Читать книгу Паутина. Том 2. Тропа над пропастью - Людмила Богодухова - Страница 1

Белая Волга въехала в небольшое село и остановилась возле деревянного дома, огороженного невысоким штакетником. С соседнего двора выглянули все знающие старушки и зашептались:

– Гляди, гляди, еще одна приехала, – прошептала одна бабушка другой, – опять дитя вытравлять будет. И куда власти то смотрят?

– И почему это едут к ней, ведь сейчас в любой больнице могут сделать, не то что раньше. – Сокрушалась другая бабуля.

– В больнице фамилию и имя спросят, да еще где живет. А здесь только деньги нужны. Ни Бога не боятся, ни людей.

– А кто сейчас Бога боится? Да никто, и ты в молодости тоже не боялась. Ну что, не так что ли?

– Можно подумать ты его, Господа, боялась и почитала. И тоже была, не дай Господь, вспомнить. – Чуть не поругались старушки, но тут из машины вышла молодая женщина и отвлекла их от перепалки.

Женщина тревожно оглянулась по сторонам и в вечернем сумраке было видно, что она встревожена и нерешительна. Бледное лицо ее почти закрывал светлый шарф.

– Гляди, гляди, красивая, лицо чисто икона, белое, брови черные, – заметила одна.

– Где ты заметила черные брови? Их не видно, а вот волосы действительно красивые, наверное, крашенные. Сейчас не поймешь, брюнетка или блондинка, на год несколько раз перекрасятся.

– А плащик-то! У тебя такой был за всю твою жизнь? – перекидывались репликами старушки. – Стоит, думает идти или не идти.

Но тут с машины вышел мужчина, он был, по виду, на много старше женщины. Одет мужчина был просто: в какой-то серой куртке и таких же брюках. Он что-то резко сказал женщине, и она неохотно пошла к дому и вошла в него. Мужчина закурил и оглянулся. Бабки сразу присели за забором.

– Ой, Шурка, пожалуй, я пойду по огородам домой. Не дай Господь, увидит нас этот мужик. Видела, какой у него вид? До завтра, Шурка.

– Иди, Паша, иди, но только пригнись, чтобы не видел тебя этот черт, а я еще постою, посмотрю.

– Зашла бы ты в дом, Шурка, от греха подальше. Сейчас опасно за людьми присматривать, – на прощанье проговорила баба Паша, и, пригнувшись, как молодая, быстрым шагом нырнула за сараи и садочками, да огородами добралась до своего дома, который был через четыре двора.

– Баб Паша, где ты была? – встретила ее недовольным вопросом Юлька. – Я тебя тут жду, жду. Принесла вот тут тебе всего, чего ты заказывала. Небось, ходила снова к бабе Шуре, подглядывали?

– Ой, Юленька, что мы видели, опять подъехала машина белая, и оттуда такая цыпа вышла, а за ней бугай страшный, как черт.

– Бабуль, расскажи нормально, кто к тете Моте приехал? Говоришь городская и красивая женщина?

– Не то слово, такая красивая, как ангел, вся светлая, какая-то она особенная, не такая, какие до этого приезжали. И даже не вяжется то, что она приехала сюда с тем же, что и все приезжают, хотя она не хотела идти, а мужик заставил. Потом, как зыркнет по сторонам, у нас с Шуркой чуть инфаркт не случился. Я быстренько домой помчалась, а Шурка еще решила посмотреть. А что там смотреть, уже темно становится, – и, увидев, что внучка уходит, всполошилась, – ты куда?

– Как куда, домой, я тебя уже час дожидаюсь, а мне что-то сегодня нездоровится.

– Ты, Юлька, смотри, а то добегаешься и тогда тоже хоть к Мотьке обращайся, – пригрозила бабка.

– Я к бабе Моте не пойду, я рожать буду, не бойся, воспитаю, сейчас не то время, воспитать можно, – пошутила Юлька и выскочила с хаты, не слушая причитания бабки.

«Чудная бабуля, она думает, что я, как эти, которые приезжают на машинах. Что же там за красотка, глянуть бы на нее. А почему не посмотреть? Собак у нее нет, потихоньку подкрадусь и в окошко посмотрю, – решала девушка. – Городские они какие-то особые, все на них сидит ладненько, и ходят как королевы», – рассуждала Юлька, а сама огородами, шикая на собак, пробиралась к хате тети Моти.

Благо, что огороды были у всех не загорожены, так как пахали подряд. Осторожно зайдя от сараев, девушка постояла, прислушиваясь. Во дворе стояла тишина, а из окна бил свет, освещая перед собой двор.

«А вдруг мужчина где-то стоит, – стало Юльке не по себе от своих же мыслей. – Вот бы увидеть, где он находится!»

И девушка, темными закоулками двора, стала пробирать к калитке. Мужчина сидел в машине и курил, негромко играла музыка. Юлька отошла от калитки и прошла за угол дома к другому окну. Но занавеска закрывала окно почти полностью, лишь сверху окна оно было не закрыто, узкой полоской виднелась комната, но это было высоко. Девочка отыскала во дворе лестницу, поставила ее к стене и заглянула в окно. Женщина лежала на столе, а возле нее суетилась баба Мотя.

«Рожает, наверно уже скоро». – Догадалась Юлька, так как женщина стонала и дулась.

Юлька соскочила с лестницы и положила ее на место и, когда уже собралась уходить, вдруг заметила возле окна мужчину. Юлька тихо скользнула в сарай и забралась на сеновал. В щели крыши было видно двор.

«Вот черт! Чего его принесло во двор?!» – с досадой чертыхалась Юлька.

На свету было видно сумрачное лицо мужчины, и совсем он не был страшен. Обыкновенный мужчина, которому уже за сорок и, который, как видно, волнуется за свою женщину.

«И зачем он заставил сделать ее аборт? – недоумевала Юлька. – Наверное, какие-то у них проблемы», – решила она.

Тут мужчина как будто почувствовал ее взгляд, повернул в ее сторону голову и окинул взглядом сарай. И от его взгляда Юльке захотелось спрятаться далеко-далеко, куда-нибудь под землю, и она отодвинулась вглубь сеновала, сделала в нем углубление и зарылась, затаившись. Она слышала, как в сарай кто-то зашел, прошелся внизу, а потом по лестнице, забрался на сеновал. И даже сквозь сено почувствовала свет, видно, от фонаря. Девушка затаила дыхание и молила Бога, чтобы тот, кто сейчас стоял на сеновале, не увидел ее. Какое-то мгновение стояла жгучая тишина. Сердце Юльки билось так, что, казалось, слышит его и тот, кто стоит, прислушиваясь. Но свет переместился и потом послышался легкий шорох – это мужчина спустился с сеновала, затем обостренный Юлькин слух уловил его шаги во дворе. Но девушка не шевелилась, продолжала лежать, зарытая в сене. Потом во дворе послышались голоса и в сарай вновь вошли.

– Я тут оставлю, а утром похороню в садочке, – послышался голос тети Моти. – А это ваша жена? – Вдруг неосторожно спросила она.

– Вот это ты спросила зря, а мне говорили, что ты не любопытная. Но выходит, что это не так, – с угрозой в голосе проговорил мужчина.

– Нет, нет, мне это не нужно, просто вырвалось, ей было трудно рожать, но она не захотела, чтобы вы были рядом, вот я и спросила. Но мне ни к чему знать больше, чем я знаю и это я забываю сразу, как только со мной расплатятся.

– Хорошо, пойдем в дом, я расплачусь, – хрипло проговорил мужчина, и Юльку от его слов, бросило в дрожь.

Она боялась пошевелиться, и выдать себя, а в носу, от сена или с испугу щекотало и хотелось чихнуть. Юлька терла переносицу, щипала себя до слез, чтобы отвлечься. Слышно было как, наконец, мужчина и тетя Мотя вышли из сарая и зашли в дом. Юлька сидела в сене, предчувствуя беду.

– И что я сюда сунулась? Господи, помоги мне! И вдруг в сарае раздался негромкий плач ребенка. Юлька от неожиданности чуть не свалилась с сеновала.

– О, Боже, он живой! Как же так, бросили живого ребенка? О, злыдни! Хотят похоронить живого человека! Господи, отведи от меня и от малыша беду, и я клянусь тебе, Господи, что не оставлю его, заберу с собой, и позабочусь о нем. Помоги мне, пусть сюда больше никто не войдет.

Девушка так волновалась, что не слышала, когда мужчина вышел из дома. Раздалось негромкое урчание машины, это отходила Волга. Юлька пулей слетела с сеновала, и остановилась возле дверей сарая, прислушиваясь. В сарае было темно, и ребенок уже не плакал. Она открыла дверь нараспашку, стало чуть светлее, но где ребенок не было видно. Девушка осторожно стала двигаться по сараю, боялась наступить на ребенка.

– Где же ты, малыш, отзовись, – нервно шептала она. – Заплачь, я не могу тебя найти.

И ребенок отозвался на ее голос, тихим и горьким плачем. Юлька тут же бросилась на звук, опустилась на колени и руками стала искать малыша. Нащупала какой-то ящик, а в нем живой теплый комочек, завернутый в какие-то тряпки. Девушка осторожно вытащила малютку и положила его в подол своего платья. Прижимая к себе драгоценную находку, она, оглядываясь, вышла из сарая, а потом огородами добежала до своего двора. Дома, трясущимися руками, уложила ребенка на свою кровать.

– Господи, а что же дальше? Что же мне с ним делать? Надо глянуть, что там с ним.

Юлька развернула ребенка, это была девочка. Пупочек у нее был перевязан.

– Ох, тетя Мотя, все сделала, как положено, чтобы не она была виновата в гибели малыша, может, потом хотела подбросить кому-нибудь, – вдруг мелькнула мысль. – Нет, навряд ли, тогда она бы его не оставляла в сарае. Нужно нагреть воды и обтереть ребенка, и пупочек примазать зеленкой.

Юлька взяла зеленку и ватку и прижгла пупочек. Потом прикрыла малыша одеялом.

– Так, пока вода греется нужно поискать, что порвать на пеленки, а купать сама не смогу, необходимо позвать бабулечку. Эх, была бы жива мама, она бы всему меня научила. А так я даже не знаю, как купать, пеленать детей, да и не нужно мне еще это в восемнадцать лет. Вернее, думала, что еще рано, не понадобится такая наука. Не соображаю, что нужно малышу, почему она так плачет. Наверно хочет есть, но чем ее кормить?! О, Господи! Мало взять ребенка, его надо еще накормить, скупать и как-то успокоить! – в отчаянье говорила Юлька, а сама приготавливала для малышки пеленки, простынь разорвала надвое, это на простынку.

Девушка налила в тазик теплой воды, добавила туда чуть марганца и обтерла малышку. Юлька боялась поднимать ее без пеленок далеко от кровати. Малютка была такая скользкая и худенькая, что страшно было брать ее на руки. Юлька неумело запеленала ребенка, а потом налила тепленького чая без заварки, добавила в него сахара, попробовала сладкий чаек.

– Пока напою чаем. – Решила девушка.

И с ложечки стала поить ребенка, но она совсем не умела пить, а Юлька не умела поить и старалась по капельке вливать в рот. Девочка чмокала языком и крохотными губками, а вода выливалась обратно. Порядком измучившись сама и измучив ребенка, Юлька сунула малышке свою девичью грудь, чтобы хоть как-то успокоить ребенка. И девочка сразу замолчала, зачмокала, засосала грудь без молока, вместо соски. Это было так необычно для Юльки, щекотно и даже приятно. Она смотрела на уснувшую под грудью малышку, трогала ее крохотный носик, бровки, гладила ее щечки. И вдруг неожиданно отметила, что малышка красивая, и ей, Юльке, она очень нравится. И у девушки защемило сердце от жалости, от желания защитить ее от всех бед и невзгод, что ожидают в этом беспощадно-жестоком мире. Она положила девочку на подушку и прикрыла одеялом.

– Нужно сбегать к бабулечке Паши и все ей рассказать, и расспросить, как ухаживать за ребенком. А на работу теперь меня, конечно, не возьмут с ребенком на руках, а поступать учиться тем более не придется. Ах, да ладно, об этом подумаю потом, сейчас не время. – Решила девушка, закрывая дом.

На дворе стояла ночь, но Юлька не боялась ходить по улицам своей деревни.

– А кого тут бояться? Молодежи почти нет, а если кто и не уехал в город, то сидит дома и смотрит телевизор. Ходить больше некуда, дом культуры закрыт уже не первый год, нет специалиста, а, может, мало молодежи, или убрали ставку зав клуба, – шла, рассуждая про себя, девушка.

Нехотя лаяли собаки, им за это, наверно, тоже не платили, и они лаяли лишь по привычке. Девушка проходила мимо дома бабы Шуры, у нее света в доме не было.

«Наверное, уже спит».

А напротив, у тети Моти в доме по-прежнему горел свет.

«А эта, наверно, считает деньги, – с неприязнью подумала Юлька. – И сколько же ты загубила душ детский? Вот кому гореть в аду, если он есть. Господи, ты то должен все видеть, неужели за деньги можно продать душу, милосердие, сострадание?»

И Юлька пошла дальше, но тут ей послышался стон со двора бабы Шуры. Девушка вернулась и заглянула через забор. Возле него кто-то лежал, в темноте не было видно кто. Юлька в нерешительности остановилась, какой-то непонятный страх пополз по спине, покрывая тело гусиной кожей. Но, пересилив себя, девушка перелезла через забор и склонилась над лежавшим.

– Баб Шур, это ты? Что с тобой?

Пробовала Юлька приподнять ее с земли, но не тут-то было. Баба Шура была женщина хоть и не большого роста, однако, упитанна и одной ее было не поднять. Юлька это поняла и, перескочив через забор в обратном порядке, помчалась к своей бабушке за подмогой.

– Бабулечка! Бабулечка! – забарабанила она в окно.

