Читать книгу Огонь в твоих глазах. Испытание - Любовь Черникова - Страница 3

Проснувшись, Кира оказалась во власти запаха, который пробирался в нос, в горло. Обволакивал, лишая воли, вынуждая чувствовать себя добычей, заставляя быстрее колотиться сердце. Это был запах Паситы тин Хорвейга. Он здесь спал, и его постель впитала в себя аромат его тела, вызывая в памяти моменты, когда Защитник находился особенно близко. И все они были, так или иначе, болезненны. Охотница даже не знала, что хуже: его домогательства или тренировки, после которых он нес ее полуживую на руках. И то, и другое было связано с болью. Вчера из-за слабости и странного состояния, она не обратила на это внимания, но теперь оставаться здесь было невыносимо. Наверное, именно запах послужил причиной возвращения странных снов, или…

«Боги! Я уже несколько дней не принимаю Матренино зелье – вот и результат!»

Вспомнив, что именно снилось, Кира передернулась от отвращения. Было такое чувство, что она вся покрыта грязью. Но еще хуже, что в охальные грезы прорвался и Крэг. «Если сон был на троих, то и не видеть бы мне обоих больше никогда в жизни! Нужно очень постараться, притворяясь, что ничего не помню. Паситу, конечно, не обмануть. Но, может, Крэг ничего и не понял? Главное, не смотреть ему в глаза, иначе умру от стыда, право слово!»

За столом у окна сидел Нааррон. Почувствовав ее взгляд, он повернул голову:

– Проснулась, сестренка? – На губах брата появилась улыбка. – Как ты?

– Полегчало. Пойдем-ка домой, и лучше – побыстрее.

В тот же миг дверь в горницу распахнулась, ударившись о стену. Внутрь бешеной кикиморой ворвалась Глафира. Платок свалился с головы, волосы растрепались, щеки алели не то от мороза, не то от гнева:

– Ах ты дрянь! Пробралась-таки в его постель! Да как только посмела?!

Кира с достоинством поднялась, от души желая напомнить склочной девке, благодаря кому та еще жива и стоит здесь, но внезапно из прекрасных глаз брызнули горькие слезы. Растеряв в одночасье весь запал, Глашка вдруг прислонилась к стене и тихонько сползла на пол, беззвучно рыдая. Следом влетел злой как орда сартогов Пасита.

– Убирайся вон!

Защитник поднял нежданную гостью за ворот бобрового полушубка и собрался было вышвырнуть наружу, словно нашкодившего котенка, как Нааррон и Крэг едва ли не хором рявкнули:

– Пусти девку!

Крэг успел подхватить Глафиру, помогая устоять на ногах, и та подняла взор, исполненный такой боли, что курсант невольно сглотнул, растерявшись на мгновение.

– Почему? – прошептала она едва слышно. – За что со мной так? Разве я не была послушной и заботливой? Я так старалась… – Безошибочно угадав в парне Защитника, девушка задала вопрос, которого тот совсем не ожидал: – Разве так положено поступать с девой-клятвой?

Нааррон и Крэг недоуменно переглянулись, а затем дружно посмотрели на Паситу. Тот только пожал плечами, будто говоря: «А я-то тут при чем?» Нааррон накинул куртку и, мягко отстранив друга, осторожно приобнял девушку за плечи. Спросил исполненным участия голосом:

– Как тебя зовут? Пойдем, домой провожу.

Когда дверь за ними закрылась, Пасита повернулся к Крэгу и как ни в чем не бывало заявил:

– Подумай три раза, молокосос, прежде чем принимать такие подарки. Поначалу забавно и льстит самолюбию, но наскучит быстрее, чем думаешь.

– Ублюдок!

Крэг вмиг оказался рядом и схватил Паситу за грудки, но тот и не думал сопротивляться. Криво ухмыльнувшись, приподнял бровь и выжидающе уставился на противника. Кира кожей почувствовала, как в горнице загустел воздух, и стало тесно от заигравших мускулов и широких плечей. В зрачках мужчин заплясали отблески силы.

– Ну же! – почти нежно протянул Пасита, глядя чуть сверху на более низкого Крэга, и Кира поняла, он просто провоцирует того напасть первым. – Сделай это, молокосос! Я просто мечтаю надрать тебе задницу. – Вдруг он быстро наклонился и чмокнул Крэга прямо в губы.

