Читать книгу Секрет брата Бога - Лумис Грег - Страница 13

Округ Ламар, Джорджия

Пятнадцатью минутами ранее

Ларри Хендерсон считал себя фермером, каким был и его отец, и отец его отца.

В дедулины дни здесь выращивали хлопок. Но, вернувшись с Первой мировой войны, дедуля узнал, что из-за нашествия хлопкового долгоносика и того, что в Техасе научились выращивать длинноволокнистый индийский хлопок, остался не у дел. Он пытался заняться выращиванием арахиса, сои и даже персиков, но ему удавалось лишь кое-как сводить концы с концами, и то в первую очередь благодаря правительственным субсидиям.

Потом БОЛЬШИЕ КОРПОРАЦИИ (Ларри всегда, хоть вслух, хоть мысленно, произносил эти слова так, будто они состояли из одних только заглавных букв) принялись тысячами акров скупать земли, на которых ничего не выращивали, и вскоре к ним перешла основная часть земель округа. Тогда и старая песня о том, что «кто-то не пашет, не сеет, а тех, кто их кормит, мир вовсе не ценит», обрела новый смысл.

К тому времени, когда папаша вошел в возраст, дедуля успел приспособиться к новой жизни. Они выращивали кукурузу. Добрую, сладкую кукурузу, которую питал ручей, протекавший неподалеку от дома. А потом, выгнав галлон-другой, папаша всегда говорил, что лучшего «чистого» не найти во всей центральной Джорджии, а если покупатели припозднятся, то можно будет назвать его и выдержанным.

Папаша продавал столько самогона, что мог без труда позволить себе каждые два года менять подержанный «Форд», на котором еженедельно ездил в Барнсвилль, Хокинсвилль и всякие другие «вилли», где у народа никогда не иссякала тяга к старой доброй «белой молнии», как называли напиток папашиного производства.

Ну а когда папашины дни подошли к концу, власть содружества баптистских проповедников и бутлегеров тоже заметно пошла на убыль, и в округе появилось спиртное. Люди перестали брать самогонку и стали покупать бурбон, водку и скотч. Виски, разрешенное правительством, с запечатанной пробкой. Кукурузный бизнес умер, как когда-то хлопковый, и нужно было выкручиваться по-новому.

Тогда-то Ларри и узнал о марихуане, дьявольской траве с пятипалыми листьями, за которую некоторые знающие люди из Атланты платили хорошие деньги.

Ручей поил это растение так же старательно, как и кукурузу. Зато оно требовало вполовину меньше забот. Росло себе и росло, как сорняк, которым и являлось.

Впрочем, забот с коноплей тоже было много, только совсем иного рода. Во времена дедули и папаши местный шериф постоянно ошивался вокруг, особенно когда подходило время выборов. Конечно, он не забывал за день, за два пустить слушок о том, куда собирается, так что люди успевали спрятать все, что нужно, в лесу и никто не страдал от этих рейдов. Впрочем, он пару раз арестовывал папашу, но сразу же отпускал. Ну и что из того? Попасть в тюрьму за изготовление хорошего виски вовсе не зазорно, а никаких законов, достойных назваться этим словом, папаша не нарушал.

Но с марихуаной было другое дело. Из-за нее случались серьезные неприятности.

Ларри продавал свои урожаи оптовым торговцам из Атланты. Их большим сверкающим автомобилям не хватало разве что табличек, которые сообщали бы, чем их хозяева зарабатывают на жизнь. Ему никогда не удавалось посмотреть им в глаза, потому что они ни днем ни ночью не снимали больших черных очков. А как можно вести дела, если не видишь глаз партнера?

До Ларри доходили слухи, что эти люди кого-то убивали из-за нескольких унций зелья. Он надеялся, что это всего лишь слухи, но что-то внутри подсказывало, что это не так.

А могли нагрянуть и чертовы ищейки из Управления по борьбе с наркотиками. Нагрянуть и устроить черт знает что. Ведь подстрелили же эти малахольные молодые Маккракены из-под Мейкона федерального агента. И сами себе, как говорится, накидали дерьма на вентилятор. Федералы застрелили одного из Маккракенов и конфисковали их ферму. И как, спрашивается, люди смогут жить честно, если власти у них землю отбирают? Никак не смогут, факт. Вот и Маккракены повадились с тех пор ездить по соседним фермам и воровать там марихуану. Случалось, что и весь урожай снимали. А кто из-за этого может пострадать, их нисколько не заботило.

Ларри не считал Маккракенов виноватыми, а вот федералам не следовало соваться в дела, которые должны решать местные власти, как это было в папашино время.

Но, как бы там ни было, Ларри именно из-за Маккракенов всегда держал под рукой заряженный старый папашин помповый «ремингтон» двенадцатого калибра. Со ствола давно уже стерлось воронение, а цевье столько раз передергивали, что оно болталось и, казалось, вот-вот отвалится. Но канал ствола не имел ни единой раковины и сверкал так же, как в тот день, когда ружье привезли из магазина «Сирс» в Барнсвилль, а затвор благодаря постоянной чистке действовал как новый.

Нынче ночью у Ларри появился повод порадоваться тому, что он хорошо заботится об оружии.