И тут же в окне, в темной комнате вырисовалось лицо бабы Паши. Узнав Юльку, она кивнула головой, что уже открывает дверь.

– Что случилось, ты что заболела? – тревожно и вместе с тем раздраженно спросила она внучку.

– Там баба Шура возле забора, я ее поднять не смогла, она стонет, что-то с ней случилось, может с сердцем что.

А бабуля уже не слушала внучку, поспешила, чуть ли ни бегом к своей подруге. Охая и ахая, она вместе с Юлькой затащила старушку в дом, и уложили ее на кровать. Лицо бабы Шуры было залито кровью, а чуть выше лба была пробита голова.

– Ох, Шурка, где это ты так ляснулась? Что же это такое? Уходила, все было в порядке, а вот теперь на тебе. Прошло то времени всего ничего! – причитала бабуля, а сама обмыла лицо подруги, залила рану зеленкой и нашла в аптечке стрептоцидовую мазь, намазала на бинтик, приложила к ране и заклеила пластырем. – Ты, Юль, сходи домой, прикрой, да принеси мне халат, я тут до утра пробуду.

– Хорошо, бабуля, а у тебя молочка дома нет? Мне что-то нездоровится, хотела горячего молочка выпить. – Схитрила Юлька, решив бабушке ничего не говорить.

– Посмотри в кладовке, в холодильнике вечернее, Соньку подоила.

Юлька помчалась к бабушкиному дому. Схватила халат, заглянула к бабушке в холодильник, там стояли две литровые банки козьего молока. Бабуля держала козу. Юлька попробовала молоко, которое свежее, закрыла дом, сунула ключ в условное место и вернулась к дому бабы Шуры, кинув взгляд на освещённые окна тёти Мотиного дома:

– Не спится, наверно, совесть мучает, а, может, хватилась, а дитя то нет! – Снова со злорадством подумала девушка.

Она и до этого недолюбливала эту женщину, а после сегодняшнего вечера, когда услышала, что тетка Мотька собиралась закопать живого ребенка, неприязнь и вовсе всколыхнулась в ее душе, превращаясь в ненависть. Но задерживаться возле дома, не было времени. Юлька отдала бабе халат.

– Я пойду, что-то у меня сегодня болит голова, – соврала она своей бабулечке, опасаясь, что девочка уже проснулась.

Но тут очнулась баба Шура, открыла глаза и испуганно повела ими по комнате. А потом прерывистым шепотом, как на духу призналась:

– Страшно мне, Паша, он ведь меня убить хотел.

– Кто? – удивилась бабуля.

– Да тот, за которым мы подсматривали. Я уже уходить хотела, не видела, как он подошел к забору: «Подсматриваешь?! – говорит, – ну и как запомнила, о чем языком трепать»? А я ничего не могу сказать, язык сразу присох к нёбу. Вот он меня чем-то и огрел. Я еще услышала, что он сказал: «Распустишь, совсем добью, а это авансом». Аванс значит, мне припечатал, я так и брякнулась.

Тут Юльку и пробрал мороз, даже зубы сами застучали. Бабуля повернулась, удивленно и тревожно глянула на внучку.

– Я побегу домой, – заторопилась девушка. – Бабуль, утром ко мне загляни.

И прихватив банку с молоком, выскочила на улицу.

«Ох, Юлька ты вляпалась, теперь думай, думай, как выкручиваться, чтобы никто ни о чем не заподозрил. Но как, как? Ребенка не спрячешь, все равно узнают в поселке, и поползут слухи, откуда взялся? Может заявить в милицию? Малыша, может, и спасут, а меня, как свидетельницу начнут тягать, вот тут на меня и начнется настоящая охота. Что же делать? В милицию, конечно, нельзя, не знаю, что за шишка этот мужик, а что шишка, это точно. Землю будет рыть, а уберет всех, кто хоть как-то будет касаться к этой истории». – Думала Юлька, но ничего не приходило ей в голову.

– Эх, не с моим умом играть в детективные игры, тут бы хоть что-то придумать, чтобы поверили односельчане, что я родила малышку. Точно, нужно чтобы поверили. А первым долгом, чтобы поверила бабуля, вот тогда поверят все. Да, главным свидетелем сделать бабулю, в том, что я родила, но как, как убедить ее в этом.

Девушка зашла в дом и сразу услышала жалобный судорожный плач малютки. Юлька подбежала к ней, взяла ее на руки и будто всю жизнь только и знала, как укачивать ее, стала носить по комнате, укачивая ребенка. Но малышка не умолкала, она хотела есть. Девушка налила в ковшик немного молока и разбавила его чуть-чуть кипяченой водой и закипятила. Она не знала, можно ли ребенку давать козье молоко и сколько нужно для такой крошки, но решила, что вначале даст ей совсем не много, чтобы она замолчала. Когда молоко закипело, девушка стала его студить, размешивая в чашке ложечкой, а в другой руке держала малышку. И ей казалось, что она не первый раз держит в руках ребенка, будто и раньше, когда-то в другой жизни, уже был такой момент, что она одной рукой студит молоко, а другой укачивает малышку. Потом Юлька стала кормить девочку, по капельке вливая в ее крохотный ротик молочко. И вскоре и ребенок, и Юлька приспособились к этому необычному кормлению. Девочка уже не плакала, а с удовольствием чмокала губками, смешно высовывая свой красненький крохотный язычок. А Юлька ласково приговаривала:

– Ты умничка, нужно кушать, у меня нет соски, чтобы кормить тебя с нее. Но я куплю, я достану соску, и у нас тогда не будет проблем. А сейчас нужно с ложечки, чтобы не хотелось есть, чтобы не плакать, а спокойно спать. Теперь я с тобой, и ты, мое солнышко, не должна бояться. Я тебя никому не отдам, я всегда буду с тобой, поверь мне. Ты станешь большой и красивой девочкой, здоровенькой и умненькой. Я стану тебе мамой, а ту первую маму, которая тебя родила, ты должна забыть. Даже если ей угрожала смерть, даже тогда она не должна была тебя бросать. Но она бросила, значит, она теперь не твоя мать, а твоя мама я, Юля. Твою маму зовут Юля, запомни это.

Девочка кушала и внимательно слушала Юльку и, наверно, все понимала, о чем она ей говорит. В ее глазах было осмысленное выражение. Она, видно, по-своему привыкала к незнакомому голосу, к интонации, свыкаясь с ним. Наевшись, девочка перестала открывать ротик, но и не спала, как бы ожидая еще чего-то. И Юлька неожиданно, даже для себя, сунула ей в ротик свою грудь, предварительно смочив сосок молоком. И ребенок с готовностью схватил его и усиленно стал сосать грудь. И сразу, будто этого и ждала на десерт, девочка закрыла глаза и уснула, продолжая во сне сосать грудь. И нельзя было сказать, что это не Юлькин ребенок, она сидела расслабленная и счастливая. Вот она ее дочь, пусть ни ей рожденная, но ей спасенная, и это больше, чем просто родить. И Юлька еще не осознавала, что это лишь первый шаг к спасению девочки, и еще много предстоит затратить усилий, времени, таланта, душевной теплоты, чтобы ребенок рос здоровым и счастливым. Но это все потом, а сейчас Юлька ни о чем таком не думала, она просто любовалась малышкой. Потом вдруг очнулась, и беспокойные мысли вновь заворошились в голове, а тревога сжала сердце, вселяя в девушку панический страх за себя и за малышку. И показалась она себе такой одинокой и не защищенной с ребенком на руках, за которого она теперь была в ответе. Пересилив себя, Юлька решила, что необходимо все продумать. И сразу все стало на свое место, и решение до смешного простое вырисовывалось, как на картинке.

Юлька положила девочку на кровать и стала действовать. Выскочила в сарай, поймала первую попавшуюся курицу, занесла ту в дом и в доме отрезала курице голову. Брызнувшей кровью испачкала простынь на кровати, половики возле кровати. Потом сцедила в ведро крови, разбавила ее водой и испачкала подол своей ночнушки. Кровью испачкала себе ноги, пеленку, грязное белье бросила тут же возле кровати, прибавив туда еще несколько простыней. Создала видимость не совсем благополучных родов. Затем курицу обварила кипятком, разделала, все убрала, а мясо сложила в холодильник.

– Не выбрасывать же курицу? Все пригодится для еды.

Легла в кровать в грязной, то есть в крови, рубашке. Положила малышку рядом с собой, а рядом с кроватью поставила тумбочку, где разложила ножницы, йод, зеленку, бинт. И еще поставила горячего молока с ложечкой, на случай если проснется малютка.

«Все готово, можно ожидать бабулю, – оглядывая комнату и весь беспорядок в ней, с удовлетворением подумала Юлька".

Дверь в дом она закрывать не стала и потому не слышала, когда рано утром бабуля примчалась навестить внучку. Юлька еще спала, когда вдруг раздался истошный крик бабы Паши.

– Внученька! Люди добрые, помогите, моя внученька померла! О, Господи! Да что же это? Юленька, девочка моя!

Юлька проснулась и спросонья не могла ничего понять. Она от бабкиного крика впала в шоковое состояние и лишь смотрела, ничего не понимая, на свою бабулю. А бабка и не видела от отчаянья, что Юлька на нее вытаращила глаза. В это время в комнату влетела соседка, а потом другая. Они как-то сразу тоже увидели окровавленные простыни и половики на полу, и тоже во весь голос запричитали. И в это женское причитание врезался, как гудок пронзительной сирены, детский крик – это испуганная и разбуженная женскими голосами кричала малышка. И сразу, как захлопнулись, рты бабок и женщин, все уставились на кровать, где лежала Юлька и ошарашено глазела на представление. Когда заплакала девочка, Юлька тоже очнулась, схватила ребенка, и на глазах недоуменных женщин и ее бабули, сунула малышке свою грудь. И ребенок затих, чмокая и недовольно постанывая.

– Бабуля, ты меня напугала, мою доченьку тоже. Разве можно так кричать! Я думала, что-то случилось, а встать не могу. – Недовольно проговорила внучка.

А бабуля хлопала глазами и, казалось, лишилась дара речи.

– Ну, теть Паш, вы нас напугали тоже, а тут вон что! И как это ты сама справилась? – С любопытством стала спрашивать соседка.

Но баба Паша уже пришла в себя, и стала выпроваживать любопытных.

– Простите, соседушки, я подумала о дурном, а раз такое дело, пора вам по домам. Я тут сама справлюсь, и нечего, нечего смотреть ни на внучку, ни на дитя малого. Не обижайтесь, им сейчас не до вас.

И выпроводив всех, она обессилено села на стул.

– Немного посижу, ноги трясутся, так и думала, что тебя убили. Как же так, Юленька, ничего бабушке не сказала. Я бы тебе помогла, разве можно одной в такой час быть? И я, дура старая, ничего не заметила, и даже в голову мне не приходила такая мысль.

– Не сказала, потому что ты возилась с бабой Шурой. И не ругай себя, не беспокойся, все обошлось.

– Доктора надо, внученька, пойду, пошлю кого-нибудь, чтобы приехал доктор.

– Не надо, бабушка, не уходи, и доктора не нужно. Уже все хорошо, а увезут в больницу, по дороге растрясут, а потом, ты же знаешь, кормят там плохо, я больничное не ем, а ты ко мне приехать не сможешь. Дня через три позвоним в район, дяде Коле, он приедет, посмотрит меня и дочку. А сейчас побудь со мной, я бы, что-нибудь поела.

– Я сейчас, мигом приготовлю тебе поесть, вот только наведу чуть-чуть порядок. И не мешало бы тебе сменить рубашку и простыню, а то страшно смотреть. Я как гляну, сердце останавливается.

И баба Паша ловко поменяла грязную постель на чистую, и заставила Юлю сменить ночную рубашку. Потом, собрав все белье, замочила его в ванной. И со спокойной душой пошла готовить завтрак.

– Вот ведь как получается, – негромко причитала бабуля. – Не ждала, не гадала, и кто же это отец ребенка? Не видела Юльку ни с кем. Вот скрытная, кого же она пригрела? Ударяет за ней Сенька, но она на него ноль внимания, ей нравится Серега. Точно, это Серега, стервец! Увижу, всю чубрину выщиплю! Ах, стервец! – не могла успокоиться бабуля.

А Юлька прислушивалась к негромкому негодованию бабулечки и ликовала:

«Получилось! Получилось! Поверила бабуля, а как испугалась, жаль, что пришлось ее так испугать, но по-другому никак нельзя было, а теперь заговорят все бабки, что видели, как я рожала и, что кровища была, вся комната и, что чуть не умерла от родов. И пусть сплетничают, чем больше, тем лучше. А дня через три позову своего дядьку, он хоть и терапевт, но справку дать может, что моя крошка здорова, а меня ему не обязательно смотреть, ну пусть для успокоения послушает, пощупает и на этом осмотр можно закончить. А теперь нужно подумать, какое имя дать моей крохотулечке».

Думала Юлька, с трудом удерживая себя в постели. Хотелось встать, пойти на кухню, к бабушке. Помочь ей готовить, и говорить, говорить о малышке. А еще сильней хотелось все честно ей рассказать, но Юлька боялась, что бабуля все расскажет своей подруге, а это уже не будет секретом.

– Бабуля! – позвала Юлька, – а как там баба Шура, оклемалась?

– А что ей сделается, – вышла к ней баба Паша, – отделалась сильным испугом, и шрам на голове будет. Но уже встала, и ходит по хате, но выходить боится.

– Кого же она боится?

– Как кого? Боится того мужика, который ее стукнул в лоб. Я ей говорю, чтоб переходила ко мне, хоть на время, пока выздоровеет, но она не хочет. Может, еще надумает и перейдет. Ешь, вот я тебе кашку сварила, и блинчиков с медом, чтобы молочка для малышки хватало. – Поставила бабушка на табуретку завтрак.

– Да я встану, – смутилась Юлька.