Каким-то чудом Кире удалось опередить курсанта. Молниеносно перехватив кулак, она одновременно оттолкнула Паситу в сторону:

– Хватит!

Эта же комната. Крэг обнимает ее за талию. Наклоняется, глядя в глаза, и нежно целует. Прикосновения его губ поначалу легки, как порхающие бабочки, и дразнящи. В нетерпении Кира подается вперед и уже сама завладевает его ртом. Так, как хочется, страстно прижимаясь. Чувствуя, как в его груди тяжело ухает сердце, заставляя раскаленную желанием кровь бежать быстрей по венам. Тихо стонет, зарываясь пальцами в жесткие волосы на затылке курсанта. Он возвращает преимущество, и поцелуй становится еще более глубоким и страстным. Приоткрыв глаза, Кира встречается с затуманенным взглядом золотистых зрачков, в глубине которых разгорается отблеск силы. Крэг тихо рычит, стискивая ее сильнее, и от этого вибрирующего звука внутри все сворачивается в тугой тяжелый узел…

– Какая прелесть! – раздается ехидный голос. – А ты, оказывается, можешь быть очень горячей.

Пасита оценивающе смотрит, и Кира чувствует, как пылают щеки. Крэг аккуратно отстраняет ее и закрывает собой, поворачиваясь к Защитнику.

– Молокосос, – тянет Пасита, широко улыбаясь, но в глазах ни тени веселья, – ты не понял, это – мой сон!

Неожиданно для Киры Крэг, будто от удара, отлетает в сторону, приложившись о стену спиной. Пасита же стоит на прежнем месте, даже рук не поднял. Парень вскакивает на ноги, злой и готовый к драке, но останавливается, не в состоянии и шагу ступить, будто запертый в клетке. Кира видит, как он что-то кричит, мечется, обрушивая удары могучих кулаков на невидимую преграду, но до нее не доносится ни звука. Пасита, удовлетворенный содеянным, одобрительно кивает и оборачивается. Его улыбка становится плотоядной:

– Ты в платье.

Кира опускает глаза.

И правда, на ней вместо привычного мужского наряда, надето платье. Совершенно развратное: с открытыми плечами, глубоким декольте, выставляющем на обозрение груди, и разрезами на полупрозрачной юбке, открывающими стройные бедра. Она могла поклясться, что еще мгновение назад его не было.

– Только вот опять эти косы! – не унимается Пасита. Его брови недовольно сходятся на переносице, и уже расплетенные волосы волнистой копной рассыпаются по обнаженной спине. – Так гораздо лучше.

Он подходит ближе. Запускает пятерню в русое великолепие, хватает, оттягивая голову назад. Проводит языком по шее, оставляя влажную дорожку, обжигая дыханием. Желание убежать нестерпимо, но как обычно, Кира не может и шевельнуться, скованная могучей волей Защитника.

– Впрочем, платье мне тоже не нравится, – он моргает, и одежда падает к ногам.

Крэг замирает в западне, прижав ладони к невидимой преграде. В его глядящих исподлобья глазах отражается боль и чувство вины. Пасита толкает Киру. Не в силах удержаться на ногах, она вынужденно садится на его ложе.

– Договор-р, Кир-р-ра! – рычит Защитник.

Стальные глаза нехорошо мутнеют, зажигаясь изнутри темным пламенем. Рядом с тихим лязгом падает грубая цепь, пристегнутая к кожаному ошейнику.

Вскрикнув, Киррана отшатнулась в сторону. Мужчины тяжело дышали и выглядели не менее ошарашенно. Стушевавшись, под пристальными взглядами стальных и золотистых глаз, охотница отступила еще на шаг.

– Мой сон, мои порядки, – выдохнул тин Хорвейг, первым пришедший в себя.

– Пасита, мы уходим. Немедленно, – припечатала Кира. – Так будет лучше для всех, – испугавшись, что сейчас Защитник назло прикажет остаться, она невольно допустила в голос мольбу, но все равно подняла с пола сапоги и обулась. Осмотрелась в поисках куртки.

Тин Хорвейг отошел к окну, задумчиво глянул наружу, и только тогда нарочито спокойно ответил:

– Пожалуй, ты права. Идите.

