домами – особняками, узкими улочками и с большими, причудливыми фонарями на столбах. Борис любил сказки, особенно, когда ему и его сестре Рае их читала баба Эмма. Голос её был мелодичным и напоминал бабушек-рассказчиц из фильмов-сказок. Когда сказка подходила к концу, Дима прикрывал глаза, и очень ясно представлял в роли сказочницы бабу Эмму, закрывавшую окно с надписью большими буквами.

«К О Н Е Ц». Ему так сильно нравилось это видение, что, засыпая, Борис улыбался. Сам он любил читать сказки с картинками, где были нарисованы фонари на столбах, обычно – это были немецкие сказки.

Регенсбург Борис тоже представлял сказочным городом и с нетерпением ждал Диму. Всю неделю у него было отличное настроение. За это время он исписал много листов в своём дневнике, написал большое и подробное письмо Наташе о том, как они устроились на новом месте, о своих впечатлениях, о Германии и о том, как он здесь встретил Диму. Борис сочинил два стихотворения: одно о Германии, другое – посвятил Наташе. Он очень скучал и думал о ней каждый день, каждую минуту. Последний день и последняя ночь перед их расставанием возникала у него в его видениях всегда, когда он ложился спать. Иногда ему казалось, что он чувствует ее красивое нежное тело в своих объятиях. Наташа тоже должна будет приехать в Германию. Документы на выезд для её семьи оформлялись, но номера они ещё на руках не имели. После школы Наташа поступила в медицинское училище и уже проучилась год, ещё ей осталось учиться – полтора. Совсем недавно Борис получил от неё письмо; Наташа написала, что очень скучает о нём, и если её семья получит номер и вызов в этом году, то она не будет оканчивать училище – они сразу же приедут.

Дима приехал не один, а со своей подругой Ритой. Рита была симпатичной девушкой, невысокого роста, немного полноватой. Похоже, что она не комплексовала от своего недостатка, так, как одета, была вполне современно, так, как обычно одеваются стройные девушки: коротенькую маечку и брюки, плотно обтягивающие её полноватое тело. Они сели втроём в Димину машину и поехали в город Регенсбург.

– Сегодня мы тебя выведем в люди, точнее, вывезем. Едем в город Регенсбург на дискотеку. Был ты когда-нибудь на дискотеке в большом городе? – спросил Дима.

– Ну, если наш районный центр Рубцово считать большим городом, то был.

Дима рассмеялся и сквозь смех сказал, обращаясь к Рите:

– Мы когда-то с Борькой в этом городе на подростковых велосипедах за один час все улицы объезжали… Деревня – тьма тараканья.

Борису стало как-то не по – себе, когда он назвал Рубцово «тьмой тараканьей», даже не «Тмутаракань». Ему нравился их большой посёлок: он сочинял о нём стихи, там он родился, там осталась Наташа, его детство, но он не стал возражать Диме.

– Около трёх тысяч семей раньше там проживало – много немцев. Сейчас, наверное, уже все свалили в Германию. Ну, что-то там хоть изменилось в лучшую сторону с тех пор, как я уехал? – заговорил снова Дима.

– Нет, конечно же, я тебе уже говорил, и не все ещё немцы уехали, – Борис вздохнул, подумав о Наташе, – учителям, врачам зарплату не дают, дороги не ремонтируют, скот на фермах режут, кормить нечем; представляешь, в наших Алтайских краях скот кормить нечем?

– Да, представляю. Если до такого дожили, то точно колхозам и совхозам хана пришла, надо отдать должное «перестройщикам», быстро они их уничтожили, быстрее, чем большевики кулаков. Но ты-то молодец, хорошо успел, вовремя от службы в армии открутился.

– Да, мама сильно переживала, вдруг не успеем уехать, а мне первого октября – 18 лет стукнет.

– О! Да ты у нас скоро именинник!

– Да, скоро.

– В армию сейчас идти в России, наверное, страшно каждому здравомыслящему человеку? – спросила Рита.

– Всем страшно – и здравомыслящему, и дураку тоже, а ещё страшней родителям: дедовщина, Чечня, Кавказ, только от одних этих слов всех в дрожь бросает, а если ещё послушать, что мужики отслужившие говорят, так хочется куда угодно бежать, исчезнуть с лица земли, только не в армию.

– Здесь другая армия, как в «цивильной» стране. Неделю служишь, как на работу ходишь, выходные дни – дома. Ещё и «бабки» платят. Я старше тебя почти на год, пойду служить первым, в Германии с 20 лет можно служить, потом тебе подробно расскажу, что значит служить в немецкой армии, – сказал Дима.

В машине на какой-то момент наступила тишина, все замолчали. Рита включила радио. После известия об авариях на автострадах Германии, зазвучала красивая современная музыка. Машина ехала по хорошей дороге, за окнами мелькали красивые дома с ухоженными двориками, церкви, проходящие мимо машины известных во всём мире марок. Борис вдруг почувствовал, как тёплая, неведомая до этого волна радости прихлынула к его груди и заполнила её. В этот момент стало так хорошо, радостно… Борис подумал: «Как бы мне сейчас хотелось, чтобы ты, моя Наташка, была со мной».

– Ты что притих, новый аусзидлер? – спросил Дима, смотря на него в зеркало, – не усни, а то проспишь момент въезда в новую жизнь – свободную, звонкую, не то, что в нашей деревне, Рубцово. Смотри, мы уже катим по автобану, скоро приедем. Они проехали указатель «Барбинг».

– О! Начинается наш любимый город Регенсбург, – сказал Дима, – вообще-то нам надо в Нойтраублинг, но мы заедем сюда ненадолго, заберём одну парочку, тоже хотят на дискотеку, я обещал.

Они зашли в двухэтажный многоквартирный дом. Дима постучал в квартиру на первом этаже. Дверь открыл парень, примерно такого же возраста, как Дима.

– Привет, кореша, мы с Эллкой ждём вас уже целый час.

Дима представил ему Бориса, Борису – парня, назвав его Виктором.

В комнате находилась ещё одна девушка. На вид ей было лет 25. Она сидела в кресле, прикрыв глаза, вытянув ноги и положив их на журнальный столик. Когда все вошли в комнату, она приоткрыла глаза. Не изменив позы, не дождавшись, пока ей представят незнакомого гостя, сказала, как-то странно, растягивая слова:

– Привет, их бин Элла.

Дима представил ей Бориса, она улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза. В комнате был включён телевизор, из него громко звучала рок-музыка в исполнении Майкла Джексона.

Борис подумал, что если о чём-то разговаривать, то надо бы убавить звук, но казалось, что на телевизор никто не обращал внимания, все расселись вокруг стола, Виктор налил колу из большой двухлитровой бутылки в высокие стаканы из-под пива.