– Я тебе встану, – пригрозила бабуля, – ни в коем случае, тебе еще лежать, да лежать. Ишь, чего надумала! Лежи, ешь, а мне нужно сбегать подоить козу, загляну к Шурке. А тогда приду, постираю, тебе помогу обмыться. Никуда не вставай, и не вздумай выходить на улицу. Эх, и как это тебя угораздило, внученька? Кто хоть этот стервец? Скажи, я его за чубрину приволоку, на дитя глянуть, а потом при мне пусть скажет, что оно ему не нужно. Назови бабушке его имя!

– Бабуль, я разберусь с этим сама, без посредников. Хорошо? А то ты дров наломаешь, больше чем я. Ты лучше посоветуй, какое имя дать малышке.

– Имя? – Задумалась бабуля, – да имен много хороших, например, Дарья, Евдокия, Елизавета.

– Стой! – перебила ее Юлька. – Не нужно перечислять, я их все и сама знаю. Нужно только одно имя. А, может, Светлана? Или еще можно Евгения, это значит Женя.

– Только не мужское имя, у нас достаточно женских имен. Чем плохое имя Ульяна? А когда маленькая, Уля, Улюшка. Давай так сделаем, я пойду, управлюсь, и за это время подумаю, а ты тоже думай, какое имя ей больше подходит. А потом, когда я приду, мы с тобой сядем, и решим эту приятную проблему. – Предложила бабуля и, не дожидаясь ответа, пошла к дверям.

Через минуту Юлька соскочила с кровати и подскочила к окну. Бабушка уже вышла за калитку и направилась по улице к своему дому. Юлька нагрела молока и начала кормить ребенка, а сама думала какое выбрать имя для девочки.

«Надо такое, чтобы звучало, как цветочек, Алена, например. А чем плохое имя? Когда Юлька была маленькая, мама покупала ей шоколад с картинкой Аленой, хорошенькой девчушкой в платочке. Алена, Аленушка, звучит красиво, но как будто из старинной сказки, будто не настоящее, а из далекого прошлого. А может, действительно, назвать дочку Улей, Ульяна, Улюшка. Бабуля придет, подумаем еще», – решила Юлька.

– Эдак, пеленок для тебя будет маловато, нужно что-то придумывать. Вон сколько только за утро накидала. Сейчас бы взять да постирать их, но нельзя бабуля разохается. Даже неудобно здоровой лежать в постели.

Юлька глянула в окно и вовремя, баба Паша почти бегом спешила к дому.

– О, Господи, что это она так бежит, как на пожар. Будто не успеет постирать и убраться.

Юлька юркнула в кровать, рядом посапывала, продолжая чмокать во сне, спала в сухих пеленках малышка. Баба Паша заскочила в дом возбужденная и испуганная. И сразу, с порога, начала рассказывать.

– Представляешь, пошла я домой и думаю, подою вначале козу, управлюсь, а тогда пойду к Шурке, ведь от нее сразу не отделаешься. Ну, вот, прихожу я к ней, когда дома все дела закончила, а Шурка уже выползла во двор, и сидит в тенечке, под яблонькой.

– Что, – говорю, – не сидится в хате, уже не боишься на улицу выходить? Она мне ответила, так слово, за слово и заболтались. Слышим, машина остановилась возле Мотьки. А мы, конечно, осторожненько, в щелку, как не глянуть, тогда весь день будет испорчен, так и будешь думать, кто приезжал. Вот мы и глянули, а там, батюшки, опять та же машина, и тот же мужик, что намедни приезжал. Вылез с машины, и по сторонам стрельнул. Я Шурке говорю «уноси ноги из своей хаты, в мою хату», а сама к тебе поспешила. И чего это он снова приехал, чего ему еще нужно?

– Он приехал один? – Еле сдерживая волнение, спросила Юлька.

– Один, как есть один, – подтвердила бабушка.

– А тетю Мотю вы сегодня видели? – снова спросила Юлька.

– Нет, ее я не видела, спит, наверно, еще, а корова мычит, и что за хозяйка, наверно, не доила утром. В пастбище корову не выгнала, точно проспала. И зачем держит, денег, что ли мало, ни детей, ни внуков, зачем животное мучить?

– Ладно, бабуля, пусть сами разбираются, не наше это дело. Сделав равнодушное лицо, проговорила Юлька. – Что ты надумала, насчет имени для внучки?

– А я и не думала еще, некогда было, а когда от Шурки бежала, даже сердце останавливалось. Но, если подумать, то имя Ульяна очень даже подошло бы для моей правнучки. Однако решать окончательно тебе – матери. Ох, Господи, какая ты мать в восемнадцать лет! Только школу кончила, хотела идти учиться, а теперь все насмарку, ни учебы, ни работы. Чем жить будешь? Моей пенсии на двоих мало, а дитю нужно много, а ты будешь к нему прикована.

– Бабуль, не начинай голосить. Ты голосила, когда остались вдвоем, не пропали же, и теперь не пропадем. Я найду такую работу, чтобы с дитем взяли. И учиться буду, но позже, так получилось. Что мне ее подбросить кому-нибудь?

– Господь с тобой, что говоришь! И даже в шутку об этом не говори. Разве такое можно – дитятко кинуть! Вон она какая красавица, вылитая в тебя. Тот же носик, аккуратный маленький, бровки темненькие, а волосики чисто пух беленькие, – умилялась баба Паша, глядя на правнучку. – И не сомневайся, проживем. Пенсии моей хватит, а потом пойдешь работать, а я на хозяйстве и за няньку, еще не разучилась, справлюсь. Поднимем нашу красавицу, вот только бабы покоя не дадут, языком будут трепать, так и замуж не выйдешь.

– Я не боюсь, пусть треплют, – отмахнулась Юлька. От их трепотни не похудею, поговорят, поговорят и перестанут. А девчушка будет расти, солнцу радоваться. Пусть будет по-твоему, бабуля, назовем ее Ульяна, Уля, Улюшка.

– Ой, что это я болтаю, а у меня столько дел! – Спохватилась бабушка, – лежи, отдыхай, сшей дитю рубашечку. Я забыла принести, у меня есть байка, брала себе на халат, да так и лежит, и еще можно найти, если хорошо поискать в сундуке. Напомнишь мне, когда пойду домой, чтобы не забыла. Хорошо? А сейчас я займусь стиркой, вода уже нагрелась.

И баба Паша пошла стирать во двор. Летом они всегда стирали во дворе, так удобней, и вода рядом, и вылить удобней. Бабуля занималась стиркой так, как будто делает самую любимую работу. Юлька обеспокоено думала о том, что она ей сообщила:

«Зачем приехал этот в машине? Какие у него еще здесь дела? Может с его женщиной что-то не так, и он приехал проконсультироваться? Как хоть что-то узнать, лежа в кровати? А может ночью наведаться к тете Моти, как бы за советом? Может она проговорится, хотя навряд ли, надежды никакой. Нужно бабулю попросить, чтобы она узнала, так ненароком, как бы между делом. Бабки, они досужие, они все знают. Если бабка Шурка ушла со своего наблюдательного пункта, это не значит, что другая, третья, четвертая соседка не подсматривали из-за своих заборов. Может, и меня видели там, у теть Моти во дворе. Вот это совсем некстати, а ожидать можно все. А если так, то их длинные языки рано или поздно, но выведут этого мужика и тетю Мотю на меня. Да и представление мое с куриной кровью только для таких, как моя бабуля, доверчивых и наивных. Мою бабулю обмануть, как пить дать, можно. Правильно ли я сделала, что вмешалась в эти опасные взрослые игры? – думала Юлька, но, глянув на девочку, вздохнула и успокоила свою совесть. – Правильно или нет, не знаю, но очень рада, что этот маленький человечек со мной. Конечно, нужно было бы, чтобы об этом узнала милиция, но вдруг все пойдет не в ту сторону, и малышка пострадает. Разве до этого никто не знал, чем занимается тетя Мотя?! Прекрасно все знают, но почему-то не обращают внимания. Сейчас вообще на многое не обращают внимания: на малышей на вокзалах, на улицах; на разгулявшихся подростков; на беспризорных собак, которые стаями собираются и бегают по улицам, пугая детей и взрослых; на родителей, которые пьют непробудно, а дети голодают в холодных домах и квартирах; и еще ох, как много такого, о чем лучше молчать, чем говорить вслух, чтобы не пострадать самим».

Юлька отвлеклась от своих, не по-детски, серьезных мыслей и посмотрела в окно. Кто-то пришел к бабуле. Во дворе, рядом с бабой Пашей, стояла женщина средних лет, которая жила почти рядом с бабой Шурой, на той же улице. Красное в сплошных веснушках лицо ее было возбуждено, рыжие волосы, собранные в узел, тоже достаточно растрепались.

«Тетя Нюра, самая первая носительница новостей на деревне. Что ей здесь нужно?»

Женщина размахивала руками, что-то рассказывала, потом заторопилась и ушла. Юлька сгорала от любопытства узнать, о чем с таким возбуждением смачно рассказывала тетя Нюра. Но приходилось ждать и Юлька, чтобы не терять времени даром, решила перебрать свой гардероб и постельное белье, чтобы кое-что перешить, порвать на пеленки, подгузники, простынки. Да еще нужно было с чего-то сшить конверт, в котором можно было малышку выносить на улицу в холодную погоду. Юлька вытащила с шифоньера большущий плед, который ей подарила бабушка на день рождение. Юлька мечтала о таком: двуспальный плед с рисунком трех медведей и поваленным деревом. Один взбирается на дерево, другой уже на нем, а третий нашел какую-то ягоду на кустах, тут же возле дерева, и увлекся, срывая ягоды и отправляя их в рот.

«А что, если разрезать его? С одной половины сделать детское одеяло, а со второй сшить конверт, для прогулки. А если будет сильно холодно, то в конверте и одеяле ребенок не замерзнет. Правда, для конверта будет слишком большой кусок, а если его сложить вдвое, то будет теплее и в самый раз подойдет. А когда станет маленький, можно его распороть, и будет второе одеяло».

Юлька, долго не думая, стала вымерять, сколько нужно отрезать. И не откладывая в долгий ящик, провела мелом линию разреза и, выдохнув воздух, с маху разрезала плед. И только отделились две половинки, как бабуля вырисовалась на пороге и, увидев такое кощунство над своим подарком, чуть не села на пол.

– Да ты что, ума лишилась? Что ты делаешь? – подскочила она к внучке.

– Режу! – односложно пояснила Юлька.

– Я вижу, что режешь. Но зачем? Такую вещь испортила, ни разу не застелила кровать, ни разу не укуталась! – сокрушалась бабуля.

– Вот и хорошо, что он новый, и хорошо, что такой красивый. Это будет Улечке одеяло и конвертик. Я на одеяло оставила два медведя, а на конверте будет один, – не обращая внимания на бабушкины охи, улыбалась Юлька.

– Какой конверт? Ну, одеяло понимаю, хотя его можно было с чего-то другого сделать, а что такое конверт?

– Во-первых, сейчас у нас нет другого подходящего одеяла, во-вторых, нужно что-то новое и красивое, ведь это маленький ребенок будет в него заворачиваться. А конверт – это такой мешочек для малыша, чтобы не разворачивался, – довольно улыбалась Юлька. – Ты мне лучше скажи, о чем так страстно рассказывала тебе теть Нюра?

– Ой, страсти то, какие! – вспомнила бабуля. – Я с этим одеялом и забыла тебе рассказать.

Нюрка, она ведь страсть, какая любопытная, так вот, только машина отошла, что утром приезжала, а Нюрка сразу шмыг к Мотьке, занять десятку, это предлог у нее был такой. А Мотька лежит на диване смотреть смотрит, а говорить не может. Что-то с ней приключилось, мычит, руками машет, страсть какая. Наказал, видно, ее Господь за все ее дела, за загубленные души. Послали за врачом, скоро подъедет. Может, и тебя бы посмотрел за одно? – бабуля подошла к окну, будто высматривая на улице что-то. – Чего молчишь?

– Бабуль, мы ведь договорились, что я никуда не поеду. А если ты пригласишь сюда врачей, то от них не отобьешься, и буду я с дитем малым ехать с сумасшедшей. Она таких детей на тот свет отправляла, а ты меня ей в руки суешь.

– Придумала тоже! Какие руки, не хочешь, не надо, но завтра дядю Колю позовем обязательно! – решительно заявила баба Паша.

– Да, я дня через три сама бы к нему могла съездить. И там можно сразу и ребёнка зарегистрировать, выписать Уленьке свидетельство о рождении, первый документ, после рождения.

Юлька сама разговаривала, а сама уже обшила одеяло тесьмой, чтобы не выборсывалось.

– Знаешь, бабулечка, ты мне принеси машинку швейную, она хоть и ручная, а всё быстрее, чем шить руками. Я потихонечку буду вставать, подошью пелёнок и рубашонок нашью, да не забудь про материал. Какой есть, весь неси, лишь бы был мягкий и лёгкий. Мне много нужно шить. А вечером покажешь, как купать, вот только ванночки нет.

– А нет, и не велика беда. У меня дома корыто есть, хоть старенькое, ещё тебя в нём купала, но ещё крепкое, хватит не только ей. Ладно, я пойду, молоко в холодильник поставила, сварю, принесу, что поесть. А ты не очень ходи, хоть и лежать, конечно, вредно. Корми, проснулась твоя принцесса, кряхтит и мокрая, наверно. Грязные пелёнки складывай в ванну, сама не стирай. Белые, с верёвки сниму сама, когда приду.

– Бабулечка, узнай всё про тётю Мотю, интересно, что её так напугало, от чего она ни с того, ни с сего вдруг потеряла дар речи, и зачем этот, на волге приезжал к ней?! А может, это он ей что-нибудь сделал, ведь бабу Шуру, вон как саданул, чуть на тот свет не проводил. Вот ведь заработала, так заработала. Видать очень хорошо заплатил за услуги. – Усмехнулась Юлька.