Пасита осознал, что едва сдерживается, чтобы не свернуть сопернику шею. Тот же так и стоял, не сводя ошеломленного взгляда с Кирраны. Защитника осенило – воля парня подавлена: «Ну конечно! Потенциал курсанта ничтожен, где ему с девчонкой тягаться? Меня, и то вон как корежит! Порой, охота сапоги ей вылизать…»

Не поворачиваясь, он предупредил:

– Добрый тебе совет, молокосос: побольше медитируй, если не хочешь превратиться в пускающего слюни идиота. И еще, – последние слова Пасита буквально прорычал, растеряв едва обретенные крохи самообладания, – держись от нее подальше!

Кира едва успела ступить на крыльцо и набрать полную грудь морозного воздуха, очищая легкие, как из-за угла вывернул Нааррон, усмехнулся:

– Уже покидаем нашего гостеприимного хозяина?

Охотница бросила на вышедшего следом Крэга предупреждающий, исполненный тревоги взгляд. Тот ответил ободряющей улыбкой и хотел было взять ее за руку, но в последний момент передумал. От Киры этот жест не укрылся, и настроение окончательно упало.

– Да. Идемте, – не оборачиваясь, она направилась прочь.

Брат нагнал и пошел рядом:

– Что-то случилось? Ты как?

– Уже лучше, – мрачно ответила ему охотница. И, чтобы предотвратить нежеланные вопросы, проговорила, ни к кому конкретно не обращаясь: – Интересно, мама уже вернулась?

– Мама? – Нааррон даже приостановился.

– Не волнуйся, она тебе обрадуется, – Кира ободряюще улыбнулась.

Вскоре вся троица ввалилась на двор Анасташиной избы. Кира – первой на правах хозяйки. За ней осторожно в калитку шагнул Крэг, а за его широкой спиной, будто скрываясь, нерешительно мялся Нааррон. Скрипнуло промерзшее дерево – дверь этой зимой слегка перекосило, и она терлась о дощатый пол. На крыльцо выскочила сама Анасташа. Раздетая, только в меховой телогрейке поверх домашней рубахи, да большом цветастом платке, покрывающем плечи. На Киру обрушился водопад слов и вопросов:

– И где ты пропадаешь, дочка? Неужто тренировалась так рано? Я-то с рассветом приехала, а тебя уж нету. Печь не топлена, дома холод собачий! Ты, вообще, ночевала? Ой! А мы-то страху натерпелись! Волки выть как взялись, да на дорогу вышли! Кобыла захрапела, понеслась, что есть мочи, а Устин еще и погоняет. Сани – стрелой, серые – следом. Я сижу ни жива ни мертва, а про Стаю и мысли допустить боюсь. Тут волки поравнялись, и мы с Устином уж было решили, что и конец пришел. А один вдруг морду-то ко мне сунул, ну я его по носу-то и огрела со страху. А тот рыкнул, но отстал, а с ним и остальные. Чудеса, да и только!

– Мама, теперь Стаю можно не бояться.

– Как это не бояться?! – Анасташа вдруг осеклась и сощурилась от режущего глаза блеска белого снега, пытаясь разглядеть мощную фигуру рядом с дочерью. – А кто это с тобой? Никак Защитник?

– Это Защитник Крэг, мама. И Нааррон.

Адепт вышел вперед при этих словах.

Анасташа застыла на полушаге, поднесла ко рту руки. Громкий всхлип будто ножом резанул воздух, и Кира услышала, как шумно сглотнул брат.

– Сыночек… Сынок! – мать бросилась навстречу, платок скользнул на снег цветной птицей.

Нааррон, сбросив оцепенение, кинулся к ней, подхватил на руки, крепко обнимая.

– Мама! – голос прозвучал хрипло.

Нааррон поднял голову к небу, но из глаз все равно покатились слезы, пришлось стыдливо утереться рукой, но на их месте тут же выступили новые. Кира замялась, почувствовав неловкость, и непроизвольно покосилась на Крэга, о чем тут же и пожалела, встретившись с задумчивым взглядом. Она чувствовала ответственность за произошедшее у Паситы, и боялась, что отношение курсанта к ней теперь переменится. Она боялась, что едва обрела что-то светлое, как уже потеряла, но тот, вдруг улыбнувшись, приобнял ее за плечи.