– Ну, как там, в России? – спросил Виктор и, не дождавшись ответа от Бориса, который не успел даже открыть рот, продолжил, – я из Казахстана, смешно сказать, но в Россию попал впервые, когда в Германию уезжал. Пришлось улетать из Новосибирского аэропорта, а если бы улетал из Казахстана, то так бы и уехал, не познав великую державу.

– Да ничего хорошего, – сказал Борис и хотел добавить, что и в ближайшее время ничего хорошего не ожидается, но Виктор перебил его на полуслове, обращаясь к Диме, спросил:

– Будешь?

– Ну, спрашиваешь!

– А он? – кивнул Виктор на Бориса.

– Не знаю, если захочет, дело добровольное.

Борис понял так, что речь идёт о водке, подумал: «А кто поедет за рулём?», но промолчал. Виктор ушёл в другую комнату, вернулся, неся в руках три сигареты. Дав Рите и Диме по сигарете, Виктор сказал:

– Мы с Эллкой уже. Видите, какая она балдёжная сидит.

– Дай мне, – попросила Эллка, приоткрыв глаза.

– Сиди, хорош тебе, обойдёшься.

– Тогда не мешай мне слушать музыку.

Борис только сейчас понял, почему Эллка имеет пьяный вид и Виктор тоже навеселе. Когда Эллка сказала: «Не мешай слушать музыку», Борис посмотрел в телевизор, где по-прежнему пел Майкл Джексон. Борис знал его хорошо, но не понимал его музыки и не любил. Он несколько раз пытался понять, прослушивал его выступления по видеомагнитофону, по записям на магнитофоне, но так и не понял, как и не понял он и песни группы Битлз.

«Наверное, у меня нет специальной подготовки, поэтому я их не понимаю», – решил он тогда и забросил все кассеты, диски на верхнюю полку своего шкафа, а, уезжая в Германию, подарил их своему бывшему однокласснику.

Дима и Рита закурили.

– Слушай, кто поедет за рулём? Мы же обещали Борьке свозить его на дискотеку, – сказала Рита.

– Ну, я два глотка – не больше.

Он затянулся, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Бориса, сказал:

– Хочешь, попробуй, кайн проблем.

– Ну да, я слышал об этом, сейчас кайн, а потом огромные проблемы.

Они втроём, кроме Эллки, продолжавшей лежать в той же позе, засмеялись.

– Чушь всё это, – сказал сквозь смех Виктор, – так говорят только те, кто не разу не пробовал, и те, кто боится, т.е. те, кто напуган теми, кто не хочет на это давать деньги. Обычно пугают предки своих малых деток. Взрослые детки плевали на них, потому как сами работают и без их помощи обходятся. Если захотят кайфануть, всегда выкроят себе на это из своей зарплаты – как на пиво, вино, сигареты. Если это употребляешь, то всё остальное не надо, а человеку современному расслабляться просто необходимо, такова жизнь сегодня, много стрессов стало в ней, но и много средств придумали, чтобы от них избавиться. Конечно, это удовольствие стоит денег, так же, как пиво, вино, водка, но оно необыкновенное, «супер», ни с чем несравнимое. Те, кто это употребляют, – другие люди, они лучше, они умнее, под этим делом мозг работает на всю катушку, музыка становится понятной вся. Слушаешь любую музыку, и кажется, она в тебе самом звучит – ты и она едины, одно целое; ты под эту музыку сливаешься с природой, чувствуешь, что ты дитя этой природы, ты в ней, ты с ней, ты что-то значишь в этой жизни. Если ты значишь, то ты и живёшь по-настоящему, не прозябаешь, – Виктор говорил это громко, восторженно; чувствовалось, что в этот момент он всё это переживает, чувствует, говорит правду. Но надо знать грань, знать и предчувствовать, точно так же, как в водке, чтобы не стать алкашом. Нельзя переступать определённую черту. Это всё враньё, что нельзя остановиться. Можно. В любой момент, стоит только захотеть, всё зависит от человека; вот взять, например, тех, которые не это принимают, а водку или пиво, кофе – среди них тоже есть алкаши-наркоманы. Я знал одного придурка. Он стал наркоманом от кофе. Не мог без него жить, и у него от этого сердце стало отказываться работать. Врачи ему запретили кофе пить совсем; долго; в больнице держали, когда выпустили, он пришёл домой, на второй день нажрался его и сдох. Еще раз повторяю: всё зависит от человека и от того – дурак он или умный, – продекламировал Виктор, – я, например, всегда беру столько, сколько мне надо, и не больше. Для того, чтобы просто было хорошо. Когда хочу, когда позволяет время, и если имею возможность выкроить из своих средств деньги, ну и конечно, если позволяет обстановка. Точно так же, как на водку, пиво, коньяк, вино, что есть. Но, это… – он покрутил в своих пальцах целую, ещё не зажженную, сигарету, – ни с чем, конечно же, несравнимо.

– Мы в своём Рубцово только краем уха слышали об этом, да и то – одни страхи. А здесь другой мир, другая жизнь, другие люди, другие возможности! И если это есть, почему бы не попробовать, не стать такими, как они – свободными в выборе своих желаний. Почему бы не почувствовать настоящую жизнь во всей красе? – сказал Дима. Он уже не курил, но держал недокуренную сигару в руке двумя пальцами, легонько её ими покручивая. Рита курила одна. При каждой затяжке она откидывала голову на спинку кресла и медленно, понемногу, выпускала дым изо рта, при этом блаженно прикрывая глаза. Эллка лежала в той же позе, и казалось, что ей нет дела ни до кого и ни до чего в этом мире, кроме музыки, потому как она иногда открывала глаза и бросала свой томный взгляд на экран телевизора, где по-прежнему пел Майкл Джексон.

«А почему бы мне не попробовать?» – подумал Борис.

– Ну ладно, уговорили, давай попробую, что это за блаженство, коль у меня хватило силы воли школу закончить с золотой медалью, то, я думаю, это мне нестрашно, в нужный момент справлюсь.

– О! Нет-нет! Мы тебя не уговариваем. Думай сам, пожалуйста. Это дело добровольное, никакого насилия. Хочешь? – На. Не хочешь – не бери, – сказал Виктор, протягивая ему сигарету. И Борис её взял. Он уже умел курить. Мальчишки из бывшего класса научили, но по-настоящему он так и не стал курить.

Борис некоторое время смотрел на сигару, держа её в двух пальцах, точно так же, как Виктор и Дима, затем протянул её к зажигалке, которую уже держал наготове в своей руке Виктор.

Сделав несколько затяжек, он как-то неожиданно для себя, не думая об этом, услышал красивую музыку, когда он бросил свой взгляд на экран телевизора, то увидел там снова Майкла Джексона. Борис прикрыл глаза, откинулся на спинку дивана.