– Пойду, проведаю по-соседски, если в больницу не увезли. Но я тебе, внучка, так скажу, сколько клубочку не виться, а конец будет. Вот видать её клубочек и кончился. Люди разные к ней приходили с таким, можно сказать, деликатным делом, и им, видно, не хотелось, чтобы оставались свидетели. Ладно, всё сделаю, что смогу, но не стоило бы тебе любопытствовать об этом, меньше знаешь, здоровее будешь.

Баба Паша вышла, продолжая говорить, поучая внучку, но Юлька уже не прислушивалась к её разговорам. Малышка проснулась и требовала к себе абсолютного внимания.

– Мне теперь не скучно, дорогая моя девочка, есть, кому меня веселить. Я не научилась быстро поворачиваться, то есть я ещё не могу, но я научусь, вот посмотришь. – Говорила Юля приёмной дочке, пеленая её.

Бабуля говорила, что покажет, как пеленать тебя, но видно закрутилась и забыла. А я сама уже научилась, вот только водичку подогрею, и скупаю тебя в большой чашке. И не обязательно ждать ванночку или корыто. Ты еще такая маленькая, меньше моей куклы.

Юлька завернула девочку, взяла ее на руки и дала ей грудь. Малышка с удовольствием припала к груди, хоть молока в ней не было. И с ребенком на руках Юлька подошла к большому зеркалу в шифоньере. На нее смотрела она сама, но что-то в ней изменилось. Юлька поправила темно каштановые волосы по плечи, чуть завитые на концах. Подняла чуб вверх, а потом опустила его на свой высокий лоб. Серые глаза ее большие, открытые, с тонкими бровями, в этот раз смотрели на Юльку вопросительно и тревожно. Девушка провела пальцем по-своему, чуть с горбинкой, носу.

– Какая я: красивая или не очень? – который раз спрашивала она свое отражение в зеркале. – Бабуля говорит, что очень красивая, но это ведь моя бабуля, я для нее всегда лучше всех. А на самом деле? Неужели и сейчас меня волнует этот вопрос, о моей внешности? Сейчас я больше похожа на молодую маму, когда вопрос о красоте собственной отходит на второй план. Мм-м.… Да, нужно сменить свой гардероб. Целый день сегодня хожу в ночной рубашке, и порядком надоело.

Девушка, не выпуская с рук ребенка, нашла свои брюки, рубашку.

– Нет, наверное, брюки еще рано надевать, лучше надеть халат, как-то больше подходит.

Привела себя в порядок и решила замочить пеленки. Собрала их, бросила в ванну и вдруг увидела ту пеленку, в которую была завернута малышка, когда Юлька вытащила ее из коробки в сарае. После того, как Юлька развернула ребенка, она бросила эту пеленку или, можно сказать, тряпку на пол. Девушка нагнулась, подняла пеленку и хотела ее выкинуть, но тут заметила, что в уголок ее что-то завязано. Юлька развязала, там лежал медальон, на котором сверху была гравюра распятого Христа. Медальон был старинной работы, что сразу кидалось в глаза. Цепочка на нем была свитой тонкой золотой нити, сам медальон тоже был золотым. Юлька удивленно его разглядывала, а потом подошла к Улечке и поднесла распятие Христа к ее губкам, потом поцеловала сама.

– Так вот в чем дело! Мать девочки завязала медальон в пеленку, как бы благословляя ребенка, отдавая его в Божьи руки. – Юлька задумалась, – может, эту вещицу искал мужчина, когда приехал во второй раз? А, может, он и не знал ничего, и приехал по другой причине. Мне ее не узнать, да и не нужно. А кулон с распятием Христа необходимо держать где-то рядом с ребенком, на шею не наденешь, будет ей мешать. Сделаю маленькие кармашки в одеяльце, в конверте, в теплой рубашечке и буду постоянно класть в карман этот медальон, чтобы он защищал ее, – решила Юлька. – Ох, и много же мне шить, нужно поторопить бабушку с машинкой.

Не успела Юлька вспомнить про бабушку, а она уже вот она, в дверях.

– Вот тебе, внучка, машинка, а во дворе корыто, и еще я привела козу, пусть у тебя в сарае стоит. Сейчас я сама буду управляться, а потом это будет твоя обязанность ее доить. Я себе куплю другую козу, а эта пусть кормит вас, тебя и Ульяночку.

– Бабуль, ты словно метеор, только ушла и вот она снова здесь. И как ты все дотащила? – Удивилась Юлька.

– А я не сама несла, а везла на тележке. Да, вот еще что, звонил дядя Коля, он к вечеру приедет, посмотрит ребенка и тебя.

– Все-таки не выдержала, бабуля, сообщила дяде Коле, – надула губы Юлька, – секреты не держаться у тебя за зубами.

– Какие секреты, когда вся деревня только и говорит, что тётя Мотя рассудка лишилась, а внучка Пашкина родила девчонку. Все новости у баб на языке. Да самое главное никто не знает от кого. Прямо у всех душа болит от неизвестности.

– Ты что, с ними заодно?!!! – Рассердилась Юлька. – Тебя тоже любопытство разбирает?

– Да, что ты сердишься? Все бабы такие, и тебе бы было любопытно. За Мотьку ведь спрашиваешь, а она тебе и даром не нужна. Вот и все так, какое ещё здесь развлечение? Только свежие новости, свежие события, ну и конечно новые люди. – Говорила бабушка, а сама приготовила корыто для купания малышки, и стала рассказывать, как определить воду без градусника, чтобы она не была горячей. – Опусти свой локоток в воду, если не горячо, значит и ребенку будет не горячо. А пеленку сверни полоской, положи под спинку, а другую – небольшим валиком положи под головку, чтобы ушки были над водой. И постепенно, чтобы не испугать, поплескивай на малыша, завернутого в пеленку, чтобы пеленка намокла и постоянно была теплой, не охлаждалась. А ты отдельно помой то одну, то другую ручку, ножки, животик, не забывая водичкой греть пеленку. Вот так, хорошо, не плачет, значит ей нравиться купаться, глазки помоем, носик помоем. Вот, умница, накупаемся сейчас и будем спать, теперь это твоя работа спать и расти. Приготовила водичку ополоснуть? Не забывай пробовать, не горячая ли вода, один раз испугаешь, и будет бояться воды, поэтому будь внимательна, не торопись. А теперь полотенчико на голову и спинку, и кладем на кровать, вытирай и сразу пеленай. Да не так, а вот так, между ножек, чтобы ножки одна об другую не терлись. Отлично, видишь, она уже просит сосать. Давай грудь и пусть спит. Да грудь всегда обтирай, или обмывай водичкой, чтобы не было стоматита, – поучала бабуля.

Юлька дала девочке грудь, и та сонно зачмокала. А Юлька с нетерпением ждала, чтобы бабуля вышла, или ушла в другую комнату, чтобы не видела, как она будет кормить малышку молоком. Но, увидев, что бабуля не собирается никуда выходить, попросила:

– Нагрей мне молока, но не сильно горячее, а чуть теплое, хочу попить, а еще у меня есть к тебе просьба, найди соску где-нибудь, поспрашивай. Пора малышке давать водичку, а соски нет, и подыщи бутылочку. Ладно, бабуль?

– У меня где-то была соска, покупала для козлят. И бутылочку найдём, не переживай. Всё принесу сегодня.

– Не обязательно сегодня, ты уже устала туда-сюда бегать. Когда будешь идти, тогда и принесёшь. – Возразила внучка.

– Теперь уже об усталости говорить не будем, я бегала сюда, когда ты одна была, а теперь хоть совсем переезжай.

– Вот и переезжай, я не против, а наоборот, только буду рада. Козу уже перевела, что у тебя ещё с хозяйства? Куры и поросёнок? Можно и их сюда перетянуть. – Юлька с надеждой глянула на бабулю. – Я боюсь одна оставаться на ночь. А вдруг что-то будет не так. Ты хоть эту ночь переночуй у меня.

– Подумаю, обещать пока не буду, но может и заночую. Рожала, не боялась, а теперь боишься. Где логика? – Удивилась бабушка.

– Сама не знаю, чего я боюсь. – Соврала Юлька.

– Вот тебе молока, а я пойду, привяжу козу на траву, стоит во дворе, к тележке привязана, слышишь, кричит? – Бабуля вышла, а Юлька отняла у малышки пустую грудь и стала кормить её молоком с ложечки.

– Так и научишься с рождения есть с ложечки. И как это ты под пустой сиськой не плачешь, нравится она тебе, что ли? Или ты, солнце моё, её вместо соски теребишь? А без молока никак нельзя. Я тебе почти цельное даю. Козочка нас кормит. Вернее, теперь только тебя. А подрастёшь, будешь кашку кушать. Ульянка слушала, что говорит Юлька, а глазки посоловели, видно она уже наелась и вскоре девочка спала.

День клонился к вечеру. Юлька легла на кровать и смотрела на Ульянку:

«А ведь нужно ей придумать кроватку отдельно, я-то могу ночью смахнуть во сне рукой, и зашибу малютку». – И сразу стало от таких мыслей на душе тревожно, неспокойно. Но она отогнала от себя ненужные мысли и решила чуть вздремнуть и, незаметно для себя, уснула.

Назойливый мужской голос тихо бубнил, мешал спать. Юлька пыталась проснуться, но и проснуться было тяжело. И все-таки пересилив себя, она открыла глаза. По-прежнему кто-то говорил в другой комнате. Юлька поправила халат, глянула на себя в зеркало, провела рукой по волосам, приглаживая их.

– Кто же это бубнит?

Она заглянула в другую комнату, за столом сидели, бабуля и дядя Коля.

– Привет! – Негромко поздоровалась Юлька.

– А, проснулась! Крепко спишь, так у тебя можно украсть дочку и не услышишь. Шучу! Шучу! – увидев, что девушка нахмурилась, успокоил ее дядя Коля. – Знаю, что устала, что у тебя была тяжелая ночь, а вот в больницу зря не поехала. Хотя у нас в районе делать нечего, нет ни лекарств, ни шприцев и не известно, что есть. Ну что ж, посмотрю вас я. Это ведь тебе все равно нужно ехать в район, получать свидетельство о рождении.

– А почему мне обязательно ехать? Ты же можешь сам все сделать, а я потом приеду в поликлинику и возьму свидетельство. Как ты на это смотришь, дядь Коль? – вопросительно смотрела на дядьку Юлька.

– Можно и так сделать, мне не трудно, – согласился он.

– Вот и отличненько! – обрадовалась Юлька. – Значит так, возьмешь мой паспорт, фамилию мою запишешь, имя Ульяна, а отчество какое угодно можешь дать.

– Ладно, сделаю все как ты велишь, – согласился дядя Коля. – А теперь давай посмотрю тебя, послушаю, пощупаю, не стесняйся, на этом остановимся, если ни на что не жалуешься.

– У меня все нормально, ничего не беспокоит и ничто не болит, – заверила его Юлька.

– Еще утром лежала пластом, белая, как стена, глаза испуганные, а к вечеру, будто и не рожала, – подала голос бабуля.

– Молодость, вот и все оправдание. Молодая, здоровая, а роды – это не болезнь, это естественно. И, если женщина здорова, все протекает легко и забывается легко. – Остался доволен осмотром дядя Коля. – Теперь еще посмотрю на маленькую, слышите, кряхтит, проснулась. А ну-ка, разворачивай свою красавицу. Ох, и маленькая! Не знаешь, как к ней подступиться. Пусть лежит, я у нее послушаю грудку, а потом повернешь ее на бочок. Отлично! И мама, и дочка здоровы, но через недельку, чуть окрепнете, приезжайте в поликлинику. Я если смогу, пришлю за вами машину, вернее, постараюсь прислать, может, раньше, или чуть позже. А свидетельство возьмешь, когда приедешь. А сейчас принесу подарки от дядьки, – и он вышел во двор. Юлька глянула в окно, во дворе стояла дядькина белая «Волга». С открытого багажника дядя Коля выгружал что-то упакованное. Девушка отошла от окна.

«Теперь эта белая «Волга» будет меня преследовать повсюду. Где бы я ни встретила такую машину, буду думать, а не та ли эта машина, которая стояла возле тети Моти. А таких машин тысячи, и попробуй, угадай, какую нужно опасаться.

В комнату зашел дядя Коля.

– Вот вам кроватка, сейчас будем собирать, а это кукла для твоей дочки. – И дядя Коля подал Юльке куклу, почти такую же ростом, как ее малышка.

Юлька взяла куклу на руки, и она вдруг заплакала, как ребенок, девушка вздрогнула от неожиданности.

– Ну как, нравиться? – Улыбнулся дядя Коля, увидев, как растерялась Юлька.

– У меня в жизни не было даже похожей куклы. Очень нравиться, но играть ей Улюшка еще не скоро будет. Спасибо, дядя Коля, – чмокнула Юлька дядю в щечку.

– Сейчас какие хочешь игрушки продаются, были бы деньги. А теперь соберем кроватку, – довольный произведенным впечатлением, дядя Коля стал собирать детскую кроватку.

Собирали кроватку, потом Юлька с бабушкой застелили ее, бабушка принесла красивую простынку и подушечку. Затем любовались на Ульяну, которая лежала как куколка в своей постели.

– Теперь нашить ей всякой одежды, и будет совсем отлично, это теперь твоя забота, – посмотрела бабушка на внучку.

– Ах, я совсем забыл, там моя ненаглядная собрала сына одежку, говорит, если понравится, пусть носит, а нет, найдете применение, – и дядя Коля снова вышел и вернулся с большим узлом.

– Что это? – удивилась Юлька.

– Потом разберете, а мне пора, на улице уже ночь.

Все посмотрели на окна. Действительно, ночь заглядывала в освещенные комнаты через стекла окон. Юлька с бабушкой вышли провожать дядю Колю, Ульянка была на руках у своей мамы и тоже не спала. Когда в ночной деревне затих гул отъехавшей машины, бабуля и Юлька снова зашли в дом.

– Посмотрим? – предложила Юлька.

– Развязывай, и что она там навязала так много?

