Читать книгу Там, где цветут маки - Ляна Сени - Страница 3

Роселла

Поднялась в свой номер, абсолютно обычный, во многих командировках было и похуже,   во много раз. Есть подозрение, пытаются пустить пыль в глаза. Думают, я не пойму, что горячая вода в душе для местных, слишком, редкое явление.

Принимаю душ, записываю отснятый материал на флешку.

В номере полумрак, свет от небольшого светильника, окно плотно зашторено. Профессиональное любопытство, мигает, словно крошечная лампочка, в подкорке головного мозга. Аккуратно отодвигаю краешек шторы, там через проспект, пялится на меня, пустыми глазницами окон, полуразрушенное здание городской больницы. Удар под дых, я хватаю воздух ртом. Слишком хорошо знаю это место. Неужели, так изменился город, что я не узнала, куда нас привезли. Именно в нем, провела последние несколько месяцев, перед тем, как покинуть эту страну на четырнадцать лет. Возможно, там есть ответ на вопрос, который мучает меня. Правда или нет, что на том снимке, полученном мной, пять лет назад, мой сын. Мой живой сын.

В дверь стучат.

Ещё не совсем отойдя от легкого шока, открываю дверь, за ней стоит Санни.

– На ужин, – говорит мне и остаётся стоять в коридоре, напротив двери.

Я киваю, разворачиваюсь и иду за  кофтой, все это время на мне было спортивное белье, майка «алкоголичка» и джинсы. Спиной чувствую, как и на что смотрит он. На мои цветы.

Чувствовала себя арестанткой, пока мы шли по коридору: молча, безразлично. Так можно было подумать, посмотрев на нас со стороны, но в мыслях я была в миллионе мест одновременно: на лугу, дурманящим своим запахом трав и цветов; под звездным небом, на крыше старого амбара; в карете скорой помощи, где умирала от нестерпимой боли; в родильном зале, которого почти не помню.

Странная штука, наша память, приводит потаёнными тропками к местам, которые хочется забыть навечно.  Мои воспоминания проясняются, словно, кто–то прибавил яркость в настройках.

Самое яркое воспоминание: я закусываю руку до боли, когда Марио колет мне мою первую татуировку.

Мы познакомились у могилы Сальвадор Дали, через час знали друг о друге все, что нужно, чтобы заниматься любовью. Он называл меня: « Rosella.»  Я его: «Мой, Мио.»

Потом мой каталонский любовник, набил первые цветы. Мы были год вместе, а когда татуировка была полностью готова, разошлись не устраивая сцен и долгих изнуряющих разговоров. Иногда созваниваемся.

Под красными маками, скрылись мои шрамы, но рану в душе, ему заполнить не удалось.

Санни привёл меня в столовую или обеденный зал, не смогла дать правильного определения. Узкая вытянутая комната с двумя рядами столов вдоль стен, вместо стульев диванчики, раздача с холодильником– витриной. За одним из столов сидел Зорич. Он оглядел, содержимое моего подноса и ухмыльнулся, надо отдать должное улыбка, у этого бритого гада, невероятная, я сама, чуть было не повелась на неё в свои первые дни работы, хорошо, что вовремя поняла, насколько он кабель. По шкале из десяти, все двенадцать.

– Опять одна трава? – сказал он, мотнув подбородком в сторону моей тарелки.

– Ты страдаешь амнезией. Я, своим принципам, не изменяю. Это касается не только еды, – ответила ему.

Он погладил свою бритую голову и выждав момент, схватил, под столом, меня за ногу, прилично сильно, дёрнув при этом. Я не нашла ничего лучше, чем упереться свободной ногой в торец его диванчика, ровно между его ног.

– Ты что творишь? – воскликнул он, смеясь при этом, словно был ни при чем.

– Думай, хоть, иногда! – ответила ему.

В этот момент в помещение вошёл командир со своими ребятами, сопровождающие его сели за соседние столики, он же направился к нам.

– Как устроились? – спросил он меня.

– Спасибо, очень комфортно, – ответила ему.

Они перекинулись несколькими фразами с Зоричем, о завтрашних планах, местах, которые нужно посетить. Я отметила, что за суровой внешностью вояки, скрыт совершенно другой человек: умный, рассудительный, эрудированный. Если, это стало понятно мне, за несколько минут общения, что же знает о нем Зорич?

– Где можно курить? – спросила я.

Поднялся Зорич.

– Идём! – махнул он рукой. – Бросала бы лучше. Учишь ее, заботишься, а она за свое.

Затянулась, осмотрелась, небольшой карман, между фойе и балконом, на стёклах кресты из газет, за окном город. Пустой темный, нет света фонарей, вывесок рекламы, тихий до ужаса. В этой тишине услышала шорох шагов, так умеет ходить хищник или солдат.

– Извините, свет не включаем. Бывают воздушные атаки. – говорит командир.

– Я поняла. Часто бомбят? – киваю ему.