«О! Господи! Что же это? Вот в чём секрет к этой музыке! Я так долго пытался отыскать ключ к её пониманию. Оказывается для того, чтобы понять Джексона, Битлов, надо, чтобы вот так четко и ясно работал ум».

Борис затянулся ещё. «О! Как же здорово! Как прекрасно! Вот если бы моя Наташенька сейчас была со мной. О, если бы!» Затянувшись снова, он вдруг понял, что если захочет, то сможет сделать так, что она появится. Вот она уже с ним. Он видит её, обнимает, Наташа подходит, целует его. О! как ясно всё, как хорошо! И в это время звучит необычная, красивейшая музыка! Как прекрасен мир сейчас! Как всё ясно и понятно, светло и радостно. И чувства сейчас ещё прекраснее, ещё радостнее, чем были сегодня у него в машине, по дороге в Регенсбург.

«Оказывается, в каждом человеке есть тайна, она скрывает большой запас эмоциональных красок, сил, чувств, и при помощи всего лишь нескольких затяжек их можно обнаружить и почувствовать во всей полноте. Мир так устроен, что люди на протяжении всей своей жизни стремятся ощутить эти чувства посредством своего духовного развития: трудом, учёбой, искусством, спортом, общением друг с другом, а, оказывается, есть средство, позволяющее приобрести их за несколько минут» – так думал Борис, докуривая сигарету, откинувшись на спинку дивана.

А в это время в его голове, в определённом участке мозга, как в компьютере, фиксировались в памяти обострённые, эйфорические чувства, полученные в результате наркотического опьянения.

Через два года, после этого момента, Бориса не стало. Он умер. Врачи определили смерть от передозировки очень сильного наркотика. За день до смерти Борис приехал к родителям из Регенсбурга, где он в последнее время жил. Зайдя в комнату к своей сестре Рае, сказал:

– Ты знаешь, через неделю мой день рождения, уже – 20.

– Ну да, ты у нас уже взросленький.

– Так всё складывается в моей жизни, что в этот день меня с вами не будет. Я тебе оставлю письмо для родителей, отдай его лично маме, – он достал письмо из журнала, который держал в руках в этот момент, – это письмо особенное, обещай мне, что отдашь его только в день моего рождения.

– Ну, каин проблем, отдам, как пожелаешь.

– Поклянись.

– Ты что, с ума сошёл?! Зачем клясться, если я сказала, что отдам твоё письмо маме в твой день рождения, значит отдам.

– В жизни всякое бывает.

– Что ты говоришь? Что бывает?

– Скажи мне, нет, повтори за мной: «Я клянусь передать это письмо родителям, лично маме в руки, в твой день рождения, первого октября»

– Ну, ты даёшь! Ладно, я обещаю или клянусь, как ты желаешь, что отдам твоё письмо, лично в руки маме, в твой день рождения.

Борис отдал ей письмо. Она бросила его в свой письменный стол, не отрывая своего взгляда от компьютера, за которым в этот момент работала. Борис подошёл к ней сзади, поцеловал её в затылок, сказал:

– Ну, пока.

Рая недоумённо посмотрела на него.

– Ты что, Боря, заболел?

– Почему заболел? Всё нормально. Ну, ладно, я пошёл, не буду тебе мешать, занимайся.

Это был последний раз, когда Рая его видела. В этот вечер Борис уехал в Регенсбург и уже больше никогда не вернулся.

Письмо Бориса к Родителям

Дорогие мои, мама и папа!

Я знаю, что для вас значит то, что меня нет сейчас у вас. Простите.

Простите, что я принёс вам столько горя. Я надеюсь на понимание и прощение.

Дорогая моя мама, знаю, как ты любишь меня и гордишься мной, я всё знаю, но ничего не могу поделать и поступаю я так потому, что выбрал одно зло из двух в нашей общей большой беде, произошедшей, конечно же, по моей вине.

Я НАРКОМАН – это значит, что я человек, утративший по собственной воле прекрасные человеческие чувства, данные мне природой и воспитанные вами, и приобрёл другие, более яркие, остро ощутимые, эйфорические. Их в обычной жизни сразу и в совокупности получить нельзя. Их можно получить только под воздействием наркотических средств.

Жизнь будущего наркомана можно сравнить с жизнью мотылька. Увидев яркую горящую лампочку, он летит к ней. Мгновенно подлетев, ощутив всю силу тепла и света – падает. Мотылёк обречён на гибель- наркоман тоже.

Оказывается, человеческий мозг хранит в себе большие возможности. Мы можем ощутить мир, в котором живём, необыкновенно прекрасным, ярким, за несколько минут. Наркотики через кровь, дыхательные пути возбуждают быстро искусственным путём ту часть мозга, которая рассчитана на восстановление в памяти этих прекрасных чувств постепенно, на протяжении всей человеческой жизни. Я думаю, что тот, кто создал жизнь на земле, сделал это для того, чтобы у человека всегда был интерес к жизни – интерес, приобретаемый возвышенными чувствами: любовью к человеку, к природе, искусству. Имея его, человек любит жизнь, уважает себя, окружающих его людей, стремиться продлить свою жизнь в своих детях, а значит, и жизнь на земле. По-другому этот интерес люди называют Душой.

Когда я был нормальным, не больным человеком, то часто задавал себе вопрос: «Есть ли Душа у человека? Ущипнув себя за руку, я ощущал физическую боль своего тела и всё. Когда горе, неприятности, несправедливость – мне тоже больно, но эта боль внутри меня, тело не болит. Что там болит внутри меня? Точнее сказать: что там болело внутри меня?

Сейчас, в нормальном состоянии, я не чувствую внутренней боли, точно так же, как и радости. Я не имею стремления жить. Наркотики разрушили ту часть моего мозга, где заложена информация об этих чувствах, где жила душа, и на этом месте возникла другая информация – память об искусственно приобретённых острых и ярких ощущениях. Человек без этих чувств – уже не человек, как и мотылёк без крыльев – уже не мотылёк. Без наркотиков в своём организме наркоман способен делать всё то, что делал раньше, но он уже наподобие робота-раба. Раб имеет только одну мысль, чтобы робот стал человеком, вернул то, что он имел – душевные чувства. Вернуть их в естественном состоянии он уже не может, его мозг болен, не работает в том участке, где была душа. Возбудить приобретённую память об острых, ярких ощущениях он может только через кровь, дыхательные пути. Наркотики теперь уже, как лекарство, а человек болен. Наркомана можно избавить от тяги к наркотикам специальными медицинскими способами: стиранием памяти, и даже удалением отравленного наркотиками участка мозга. Учёные говорят так: «Локализовать участки мозга, которые ответственны за тягу к наркотикам», но уже доказано, что ни мозг, ни нервные клетки не восстанавливаются, а это значит, что человек, после того как был наркоманом, уже никогда не будет тем, прежним, человеком. Рождённый летать, теперь он будет только ползать.