– Дяде Колиному малышу уже есть годик, бабуля?

– Ты что же забыла? Ему год будет в сентябре, а сейчас только июнь начался, через два месяца. Так что только на десять месяцев разница с Ульянкой.

– Бабуля, смотри какие вещи! Рубашонки, распашонки, а сколько пеленок, простынки! Бабуля, бабуля, смотри какой костюмчик! А вот еще один, да тут еще! Ой, сколько всего! А вот конверт, в котором деток носят, он меховой! – радовалась Юлька.

– Вот видишь, а ты плед порезала, вот тебе и конверт.

– Ну и что, я все равно сошью, теперь есть на что смотреть, пусть будет два конверта. А дядя Коля еще сомневался, понравятся ли нам Семкины одежки. Да они его одевают как принца! У них еще полно, раз эти отдали.

– Так он вырос с этой одежды, костюмчики, наверно, малы стали, рубашонки, распашонки, ползунки тем более. Так что и шить теперь тебе не надо, полно всего и не сносить. Пойду козу заведу в сарай, да надо подоить.

– Иди, бабуль, иди, а я Ульяночке примерю распашонки, а то она в одних пеленках, – и Юлька занялась дочкой, а бабуля вышла управляться.

Распашонки и рубашонки были одна красивей другой. И Юльке хотелось все померить ее дочке, но она понимала, что ребенок не игрушка, устает от чрезмерного тисканья. Ульянка, одетая в рубашонку и запеленатая, лежала в кроватке, а Юлька стала мерить одежду на куклу, которая от неосторожного обращения горько плакала или что-то гукала.

– Вот ведь научились делать игрушки, не отличить от плача ребенка. Да и сама какая-то мягкая, эластичная, не скажешь, что кукла, – перемерив почти всю одежду, Юлька положила куклу в конверт и взяла на руки. – Как удобно, не надо беспокоиться, что развернется и простудится.

Довольная подарком, Юлька повернулась и машинально глянула в незанавешенное окно и вздрогнула. Ей показалось, что в окно кто-то смотрит, но кто, она не успела разглядеть, лишь поймала взгляд, от которого по коже пробежал мороз. Что это, показалось, или на самом деле кто-то смотрел в окно, наблюдал за ней?

Девушка подскочила к окну и задернула занавески. И сразу пропало праздничное настроение, легкая дрожь то и дело пробегала по телу.

«Куда же делась бабуля? Что она так долго доит козу?» – забеспокоилась Юлька.

Но та уже закрывала в сенцах дверь, ругая козу за то, что она плохо стояла.

– Вот и молочко, а я пойду, дома не управлялась, да и поздно уже туда-сюда ходить.

– Бабуля, не ходи сегодня никуда, боюсь я! – испуганная стояла Юлька посреди комнаты. – В окно кто-то смотрел, а когда повернулась, сразу отскочил.

– И что тут страшного, сейчас всем любопытно глянуть на тебя, на дитя. Может, смотрел Сенька или Сергей, – успокаивала бабуля внучку. – У меня куры сели голодные, а поросенок искричался, поди, весь.

– Нет, это не Сенька и не Серега, взгляд такой страшный, будто уже знает, что задумал. Не уходи, бабуля, неспокойно мне, будто что-то должно случиться!

– Вот глупенькая, хорошо, никуда не пойду, а поросенок покричит и перестанет, покормлю завтра, успокоила она внучку.

Ночь прошла спокойно, и, когда утреннее солнце заглянуло в окошко, Юлька и Ульянка еще спали. Бабуля тихо встала, стараясь ни шуметь, чтобы не разбудить внучек, решила управиться ранним утречком. Вышла во двор, подоила козу и затем отправилась управляться на свой двор. Так что пока девчата проснулись, бабуля вернулась и приготовила завтрак.

И пошел второй день Юлькиного взросления, где она неожиданно стала молодой мамашей. Она, возможно, и не понимала, какую ношу взвалила на плечи, и даже не подозревала, во что это может для нее вылиться. Для нее в данный момент, возможно, это было необычное приключение. Но единственно, что она знала точно, так это то, что этого ребенка, эту малышку она не имеет права бросить на произвол судьбы. По каким-то ей не понятным стечениям обстоятельств, Юлька была втянута в жизнь этой малютки, а может и наоборот, это малютка вошла в ее жизнь. И это не просто случайность, а судьба, решенная там, сверху. Вечером, когда Юлька увидела в ночи за окном чей-то взгляд, ее вдруг как встряхнули, и разом обострились все чувства. Она почувствовала опасность, которая может подстерегать ее в любую минуту, даже здесь, дома, она не чувствовала защищенности.

«Что меня может защитить: эта дверь с запором, который отлетит от хорошего пинка, или окна?! Старенький родительский дом, огороженный низким штакетником от скотины, старенькая бабуля, которая с козой еле справляется и, конечно, защитить меня и ребенка не сможет?! Но, может, мне все кажется, что над нами нависла опасность?! Может, эти страхи не обоснованы?! – думала Юлька, успокаивая себя. – Что за чушь лезет мне в голову и только из-за того, что кто-то глянул в окно. Прошла ночь, и ничего не случилось».

И не хотелось думать о плохом в летний солнечный день, когда все на улице зеленеет, цветет, радует. Девушка скупала Ульянку, и малютка спала, а Юлька достала школьный рюкзак и стала собирать в него необходимые детские вещи.

– Пусть стоит наготове, на всякий случай.

Потом села строчить второй конверт для Ульянки. Ничего сложного не было, сделать несколько швов и конверт готов. Юлька посмотрела на свою работу:

– Конечно не такой конверт, как принес дядя Коля. Получился грубовато, но зато сшит своими руками.

Девушка убрала машинку, а затем примерила конверт на кукле.

– А вообще-то неплохо смотрится.

Юлька уложила куклу в кроватку. Ульянка спала на большой койке, ей почему-то не нравилось спать в своей кроватке. Может, потому что там было жестко, не так как на кровати. Юлька вышла во двор подышать вечерней прохладой.

«Вот и кончился еще один день. Малышка все время спит, поест и снова спит. Совсем мало времени занимает ее кормление и пеленание. А пеленки стирает бабуля. А говорили, что с детьми тяжело, – думала Юлька. – Может, дальше будет тяжело, а сейчас одно удовольствие возиться с ребенком».

На небе загорелись первые звезды, и в поселке кое-где на столбах загорелись электрические лампочки. А раньше вся улица была освещена, но сейчас не так как было раньше. Не работает дом культуры, разъехалась молодежь, развалился совхоз, и многие дома теперь пустуют, так как работать негде, люди уезжают. Но как в деревне хорошо, не сравнить с городом. Юлька очень часто бывает в городе, но так устает в нем, а когда приезжает домой, душа радуется, кругом зелень, сады, улицы широкие, дворы большие, огороды тоже. А воздух, так и пил бы его горстями, чистый, насыщенный тонким ароматом цветущих трав и цветов.

«Когда я была маленькой, – улыбается Юлька, вспоминая, – я хотела быть пчёлкой, чтобы летать от цветка к цветку, а когда подросла, рвала цветы в букетики и расставляла по всему дому: на стол, на тумбочку, на телевизор и даже на окна. А потом ходила и нюхала каждый букетик. Это было давно. Уже кончились школьные годы, и теперь пора думать о том, чем заниматься завтра. – Но тут Юлька вспомнила о Уленьке. – Придется отложить раздумья об учёбе».

Бабуля собрала, скопила немного денег, для Юлькиной учёбы, а жизнь повернула в другую сторону. Если бы бабуля узнала правду, то помчалась бы сразу в милицию. А малышку сама бы отвезла в дом малюток. Нет, ей правда противопоказана. Пусть думает, что Юлька родила, что какой-то стервец её обманул.

«Что-то бабуля задерживается. – Перескочили Юлькины мысли. – Она может и не прийти. А не напрасно ли я боюсь? Никогда ничего и никого не боялась. Как подменили меня. А может, как говорит бабуля, меня сглазили? – Юлька тяжело вздохнула. – Глупости всё это. Что-то хочется спать, прошлую ночь спала, правда, приходилось вставать к Улечке. Может, поэтому хочется спать. Пойду, прилягу, но спать не буду, подожду бабулю».

Юлька легла рядом с Ульяночкой и сразу же уснула. Проснулась оттого, что скрипнула дверь, и во дворе заплакал ребенок. Юлька вскочила с кровати, сердце бешено билось, она сразу почувствовала, что что-то произошло. И в тот же миг, вспомнив от чего проснулась, Юлька кинулась к кроватке, та была пуста. Девушка выскочила во двор, где-то в конце улицы слышался звук удаляющейся машины. Девушка заплакала.

– Юлечка, внученька, что случилось? – спешила во двор бабушка. – Ты что стоишь на улице, плачешь? Пойдем в дом внученька, расскажешь, кто тебя обидел.

– Бабуля, Ульянку у меня украли!

– Как украли? – ахнула бабушка. – А ну пойдем в дом, расскажешь все по порядку, – обняв внучку, бабушка повела её в дом. – Надо вызвать милицию, это что же такое, кому это понадобился наш ребенок. Успокойся внученька, слезами не поможешь.

Бабуля завела Юльку в дом и включила свет.

– Смотри, бабуля, кроватка пустая, а я проспала, кто-то тихонько вошел, я даже не слышала!

– Юленька, внученька, смотри, вон она твоя доченька, а украли куклу!

– Ох, бабушка, Улюшка! Я совсем забыла, что положила ее рядом собой. Она не хотела спать в кроватке, а я ее положила рядом.

Юлька радостно целовала свою дочку, а малышка недовольно морщила носик, помешали спать.

– Вот видишь, а ты сразу в слезы. Не посмотрела хорошо, и показалось, что украли.

– Нет, бабуль, ошиблись и украли вместо Ульяночки куклу. Она даже заплакала во дворе, я от этого и проснулась. Боже мой, кому нужна моя дочурка? Бабуля, я боюсь, на нас открыли охоту, я это чувствую, украдут ребенка, а потом будут требовать выкуп или еще что. Мне срочно нужно уезжать, тут в селе меня некому защитить.

– Ой, Господи! Да куда ты поедешь с малым дитем одна?

– Поеду к дяде Коле, а отсюда нужно уходить прямо сейчас, потому что как только поймут, что украли куклу, вернутся за Ульянкой, а зачем не известно. Может, ее отец охотится и хочет убрать нас обеих.

Бабуля побледнела.

– Как охотится, кто, Серега?

– А причем здесь Серега?! Ульянкин отец не здешний, но бандит из бандитов, это я после узнала. Не бойся бабуля, я от него скроюсь, в городе меня будет трудней найти, – немного соврала Юлька, чтобы бабуля не расспрашивала.

– Да куда ты без денег?

Но Юлька уже не слушала. Оделась сама в брюки, кроссовки, куртку. Добавила в рюкзак кое-что из вещей.

– Пошли, бабуля.

– Куда? Куда ты на ночь глядя? – не соглашалась старушка.

– Как ты не понимаешь, у меня нет времени. За мной и за Ульянкой вернутся, а будут спрашивать тебя, скажешь, уехала в больницу, скажешь, что я заболела. Хорошо?

– Ладно, все сделаю, но вначале давай зайдем ко мне домой, на дорогу и на первое время дам денег. А без денег ты пропадешь.

Юлька согласилась, подождала бабушку в саду, не заходя в дом.

– Бабуль, термос у тебя есть? – спросила Юлька.

– Откуда он у меня? Но у Шурки, кажется, есть, я сейчас, – заспешила бабушка к подруге.

– Не говори ей ничего обо мне! – крикнула вслед Юлька.

Бабушка вернулась с термосом.

– Бабуля, я подожду тут, а ты вернись ко мне, молоко в холодильнике, вскипяти, налей в термос. Если хоть кто-нибудь будет обо мне спрашивать, скажи, что отправила меня в больницу. Никому, слышишь, никому обо мне не говори!

С рюкзаком на спине и с ребенком на руках, Юлька вышла на окраину села. Пока шла по темным улицам села, было немного не по себе, но село родное, каждая улица, каждый двор, до мельчайших подробностей знакомо. Где каждое дерево, любая лавочка, и даже, собаки, и те знакомые, а все равно идти одной ночью, когда не знаешь, кого приходиться бояться, было как-то неуютно, тревожно, и холодком веяло, где-то под ложечкой. Не так, как раньше, когда до полночи могли не появляться дома, ходили на танцы, забирались в чужие сады или огороды. Не было страшно, боялись только, что попадет дома, за позднее возвращение. А сейчас другое дело, Юльку бил озноб, не сильно, а так, пробегал по всему телу, и заканчивался на зубах, заставляя невольно сжимать зубы, чтобы они ни стучали. Она шла быстрым шагом, стараясь быстрее выйти с села. В голове билась одна тревожная мысль, «что дальше? Куда идти, и дойдет ли она сама до района? Самое главное, это надо забрать документы у дяди Коли, а потом подумать, что делать дальше. Сейчас в голову не приходила, ни одна путная мысль.

Юлька остановилась, оглядываясь на село. Идти дальше самой не хотелось, было страшно, на много страшней, чем идти по темным улицам. Широкая пустынная дорога, а по краям ее густая посадка, в два ряда деревьев с обеих сторон, а что там, или кто там, в этой посадке, не видно. Вдруг кто выскочит, да даже бездомная собака, и то страшно, а если там прячется человек? Юлька в нерешительности топталась на месте. Так хотелось вернуться, уложить Ульянку спать на кровать, и самой лечь рядом, и не бродить ночью неизвестно где.

– Что делать, что делать? Домой нельзя, к бабуле тоже нельзя, а идти пешком до района двадцать пять километров, путь не близкий, да еще ночью. Нужно вернуться в село. А может, попросить Сергея, чтобы проводил. Нет, Сергея нельзя, у него мать по поселку растрезвонит, еще и дойти не успеем, да и не известно, захочет ли он идти. Лучше обратиться к Сеньке, тот точно поможет. И мать у него молчунья, редко, когда перекинется с бабами словом. Вот только у Сеньки сестренка младшая может проболтаться, но она уже должна спать, так что не увидит. – Юлька облегченно вздохнула, – тогда вернусь проулками и вызову Сеньку.