Мать смотрела свои реалити-шоу через спутниковую «тарелку» (народу в этих местах обитало немного, так что кабель прокладывать не стали). Он в кухне возился с неисправным карбюратором одного из своих маленьких тракторов и дегустировал по капельке «чистое», которое продолжал понемногу гнать для себя, когда откуда-то из-за лесной полосы, тянувшейся вдоль ручья, раздалась адская пальба. Выстрел-другой по ночам можно было услышать не так уж редко – обычно это значило, что кто-то вышел с фонарем и ружьем убить оленя, чтобы пополнить запасы мяса. Но то, что происходило сейчас, больше напоминало войну.

Ларри мог бы сказать себе, что это его не касается, вот только стреляли в той стороне, где у него росла добрая сотня кустов, которые должны были принести ему деньги для очередного взноса по закладной. Или купить матери что-нибудь хорошенькое.

Он сунул пинтовую бутылку в задний карман, взял «ремингтон», в другой карман всыпал пригоршню патронов с картечью.

– Пойдешь туда? – спросила жена, стоя в двери.

Дарлин, его жена – «мать», как он всегда называл ее, – вышла за него, бросив десятый класс, когда выяснилось, что она беременна. И родила Ларри-младшего. Это случилось более двадцати пяти лет назад. Ларри-младший уже два года как сложил голову в какой-то никому не ведомой дыре в Ираке. Дарлин-младшая уехала в колледж Южного университета Джорджии, чтобы стать первой в роду Хендерсонов обладательницей высшего образования. И это стало возможным лишь благодаря марихуане, которую Ларри не собирался уступать ни Маккракенам, ни любой другой сволочи.

Ларри кивнул:

– Схожу. Небось кто-то с перепою дурью мается.

Ни он, ни она не поверили в это ни на мгновение. Дарлин отступила в сторону и прикоснулась губами к щеке Ларри:

– Ты сам-то не лезь туда, ладно?

Он не мог не заметить страха в ее глазах:

– Обещаю.

Этому обещанию тоже никто из них не поверил.

Защищать свою землю – самое главное, что мужчина способен сделать для своей семьи. Потому-то прапрапрадед Хендерсон в далекой Пенсильвании написал карандашом свое имя на клочке бумаги, который приколол булавкой к воротнику домотканой рубахи, перед тем как броситься в атаку на холм, где стояли пушки янки, зная, что ему вряд ли доведется увидеть вновь красную глинистую землю Джорджии. Ради того же самого дедуля отморозил два пальца на ногах в снегу близ маленького бельгийского городка Бастонь, а папаша совершил два боевых выхода в смрадные джунгли Юго-Восточной Азии.

На долю Ларри – пока он был достаточно молод – войны не досталось, но если бы что-нибудь случилось, он обязательно пошел бы. Мужчина должен защищать свою землю, если враг вторгнется на нее или хотя бы погрозит вторжением.

Снаружи безмятежно стрекотали цикады да пара рогатых жаб звучными баритонами выводила в пруду песни, заманивая самок. Ларри взглянул на стоявший во дворе «Форд Гэлэкси», но, решив, что быстрее и, главное, незаметнее доберется до места на своих двоих, побежал рысцой на звуки стрельбы.

Через пару секунд он услышал за спиной шаги.

– Джарранто, – прошептал он, не оборачиваясь, – тебе вовсе незачем встревать в эту заваруху.

Джарранто забрел к нему с год назад в поисках работы, а Ларри тогда действительно выбивался из сил. Не мог же он написать в газете, что ему нужен помощник для ухода за «дурью», что растет около ручья. Ну а у Джарранто не было ни разрешения на работу, ни каких-нибудь других бумаг, так что можно было не бояться, что он продаст его властям.

У Джарранто была такая же темнокожая жена с большими наивными глазами. Беременная. Ларри не знал, да и не интересовался, откуда они пришли, хотя сильный мексиканский акцент нельзя было не распознать. Он отдал им старый домишко издольщика по другую сторону пруда, и пришелец стал вкалывать так же, как и Ларри, а может быть, еще усерднее. Он не задавал никаких вопросов, делал все, что нужно, и искренне обрадовался, когда хозяин дал ему часть денег, полученных от оптовиков из Атланты.

Ларри оглянулся на бегу и разглядел в лунном свете белую футболку и отблеск на старой курковой двустволке, которую выдал парню, чтобы тот стрелял белок, а при случае и оленя, если очень захочется мясного.

– Нечего тебе там делать, – повторил Ларри. – Смотри, сцапают федералы и вышлют. А Мария снова с пузом.

Света как раз хватило для того, чтобы Ларри смог разглядеть улыбку. Ответа он не услышал. Джарранто прилично говорил по-английски и все понимал, но когда с чем-то не соглашался, то прикидывался непонимающим и лишь вот так улыбался в ответ.

Впереди темнела стена из деревьев, но каждый из них знал лесок не хуже своей комнаты. Стараясь плескать потише, они вброд перешли через ручей и вышли к краю лесополосы как раз в тот момент, когда стрельба прекратилась.

– Черт! – прошипел сквозь зубы Ларри.

Джарранто призвал кого-то из святых, которых всегда поминал, когда оказывался в затруднении.