Это не правда, что наркоман может легко сам бросить принимать наркотики или излечиться от тяги к ним, стоит ему это только захотеть, как когда-то меня убеждали мои знакомые (друзьями таких людей не назовёшь). Все, кто принимает наркотики, ещё и торгуют ими. Всё это дорогостоящее «удовольствие», и чтобы наркоманить дальше, надо продать наркотик, а, чтобы продать – надо найти рынок сбыта, для этого необходимо кого-то убедить, заставить, уговорить купить наркотики дороже, чем приобрёл сам, или выполнить задание тех, которые поставляют их и делают на этом бизнес. Если это удаётся сделать, то навар твой, или ты получишь от наркобизмесмена-дельца за работу «дозу» – тоже неплохо. Не надо лишний раз воровать в магазинах или у родителей, обманывать близких тебе людей, можно даже не работать. Чтобы получить себе прибыль, бесплатную долю, надо продать минимум три дозы. Привлёк в наркоманы трёх человек, и эти новоиспечённые наркоманы, обеспечат тебе «бесплатную», затем они вынуждены будут привлечь ещё троих таких каждый, чтобы самим наркоманить, и наркоманов становится уже девять. Эти девять сделают двадцать семь, а двадцать семь сделают восемьдесят один и так далее. Эта система очень хорошо и чётко организована в самом бесчеловечном и жестоком бизнесе – НАРКОТИЧЕСКОМ – структура его ПИРАМИДА. И нет в этом бизнесе друзей, жалости, любви, сострадания, так как нет в нём душевных чувств. ДУША ОТРАВЛЕНА, УБИТА. А есть только физическая потребность в наркотиках, в еде, в сексе, во сне, в тепле. Если вы видите перед собой человека, употребляющего наркотики, т.е. наркомана, то знайте, что перед вами тело, оболочка, где когда-то жила Душа, сейчас её там нет, а там находится нечто, которое способно на всё ради наркотиков, даже на убийство самых близких ему людей. Кто сейчас говорит о том, что надо легализовать наркотики, но не говорит о том, что надо ужесточить законы к наркодельцам и наркоманам, и даже жертвует на это деньги. Они, эти люди, возможно, или не понимают, что этим самым работают на наркобизнес, или же причастны к нему, преследуя цель продать как можно больше наркотиков и, в конечном итоге, получить прибыль.

Да, надо дать такую возможность продавать наркотики специальным медицинским учреждениям, по очень маленьким ценам, но только по удостоверениям личности. Все, кто покупают, должны заноситься в компьютер, состоять на специальном учёте у государства. Наркоманов надо: лишить возможности получать высшее образование (напрасные затраты), увольнять с работы (очень опасно), лишить возможности получать водительские права и, самое главное, каждый человек, делающий попытку употреблять наркотики, должен знать, что лечить его никто не будет, и он должен будет умереть. Точно так же должен знать, что он должен умереть, и тот, кто торгует наркотиками. Торговцы – это скрытые преступники-убийцы, люди, уничтожающие жизнь на Земле. Если в государстве нет самого жестокого закона к убийцам граждан этого государства, значит, это не гуманное государство, а его граждане являются заложниками какой-то определённой системы управления, очень далёкой от их интересов. В настоящее время этой системе гораздо выгоднее думать о том, чтобы получить прибыль в казну от убийц, продающих наркотики, чем уничтожить этих убийц и заботиться о будущем здоровье нации. С одной стороны, с этих граждан собираются налоги на здравоохранение, в том числе и на лечение наркоманов, с другой стороны – приняты законы, позволяющие торговать наркотиками, не разрешающие, а позволяющие продать зелье, которое сначала убивает Душу, а затем, в большинстве случаев, и всего человека, при этом торговец, если и наказывается существующим законом, то остается, жив и невредим. Люди с загубленными Душами, жизнями умирают, а наркомания процветает, наркодельцы и наркопродавцы остаются жить. Негуманно на смерть отвечать смертью. А это гуманно? До тех пор, пока люди не будут бояться этой заразы, как чумы, мир будет болен, и жизнь на Земле увядать. О наркомании говорят: «Чума 20 века» – это не правда. Чумы боялись и боятся, поэтому её изжили со света. Наркомании так не боятся, и она процветает. С каждым днём на Земле становится всё больше и больше наркоманов; наркомания, как эпидемия, но приобретается людьми по собственной воле. Это самое страшное орудие по уничтожению жизни на планете Земля, изобретённое самим человеком, живущим на ней. Орудие самоубийства. Если вдуматься, то это страшно, очень страшно. Изобретена собственная смерть. Человек её изобрёл, он же должен её и уничтожить. Во всех газетах, журналах, по телевидению и радио, во всех средствах массовой информации каждый день и час, каждую минуту и секунду надо рассказывать всем, кто эти люди – наркоманы, как они живут, и к чему это их приводит. Обычно наркомания приводит на кладбище. Можно запретить хоронить наркоманов на общем кладбище, отвести для них специальное место и хоронить там, а можно и вообще в братскую могилу. Они же, наркоманы, все одной крови, наркотической, и все без Души.

Всё, что вы прочитали в этом письме, написано мной ещё год назад. В сегодняшнем состоянии я бы не мог написать так. В то время я пытался избавиться от этого зелья, видит Бог, как я старался, и мог их не употреблять, но без них я перестал ощущать радость жизни. То, что я сейчас пишу – это записки из моего дневника, сделанные мной раньше. Я их читаю, и как будто они не мои, но я понимаю, что должен написать их в письме и рассказать о себе. В сегодняшнем моём состоянии этого я уже бы написать не смог. Сейчас я могу написать только так: простите меня, мои родные. Я не могу больше жить в этой жизни. Сегодня я её не понимаю и не люблю. Она мне неинтересна, всё меня в ней раздражает, если я без наркотиков. Я не люблю жизнь, но я люблю то состояние, когда я принял наркотики, тогда я чувствую себя человеком, а всё, что происходит вокруг, меня не интересует, не касается. В этот момент мне так хорошо, так чудесно, но он – этот момент, с каждым днём укорачивается, если я не увеличиваю дозу. Я вынужден принимать наркотики в большей дозе, или более сильнодействующие, чтобы как можно дольше находиться в прекрасном мире, а не в ненавистной мне жизненной действительности.