И уже не так страшно было возвращаться в село, и прошла дрожь, а на душе стало спокойней, будто принятое решение сняло с души груз. А все было просто, прощание с домом и с родным селом, откладывалось, отодвигалось, пусть ненадолго, но не сейчас. И появилась надежда на помощь.

Здоровенный цепной пес у Сеньки во дворе залаял хрипло и нехотя, лишь только предупреждая хозяев, что к ним пришли. На стук в окно показалась Сенькина заспанная физиономия с взъерошенными, длинными, светлыми, волосами. Он прижался носом к стеклу, стараясь разглядеть в темноте, кто его вызывает. И, когда узнал Юльку, глаза его от удивления, чуть не выкатились из орбит. И он тут же исчез в темной комнате. А через минуту уже выскочил на улицу, торопливо застегивая рубашку.

– Юль, ты что ли? – удивленно спросил он, хотя прекрасно видел, что это Юлька. – Ты что, что-то случилось? – Тут же задал второй вопрос, не успев получить ответ на первый.

– Тихо, Сень, чего ты кричишь на всю улицу? Давай куда-нибудь зайдем, разговор есть, помощь твоя нужна.

– Пойдем в хату, все спят, поговорим в моей комнате или на кухне. Или ты боишься в дом?

– Ничего я не боюсь, но тетя Рая не будет сердиться, что я у вас? – Засомневалась девушка.

– Мать спит, да и чтобы она сердилась, мало ли кто ко мне приходит, никогда не ругается. Пойдем в дом, а то малая проснется, перебудит пол села. А ты, я понял, не хочешь, чтобы нас слышали.

– Хорошо, – согласилась Юлька, – идем в дом.

И они пошли в дом, а пес даже не тявкнул, он, видно, снова улегся спать.

– Куда: в мою комнату, или на кухню?

– В твою комнату, я хоть положу малышку на кровать, но свет не зажигай, поговорим в темноте.

– Хорошо, можно и в темноте, но давай я хоть зажгу свет на улице, все светлее будет в комнате.

И Сенька зажег свет возле крыльца, и в комнате стало светлее. Юлька уложила малышку на Сенькину кровать, а сама села на пол, и прислонилась спиной к кровати, Сенька сел рядом.

– Говори, я слушаю.

– Мне нужна твоя помощь, за мной и за Ульянкой охотятся.

– Как охотятся, – не понял Сенька.

– А так, у меня сегодня чуть не украли дочку. – И Юлька рассказала, что случилось вечером.

– Ничего не пойму, или я что-то не уловил, или ты не все говоришь. Кому нужно красть твою дочь? Ты не придумываешь? Расскажи все по порядку, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, то расскажи, кого ты подозреваешь. И почему ты обратилась ко мне, а не к тому, от кого у тебя ребенок?

– Сенька, ты что, не хочешь мне помочь, потому, что это не твой ребенок? А где же твоя любовь, в которой ты мне клялся? – возмутилась Юлька.

– Ты меня не так поняла. Я просто хочу знать, не преувеличиваешь ли ты? И мне не вериться, что ни с того, ни с сего, вдруг охотятся за твоей дочерью. А если все это так, то только отец ребенка может это делать. Поэтому я и спрашиваю, кто отец твоей дочери. Хотя можешь не говорить, это твое личное дело. И ты, верно, сама знаешь, кого опасаешься, а мне не доверяешь, но я готов тебе помочь и с «завязанными глазами». Скажи, что делать, и я все сделаю.

Девушка сидела, задумавшись, а потом неуверенно сказала:

– Мне хочется тебе обо всем рассказать, потому что меня давит эта тайна, но я боюсь, что ты проболтаешься.

– Не бойся, говори и, если это действительно серьезно, мы вместе придумаем что делать.

И Юлька начала говорить. Она рассказала, как попала к тете Моте в сарай и была невольным свидетелем преступления, все-все, то понижала голос до шепота, то, разволновавшись, говорила громко.

– Понимаешь, Сенька, я не могу бросить малютку, она уже стала моей дочерью. И мне плевать на всех, что судачат обо мне, я люблю ее и никому не отдам. А кто охотится и зачем, я не знаю, но боюсь, очень боюсь. Мне нужно чтобы ты проводил меня до района, я возьму документы у дяди Коли и уеду дальше, чтобы нас не нашли.

Юлька замолчала, пытаясь понять реакцию на сказанное по Сенькиному лицу, но оно было в темноте. А Сенька от рассказанного Юлькой никак не мог прийти в себя, а потом радостно схватил ее за плечи.

– Юлька, так ты, ты… – не находил он слов. – Понимаешь, ты необыкновенный человек! Ты насмешливая, резкая, вредная, но ты прекрасная, необыкновенная девушка. Я всегда знал это, даже тогда, когда все село гудело от разговоров, я знал, что все не так, как говорят.

– Ладно, ладно, успокойся, я такая как все, и твоя мама сделала бы то же самое, что и я. Это редкая женщина бросит своего ребенка, а другая и своего, и чужого пригорнет. Я такая же, как все нормальные женщины. Давай лучше собирайся, а то уже половина ночи прошло. К рассвету можем не успеть, не хочется, чтобы попутные мимо нас шли, среди них может быть «Волга», которую нужно опасаться.

Сенька встал.

– А что мне собираться? Подпоясаться, я уже одет.

Юлька нагнулась над кроватью, чтобы взять Ульянку, но неожиданно раздался женский голос.

– Не спеши, пусть спит ребенок, садись, поговорим.

Вошла в комнату тетя Рая.

– Не сердитесь, но я все слышала, вы забыли закрыть дверь. Мое мнение, не надо сейчас никуда идти, поживи у нас, пока девочка окрепнет, она ведь совсем еще плоха, так можно загубить дитя. У нас корова, молоко вольное, в дом редко кто приходит, а если что, Садко даст знать. Тебе самой очень трудно будет управиться с ребенком, необходимо привыкнуть. Поживи у нас, поможем, чем сможем. А Сенька съездит в район к дяде Коле и заберет твои документы и вещи твои, какие нужно принесет из дому. Что ты скажешь, согласна?

– Спасибо теть Рая, но я не знаю, неудобно как-то, стесню вас, – смутилась Юлька.

– Не стеснишь, вот в этой комнате и оставайся, а Сенька переберется в зал, на диван.

– Конечно! – обрадовался Сенька. – Мне и на диване хорошо, а ты тут с малышкой, я принесу чистую постель.

– Постель я сама принесу, мне еще поговорить нужно с Юлей, а ты стели себе на диване и ложись спать. Что не договорили, договорите завтра.

Когда Сенька вышел, тетя Рая прикрыла за ним плотней дверь и села к Юльке на кровать.

– То, что ты нравишься Сене, для меня не секрет, и я не против, а даже сама предложила пожить у нас. Вот только одно меня смущает. Зачем ты ему «лапшу на уши» вешаешь? Ну, ушла от бабушки, от односельчан, чтобы перестали суды пересуды рядить. Меня не интересует от кого у тебя ребенок, но то, что не от моего сына это точно. А вот, что ты от него хочешь? Юля, ты девочка хорошая, и ты мне нравишься, но пойми, Сеня мой сын и я хочу для него только хорошего. И будут у него свои дети родные. Не пойми меня неправильно, но Сенька сейчас готов целовать твои следы, а пройдет время, и он вспомнит все тебе, каждый шаг, каждое слово. Он такой же, как его отец, поверь мне, я не хочу плохого ни тебе, ни своему сыну. Ему нужна жена такая, чтобы не в чем было ее попрекнуть. Поживи у нас, пока сама окрепнешь и ребенок, а Сеньку держи на расстоянии, не давай ему надежды.

Юлька слушала тетю Раю и не понимала, зачем она ее оставляет, если тут же говорит, что не хочет для Сеньки такой жены, как она, Юлька.

«Но и мне Сенька, как муж не нужен, – думала девушка. – Я к нему, как к другу пришла».

– Хорошо теть Рая, я все поняла. Я не собираюсь вешаться на шею вашему сыну. Сегодня я у вас переночую, а завтра с утра подумаю, как быть дальше.

Тетя Рая посмотрела на Юльку внимательным долгим взглядом. И в сумрачной комнате, освещенной только светом, который попадал в окно со двора, где горела над дверью лампочка, повисла неловкая тишина. Юлька украдкой кидала взгляд на Сенькину мать. У нее так же, как и сына были светлые волосы и широкое добродушное лицо. Сейчас оно было озабочено, а руки, полные, как и она сама, перебирали полу халата. Молчание затянулось, и Юлька заговорила снова.

– Вы теть Рай, на меня не обижайтесь, я конечно, не должна была приходить к вам, но мне как-то стало страшно идти ночью одной. Если вы разрешите, чтобы Сеня проводил в район, к дядьке поеду, а нет, так утром поеду сама. Мне ни к чему оставаться у вас, да если вернется с командировки дядя Федя, совсем будет неудобно.

– Ладно, давай спать, утро вечера мудренее, хотя уже не вечер, а глухая ночь. Сенька, наверное, второй сон видит. Спокойной ночи! – и тетя Рая вышла из комнаты.

– Юль, ты не спишь? – послышался через минуту голос Сеньки.

– Спи Сенька, поговорим завтра.

Юлька закрыла дверь и, не раздеваясь, прилегла рядом с Ульянкой. И ей показалось, что она только уснула, а малышка проснулась и заворочалась, недовольно кряхтела, а потом возмущенно стала требовать, чтобы Юлька проснулась. Девушка едва разлепила глаза, хотелось спать, болела голова и вообще не хотелось двигаться. Но настойчивый крик Ульянки согнал остатки сна.

– Что случилось? Мы мокрые или проголодались? Точно, мокрые, сейчас все исправим, и моя хорошая девочка снова будет спать, – тихо говорила с ребенком девушка. – Вот и все, все чисто и сухо, но пеленки нужно где-то постирать, сейчас не знаю где, постираю утром. Что хочет еще моя доченька? Молочка сейчас попьем!

Юлька вытащила термос и налила молочка в кружку, постудила и налила в бутылочку. И вскоре Ульянка уже снова спала, напившись молочка, а у Юльки сон пропал.

«Что же делать дальше? – задавала она себе один и тот же вопрос. – Здесь оставаться не хотелось, сидеть день и ночь взаперти не в ее характере. Да и в деревне долго секрет не удержится, и вскоре все будут знать, что Юлька живет у Сеньки и, конечно, слухи поползут. Нужно уходить, это точно».

Юлька подошла к окну, на улице еще было темно, но рассвет был уже близко. Кричал петух, а значит скоро утро.

«А что, если утром уехать автобусом? Чего я боюсь? Людей будет много как всегда, будут ехать в район, кто в поликлинику, а кто на базар, это мне на руку. Приеду к дяде Коле, а там будет видно, может он что-то посоветует».

Задумавшись, Юлька стояла возле окна и смотрела на улицу. Чуть приоткрыв створки окна, она ловила свежий утренний аромат лета, пропитанный запахом цветов и легкого запаха клубничного варенья. Кто-то в деревне варил варенье, а может, запах остался со вчерашнего дня и бродил по деревне, залетая в открытые окна. Самое лучшее время года, когда тепло, пусть даже жара, но все цветет, зеленеет и пахнет вареньем, а позднее, яблоками.

Рассвет нехотя пополз по широким улицам, путаясь в садах, цепляясь за деревья, за крыши домов. Небо светлело, но звезды упорно что-то выискивали на земле и не хотели расставаться с ночной темнотой.

Где-то загудела машина. Юлька насторожилась, но тут же одернула себя.

– Так нельзя, надо взять себя в руки, нельзя каждый раз вздрагивать, как послышится гул машины.

Но невольно прислушивалась, где машина остановится. Но машина, не останавливаясь, гудела все ближе и ближе, и вдруг оказалась совсем близко, рядом с домом. Мимо окна проехала белая «Волга», и остановилась у ворот. Девушка отшатнулась от окна, но тут же снова кинулась к окну.

– Кто же это приехал к Сеньке?

С машины вышел мужчина, но в серой дымке рассвета трудно было рассмотреть его лицо. Хотя по телосложению, и по походке, он казался девушке знакомым. Мужчина вошел во двор, и слышно было, как пес радостно повизгивает. Юлька не подходила близко к окнам, смотрела с глубины комнаты. Мужчина хозяйским взглядом окинул двор и повернулся лицом к дому. И Юлька узнала в нем дядю Федю, отца Сеньки.

– Странно, у дяди Феди Нива, а сейчас он приехал на «Волге». Хотя, что здесь странного, наверно сменил машину, одну продал, а другую купил.

Но подозрения уже закрались и точили Юльку, увеличивая ее опасения и неуверенность.

– Правильно бабушка говорила, что пуганая ворона куста боится. Так и я, теперь буду бояться всех, у кого белая «Волга».

А между тем мужчина тихо постучал в дверь. И тут же в доме послышались шаги. Девушка приоткрыла дверь и стояла, прислушиваясь к голосам. Женщина радостно поздоровалась, и слышно было, как она поцеловала мужа. А потом заговорил мужчина.

– Не перебудил всех?

– Нет, нет, все спят. Как у тебя дела, все в порядке?

– Не совсем, потом расскажу, не сейчас, сейчас я устал. А как дети, здоровы?

– Что им сделается, помогают по дому, ходят на речку. Ты бы Сеньку с собой увез, на работу его пристроил. Пора уже, два месяца, как после армии, сколько можно отдыхать. А то он женится от безделья, – женщина вздохнула.

– Что-нибудь случилось? – Забеспокоился дядя Федя.

– Пойдем на кухню, там расскажу, – тихо говорила женщина.

