Читать книгу Хроники Нового Вавилона - Любовь {Leo} Паршина - Страница 24

Хрум-хрум-хрум-хрум…

Впервые за долгие-долгие годы такой громкий и неестественный звук потревожил затянутое душными туманами пепелище. Громадный, пузатый паук, размером с небольшой домик, полз по былому полю брани. В брюхе «паука» сидели люди – они то и дело тянули за рычаги, поворачивали вентили, заставляя «паука» то бежать быстрее, то приостанавливаться, то поворачивать. Но главное, что интересовало людей, это окружающий мир – его они разглядывали во все глаза сквозь прозрачные стенки стеклянного брюха.

Людей было трое – лорд Джереми Блейк, его верный валет и блестящий механик Брукс, а также приятель и единомышленник лорда русский дворянин Николай Дурново.

Они покинули Альфа-Вавилон, чтобы в течение нескольких дней вариться в тесном брюхе паука, шагающего по землям старушки Европы.

– Поразительно! – выдохнул, едва обретя дар речи, Николай. – Никакие фотографии не сравнятся…

– О, мой друг, мы с вами сами сделали такие снимки, от которых весь Вавилон будет в восторге, – пообещал Джереми Блейк. – Брукс, поддай-ка пару!

– Слушаюсь, сэр! – радостно отозвался Брукс и потянул за один из рычагов.

В самом нутре паука что-то заклокотало, и он бодрее понесся вперед.

Вавилон они покинули ровно в 7.30 утра, но лишь к вечеру, наконец, вырвались из-под его сени. Теперь он был не над ними – он остался позади. Николай даже испугался в тот момент, когда впервые обернулся назад.

Все, что он знал, осталось там, в Элизиуме наверху. А эта костлявая, закоптелая махина, затмевающая собой небо, такое теперь далекое, была чужой, совсем непонятной. Лес ржавых мачт, похожих на остовы виселиц, а среди этих косточек – гигантские столбы-шахты, пронзающие и Альфа-Вавилон, и Землю.

Последний такой столб, увиденный ими, был давно заброшен и почти насквозь проржавел.

«Непременно сообщить инженерам, когда вернемся! – отметил Николай. – Нельзя это так оставлять». И лишь затем он вспомнил, что нет в этом деле никакой срочности – одна колонна для такого колосса это лишь винтик.

Итак, они оставили Альфа-Вавилон позади и двигались теперь на Север по пустошам, некогда бывшим полями сражений, по высохшим ядовитым болотам.

На следующий день в три часа пополудни они вошли в пустой Париж. Остановившись на одной из его площадей, «паук» затих – впервые после отбытия. Тогда люди услышали ветер.

В Вавилоне, с его заслонками, барьерами, вентиляцией, ветер метался лишь по самой окраине, да и там вел себя неприметно. Но здесь…

Да, если бы Земля была жива, то прохожие должны были бы предусмотрительно придерживать свои шляпы. Облака мелкой пыли неслись мимо вездехода, как привидения. В стенах полуразрушенных домов, в узких улочках слышался тихий, угасающий стон.

– Ветер воет! – восторженно прошептал Николай.

– Так пойдем, встретимся с ним! – предложил Джереми.

Все трое перебрались из своих кресел в верхний отсек, тесный и служивший одновременно и кладовкой, и спальней, и столовой. В центре отсека стоял небольшой круглый стол с тремя табуретками, а вокруг, изголовьями к стенам, находились три узких походных кровати. Над ними на крючьях висели защитные костюмы для выхода на поверхность: длинные, прорезиненные двубортные плащи, фуражки с плотным, широким козырьком, очки-окуляры и респираторы.

Облачившись в эти латы новой эпохи, путешественники стали по одному выбираться в последний отсек (крохотный тамбур, где можно было уместиться только сидя) и лишь затем – наружу. Последним на спину «паука» вылез Брукс. С собой он притащил два саквояжа разного размера.

Откинув лестницу, люди спустились, наконец, на Землю. В первую секунду у Николая закружилась голова и похолодели ноги – ему не верилось, что под подошвами тяжелых ботинок не полая оболочка с сотами жилых этажей, а настоящая плоть небесной сферы.

«Земля… – подумалось Николаю. Он вдруг присел на корточки и погладил затянутой в перчатку рукой темный, пыльный булыжник. – Мостовая Парижа… Возможно, никто не ступал по ней со времени Переселения. Или с ночи, когда все живое здесь, на берегах Сены оказалось выжжено германской авиацией…»

– Николас, друг мой! – окликнул его Джереми. – Идите же сюда – надо запечатлеть сей замечательный момент!

Николай подошел к нему и к Бруксу, который в эту минуту как раз открывал принесенные саквояжи. Из того, что был поменьше, он извлек, к изумлению Николая, бутыль шампанского и коробку с двумя бокалами.

– Шампанское?! Но мы ведь все равно не сможем… – Николай указал на свой респиратор.

Джереми махнул рукой.

– Важен сам ритуал, а нам совершенно ни к чему дурманить свой разум алкоголем. Мы в Париже, друг мой – в Париже, чёрт побери!

Тем временем, Брукс достал из второго саквояжа, побольше, фотокамеру, а с ней – набор сверхмощных ламп, недавно заменивших собою обычные пороховые вспышки. Хотя, хватало такой лампы на один снимок, зато получался он более четким. К тому же, лампы были незаменимы в условиях, где любая искра была нежелательна – например, во всё еще насыщенной ядовитыми газами атмосфере Земли.

Путешественники встали на фоне самого живописно разрушенного фасада на площади, и Брукс запечатлел на фотопластинах торжественное открытие бутылки шампанского, а затем – обоих господ с бокалами в руках.

Игристое вино они затем просто вылили на землю, – будто совершая ритуальное возлияние предкам и богине Гее – а бокалы от души разбили вдребезги. Початую бутылку оставили на ступенях парадной.

Николай вышел на середину площади и еще раз огляделся кругом. В полуразрушенной мансарде одного из домов ему вдруг почудилось движение. Затаив дыхание, он протер окуляры очков и подошел ближе к дому, но движущимся объектом оказалась истерзанная ветром, грязная занавеска, каким-то чудом удержавшаяся на сломанной раме окна.