– Ну вот, вроде ничего не случилось, – шутливо выдохнул в ухо. – Больше никаких видений и слюны. Да и идиотом я себя не чувствую. – Заметив, как переменилось выражение лица Киры, Крэг поспешно добавил, прижимая ее крепче, не давая отстраниться: – Прости. Я просто пошутил.

– Идемте в дом! – Анасташа, не выпуская руки Нааррона, первой направилась в избу, по пути подхватив упавший платок. От ее зорких глаз не укрылась маленькая сценка между дочерью и Защитником, и женщина улыбнулась, вздохнув с облегчением. В ее сердце воцарилась надежда, что этот симпатичный и сильный мужчина поможет избавить Киру от излишнего внимания Паситы.

Мать переживала за дочь, боясь, что та несмотря ни на что, привяжется к тин Хорвейгу. Тот мог вскружить голову кому угодно, стоило ему только захотеть, а Кира ведь такая наивная. Разглядит чего нет и не было, да станет маяться. Крэг же сразу пришелся Анасташе по сердцу.

***

В горнице вкусно пахло блинами, в печи томился чугунок с остатками похлебки. Без счета было выпито кружек молока и травяного отвара. Анасташа все сетовала, бросая выразительные взгляды на Киру, что пироги будут только к вечеру – кое-кто не удосужился поставить заранее опару. Сыто откинувшись на лавке, парни наперебой благодарили хозяек за жарко натопленную баню и вкусный обед.

– Мама, сможешь ли ты меня простить? Я давно должен был тебя навестить. Мне так стыдно! – Нааррон скривился, будто от зубной боли.

– Ничего, сынок, ничего, – Анасташа присела рядом, гладя его по плечу.

– Оставим их, – тихо шепнула Крэгу Кира и взяла за руку, увлекая на улицу. Защитник попутно прихватил с вешалки куртки и шапку.

– Стой! Куда разогналась? – придержал он охотницу в сенях. – Надевай!

Помогая надеть куртку, курсант развернул Киру к себе лицом и принялся бороться с застежками.

– Эй! Я и сама справлюсь, не маленькая.

– Позволь мне эту малость, пожалуйста, – его голос внезапно стал хриплым. – Я думал умру, когда тин Хорвейг ее с тебя снимал. Можно, я хотя бы надену? – Кира судорожно сглотнула, а Крэг продолжил: – Этот сон… В нем есть хоть частичка правды?

Очень хотелось ответить «нет» и рассмеяться, но в золотистых глазах не было и тени улыбки, только затаенная надежда. Кира молча опустила руки, чувствуя, как непривычно сладко сжимается сердце. Крэг тем временем покончил с курткой и, шутя, нахлобучил ей на голову меховую шапку. Голубые и золотистые глаза встретились. Защитник глубоко вздохнул и осторожно выпростал косы на грудь. Кира, не думая, что творит, шагнула ближе и приподнялась на цыпочки, обвивая руками его шею. Курсант заключил ее в объятья, с жадностью умирающего от жажды, завладевая губами.

Страшась быть застигнутой, Кире пришлось прервать самый безумный и сладкий поцелуй в своей жизни: «А ну как мама забеспокоится и выглянет в сени? Вот мне будет стыдоба!» Щеки пылали от смущения, голова слегка кружилась, когда она, пряча лицо, первой выскочила на улицу. Мороз немного привел в чувство, и охотница отважилась повернуться к Защитнику.

– Пойдем погуляем? – предложила как ни в чем не бывало. – Я покажу тебе деревню.

Крэг снова надел ей на голову, оброненную во время поцелуя, шапку. Ответил слегка охрипшим голосом:

– Я бы и дальше предпочел осматривать сени, но как скажешь.

– Ах ты! – возмутилась Кира и, подхватив с земли пригоршню снега, бросила парню в лицо. – Остынь!

– Ну все! Попадись мне, зацелую!

Крэг наклонился, загребая руками зараз столько, что впору было охотницу целиком засыпать, и Кира с визгом перелетела через плетень удирая. Все ее существо наполнилось детским восторгом. Домой они вернулись только к ужину, когда солнце наполовину скрылось за горизонтом. Раскрасневшиеся и с потрескавшимися губами еще час болтали на дворе, не входя в дом, пока Анасташа не замахала им в окно. Тут же на крыльце появился Нааррон:

– Вы хоть изредка за руки не держитесь, а то уж больно подозрительно, – усмехнулся он. – Крэг, надеюсь, ты еще помнишь, что Киррана моя сестра?