И голоса стали глуше, и ничего нельзя было понять, о чем они говорили. Но Юлька больше не стала слушать. Она надела свой рюкзак, взяла в руки Ульянку и вылезла в открытое окно. Потом прикрыла окно и поспешно пошла от дома, где вначале, ей казалось, она могла найти временное убежище. Село еще спало, и даже собаки молчали. Но Юлька знала, что у нее очень мало времени, утром в район автобус отходил рано. А часов у девушки не было, и она тревожно смотрела на небо, которое светлело и освещало все вокруг. Девушка свернула в переулок и прошла через двор заколоченного дома, в котором никто не жил. И по огородам, а где и за сараями, чтобы ее ни видели, быстрым шагом дошла до бабушкиного дома. Света в доме не было, значит, бабуля еще спала. Юлька под стрехой взяла ключ от летней кухни, которая стояла тут же, во дворе, открыла ее и вошла. Тут же в коридорчике, на большом крюке у бабули висели корзины для сбора грибов и фруктов. Девушка сняла одну, которая была новее и занесла на кухню. Зажгла свет, задернула занавески на окнах. Положила Ульянку на диван, на котором бабушка отдыхала днем, не заходя в хату. Затем девушка открыла бабушкин сундук и стала искать в нем, что ей было необходимо. Прежде всего, постелила в корзину, чтобы было мягко и удобно в ней ребенку. А потом стала преображаться сама: повязала голову цветастым платком, выбрала себе длинную юбку, цветную кофту, все это надела поверх рубашки и брюк. Сняла кроссовки, положила их в рюкзак, а сама надела туфли на низком каблуке, у бабули была такая же нога, как и у Юльки. Подскочила к зеркалу и черным карандашом изменила свои глаза и брови до неузнаваемости. Подкрасила губы, а над верхней губой сделала еле заметные женские усики, поставила на щеке родинку. Все делала быстро и умело, на новый год она делала себе костюм цыганки, и ее никто не узнал, хотя маски на лице не было. Вот и пригодился сейчас этот костюм и весь этот маскарад. Затем, покопавшись еще в сундуке, Юлька нашла матерчатую сумку, сунула туда свой рюкзак, предварительно налив в бутылочку молока с термоса, уложила бутылочку в корзину. Пора было выходить, бабушкины ходики показывали без пятнадцати пять, а в пять уходил автобус. Юлька еще раз заглянула в сундук, и нашла, что искала, ажурную накидку на подушки. Обвязала ей корзину и, окинув взглядом последний раз комнату, выключила свет, закрыла дверной замок, и положила ключ на свое место. Только она отвернулась от двери, как открылась дверь в доме, и на пороге появилась бабуля.

– Ты что это здесь делаешь? Грозно спросила она.

И Юлька уже хотела объяснить бабушке, что она делала в кухне, и даже шагнула ей на встречу, но бабуля замахала руками.

– Иди, иди, нет у меня ничего. Такая молодая, а по дворам ходишь, работать надо, огород сажать, хозяйство держать. Что ты хочешь у меня старухи выпросить? Я сама такая, кто бы дал мне что-то, сил уже нет, но никто ничего даром не дает, не то сейчас время. Что стоишь, что на меня уставилась, я тебе не икона и ни святая, на меня смотреть нечего, не разжалобишь. Такую рань приперлась, выходи со двора.

Юлька вначале опешила от бабушкиного приема, а потом опомнилась:

«Бабуля меня за цыганку приняла, не буду ее переубеждать».

Повернувшись, она быстро вышла со двора. Хотелось посмотреть еще на родную бабушку, но времени уже не было. И она еще слышала недовольный ее голос, бабушка вслед ей еще что-то говорила, но Юлька уже не слушала, она спешила, на плече у нее была сумка, а в другой руке корзина с ребенком. К остановке она подошла вовремя, хотя автобус уже стоял, и свободные сидения были самые задние. Это было девушке на руку. Она прошла в конец автобуса.

– Платить надо за проезд, – недовольно проговорил ей вслед шофер.

– Не бойся, бесплатно не поеду, сейчас заплачу, – нарочно хрипловатым голосом, стараясь придать ему акцент, проговорила Юлька.

Она успела заметить, что цыган в автобусе не было, и не боялась, что говорит не так, как они. Уселась на место, поставила корзину на руки, и стала копаться в сумке.

«Надо было приготовить деньги», – сердилась на себя девушка.

– Ты что там, уснула, деньги плати за проезд! – грубо крикнул ей водитель.

Юлька вытащила сто рублей, и попросила, чтобы передали водителю за проезд.

– Да, цыгане с мелкими рублями не ездят, – снова съязвил шофер.

Юльке так хотелось ответить ему, чтобы он закрыл рот, но она понимала, что это будет не в ее пользу. Стоит ей сказать слово в ответ, и весь автобус ополчиться на нее.

«И как это цыганки терпят это хамство каждый день»?

Сдачу Юльке передали, и, наконец, автобус, недовольно фыркая, как конь, двинулся с места. Юлька тревожно смотрела в окно, деревня просыпалась. Из дворов нехотя выходили коровы, и сонно смотрели друг на друга, а некоторые чесались об заборы или старались поддеть друг друга рогами. На улице было уже достаточно светло, но в домах зажигался свет. И вот уже поселок остался позади, автобус взбодрился, и бежал по широкой асфальтированной дороге, по бокам которой стояли в два ряда зеленные каштаны. Юлька прикрыла глаза и мурлыкала мелодию какой-то детской песенки, слова которой давно забыла. Изредка тревожно, украдкой заглядывала в корзину. Ульянка спала под монотонный гул мотора и мерное покачивание. На заднем сидении сидел какой-то старик с корзинами, видно что-то вез продавать на базар. Он с любопытством поглядывал на Юльку, и тогда она поворачивалась к нему лицом, скосив глаза к переносице, и перекосив рот. Дед тут же отворачивался, и тайком крестился, хотя Юлька точно знала, он был неверующим, и частенько по деревне ходил навеселе или, как говориться, под мухой. И, как видно, в юной цыганке его что-то интересовало, так как он вновь поворачивал к ней голову, пытаясь рассмотреть ее. Это Юльку раздражало и беспокоило. Но тут вдруг деда заинтересовало что-то за окном, и он повернулся к ней спиной, и вовремя, так как в это время Ульянка заворочалась в корзинке. Юлька сунула ей в рот соску с бутылочкой молока и стала мурлыкать песню, чуть громче обычного, по-прежнему сидя с полузакрытыми глазами.

И вдруг автобус остановился, и в него вошел дядя Федя. От неожиданности Юлька чуть не нырнула между сидениями, но вовремя опомнилась. Подперев кулаком щеку, оперлась о сидение, перекосив лицо в одну сторону. Глаза ее по-прежнему были полузакрыты, и со стороны казалось, что цыганочка дремлет. Дядя Федя обвел глазами автобус, скользнув равнодушным взглядом по цыганке, а потом заговорил с водителем.

– Девчонка с ребенком должна была с вами ехать.

– Сегодня с детьми никого не было, наверное, опоздала. – Послышался ответ водителя.

У Юльки всё дрожало внутри. Она молила Бога, чтобы в эту минуту не заплакала Уля. Дядя Федя ещё раз бросил быстрый взгляд по автобусу и вышел. Было слышно, как хлопнула дверца машины, и тут же загудел мотор. Юльке не было видно машины, но она знала, что это «Волга» и чутко прислушивалась к удаляющемуся звуку отъехавшей машины, но потом автобус начал фыркать и вскоре пополз по дороге, медленно набирая скорость.

«Зачем я ему нужна? Неужели дядя Федя искал меня? – не верилось Юльке, как-то не вязался облик деревенского дяди Феди с этой историей, которая начинает набирать обороты вокруг Юльки».

Девушка задумалась, а в автобусе все дремали, и дед, который сидел рядом, тоже спал, изредка всхрапывая, просыпался, но тут же снова закрывал глаза. Всех, кто ехал в автобусе, Юлька знала с детства, ее тоже все знали. И теперь она чувствовала, что уезжает надолго из своей деревни, с таким красивым названием: Вишенка. Наверное, название деревне дали оттого, что в деревне вишнёвые сады. И когда начинают варить варенье с раннего лета до осени, плывёт запах вишнёвого варенья. Юлька невольно вздохнула: вернётся ли она когда-нибудь в свою родную деревню?

А автобус равномерно бежал по асфальту, убаюкивая людей и приближаясь к намеченной цели. И вскоре замелькали первые дома небольшого городка Дубровка, который был районным центром.

Здесь была поликлиника и набольшая больница, базар, автостанция и проходила железная дорога, по которой шли поезда на юг и на восток, останавливаясь, на маленькой станции Дубровка только на две минуты.

До автостанции Юльке ехать было ни к чему, так как дядя Коля жил ближе, и девушка решила выйти раньше, а потом пройти пешком. Она взяла корзину в одну руку, на плечо закинула сумку и пошла к выходу. Остановка была железнодорожная станция. Пассажиры проводили цыганку любопытным взглядом, и автобус запыхтел, двигаясь дальше. А девушка, не останавливаясь, пошла к железнодорожной станции. Она решила узнать расписание поездов, хотя никакого определённого плана у неё не было, а узнать просто так на всякий случай.

Постояв минут пять возле расписания поездов, Юлька потом зашла в туалет и переоделась, а костюм цыганки спрятала в рюкзак.

Ульянку с корзинки вытаскивать не стала, ей было в ней удобно, и ребёнок продолжал спать. Юля закинула рюкзак за плечи, взяла в руку корзинку и отправилась к дому дяди Коли. От станции ходьбы было минут пятнадцать. Дядя Коля со своей женой Мариной и маленьким сыном Игорьком жили в небольшом собственном доме, с садиком в несколько деревьев и маленьким огородом. Он говорил, что ему предлагали обмен на двухкомнатную квартиру, но дядя Коля считал, что две комнаты, это мало, дом стоит большего.

«Сколько же сейчас времени? – думала девушка. – Выехали в пол шестого, полчаса ехали, потом я потратила примерно полчаса на дорогу, переодевание. Сейчас где-то, наверно, шесть тридцать».

Юлька стояла возле калитки немного в замешательстве: как её примет тётя Марина, да ещё с ребёнком на руках. Но делать не чего, уже приехала, и девушка нажала на кнопку звонка. Железная калитка открылась, и Юлька неуверенно улыбнулась молодой женщине, которая даже ранним утром, в домашнем халате была красивой и изящной.

– Юленька, золотко, заходи, заходи, дай я тебя расцелую. Я тебя еле узнала, ты какая-то не такая, только улыбка твоя. Ты так изменилась, ну просто другой человек! – Удивлялась тетя Марина.

Вернее, просто Марина, так Юлька ее звала, так как тетя к ней совсем не клеилось, она слишком молодо выглядела. А между тем, каждый раз, когда Юлька приезжала в гости к ним, она чувствовала себя не совсем уютно, или, если можно так сказать, не совсем комфортно. У дяди Коли это была вторая жена. А первая жена и старший сын жили в городе Солнечном. Это еще нужно ехать пятьдесят километров. Старший сын у дяди Коли получил хорошее образование, окончил экономический факультет. И, как говорил сам дядя Коля: «Дела у сына пошли в гору, он мальчик башковитый, у него собственный офис, и сеть магазинов, и еще что-то там». Но Юлька в этом совсем не разбирается и ее это не интересует. Сына дяди Коли зовут Гошей, то есть, Григорий. Он красивый, высокий, но одевается совершенно просто. Гоша приезжал в деревню на рыбалку, не скажешь, что у него полно денег.

Юлька нерешительно остановилась в прихожей, пока Марина переговаривалась с дядей Колей в спальне.

– Что это ты стоишь в прихожей, как не родная? Проходи вот сюда в зал, а ну посмотри на меня, что это ты с собой сделала, совсем на себя не похожа? – Удивлялся дядя Коля.

– А это я накрасилась, – вспомнила Юлька, что не умылась, после того, как переоделась.

– Оставь Корзину возле порога, что ты с ней носишься, проходи. Почему одна, дочку оставила с бабушкой? – Задавал вопросы дядя Коля, не давая Юльке ответить. Сейчас будем завтракать, хочешь умыться с дороги, иди, умойся. Да оставь ты свою корзину, никуда она не денется, что ты с ней носишься?

– Умыться не мешало бы, – согласилась Юлька, – а в корзине у меня моя девочка.

– Да ты что! – всплеснула руками Марина. – Вытаскивай свое сокровище, клади сюда на подушку. Какая прелесть, Коля, смотри какая красавица!

– Я уже видел, недели не прошло, а она изменилась, стала беленькая, и щечки пухленькие. Мы ее тормошим, перекладываем с места на место, а она спит, не просыпается, – удивлялся дядя Коля.

– А что ей не спать, сыта, суха, и мама рядом, вот ей и спокойно.

Юлька довольно улыбалась, и на сердце стало как-то легче и спокойней, и сразу захотелось лечь рядом с малышкой и уснуть, ни о чем не тревожась. Но она пересилила себя,

– Пойду, умоюсь.

– Иди, иди, умывайся, позавтракаешь и отдохнешь, пока спит твоя дочурка, – согласилась с ней Марина.

– Я ведь документы тебе сделал, вернее твоей дочке, вот только забыл, как ты ее назвала, толи Татьяна, толи Катерина. В общем, Марина тебе их отдаст. Ты ведь приехала в поликлинику?

– Да, в поликлинику, – согласно кивнула головой Юлька, но дочку я назвала Ульянкой.

– Вот как? – Удивился дядя Коля, и посмотрел на свою жену. – Марина, отдашь ей документы, а я уже ухожу, мне пора на работу.

И чмокнув жену и Юльку в щечку, вышел.

– Марина, так какое имя вы записали в свидетельство о рождении?

– Давай, позавтракаем, а потом поговорим. Хорошо? Иди, умойся, а то проснется дочка, ничего не успеешь сделать.

Но Юлька покачала головой.

