Читать книгу Анна Ахматова. Гумилев и другие мужчины «дикой девочки» - Людмила Бояджиева - Страница 10

Шли последние дни севастопольских «каникул». Анна твердо решила, что в воскресенье уедет в Киев. Море еще теплое и невероятно ласковое. Вода возвращала память о той ночи. Но уже далекую, покрывшуюся патиной забвения – как память о древней херсонидке, поглощенной пучиной много веков назад.

Однажды, отдыхая от заплыва, она еще издали увидела элегантного господина в белом костюме, соломенной шляпе, направлявшегося к ней. Вдруг вскипела и тут же умерла радость. Другой. Неся портфель и шаря тросточкой в крупной гальке, мужчина крутил шеей в высоком воротнике, словно пытаясь освободиться от зловещей удавки.

– Николай! – Она поспешила выбросить папиросу, поднялась, замахала руками. – Сюда…

Прибыв в Севастополь, Гумилев поселился в гостинице. Он направлялся в Париж, кроме того, вез Анне в подарок написанную только что пьесу «Шут короля Батиньоля».

Отъезд Анны в Киев пришлось перенести. Две недели Николай провел возле нее, не очень-то замечая ее рассеянную отстраненность. Он всегда был слишком сосредоточен на себе, чтобы замечать такие пустяки. Сделать ему предстояло многое. Первое: получить наконец согласие на брак, второе: преподнести в качестве подарка к обручению посвященную Анне пьесу, третье: заманить с собой в Париж. Непростые задачи. Время шло – прогулки, разговоры о литературе и литераторах. Николай обладал удивительно точным литературным вкусом, а его знание поэзии удивляло опытных знатоков. Анна слушала механически. Но «лекции» Гумилева касались того, что больше всего на свете интересовало ее, – стихосложения. Память работала с точностью магнитофона – все это еще пригодится ей.

И вот – кончились приморские каникулы. Николаю пора уезжать. Последний вечер должен был решить все…

Они уселись у воды на выброшенную морем корягу. Прямо у горизонта тонуло солнце, посылая всему миру, словно благословение, розово-золотой веер лучей.

Анна выглядела настоящей морской девчонкой – косы, не успевавшие просыхать, пропахли морем, горбинка на носу блестела, как отполированное драгоценное дерево, кожа, вызолоченная загаром, светилась. Глаза на потемневшем лице стали совсем светлыми – серебряными, будто расплавленная тоска.

– Тебе идет печаль. Выглядишь стильно: туземный цвет кожи, лицо словно высечено из розового дерева. И эта гордая, неземной прелести фигура… – Он приглядывался к ней, не смея уловить нечто новое.

В белом парижском костюме последнего фасона – мятом и широком, в надвинутом на лоб соломенном канотье, Николай смотрелся странно рядом с этой растрепой.

Он приподнял рукав ее легкого, чуть не добела выгоревшего платья.

– Даже плечо загорело. Как это тебе удалось? Загорала «ню»? – Усмешка, похожая на ревность, мелькнула на его лице. Догадался?

– Вышло очень просто. Я выросла на море. Плаваю как рыба. Далеко, аж берега не видно. Лягу на воду и отдыхаю, потом верчусь волчком, взбивая пену так, что голова идет кругом, и не поймешь, где небо, где море… А эти светские клуши, – она кивнула на солярий для дам, приходящих из дач и санаториев, – принимают солнечные ванны в полных доспехах и чепчиках, потом зайдут в воду на три шага и приседают с кряканьем! Эта процедура называется «принятие морских ванн»!

– А как называется ваша процедура, Ундина?

– Свидание с морем! С пирса бросаюсь головой вниз, как в объятия, в столбе солнечных брызг. Полет – и рассекаю тугую ласковую воду… Если на камень попаду… Значит, так надо. Вытащат, похоронят.

– Что за глупые шутки! Я всегда знал: море – твое царство. Но выделывать такие штучки на людях… Мы не в шапито… – Он оглядел почти пустынный пляж. Две-три пары прогуливались по верхней тропинке. – На тебя же все смотрят, когда ты демонстрируешь свои трюки…

– Это не трюки… Это моя жизнь. – Анна вытерла рукой мокрый нос, из которого капала морская вода. – Я выросла на воде. Каждое лето – в море, каждый день – распухшие от воды глаза, и струйки воды из носа до ночи текут! По-моему, не слишком привлекательно! И кстати, никого это не интересует.

