Читать книгу Елена – дочь Софии. Дочери Руси - Любовь Сушко - Страница 10
Часть 1 После битвы
Глава 7 Устройство жизни
ОглавлениеСначала княгиня капризничала, но быстро убедилась, что хуже делает только себе. А остальным до всего происходящего не было дела. Она знала о коварстве московских князей, слышала о том, что в тихом омуте водятся самые крутые черти.
И самое страшное слово – монастырь, – так часто слышалось ей, как приговор, что она смолкала и опускала глаза в пол. Она училась молчать, когда говорить хотелось больше всего, чтобы не испортить все окончательно, надо было помалкивать.
Человек, пришедший к ней в покои лишь на третью ночь, оказался безвольным и почти немощным. Ей пришлось все делать самой. Тут же пошли слухи о ее распущенности, даже развращенности. Но она понимала, что это будет для нее настоящим наказанием, и приходила в ужас, как только приближалась очередная ночь. Видя, насколько сильна в постели его жена, князь Иван пытался найти причины, чтобы не появляться у нее ночью, ему не хотелось новых и новых унижений.
Сначала княгиню это даже радовало, но потом она поняла, что исчезла последняя возможность хоть как-то на него влиять. Она останется во дворце только одной из гостей, забытых, и странно надоевших. На нее спишут все грядущие беды, а потом захотят от нее избавиться, когда в мире что-то переменится.
Княгиня оказалась в ловушке, из которой уже не выбраться.
№№№№№№№№
Все чаще вольно или невольно забытая и заброшенная княгиня оставалась одна в своих покоях.
Она требовали, чтобы служанки за всем смотрели и сообщали ей о том, что там творится.
Хотя всем было понятно, что та внешняя жизнь не может ее касаться. И все их разговоры и сплетни никак на нее не повлияют.
Видя, что она никакого влияния не оказывает на этот мир, боярыни перестали ею интересоваться.
Она только не замечала жалости, и отворачивалась, отделывалась молчанием, когда о чем-то спрашивали. Сум и суета ее больше не касались. Она не могла и не хотела появляться на княжеских пирах. Только один человек в этом мире, хитрая и коварная боярыня Ольга, бывшая при ней еще в Твери, и здесь устроившаяся на Московском дворе неплохо, завела себе возлюбленных и радовалась тому, что смогла удержаться, только она одна должна была общаться с княгиней.
Но она больше всех думала о том, как можно вернуть княгиню в Тверь, а самой занять ее место здесь, которое все равно было пусто, хотя княгиня и была пока еще жива.
Но она научилась говорить то, что хотели слышать, скрывать свои собственные чувства. И все представлялось вроде бы правдиво, но в каком-то странном свете. И весь мир менялся на глазах. И разобраться в этом оторванной от мира Марии было невозможно.
Она не пыталась, не могла, не хотела этого делать. Но отношениями этими она дорожила, ведь ничего другого все равно не было. Ведь если уйдет Ольга, то ей и словом не с кем будет обмолвиться.
И вот однажды, после всех мук, она решилась на откровение:
– Здесь все скверно, даже хуже, чем можно было предположить.
И не в силах сдерживать гнева, она отвернулась, – и я должна терпеть все это, чтобы не оказаться в монастыре, хотя разница не так велика.
– Но как только Иван останется без отца, будет проще, тебе надо немного потерпеть, а потом все наладится, – вырвалось у Ольги.
Она знала, как опасно говорить такое, но ей стало до слез жаль Марию, и хотелось как – то ее утешить.
– Хорошо, – согласилась княгиня, – ничего другого мне все равно не остается.
Она стала молиться о каких-то переменах в своей жизни.
Какими пустыми и нереальными бывают мечтания в юности, и какой жестокой оказывается жизнь.
Но узнала она это только теперь.