– Заучка, и что ты мне сделаешь?

По тону Кира поняла, что это их обычная дружеская перепалка.

– Я? Ничего. А вот она тебя вздует, – хохотнув, брат скрылся за дверью.

Кира прыснула и грозно посмотрела на Защитника. Тот, сделав невинное лицо: «А я что? Я – ничего», – потянул ее в сени. Там в уютном полумраке, не удержался и прижал к деревянной, покрытой изморозью стене сорвав еще один долгий и нежный поцелуй, от которого у Киры подкосились ноги. Не держи ее Крэг, точно упала бы. Едва они успели сделать вид, что ничего не происходит, как дверь снова отворилась.

– Где же вас носит-то? Ужин стынет!

На пороге, грозно сощурившись, возникла Анасташа. Крэг широкой грудью закрыл смутившуюся Киррану, первым заходя внутрь.

– Идем, идем. Э-э… Снег обметали.

– Угу, – неубедительно согласилась с ним Анасташа. – Руки мойте и к столу.

Мать Киры ни на миг не сомневалась, что происходит на самом деле и в душе ликовала. То, что Крэг тоже Защитник и не сможет жениться на Кире, ее совершенно не смущало. Уж лучше пусть он будет рядом, чем изверг Пасита. Этот вон как на дочку смотрит, словно пред ним жрица Киаланы. Такой не обидит.

Ужин получился просто царский. Стол ломился от блюд. Был даже зажаренный поросенок, выменянный у соседей на соболиные шкурки. Целый таз пирогов с дичью, вареный картофель, свежая похлебка и рыба.

– Ой, мамочка! Как же ты это все одна? – Кира осеклась, ей стало очень стыдно. Она впервые ощутила себя никудышной хозяйкой. Пока они с Крэгом «любовались красотами» Золотых Орешков, а главным образом овином, да и то изнутри – мать не покладая рук, готовила, на стол накрывала, чтобы гостей приветить. Что же Крэг про нее теперь подумает?

– Не переживай сестренка, я помогал. Люблю стряпней заниматься, вон и дылда тебе то же самое скажет.

– Нааррон! – одернула его Анасташа. – Чему в этом вашем Ордене учат? Никак только обзываться?

Друзья рассмеялись, а Кира пропиталась благодарностью к брату. Он так легко понял, что она чувствует, и вовремя пришел на выручку. Некоторое время было только и слышно, как стучат ложки. Насытившись, они повели неспешную беседу о грядущем. О том, что делать дальше.

– Задание мы провалили, но зато нашли Киррану. Еще бы разобраться, как погиб отец, и тогда можно с чистой совестью вернуться обратно, – разглагольствовал осоловевший адепт. – Мама, а отец не болел, случаем? Может, замечала что? Он ведь отлучался года два назад седмицы на три или поболее?

– А и верно! – Анасташа нахмурилась, в глубине ее глаз промелькнула тоска. – Уезжал. А куда, про то мне не сказывал. Как вернулся, сам не свой был, будто подменили. Ослаб тогда сильно. Мы скрыли его хворь от деревенских. На людях-то Каррон еще держался, а ночами совсем худо приходилось. Лихорадка била нещадно, слабый был что котенок, откуда только силы брал, чтобы день сдюжить? Я тогда не отходила от его постели, а к Матрене идти он мне настрого запретил – сильно боялся, что кто-то узнает.

Кира слушала затаив дыхание, и ужасалась, как это она все пропустила? Нет, мать и раньше проводила ночи у отца в доме, в том не было ни для кого секрета… Но теперь только она поняла истинную причину, почему реже стали тренировки. Отец отправлял их с Микором одних, или же просто наблюдал, сидя рядом с книгой в руках. Внезапно ее осенило: «С той самой книгой!»

– По его наущению я готовила отвары и потихоньку он поправился, – продолжала Анасташа. – Но…

– Что мама? Ты еще что-то приметила? – Нааррон даже на лавке заерзал.

– Приметила, – кивнула Анасташа согласно. – Приметила, будто не стало в нем больше силы. Понимаете, – женщина замялась, – мне это было особенно заметно. А еще Каррон стал много читать. Ту книгу, которую вы искали… – она осеклась на полуслове. – Боги! Так, это он за ней и ходил! И погиб из-за этой проклятущей книги! Мой Каррон! – Она вскочила и подбежала к Нааррону, порывисто обняла, прижав к груди голову. – Сынок! И ладно, что она пропала. Туда ей и дорога! Сгубила отца, и тебя тоже погубит. Не ищи ее!

