Читать книгу Удержать небо - Лю Цысинь - Страница 14

Жизнь отца подошла к самому концу. Он даже дышал с большим трудом, тратя на каждый вздох больше усилий, чем мы – ворочая стокилограммовые стойки крепи в шахте. Лицо его сделалось совсем белым, глаза выпучились, а губы посинели от недостатка кислорода. Казалось, будто вокруг его шеи медленно затягивалась невидимая веревка, сводя все немудрящие надежды и мечты его тяжелой жизни к всепоглощающей жажде воздуха. Но легкие отца, как и у всех шахтеров с третьей стадией силикоза, представляли собой клубок пыльных черных кусков ретикулярных волокон, которые больше не могли передавать в кровоток кислород из вдыхаемого воздуха. Отец двадцать пять лет работал в шахте и все время понемногу вдыхал угольную пыль, собиравшуюся в эти сгустки, – крошечную часть того угля, что он добыл за свою жизнь.

Лю Синь стоял на коленях перед кроватью; его сердце разрывалось от этих тяжелых хрипов. Вдруг он уловил в хрипе какой-то иной отзвук и понял, что отец пытается говорить.

– Что, папа? Что ты хочешь сказать?

Взгляд отца уперся ему в лицо. Хрип со странным отзвуком прозвучал снова; на сей раз с бо́льшим усилием.

Лю Синь повторил свои вопросы, совсем уже срываясь на истерику.

Отец не попытался еще раз что-то сказать. Его надрывное дыхание сменилось тихим шелестом и почти сразу же прекратилось совсем. Мертвые глаза так же пристально смотрели на Лю Синя, будто требовали, чтобы он как угодно, но понял последние слова отца.

Лю Синь оцепенел. Он не видел, как мать по другую сторону кровати сползла на пол, лишившись чувств, не видел, как медсестра снимала носовые канюли, до последней секунды подававшие отцу живительный кислород. У него в мозгу гулким эхом отдавался все тот же невнятный хрип, каждый звук отпечатался в памяти, словно прорезанный резцом на шаблоне грампластинки. Несколько следующих месяцев он пребывал в трансе: отцовский хрип изо дня в день звучал в его сознании, терзая его, и в конце концов он и сам начал задыхаться. Чтобы вдохнуть воздух для поддержания своего существования, ему приходилось мысленно представлять весь этот процесс. А потом мать, сама давно страдавшая от продолжительной болезни, сказала ему: «Ты уже большой. Пора помогать семье. Бросай школу и иди в шахту, на отцовское место». Он без лишних слов взял отцовский «тормозок» с обедом и зимним утром 1979 года отправился на работу, в шахту № 2, где еще недавно трудился отец. Черный зев колодца пялился на него, словно глаз, зрачок которого состоял из множества уходивших далеко в глубину и сливающихся в одно пятно взрывобезопасных фонарей. Это был отцовский глаз. Все тот же хрип с особой настойчивостью прозвучал в его голове, и на сей раз он сумел разобрать последние слова отца:

– Не лезь в яму…