Читать книгу Как мне стало зашибись - Людмила Данилкова - Страница 6

С того самого первого сентября, на которое я уходила самой счастливой девочкой, я вернулась разнесчастной первоклахой. Со словами: "Я знаю, меня посадят с этим противным мальчишкой в очках!"

Так оно и произошло. Нас, конечно же, посадили вместе.

Он был двоечник и разгильдяй, но всегда ходил в чистых клетчатых рубашках и имел чистый носовой платок. Его всегда забирали бабушка с дедом, у него были зелёные глаза, веснушки и кудрявые волосы. А ещё противный голос. Он был влюблён в Ленку Р., в которую, собственно, была влюблена ещё половина мальчишек класса, но он был первым. Я его ненавидела так, что аж влюбилась к концу пятого класса.

Шли годы, менялись учителя, но Данилкова и Демченко неизменно сидели за первой партой.

Его изобретательности можно было позавидовать: чего он только не делал, чтобы усложнить мне жизнь. Он мазал мои ручки красным перцем, зная привычку их грызть; приклеивал под партой магнит, чтобы я не могла писать; прятал на переменах мой стул на шкаф, чтобы мне не на чем было сидеть; и даже записался в кружок юных энтомологов для того, чтобы ему дали домой того самого многострадального мадагаскарского таракана, чтобы пугать меня им, ибо от обычных слизняков и личинок я уже не верещала.

Но он никогда не дразнил меня Чеченкой. И давал читать книгу про "Кино", и Цой стал жив в моей жизни. И у него навсегда осталась моя книжка про Хоббита.

Когда его не стало, четырнадцатилетних нас прибило резко и насовсем.

Мы не были готовы к тому, что на нас будут сыпаться сотни вопросов от любопытных окружающих. Мы не были готовы к тому, что человека так вдруг может не стать. Это жестокое бескомпромиссное "никогда" очень быстро сделало нас взрослыми. И сдаётся мне, что тогда-то нас всех и сплотило.

Ценность если не каждого по отдельности, то коллектива в целом стала вдруг очевидной и важной.

Наверное, и поэтому тоже мы продолжаем встречаться каждые пять лет спустя, приезжая отовсюду и откладывая важные дела. Чтобы отдать дань самим себе, тем четырнадцатилетним, раздавленным серым ноябрьским небом и страшной бедой, ставшей нашим общим оперением.