– Постой! А твой купальный костюм?

– Смеешься, Коля? Какой «костюм»? Вот это выгоревшее ситцевое платьице. Я прячу его после купания в камнях и переодеваюсь в сухое – вполне приличное. Благопристойно и строго. Разве не заметил?

– По… по… погодите! – Он побагровел. – Пгаваете в этих госкутах, натянутых на гогое тего?! – Пораженный открытием, Николай грассировал с удвоенным усердием.

– Нет, в корсете на китовом усе! – огрызнулась Анна. – И в шлеме из резины. – Она пересела подальше от шокированного кавалера, словно боясь замарать его костюм, и посмотрела с интересом: – Не пойму, Николай Степанович, вам Ундина нужна или светская курица? Хотите, покажу сейчас всем желающим «змейку»? Вы же знаете, я могу.

– Постойте… Что за чушь! Гордая женщина, моя царица – целомудренна и неприступна! Аристократки не плавают голыми! Не развлекает толпу акробатикой! – От волнения его высокий лоб покрылся крупными каплями пота. Губы дрожали. Казалось, еще мгновение – и он ударит ее.

– Прекрати рассуждать, как деревенский старик, – холодно остановила пыл жениха Анна. – Забыл, что на дворе двадцатый век? Женщины носят брюки и летают на аэропланах! Роденом восхищается весь мир!

Николай крепко сжал узкое запястье Анны.

– Не заговаривайте мне зубы эмансипацией. Говорите прямо: кто был у вас до меня? К таким распущенным девчонкам липнут почем зря!

– Да, я – приморская девчонка. И горжусь этим. Не понимаю только, почему вы выбрали именно меня? Вон сколько достойных дам загорают в полном облачении и никого не соблазняют ситцевым платьишком.

– Анна! – он вскочил, сжал кулаки, – довольно сказок. Вы должны наконец все мне рассказать!

– Может, хватит об этом? Нелепые разбирательства для нашего свободного века.

– Я хочу сделать вас своей женой! А моя жена – это хрустальная, незапятнанная дева!

– О, как вы меня бесите своими домостроевскими взглядами! – Она вскочила, стряхнув с юбки горсть плоских голышей, собранных, чтобы забрасывать стежками в тихую воду. Хотела убежать, но засмотрелась на игру дельфинов: – Смотри, дельфины! Они играют стайкой. Однажды я плавала с ними. А за мной наблюдал один человек… Один очень смешной человек… Очень-очень… – Она рванулась и побежала вдоль воды, увязая в гальке: – Не верь – все выдумала!

– Послушайте же, Анна! Это серьезно! Сейчас вы наконец дадите согласие стать моей женой, и мы вместе уедем в Париж. А в подарок к помолвке я написал посвященную вам пьесу. – Он достал папку с листками. – Вы себя здесь сразу узнаете.

Анна раскрыла листки и пробежала глазами список действующих лиц:

– Шут – это точно не для меня. Голубоглазый король… Ну, эту роль я найду кому поручить. А вот – Куртизанка! Меня описал? Не отпирайся, я твои игры давно раскусила. – Она легла на теплую гальку, раскинула руки, подняла глаза к небу: – Картина называется «Невинная куртизанка ждет очищения от грехов». Ты это ждал?

Он подошел к ней, заслонив косые лучи солнца:

– Прекрати беситься, скажи правду: да или нет? Только одно слово! Кто был твоим любовником?

– Да разве их перечислишь! – Она села, обхватила колени руками, вскинула ресницы с вызовом. – Волны целовали меня, на меня заглядывались загорелые моряки, меня ласкал соленый ветер, а море – о… разве мы с ним не были близки?

– Ты водишь меня за нос, чертовка, ведьма!

– Катись-ка лучше к невинным девочкам со своими соблазнительными куртизанками и пьесами! – Анна взметнула к небу странички пьесы, и ветер унес их в море. Словно белые розы, они качались на мелких волнах и, тяжелея, тонули.