– Нет, ты должна мне сказать, кто она в свидетельстве, Танюша или Катенька, или еще другое какое имя?

– Ох, и настырная же ты, – покачала головой Марина. – Танюшей записали твою дочь, Танечка, Татьяна Марковна.

– А почему Марковна? – Удивилась Юлька. – Почему взяли такое отчество?

– Иди, умывайся, а я пошла на кухню, и за столом поговорим. А то скоро Игорек проснется.

И марина ушла на кухню, а Юлька пошла в ванну, недоумевая, почему так вышло, что ее дочке дали другое имя и такое странное отчество, но сожаления, почему-то, на этот счет не было.

– Ну что ты молчишь? Обиделась что ли? – За столом спросила Марина Юльку.

– Нет, не обиделась, просто думаю, что все как-то странно складывается. Я назвала дочурку Ульяной, а вы записали Таней, имя Марк, никогда даже среди знакомых не мелькало, а в голове тем более, а у дочки отчество Марковна, и еще многое другое.

– Что еще? – Переспросила Марина.

– Да, так, – отмахнулась Юлька, – потом расскажу. Можно я у вас поживу несколько дней? Мне нужно сходить в поликлинику, и по магазинам, кое-что купить, а сегодня идти не хочу, лучше завтра, или послезавтра.

– Живи, сколько хочешь, я, думаешь, не понимаю, как скучно в деревне молодой девчонке. Вот только рановато ты себе ляльку приобрела, еще и не погуляла сама, а уже связала себе руки ребенком. Да, что теперь говорить, тебе бы найти мужа достойного, как мой Коля, чтобы ни он тобой командовал, а ты им. Надо с Колей поговорить на эту тему.

– Ни в коем случае! Мне муж не нужен, – поспешно выпалила Юлька.

– Ну и дура! Я тоже вначале так думала. Хотелось любви необыкновенной, но ее без достатка нет. Она уходит туда, откуда прет нищета. А когда в доме все есть, тогда и любовь в роскоши тешится. И поверь мне, роскошь не надоедает, а только душа требует еще большей роскоши, еще больше достатка, чтобы денежная проблема исчезла окончательно. Ведь человек рожден для любви, для всего самого прекрасного, а недостатки отнимают года, укорачивают, и без того короткую, жизнь. Господь сотворил нас по своему подобию, так говориться в писании. Но, вложив в нас две противоположные стороны, добро и зло, он не исключил возможность познать, что это значит. Зачем, вложив в нас добродетельность, он не исключает порочность, а лишь предлагает нам заповеди добра. Лишив нас рая, он ставит нас на тропу над пропастью в ад. Лишив нас пищи, завещает «не укради, не убий, не будь завистлив». То есть, не завидуй удачи брата, соседа. Как я могу смотреть на своего голодного ребенка, и быть доброй, милосердной к тому, у кого дети едят торты, фрукты, у кого стол ломится от всевозможной еды.

– Марина, о чем ты говоришь? Неужели ты действительно так думаешь? – Перебила ее Юлька.

– Как так? – Чуть остыв, проговорила Марина.

– Ну, я поняла, что ты могла бы пойти на все, ради своего ребенка, даже на преступление.

Марина, ничуть не смутившись, твердо посмотрела в глаза девушки.

– Пошла бы, и убила хладнокровно, и пусть это был бы мой грех, но мой сын, зато, жил бы в роскоши. Но, надеюсь, это дальше рассуждений не пойдет.

Юлька поежилась, ей стало совсем неуютно, в глазах молодой женщины она увидела какой-то хищный, звериный блеск. Но это было лишь мгновение, и снова Марина была мягкой и добродушной, с каким-то цыганским взглядом черных глаз. А гладкие черные волосы, падающие на плечи и на спину, придавали ей особую, то ли еврейскую, то ли цыганскую, красоту. И вся она была стройной, гибкой, с мягкой походкой.

«Как змея! – почему-то мелькнуло у Юльки сравнение. – Точно змея, укусить может в любую минуту».

– А ты, неужели ты не пошла бы на все, ради своей дочки?

– Знаешь, Марина, я никогда не задумывалась об этом, и не знаю, как бы поступила в той или иной ситуации. Но я никогда не завидовала тем, у кого есть то, чего у меня не было. Сейчас нет, но, может, будет потом, а если и не будет, то тоже не смертельно. Моя бабушка говорит: «береги платье с нову, а честь смолоду», и я надеюсь, знаю, что это такое. Человеку, по сути, нужно совсем немного, это он сам придумывает себе проблемы, которые не может решить или решает в ущерб другим.

– Это все философия, – перебила Юльку Марина, – ты еще очень плохо знаешь жизнь. Да и откуда тебе ее знать, если кроме «Вишенок», ты никуда не выезжала, нигде не жила. А я хочу вырваться с этой дыры и жить в Москве. Не хочу больше ни в какой город. А, чтобы попасть в Москву, и жить там, в достатке, нужны большие деньги, которые сами не придут, и никто тебе их не подарит, и честным трудом их не заработать, хоть горбаться всю жизнь.

– А зачем тебе Москва? – Удивилась Юлька, – что в ней особенного? Просто город, каких много, красивей, может, других городов. Но ты и там будешь чувствовать свою неудовлетворенность, и потому что не коренная жительница, потому что привыкла к другой жизни, и понять не сможешь, что тебя не удовлетворяет. И деньги, и роскошь здесь не причем. Тебя будет тянуть в эти края, а ты будешь со всех сил стараться быть довольной, потому что достигла своей цели. Но эта цельнее та, к чему человек должен стремиться. Она только манит, но не дает удовлетворения, душевного покоя, а без этого всегда будет чего-то не хватать.

– Что ты понимаешь! Не тебе меня учить, тебе только восемнадцать, а ты уже погрязла в пеленках, не успев получить образование. Что ждет тебя в будущем, мытье полов или телята в совхозе, но и совхозов уже нет. Так как ты собираешься жить? С ребенком на руках тебя не возьмут на работу, денег нет, мужа нет. В деревне будешь разводить коров и свиней? Всю свою жизнь проведешь в навозе, ничего больше тебе не светит. Ты даже в театре не была ни разу, и уже навряд ли будешь. Где твоя высокая цель, о которой ты мне хотела сказать? К чему стремишься ты сама? Поучать других всегда легче. – Марина встала и в раздражении ходила по кухне.

– Я тоже зря родила, вернее, нужно было чуть позже. Но у меня другое дело, у меня муж, специальность. И, если нам ничто не помешает, то я буду жить в Москве. А мой сын, пока кончит школу, будет коренным жителем Москвы. А вот ты так и останешься теперь с образованием десять классов деревенской школы.

Юлька молчала, она была не согласна с Мариной, но спорить расхотелось. В одном она, возможно, была права, с ребенком на руках на работу ее не возьмут. Но думать сейчас об этом не хотелось, по крайней мере, здесь, у Марины.

– Марина, дай мне мои документы.

Марина молча ушла в зал, и вернулась с паспортом и свидетельством о рождении.

Юлька открыла свидетельство.

– Вот он первый документ моей дочери, моей малышки. Жемчужная Татьяна Марковна, год рождения: пятого июля двухтысячного года; мать – Жемчужная Юлия Трофимовна; отец – Ярцков Марк Карлович. Что это? Вернее, кто это такой? Почему дядя Коля записал отцом какого-то Ярцкова Марка Карловича? Откуда он откопал такую фамилию? Да тут и имя с отчеством не похожи на русские! – возмутилась Юлька.

– Понимаешь, когда он стал записывать, говорит все имена с головы, как ветром выдуло. А тут у него на приеме был один иностранец, не помню откуда приехал, вот его имя и отчество в голове у него крутились, он и записал его отцом. Да тебе-то, какая разница, ты ведь сказала любое имя. Вот он и вписал то, что было в голове, замуж выйдешь, поменяешь фамилию отца. Так что не придавай большого значения таким пустякам.

Юлька совершенно была сбита с толку и не знала, как реагировать на сказанное. Но, в конце концов, решила, что Марина права, какая разница, кто вписан в свидетельство о рождении. По крайней мере, в данный момент изменить ничего нельзя было. Хорошо, что самой не пришлось идти записывать ребенка. Без справки, кто бы записал на ее фамилию, а теперь все по закону эта малышка уже не Ульянка, а Татьяна и она ее дочь. Танюшка, Танечка, имя хорошее, красивое и привыкнуть к нему легко, потому что они похожи по звучанию.

В комнате раздался жалобный тихий плач ребенка и тут же, как бы вторя ему, закричал другой, но требовательно и громко.

– Вот и проснулись, пора кормить, – поднялась Марина. – Идем. Чем кормишь дочь, я думаю грудью? – поинтересовалась она у Юльки и, не дожидаясь ответа, вышла с кухни.

Юлька тоже поспешила к малышке. Взяла ее на руки, девочка требовала есть. В зал с ребенком на руках зашла Марина. Малыш крепенький, белобрысенький, с пухлыми щечками требовательно лез за пазуху, требуя грудь. Марина села на диван и дала ребенку грудь. Юльке ничего не оставалось, как тоже дать малышке грудь, и Танюшка с жадностью припала к ней. Юлька почувствовала, как в груди закололо, вначале в одной, а потом в другой.

– Смотри, у тебя потекло молоко, так можно и кофту испортить. Нужно салфетку подкладывать под другую, когда кормишь, – сделала замечание Марина.

Но Юлька ничего не поняла, она уставилась на грудь, где через кофточку сбегала молочная капля, а потом перевела удивленный взгляд на Марину.

– Ты что так удивилась? Первый раз, что ли молоко побежало?

И Юлька чуть не ляпнула, что оно не могло побежать, но вовремя опомнилась и только кивнула головой.

– Не переживай, я тебе дам во что переодеться, да и вообще тебе нужно обновить свой гардероб, а пока подыщем что-то с моего. Пользуйся, пока я рядом, – пошутила Марина.

Игорек насосался и с любопытством рассматривал девушку, а Юльке, казалось, Игорек такой большой против Танюши, а она кроха, маленькая и щупленькая. Девушка развернула малышку, поменяла ей пеленки.

– Мне нужно где-то постирать, – озабоченно проговорила она.

– Замучаешься с этой стиркой. Я дам тебе памперсы, потом сама еще подкупишь. Такая благодать, всегда сухо и нет грязных пеленок.

– Нет, я не хочу памперсы, ну другое дело в дороге, а дома лучше мягкие пеленки, и дешевле, и ребенку приятней.

Марина засмеялась.

– Вот деревня! Юля ты живешь в какое время, телевизор хоть смотришь?

– Да, ладно, – отмахнулась девушка, – все я смотрю, и не дурочка как ты обо мне думаешь, но я на все, что происходит в стране, в нашем городе, или в селе, имею свое мнение. А если я с кем-то не согласна, то это не значит, что я глупа или отстаю от жизни. Ты тоже не далеко ушла от нашей деревни, лишь на двадцать пять километров.

– Я готовлю себя к жизни в Москве. Учу языки, увлекаюсь книгами, музыкой, достала различные справочники, путеводители, моды. Знаю все престижные ателье, рестораны, магазины, музеи. В Москве мне не нужны будут провожатые, или экскурсоводы. Так что, белой вороной я там не буду. И скучать по этому городу тоже не буду, а если даже потянет на природу, можно будет приобрести дачу.

– Мечты, мечты, где ваша сладость, прошли мечты, осталась гадость. Это бабушкина пословица. Мечтать не вредно, но нельзя забывать о реальности, а то вся жизнь пройдет в пустую. – Усмехнулась Юлька. – Откуда у вас большие деньги? В лотерею выиграли, или получили наследство?

– Пока нет денег, но надеюсь, что они будут, – загадочно проговорила Марина, – а пока это секрет. Ты Юля расскажи, что у вас там произошло в деревне? Привезли к нам в больницу больную с вашей деревни, она ничего не говорит, чем-то или кем-то напугана. Говорят, эта женщина занималась подпольными абортами.

– Это вы про тетю Мотю? Да, она не таясь принимает беременных женщин. И в деревне об этом все знают, к ней приезжают, уезжают совсем незнакомые люди. Это ее черный бизнес. А что случилось, почему она в больнице? – Сделала Юлька вид, что ничего не знает.

– Вот, я и хотела узнать, что случилось. Кому-то она сделала искусственные роды, что ли, а потом у нее возникли неприятности. Неужели не слышала? Ты ведь почти рядом живешь, а бабуля, так вообще, напротив ее дома.

Юлька пожала плечами.

– Знаешь, Марина, я вообще не интересуюсь сплетнями, а сейчас тем более некогда, да и не здоровилось мне последнее время. Я и поступать не поехала из-за этого. Куда мне было с животом, хотя я не думала, что все произойдет так рано. Но видно так должно было быть, да, моя маленькая? – Нежно погладила она ребенка. – Вот подрастем и будем учиться, а пока у нас другие занятия. Но почему тебя заинтересовали дела тети Моти? Мало ли их по деревням, сейчас каждый выживает, как может. Но я не оправдываю таких людей, можно даже сказать, я их ненавижу, потому что они за деньги убивают детей.

– Она попала в нашу больницу, тем более Колина землячка, только и всего. Но сама она ничего не может говорить, потеряла дар речи, а может и в какой-то степени рассудок.

– Интересно, что же это с ней случилось? Тетя Мотя – женщина с крепкими нервами. Может, какая-либо женщина от боли стукнула ее по голове ногой?! – сделала предложение Юлька.

– Интересная версия, а главное правдоподобная, в таких случаях все может случиться. Каждому по его заслугам, – усмехнулась Марина. – Ладно, сменим тему. Татьянка твоя уже спит, выйдем с комнаты, а то Игорек разбудит. Пойдем в нашу спальню, что-нибудь из одежды отберем тебе.

– Неудобно как-то, – засмущалась Юлька.

– Ничего нет неудобного, свои ведь, не чужие.

И Юлька нехотя поплелась следом за Мариной.