– Мам, успокойся, – Нааррон мягко высвободился. – Не в самой книге дело.

– Но тогда в чем же?

– Дело в Изломе. Не спрашивай только большего, я и так уже наговорил тут.

Кира вопросительно взглянула на Крэга, и тот украдкой шепнул ей на ухо, пока никто не видит:

– Излом тянет из Защитников силу.

Охотница поежилась. Отчасти от услышанного, отчасти оттого, что горячее дыхание приятно пощекотало ухо.

Раздался тихий стук в ставню, и все разом вздрогнули.

– Кто это? – Крэг повернулся к Анасташе.

– Не знаю, – предположила та. – Может, соседи любопытствуют?

– Или Пасита, – побледнела Кира, но тут же исправилась: – Хотя вряд ли. Он не стучал бы так тихо. Он не стучал бы вовсе…

– Я проверю, – Крэг вышел на улицу, но почти сразу обернулся.

– Нааррон, это к тебе. Та самая девчонка – Глафира.

– Глафира?! – хором воскликнули Кира и Анасташа.

Нааррон смутился и вскочил, хватая одежду.

– Кхм! Я скоро.

– Дела… И когда только молодежь успевает? – мать вопросительно взглянула на Киру.

Охотница не поняла толком, что та имела в виду, но уточнять не стала. Вместо этого задала вопрос, который мучил ее весь вечер:

– Крэг, когда вы собираетесь возвращаться в Орден?

– Как только дорога встанет. Сначала думали подождать у болот в каком-нибудь поселении, все равно по такой погоде туда успели бы добраться аккурат к паводку – в том краю намного теплее, уже почитай и весна.

– Скажешь, весна? – не поверила Кира.

– Там и зима, что ваша весна, или осень, – усмехнулся Крэг. – Но теперь мы точно не поедем до срока. Поживем здесь, так даже лучше будет. Анасташа, где можно стать на постой? Пустит кто будущего Защитника? – он осветил улыбкой горницу.

Кира вдруг забеспокоилась, представив, с какой охотой его приютит тот же Аккарий, а там и все его девять дочек! Ну и пускай опасность представляют только четыре. Ладно, три – насчет Ануши, она все же сомневалась…

«Стоп! Опасность? Я что же, ревную?!»

– А чего искать-то? Или тебе у нас не любо? – неожиданно выручила Анасташа, и охотница тихонько выдохнула расслабляясь.

– Еще как любо! – радостно откликнулся Крэг, стрельнув глазами в сторону Киры, что не укрылось от внимательного взгляда ее матери. – Да боюсь навлечь пересуды. Скажут – две незамужние женщины, и мужиков привечают, – тут Крэгу стало несколько неловко от сказанного.

– А и что с того? Нааррон – сын мне. Значит, мы с Кирой уже не одинокие. Ты же ему друг, а, значит, и гость. Но веди себя хорошо, – Анасташа так естественно погрозила пальцем, будто и не с без пяти минут Защитником говорила, а с соседским парнишкой, что вздумал яблоки воровать.

Наступила пора ложиться, а Нааррон так и не вернулся. Анасташа разволновалась было, да Крэг ее успокоил:

– Не переживайте, с ним все в порядке. Подозреваю, даже лучше, чем просто в порядке.

– Откуда тебе-то знать? – вопросила Анасташа, уперев в бока руки, но Защитник только невинно улыбнулся.

Кира легла в комнате с матерью, уступив свою – мужчинам. Покрутившись, она удобнее устроилась на лавке и уже почти задремала, как вдруг вспомнила про Матренино зелье. «Сартог дери!» – выругалась мысленно и едва не застонала от досады. Выйти из комнаты было неловко, да и пузырек припрятан в ее постели, которую сейчас занимает курсант. Как она объяснит это ему или маме? Что они подумают? Глубоко вздохнув, охотница помолилась Киалане, чтобы ночь прошла без сновидений. Но, хоть и было стыдно себе в этом признаться, втайне она желала увидеть во сне Крэга. Пасита сказал: «Мой сон – мои порядки», так почему бы не сделать этот сон своим?