Три месяца назад меня лишили водительских прав, и я не смог ездить на работу, меня уволили. Машину я продал не потому, что хотел купить новую, как сказал Вам, а потому, что имел долги и не имел денег на наркотики. Сегодня у меня нет денег, работы, машины и нечем платить за квартиру. Я точно знаю, что денег у вас нет, а есть долги за мою машину, и помочь вы мне ничем не можете. Если я останусь жить, то буду вашей болью, страданием, стыдом и обузой до конца дней ваших, потому я выбрал смерть. Лучше пережить горе один раз, чем жить с ним всю жизнь. Не оставить этого письма я тоже не могу. Прошу вас, покажите его всем родственникам, особенно молодым. Все же знали меня, как неплохого парня и пусть знают, в кого я превратился, однажды не проявив волю, настойчивость, чтобы отказаться от неизвестного мне соблазна получить удовольствие, и чем мне потом пришлось за это заплатить. В Германии, так же, как и в России, эта отрава сегодня доступна всем, а соблазн огромный.

Простите меня, простите меня, если можете.

Прошу прощения, мама моя, в муках и к радости родившая меня.

Прошу я прощения у тебя, жизнь моя.

У Создателя мира и вечности прошу я прощения для себя.

И перед смертью молю его, остановить волей своею

Эту людскую беду – гибель душ на Земле гробовую.

Ибо не верю сегодня я в то, что люди сами справятся с нею.

МНОЙ!

Душа отравлена, убита —

Нет прекрасных чувств во мне.

Душа отравлена, убита

И нет мне счастья на земле.

Душа отравлена, убита,

И нет мне места на земле.

Душа отравлена, убита,

Какое горе мне.

МНОЙ, Душа отравлена, убита,

А кто поможет мне?

НИКТО.

ЕСТЬ МУЗЫКА ДЛЯ ДУШИ

И ЕСТЬ ДЛЯ ТЕХ, У КОГО ЕЁ НЕТ

О! Звуки, звуки!

Что со мной? Не слышу я сегодня

Музыки другой.

Я слышу лязг металла,

Барабанов бой,

Гудение, шипение электрогитары

С оборванной струной,

Вопль, визг, стенания и визжания кого-то,

Напоминающих людей.

О! Как классно слышу это я!

Когда Душа моя мертва!

Рая сдержала слово, данное Борису, и отдала письмо родителям в день его рожденья.

В этот день его похоронили, в этот день ему исполнилось – 20 лет.

После похорон и поминок остались самые близкие родственники. Рая прочитала письмо вслух, для всех, обливаясь слезами. Не было только Екатерины Яковлевны. После известия о смерти Бориса, Марине, матери Бориса, и Екатерине Яковлевне, бабушке, стало плохо и их обеих увезли в больницу. Марину выписали через два дня, прописав периодически успокаивающие уколы и таблетки, а у Екатерины Яковлевны врачи установили инфаркт. Состояние её было очень плохим. Бабе Эмме сообщили о смерти правнука после того, как поставили успокоительный укол. Борис вырос под присмотром и на глазах у бабы Эммы. Роберт был старшим ребёнком у Катерины, младшей была дочь Неля. Он женился ещё перед армией, даже нельзя сказать, что женился, а перед проводами, за два дня, привёл он в дом девушку, с которой дружил, и сказал: «У Марины будет ребёнок, она моя жена, пусть Марина поживёт с вами, пока я служу». Марина оказалась умной, работящей девушкой и сразу пришлась по душе в семье. Через шесть месяцев родился Борис. После службы Роберта они так и остались жить с родителями. Построили маленький домик во дворе, сначала вроде бы как для летней кухни, но потом перебрались туда жить, устроили там спальни для себя и детей, к тому времени у них уже родилась Рая, а кухня по-прежнему осталась в доме, где, в основном, готовили баба Эмма и Марина. Так вместе жили они до тех пор, пока не уехали в Германию. Борис рос послушным мальчиком, но больше всего радовал и вызывал гордость у семьи тем, что хорошо учился в школе. Он был лучшим учеником в том районном центре Рубцово, где они жили. В учёбе ему помогала бабушка Екатерина. Борис восхищал её своей усидчивостью и хорошей памятью, втайне она очень гордилась им, но никогда не хвалила его, не показывала виду, что довольна им, и только когда он получил аттестат с отличием, Екатерина Яковлевна обняла Бориса при всех в школе и прошептала ему на ухо, прослезившись: «Я горжусь тобой, дорогой мой внучек» Она была довольна им и как бабушка, и как преподаватель. После известия о смерти Бориса, Екатерина Яковлевна как бы оцепенела, застыла, долго сидела, не заплакав, не проронив ни слова, потом медленно поднялась, пошла в свою комнату, взялась за ручку двери и стала оседать на пол, схватившись за сердце. Её сразу же увезли в больницу.

Отец Бориса, Роберт, в течение нескольких дней молчал, находился в безразличном состоянии. Он не плакал, не разговаривал, уставившись в одну точку. Роберт отрешённо и безразлично отвечал на все вопросы, обращенные к нему, тремя словами: «не знаю, да, нет». И только перед тем, как опустить гроб с сыном в могилу, он встал на колени, сжал голову обеими руками и диким голосом завыл, заглушая рыдания и плач других.

Бабу Эмму привезли попрощаться с Борисом на кладбище. Она не переставала плакать, и всё причитала сквозь слёзы: «Господи! Да разве это возможно? За что ты наказал нас, Господи? Прости, если мы виноваты перед тобой, отведи от нас ещё одну беду, сохрани жизнь Катерине, возьми, Господи, мою… – говорила она тихим старческим голосом, – Господи, почему ты забрал эту молодую цветущую жизнь? Не было в нашем роду такого, чтобы кто-то, по собственной воле, покинул эту землю. Разве есть в мире, что-то страшнее, чем то, что пережили и выстрадали в войну и сразу после войны русские, немцы? И все мы в то время старались выжить. Что же происходит с людьми сейчас, почему они не ценят жизнь? Почему они с такой лёгкостью расстаются с ней и со своей душой?»

Наташа, подруга Бориса, ёще оставалась в России. Перед похоронами Рая позвонила ей, сообщила о его смерти. Заплакав, Наташа сказала, что уже год как он не отвечал ей на письма и не разу не позвонил. После разговора с ней Рая зашла в комнату Бориса. В ней никто не жил с тех пор, как Борис уехал из дома в Регенсбург.

Она села за его письменный стол, на нём лежало обычное стекло, а под ним фотографии – его и Наташи. Уезжая, Борис не забрал из своей комнаты ничего, даже их. Рая приподняла стекло, хотела вытащить крайнюю, но вместе со стеклом поднялись все фотографии.

Оказалось, они были аккуратно, незаметно приклеены к стеклу и составляли сплошное панно. Перевернув стекло обратной стороной, Рая увидела, что каждая фотография была исписана стихами, мелким почерком Бориса. Все стихи были посвящены Наташе и заканчивались одной фразой: «Я никогда не испорчу жизнь тебе». Только когда Рая прочитала его письмо к родителям, поняла смысл его стихов и этих строк.