Закуривает.

– Затишье, что не по себе.

– Больница работает? – спрашиваю его.

– Нет, бомбили в первые дни войны. Такой комплекс: новая техника, оборудование, специалисты. Один из лучших центров в стране.

«Да, учитывая, сколько мой папочка, туда вбухал денег, пока они меня там держали.»

– Нелюди! – говорю едва слышно.

– Хорошо подготовились! По этому зданию не определишь, что там было. – говорит он.

– Мои бабушка и дедушка родом от сюда… и отец, – говорю ему.

Замечаю, как он задумался, наверняка вспоминает, могли ли мы встречаться раньше.

– Кто ваш отец? – спрашивает он.

Я мотаю головой, затягиваюсь, последний раз и выбрасываю окурок.

Мы возвращаемся в столовую, народу здесь стало гораздо больше, все как один с автоматами, касками и рациями. Пока идём до стола, ловлю на себе быстрый взгляд Санни.

Я не успеваю сесть на своё место, звучит сирена и гаснет свет. Кто– то начинает подсвечивать пространство светом от дисплеев телефонов.

– Воздушная тревога. – говорит командир и все спешно идут на выход.

Зорич выводит меня на улицу.

– Видишь эту женщину? Иди с ней, – говорит мне.

Я вижу, как все мужчины, что были в столовой садятся по машинам, Зорич с оператором с ними.

– Я с вами! – говорю ему.

Он молча мотает головой, разворачивает и толкает в сторону той женщины. В небо взмывает луч прожектора, затем ещё один, будто заворожённая, смотрю в небо. Меня тянут за руку, но я все же делаю последнюю попытку, ехать со всеми. Стучу в окно машины, стекло опускается.

– Как это называется? – спрашиваю, почти, повысив голос. – Я сюда работать приехала, а не в бомбоубежище сидеть.

– Это не обсуждается! – резко бросает Зорич.

Раздаётся первый взрыв, далеко от нас, затем второй. Они не могут выехать, кто–то перегородил проезд.

Из соседнего дома выбегают несколько человек, за тем ещё трое детей, одна девочка в пижаме, наверняка даже не успела одеться. Я снимаю кофту и накидываю на неё.

Когда поворачиваюсь, машин уже нет.

Раздаётся ещё взрыв и чувствительно ближе,  мы бежим.

Бомбоубежище, вероятно переделано из недостроенной станции метро. Городу собралось уже прилично много, мне показали, куда можно сесть. Кто– то тихонько молился, слышно было, как люди перекликались, видимо искали родных или знакомых, чаше всего были слышны всхлипывания, плакали много.

Мне протянули платок.

– Накинь, а то совсем простынешь, – сказала та самая женщина, с которой я пришла сюда.

Закуталась в, приятно греющую, ткань и поняла, что думаю лишь о том, чтобы все кого я видела сегодня, вернулись. Молитв я не помнила, мысленно просила Господа защитить их, потом заснула, прислонившись к стене.

Мне снилось, колышущееся на ветру, море травы, тюки скошенного сена, мы прячемся в них от моего деда. Он долго кружит вокруг, но уходит, так и найдя меня. Я смеюсь, уткнувшись в плечо Санни, хочу что– то прошептать ему на ухо, но вместо этого он целует меня.

Просыпаюсь резко, как от этого пугающего чувства падения. Меня теребят по плечу, девочка с моей кофтой в руках.

– Это ваше, – говорит она. – Я бабушку нашла, у неё были вещи.

– Возьми себе. Она тебе идёт, – отвечаю ей.

Вернулись в гостиницу, тишина и пустота, шла по коридору, точно одна на планете осталась. Попала в свой номер, легла на кровать и провалилась в глубокий беспокойный сон.

Сновидения были беспорядочными, выматывающими душу, безжалостно бьющими по самым больным ранам, будто память мстила ей за прошлое.

Вот она дотрагивается до руки Санни, а он отпихивает её от себя. Спрашивает его, что случилось, но видит злость и ярость в глазах. Они ругаются, кричат друг на друга громко. Девочка Летти убегает прочь. Вот она уже на своей кровати в доме дедушки, пытается заснуть. Ей нужно было сказать Санни сегодня важную вещь, но разговор ушёл в другое русло. Звон разбитого стекла, что– то горячее падает ей на спину, едкий запах, горят занавески, горит пол у кровати, горит сама кровать и золотые волосы девочки Летти. В дверь комнаты громко стучат.

Просыпаюсь резко с застывшим криком в легких.

В дверь номера стучат.

Открываю дверь, в коридоре стоит Зорич, уставший, вымотанный.

– Два часа на отдых и поедем, – говорит мне, потирая при этом брови.

– Ты понимаешь, что нельзя так поступать? – шепчу на повышенных тонах я, хочу ещё очень много наговорить, но замечаю пятно крови у него на рукаве и смолкаю. – Иди отдохни. Я очень за вас волновалась.