Под стеклом лежала статья из газеты матери Станислава Штейнбрехта. Станислав умер в Германии от неизлечимой болезни с самого детства, очень молодым, в 19 лет, успев написать за свою жизнь только одно стихотворение. Над стихотворением было написано рукой Бориса: «Это обо мне, но я так написать уже никогда не смогу

Я тихо жил и умер кротко,

Погас в душе моей огонь,

Оставил жизнь я неохотно,

Чтоб удалиться в мир иной.

Огонь не вырвался наружу,

Не возмутил безумства свет,

Но как пылал и мучил душу,

Деля весь мир на «да» и «нет!»

Как были замыслы огромны,

Как всё хотелось совершить!

Но жизнь сложна,

И очень скромно

Мне довелось её прожить.

(Газета «Земляки – Германия).

Рая была уверена, что в той беде, случившейся с Борисом, виноват Дима. На похоронах его не было. Рая позвонила ему, плача сказала:

– Ты, сволочь, втянул его в это, ты виноват в том, что случилось!

– Да, да! Сволочь я! Я сволочь! – закричал он в трубку, – когда Борька приехал, мы с Риткой тоже только начинали. Где та сволочь, которая научила этому Эллку с Витькой?! Они тоже сволочи! Витька еще работает на эту дрянь; Эллка где-то в Мюнхене проституцией на неё промышляет. Меня в армию не взяли, родители лечиться определили, через неделю уезжаю. Ритке родители хотят операцию в Москве делать. Там какой-то доктор объявился; в голове дырку сверлит и шприцем отравленный мозг высасывает – чушь какая-то! Борька – молодец, разом со всем этим покончил, а я трус и сволочь, даже мысли об этом боюсь! Сволочь я, сволочь, и жизнь вся сволочная, но где та сволочь, научившая травить этой дрянью жизнь?! Кто мне скажет, где она?! – кричал он, – ну скажи, скажи мне, скажи!!! Рая молчала.

– Молчишь? Вот и молчи, если ни хрена не понимаешь!!! – Дима бросил трубку.

Рая прижалась спиной к стене, бессильно опустилась на пол, не обращая внимания на раздававшиеся гудки из телефонной трубки, которую продолжала держать в руке; она плакала навзрыд.

Из своей комнаты вышла мама. Она взяла из руки Раи трубку, положила её на аппарат, села рядом с ней.

– Не надо, мама, пошли, – пытаясь встать, сказала Рая.

– Ничего, ничего, всё нормально, я сегодня выпила уже много таблеток, всё нормально, – она глубоко вздохнула, – Господи, каждый день я тебя спрашиваю: за что, за что? – Немного помолчав, сделав глубокий вдох, дрожащим голосом, дрожащими губами, полушёпотом проговорила, – Господи, прости, но я не вижу своей вины. Стамсрид, 1999г. Stamsried, Deutschland Германия

Глава вторая

«Смерть наркомана»

Пройдёт несколько лет после смерти Бориса, Рая и Антон напечатают его письмо в журналах и создадут проект урока с названием «Смерть наркомана».

Этот проект будет принят всеми учебными заведениями и воплощён в жизнь, как урок для детей и взрослых.

После внедрения этого проекта, наркомания начнёт изживёт сама себя. Доходы от реализации его и оттого что на его основе будет создано, станут во много раз выше, чем от продажи наркотиков. Специалисты по лечению наркоманов, потерявшие свою квалификацию, получат другую работу во много раз больше оплачиваемую.

Расчёты учёных, что человечество, в большинстве своём, потеряет свои человеческие качества, не смогут подтвердиться в жизни, но не останется не одного мыслящего человека, который бы не был с ними согласен в вопросах о пагубном влиянии алкоголя, наркотиков, табака на качество умственного развития всего человечества. Будет каждому понятно, что не будь этого уникального проекта с названием: «Смерть наркомана», то Человечество, стоявшее над пропастью собственной смерти, через вырождение своё, не смогло бы выстоять над ней и так быстро избавиться от программы самоуничтожения. Конечно же, но выстояло бы всё равно, но качество его непредсказуемо, и если бы не этот проект, то появился бы другой.

После смерти Бориса, вся его большая семья, привязанная к родовым корням бабы Эммы, как будто приземлилась в Германии на грешную землю, и начала понимать, что тот заграничный рай, что был сформирован в сознании уезжающих из России, рассыпается и становится ясным то, что везде хорошо, где нас нет.

Антон думал о том чтобы уехать назад в Россию. Но при всем взаимном понимании его с Нелей, она отказывалась даже обсуждать этот вопрос. Сказала так: «Если думать только о себе – то я хоть завтра, но дети сорваны, как ты себе представляешь, они будут восстанавливаться? Сейчас после смерти Бориса, старики в таком состоянии, что не скоро зарастёт эта рана. Я их не оставлю. Думаю, что и ты тоже. Зачем пустые разговоры? Предлагаю, научиться жить здесь, а там видно будет». Надо понять самое главное: нет рая на земле и выстроить его невозможно в тех условия жизни, что есть во всем мире, и в том информационном мире, где люди, в основной массе своей, не только не живут по-божески, но и Бога забыли, вспоминают его тогда, когда им плохо. И мы с тобой тоже такие же. Андрей Карлович приходил, принёс статью в журнале, сказал, чтобы передала тебе. Я прочла. Там есть закладка. И давай договоримся: разговариваем о чём угодно на любые темы, кроме одной – возвращение в Россию – этот вопрос очень больной не только для тебя, но и для меня тоже».

Антон взял журнал и прочитал, то о чём думал, но не мог, как говорят: выразить словами.

«Конечно же, Господь не допустит исчезновения жизни на земле, но испытания и наказания через переживания, посредством души, проявляются, как мучения и только потому, что не живут люди по Закону Божьему.

У каждой Души есть время, чтобы улучшить своё качество. Качество её, как внутренний стержень, который не имел бы силы, если бы не имел наследственного качества. Именно оно проявляется в Жизни, как жизнь человеческая – разумная. Её сила и стойкость видны через материнство. Она, Материнской Мыслью, проявляет себя и является той самой главной силой, которая рождает жизнь, движет её от рождения к смети и снова возрождает из праха, но только уже с новыми силами.

Эта сила нужна Материнской Мысли, чтобы закрепиться на высоте мышления, в положительном мышлении – с Плюсом-Крестом. Только так можно дойти до Конца Времени Греха, когда Истина поднимется над Землёй, как Солнце, и высветит каждую Мысль, трудившуюся в Грешной Жизни.

Нельзя выйти из бытия, не оставив там Вселенский сон и дремоту – это Темнота – момент Незнания Истины о Сотворении Мира и Смысла Жизни. Если не работает Мысль, значит, нет у неё Силы от Ума и он не работает на должном уровне, не имеет качества – Воли, Стойкости, а в жизни – это уверенность в своих силах, а так же показатель наличия интуиции.

Человек неспособный к самостоятельному мышлению, с неконтролируемым сознанием собственным умом, завязает в Грехах по самые уши. Разве сегодня услышит наркоман, алкоголик, психически неуравновешенный элемент, призыв того, кто позовёт его встать на Правду и придти к Истине своим собственным Умом? Как же в болезненном состоянии отличить Правду ото Лжи? А Истину понять как, если нет Ума или он болен? Но, если нет осмысления своих поступков и той действительности, где должен работать головой человек, то человек ли он уже во Вселенском понятии?..

В момент возгорания Истины, что высветит А. Д. Камень, даже те, кто имеют привычный облик нормального человека, загнанного в жёсткие рамки государственных, драконовских законов и удерживаемые религиями – страхом перед Судом Божьим, не смогут принять Чистую Правду. Они не самостоятельны. Только тот, кто живет или старается жить по Закону Божьему, не зависимо от его конфессионального выбора, или он вовсе атеист, сможет услышать того, кто будет призывать к пониманию Правды и Истины. Слышавший и увидит, потому как он и есть человек – мыслящий, разумный. Сам Закон есть исток Правды – луч Истины, он требует осознания и осмысления – работы ума. Зомби надо ходить да ходить по Земле, чтобы стать однажды индивидуальной единицей Вселенной, способной вместить в своё Вместилище Правду и Истину и так понять Смысл Жизни, и с него подняться в своём умственном развитии до понимания Сотворения Мира всего.

Но, а если нет этого понятия, по чему идти к осмыслению собственного Бессмертья, но, а до Вечной Жизни как дойти собственным Умом, если нет зрения в Информационном Пространстве Земли. Незрячий в Мире Духа – это не понимающий, не умеющий самостоятельно мыслить. Разве неразумным доберёшься до Рая, не поняв Дух – путь к нему?..»

Дочитав статью, Антон взял карандаш и написал на пустом месте в журнале.

КТО ТОРГУЕТ НАРКОТИКАМИ?

КТО ПОЗВОЛЯЕТ ТОРГОВАТЬ НАРКОТИКАМИ?

НАРКОМАНИЯ – трагедия, для живущих на планете ЗЕМЛЯ.

НАРКОМАНИЯ – медленное вымирание ЛЮДЕЙ на планете ЗЕМЛЯ.

НАРКОМАНИЯ – злейший враг молодых людей.

НАРКОМАНИЯ – страдание и слёзы матерей.

НАРКОМАНИЯ – это то, чему люди всей планеты ЗЕМЛЯ должны сказать: «нет» – все вместе.

НАРКОМАНИЯ – это то, что может исчезнуть с ЗЕМЛИ только в том случае, если её будут бояться как чуму.

Третий том

Антон

Глава первая

Николай Иванович Колосов

У Антона было очень плохо на душе. Воспоминания одолевали с утра.

Ему часто снилась его бабушка. Он был один, из её 12 внуков, очень сильно походившим на неё, и не только внешне, но и по характеру. Всё его детство прошло под её присмотром и под ласковым любящим взглядом.

Сейчас Антон сидел на веранде и пил пиво, ожидая Нелю. С тех пор как умер Борис, она каждый день после работы, заходила к родителям. Екатерина Яковлевна ещё болела, почти не вставала с кровати. Баба Эмма ухаживала за ней, но тоже, после этих трагических дней, похудела, сгорбилась, ослабла и очень состарилась.

Ходила она только с палочкой, не разгибая спины. Марина с Робертом приходили к ним редко. Почти каждый раз их посещение заканчивалось слезами. Рая и Неля старались быть у них каждый день. Сегодня Неля, вмести с детьми, задерживалась там необычно долго.

Арендуя жильё, они все жили в Стамсриде. Дом Антона и Нели стоял немного на склоне. Из сада и с веранды была видна красивая панорама посёлка, расположенного в ложбине. Отштукатуренные и побеленные дома, покрытые черепицей, утопающие в зелени и в цветах, были перед глазами, как на картине.

Антон пил пиво и смотрел вдаль, вспоминая свою деревню, где родился и вырос. Он уже не сравнивал свой Алтайский край с Баварской Землёй, как это было раньше, в первые дни его пребывания в Германии. Всё в новой жизни становилось привычным и обыденным.

Антону было хорошо в его родном посёлке, там, в детстве. Это было большое животноводческое хозяйство с прилегающими к нему маленькими деревеньками, называемыми – отделениями и носило название Знаменский совхоз – миллионер. Название «Знаменский» посёлок, а затем колхоз и совхоз, получил со дня своего образования, а миллионер – с тех пор как, его председателем стал Николай Иванович Колосов.

Колхоз Знаменский был создан в 1928 году, в посёлке Знаменка, на основании хозяйств, богатых, зажиточных мужиков. До 1967 года совхоз Знаменский был первым в районном списке должников у государства. Он не имел своих денег, и его крестьяне не имели возможности не только ездить отдыхать на курорты, в санатории, учить своих детей в высших учебных заведениях, но и уехать из него.

Николая Ивановича Колосова выбрали председателем ни за заслуги перед партией и народом, а потому, что некого было выбирать. Его предшественник пил так, что был исключён из партии и отправлен на принудительное лечение от алкоголизма.

Когда на заседании районного партийного комитета был поставлен вопрос о выборе председателя совхоза «Знаменский», все присутствующие направили свой взгляд на пол, боясь того, что эту должность могут предложить кому-нибудь из них. «Что угодно, но только не этот колхоз», – наверное, думал каждый в тот день. Сложность в выборе председателя, прежде всего, заключалась в том, что не одного мужика в этом совхозе не было со среднетехническим или высшим образованием, женщины в счет не брались.

Напрасно так волновались и переживали участники районного комитета: секретарь партийной организации не предложил эту должность никому, сказав, что поедет в совхоp, и сам будет на месте думать.

Направляясь в Знаменский на своём «газике», Мирон Данилович, в который раз, перебирал в памяти тех, кого знал в этом хозяйстве. «Напрасно я поехал, – подумал он, – бессмысленная поездка, надо было предложить Ковалёву, зоотехнику совхоза „Партиец“, вроде толковый мужик – не пьёт».

– Мирон Данилович, подвезём паренька? – спросил его водитель.

По дороге шёл коренастый парень, неся через плечо большую матерчатую сумку.

– Забери его.

Парень положил свою ношу на заднее сидение и сел сам.

– Издалека и куда? – спросил его Мирон Данилович.

– Бабку проведать. Николай Колосов я, из Барнаула. Закончил учиться, защитил диплом, маленький отпуск имею, надо навестить, давно не был. Уезжаю далеко, когда ещё придётся свидеться. Направили работать в Совхоз «Рассвет» – 300 километров отсюда.

– Ты что из этой деревни?

– Да, жил здесь до 15 лет, потом тётка к себе забрала, в Барнаул.

Отца взяли на войну в 44 году сразу же, после того как родители поженились; через три месяца, похоронку на него получили. В 50 году мама заболела, умерла. Остался я, с 6 лет, с бабушкой. Учился в школе очень хорошо. Тетя моя, в Барнауле, в Сельскохозяйственной академии лаборанткой работает, увезла меня к себе. Там я поступил в эту академию, сейчас вот, защитился, поеду работать в совхоз «Рассвет».

– А почему не попросился в свой совхоз?

– А что здесь делать? Поля запущены, сорняком зарастают. Фермы нормальной нет. Председатель – алкаш. Делать здесь нечего, ничему не научишься, и то чему учили – забудешь.

– Да, ты прав, хозяйство в упадке – в долгах. А председателя убрали, лечиться отправили. Сейчас совхоз остался совсем без головы.

– Лучше уж без головы, чем с головой пьяной.

Мирону Даниловичу нравился этот симпатичный парень. И ему, вдруг, пришла, как он потом будет говорить, шальная мысль.

– А кто ты по профессии? – спросил он, развернувшись к нему лицом.

– Агроном.

– Это здорово! А ты не хочешь поработать председателем в своём совхозе?

– Да Вы что?! Я – председатель?! Мне даже и не снилась это никогда, да ещё в этом совхозе! Да никогда в жизни!

– Ну, это ты напрасно так говоришь. Твой же родной совхоз, ты же в нём родился. Не жалко?

– Ну почему не жалко. Жалко, конечно. Природа здесь очень красивая! Речка рядом. Говорят, когда-то все в этой деревне богатыми были. Хлеба много собирали, охотились на дичь – тайга рядом. Рыбы в речке было много.

– Так вот, жили же люди богато, значит – могут!

– Да-да, жили. Старые люди говорят, что всего вдоволь было, – печально сказал Николай.

– Ну, что старое вспоминать. Всё что пережито – история. Надо, чтобы сейчас люди стали хорошо жить. Возьмёшься?

– Ну что Вы, не смогу я. Да и кто меня выберет или поставит председателем? К тому же, меня уже распределили в другое хозяйство. Не отпустят.

– Давай по порядку. Сначала давай познакомимся. Я секретарь районной партийной организации, зовут меня Мирон Данилович Корчной.

По поводу: выберут – не выберут. Выберут, потому что выбирать не с кого.

По вопросу: отпустят – не отпустят… я составлю такие документы в обком, что отпустят.

По вопросу: смогу – не смогу… никто председателями не рождается, и никого этой должности не учат специально, а жаль, кстати. Будешь стараться – знай, я всегда приду к тебе на помощь. Всё, что будет в моих силах, помогу.

«В тот день мне сильно повезло, – говорил в последствии Мирон Данилович, – я привёз в совхоз „Знаменский“ председателя будущего совхоза – миллионера».

Николая Ивановича выбрали председателем, и он проработал на этом посту 25 лет. В то время было так, что если у председателя совхоза, или колхоза не было поддержки от выше стоящих, то хоть семь звёзд во лбу имей, миллионером твоё хозяйство не станет.

Мирон Данилович сдержал своё слово, помогать Николаю Ивановичу, если тот будет стараться. И Николай Иванович очень старался.

Уже через два года, люди в совхозе стали получать маленькую, но стабильную зарплату к тем продуктовым, пайкам, которые они имели раньше, а через пять лет совхоз стал строить новые фермы и дома для крестьян.

К началу перестройки его закрома были полны пшеницы и ячменя, центральная усадьба полностью перестроена в новые двухквартирные дома, улицы асфальтированы. Каждый год совхоз Знаменский направляло молодёжь учиться за счёт собственных денег в среднетехнические и высшие учебные заведения. В нём было выстроено новое профессиональное училище и школа десятилетка. За пять лет до перестройки, он имел прибыль больше миллиона рублей ежегодно.

Люди в этом хозяйстве жили хорошо. Те старожилы, что давно и примерно работали, почти все переехали в благоустроенные дома. Старые дома были отремонтированы, подключены к центральному отоплению и газу.

В до перестроечные времена, самым большим показателем благосостояния советского рядового гражданина была машина. Квартира и образование были как само собой разумеется, всё это обязано было предоставить государство через производство или совхозное, колхозное хозяйство, где человек работал. У людей по этому поводу голова не болела. Но она сильно болела, где взять машину, если начинали появляться свободные деньги и, особенно, если же они уже имелись. Местами, очередь на машину была на много длинней, чем на получение жилья.

Неплохо стали жить люди и в совхозе «Знаменский»: «вылезли» из нищеты, укрепили коллективное хозяйство, и свои личные тоже. Частной собственности не было, она была запрещена строжайшим законом, но и без неё всё необходимое для жизни имели те, кто честно работали, учились и учили своих детей. Конечно, моральные и нравственные уроды, которые не хотели и не могли жить по-человечески, были. Лень – она не куда не девалась из жизни, как с ней не боролось государство и и сами люди, она была частью жизни как то, что останавливает полёт мысли в мечте, как то, что погружает эти мысли в безделье. Но жить Лень в тепле и в уюте хочет и сладко есть тоже. Время шло, старое забывалось, уходили с этого света старики «видавших виды», раскулачивание, войну, после военной разруху и то, время, когда не было кому её восстанавливать: сильных, умных и здоровых мужиков забрала война и не вернула. Большинство коллективных хозяйств остались не только без рабочих рук, но и без головы. И только когда стали подрастать их дети жизнь начала восстанавливаться. Забота в том чтобы только поесть, отошла на второй план, в жизнь за радиоприёмниками, печатью, стали входить телевизоры и новое воспринималось, в основном, оттого, что исходило от них. Всё внимание направлялось на строительство новых заводов, фабрик, городов, на героизм тех людей, что работали на благо государства и всего народа. Народы всей огромной страны были привязаны к всеобщему обязательному образованию для этого строились школы, учебные заведения. Постепенно люди начали поднимать головы от земли и устремлять свой взгляд к знаниям. И не всем было понятно, что без знаний не возможна индустриализация, которая была начата ещё до войны. Для неё нужны были рабочие руки, которые в те времена, в основном, рождались только в сельских местах, и поднимались от земли. С индустриализацией жизнь начала восстанавливаться и посёлках, и в деревнях, где люди были заняты, как и ранее, своими приусадебными участками и работали в колхозах и в совхозах, лесхозах, леспромхозов и других в коллективных объединениях. У людей появилось время читать газеты, смотреть телевизор. Внимание населения сосредотачивалась на достижения государства в его индустриализации, на спорте, на искусстве. Политика преподносилась на дипломатическом языке, который был не понятен, а значит и не было к ней интереса.